Не уходи

— Слав, может не надо? — голос Вани на том конце звучал взволнованно. Но Карелину было плевать. — Что может случиться, если я просто съезжу туда? — как будто он не знал ответ. — А то ты не знаешь, — злобно прошипел Ваня. Ну да, конечно. — Я не буду ничего делать, обещаю. Только прогуляюсь там немного. Ты же знаешь, как редко выпадает шанс… — О, просто заткнись. Сука, ты в Питер приехал первый раз за год, и вместо того, чтобы увидеться с друзьями, пойдёшь туда и будешь торчать под его окнами, как тупая шлюха. Потому что это и есть ты, знаешь? Тупая, течная шлюха. Я не собираюсь тут волноваться, злиться и как-либо ещё тратить на тебя нервы. Надеюсь в его окнах ты увидишь, как он ебет кого-нибудь из своей сраной машины. Слава даже не успел ничего ответить — в трубке звучали гудки. — Все равно ты потом первый мне начнёшь названивать, урод, — злобно выкрикнул парень в трубку. Никто его, разумеется, не слушал. Ну и пусть. *** «В Питере погода всегда говно, или это только мне так везёт?» — обреченно думал Карелин, накидывая капюшон толстовки. Зарулив в слишком знакомый двор, встав под слишком знакомыми окнами, он замер. «Специально ведь встал в тени, уебок, ссышь потому что», — внутренний голос глумился. Как и всегда, в общем. В родных окнах не горел свет — видимо, у Великого нашлись дела поважнее, чем торчать дома вечером среды. Ну и пусть, Слава терпеливый. Слава подождёт. Час спустя руки уже совсем его не слушались, и сраная сигарета никак не хотела поджигаться. Через два начали отказывать ноги — пальцы уже можно ампутировать без анестезии. Через три захотелось плюнуть и уйти. Что Карелин и собирался сделать, когда… — Слава? — удивленно. И чему, блядь, удивляется, знает же, что Карелин в Питере. Или не знает. «Он же не следит за тобой», — как отключить это внутреннее безумие? — Хули ты тут делаешь? Решил всем своим фанам мой адрес раскрыть? Медленно обернуться, главное — держать лицо. — Я мимо проходил. Не все, знаешь ли, помешаны на тебе. Боже. Он что, специально так выглядит? И рукава свои закатал, чтобы руки свои божественные выставить. Чтобы его, Славку, до ручки довести. И кто носит солнцезащитные очки вечером? Тем более в Питере?! — Не все, — согласный кивок и пристальный взгляд. «Не все. Но ты — точно». — Давно тут мимо проходишь? — святая невинность. Три часа, хочется крикнуть. Но не нужно — и так спалили. Будет ещё хуже. — Секунд пять назад вышел из арки, — лишь бы махнуть на выход с другой стороны двора, а то спалит. — Мм. Ну иди, — небрежность. Вот и все, чего ты стоишь — небрежность. Так и обращаются к ненужному мусору, забыл? — Заебатый трек получился, — ЗАТКНИСЬ! Сука. Сука. — Неужто ты опустился до моего говнистого творчества? Изумительно, — насмешка. Ну естественно. Нужно бежать отсюда, нужно… — Зайдёшь? Нет. — Да. *** «Спасибо Господи, я в раю», — подниматься за Ним на его этаж, в его квартиру, лицом к его заднице. Боже. Как же давно он тут не был. Вечность. А ничего почти не изменилось, только… — Это чьё? — как будто блядь ты имеешь права спрашивать, тупой уебок. Молись, чтобы тебя прямо сейчас не выкинули в окно. — Рома оставил. Рома. Ну конечно Рома. Единственный и неповторимый. Великий Локи оставил в Его квартире свои кросы. Совершенно нормальная ситуация. — Так и будешь пялиться на них? Боже. — Зачем ты приехал? — зачем он снял свои очки? «Чтобы ты прямо здесь сдох от этого взгляда». К тебе. К тебе. — К тебе. Блядь. Мирон устало провел рукой по лицу. И за что ему это? — Ко мне, значит. Подойти ближе. Протянуть руку. — Не трогай меня, Слава. Не надо. Слава. Можно сдохнуть прямо сейчас, чтобы это было последним, что он слышал? — Почему? — долбоеб. Окси вздыхает и подходит ближе. — Потому что, — холодные руки ложатся на плечи. Он на носочки встал, что ли? — если дотронешься, — держись, урод, — то не остановишься. Опять лицом к лицу. Опять этот взгляд снизу вверх, опять прикосновения. — Мир, — Мир. Истина, блядь. Для тебя он — мир. Вселенная, — пожалуйста. Пожалуйста, не прогоняй. Пожалуйста, вернись. Пожалуйста, давай попробуем снова? — Чего ты хочешь, Слава? Снова секс, а потом? Опять уйдёшь и будешь пиздеть про меня гадости, встречаться с телками под моё имя и выпускать треки для меня? Зачем, Слава? Тебе самому-то норм? Прости. Прошу. Я… — Нет. Хочешь, на колени встану? Я не могу так больше, я умираю, я вижу тебя в каждом лысом карлике, в каждом отражении, в каждом треке. — Пойдём, я тебе чай налью, — он уходит, нет, сука, нет… — Нет! — слишком резко. Отпусти его руку, долбоеб. Он ведь чай пошёл делать. Вопрос застыл в глазах. Конечно, ты ведёшь себя, как больной. Отпусти его. Сейчас же. — Мирон, пожалуйста. Не уходи. На кухню. Из моей жизни. От меня. Никогда. — И что потом? Слава, очнись, это ты! — болезненный тычок в ребра, — Ты меня бросил! Ты ушёл! Так зачем, блядь, ты каждый раз возвращаешься? Ты делаешь ему больно. Только не ему. — Я больше не уйду. — Ну конечно, — а вот и раздражение. Ты его раздражаешь. Отпусти его, ради бога. Просто… Мирон не успел вырвать руку, когда Карелин резко подался вперёд. «После всего, что ты сделал, ты решил поцеловать его? Браво. Сейчас будет…» Опешивший Мирон вмиг собрался и резко врезал Карелину по лицу. Тот лишь немного подался назад, хватаясь за щеку. — Уходи. — Мир… — Сейчас же! Я не могу, Мирон. Я не… — Слава! Слава, отпусти! Не надо, прошу! «Молодец, давай ещё силой его возьмём». — Слава, пожалуйста, остановись, хватит, Карелин, отпусти! Ему больно. «Ну конечно больно, ты же его запястья сейчас просто сломаешь. Давай, прогрызи ему горло, может хотя бы его кровь тебя остановит». Мирон испуганно выдохнул — Слава крепко прижимал его запястья к стене, прижимаясь губами к открытой шее, прямо к татуировке 1703. — Пожалуйста… Слава не слышал его. Слава даже себя не слышал. Он исступленно вылизывал шею Мирона, наслаждаясь родным запахом и вкусом. — Слава! Карелина как будто по башке ударили. Он резко выдохнул и упал на колени, прямо перед тяжело дышащим Мироном. «Не смотри на него. Все, что тебе позволено — видеть носки его ботинок. Ты жалок, Слава. Просто жалок.» — Мирон? Чужой голос заставил Славу нервно вздрогнуть. Но он не пошевелился. Не посмел. — Мир, почему ты дверь опять не… Мир? Рома застыл на пороге, непонимающе переводя взгляд с сидящего на полу Славы на стоящего над ним Окси, и обратно. Мирон выглядел до чертиков напуганным, и Локи сделал выводы. В пару шагов приблизившись, он резко схватил Славу за шиворот и поднял, встряхивая. Тот еле удержался на ногах, которые почему-то подкашивались. — Опять ты, уебок, какого хуя тебе от него надо? Локи трясло от ярости. Мало ему было убитого Мирона, которого он потом неделями выводил из депрессии. Карелин тогда почти сломал его, и Роме было физически больно за друга. Он и так насмотрелся на вечные мешки под глазами и красные глаза Окси. Когда Локи уже занёс руку для удара, Мирон резко перехватил её. — Не надо, Ром. Пожалуйста. «Он за тебя заступился. Давай, Слава, упади перед ним. Снова». — Мир, давай я его вышвырну. Что он сделал? Что это? — выпустив Славу, который тут же начал сползать на пол, Локи взволнованно провёл рукой по покрасневшей шее друга. Тот лишь покачал головой. — Не надо. Уходи. Я справлюсь. Зайди завтра, ладно? Рома недоверчиво прищурился. — Уверен? — Да. Когда дверь захлопнулась, Слава даже не шелохнулся. Вдруг носки ботинок, на которые он все это время смотрел, исчезли, вместо них появились колени. Подними взгляд. — Что же ты творишь? — Прости, — глаза в глаза, лишь бы не сдохнуть, — прости меня. Я не должен был уходить, не должен был бросать… Я не могу без тебя, умру, уже умираю. — Пойдём, выпьем чаю, — Мирон встал. — Не… Отпусти, блядь, его руку, не начинай снова! — Я не ухожу.