Сирень

Сейчас Джайна впервые за столь долгое время могла сказать, что была счастлива. Возвращение, больше всего – принятие домой грело сердце, наконец залечивая от чередующихся ран, что никак не оставляли ее в покое. Понимание матери, признание брата давало ей надежду на новое будущее. Более того, новоявленный братец не вступил с ней в перепалку за титул правителя, а наоборот, разъяснил, что он выполнил бы долг – только место его в море, где он пробыл не один год. Она его-то почти и не помнила, точнее, помнила, только совсем маленьким ребенком, потому как была старше него. Оттого было куда более непривычно видеть его взрослым мужчиной, которому стукнуло тридцать. И свой возраст она вспоминает с ужасом. Сколько лет минуло с тех пор, как она последний раз посещала Кул-Тирас? Ничего, кроме ненависти, не наполняло Джайну в последние несколько лет. Сейчас же, под крылом мамы и брата она ощутила внутренний покой и желание отделиться от мира. Тем не менее, она была словно белой вороной не только среди култирасцев, но и среди семьи. Ей редко когда приходилось связываться с флотом – в основном ее трогало лишь государственное управление. Остальное всё было связано с магией, с которой Кэтрин и Тандред вряд ли когда были знакомы лично. У них не было дара и не было чуткой души, как у маленькой светловолосой девочки, и Джайну до сих пор коробил вопрос, не жалеет ли мама о том, что переспорила отца в том, чтобы он отправил единственную дочь не по морскому пути? И вышло боком. Дочь морей позабыла о своей нации и отдалась магии, предала свою кровь. К тому же, она была далека от традиций и, так сказать, говора, поведения здешнего народа. Здесь жили типичные матросы, что любили выпить, попеть песни, интеллигенции здесь было мало, и даже каких-то людей, хоть чуть-чуть тронутых этикетом даларанского воспитания, здесь было будто невозможно найти. И все же… ей было бы так хорошо, если бы они жили семьей подальше ото всех интриг и дворцовых роскошей… Стук в дверь. Нет, не стук. Кто-то бил в дверь кулаком. Праудмур почти вздрогнула, когда этот кто-то ломящийся в дверь оторвал из приятного потока мыслей. Она даже слегка разозлилась, ибо кто может с таким остервенением бить в ее дверь? Немедля встав и отправившись открывать, она уже представила, как сожжет одежду взбесившегося, если это не будет важной новостью. Она открывает и… – Тандред?.. – в одну секунду ее выражение лица меняется со злого на недоуменно-удивленный. Он был в стельку пьян. Ухватившись за дверной косяк, Праудмур-младший наклонился, не в состоянии ровно стоять на ногах. Его пшеничные волосы были растрепаны, усы были мокрыми и в чем-то запачканы, об одежде нельзя было сказать лучше. Пахло от него, конечно, еще прекрасней. Мужчина сначала нес несуразный бред, но после, кажется, пришел в себя, когда увидел, что нашел, наконец, сестру, видимо, успел постучаться несколько раз не в те двери. – Джайна… – небрежно слетело с его уст. – Спрячь меня. Мама не должна увидеть меня в таком состоянии… Джайна бы засмеялась, если бы ситуация не была плачевной. Он не впервой уже напивается вдребезги. И… спрятать от мамы? – Какого черта, Тандред?! – зло кричит она, пытаясь сдержаться и не сжечь его самого, но понимает, что нельзя так позорить брата, потому затаскивает его в свои покои, чтобы не ходил и не стыдил их род по всему Кул-Тирасу. Женщина закрывает дверь на засов, но когда оборачивается, то видит, как ее брат сидит на коленях, еле-еле удерживая себя от падения на пол. – Во имя Света, Тандред, ты больной, – она понимает, что он ничего не слышит и ничего не поймет, оттого злится еще больше, поднимая его, а он, пьяница такой, тяжелый, и когда она говорит приказным тоном «иди к кровати», то он начинает орать как резаный о том, что никуда не пойдет, что спать он не хочет, ему нужно спрятаться, пока не уснет мама, и он не пойдет на улицу, потому что где-то там еще «у матросов» осталась бутылка грога… Джайна устало-отчаянно рычит. – Тогда заткнись и садись за стол! Он почти промахнулся. Медленно выдохнув сквозь поджатые губы ее мысли о том, «как будет хорошо жить втроем в каком-нибудь домике» исчезли без следа. Хватаясь за голову и смотря на пьяное тельце, что развалилось у нее за столом, она решает налить ему что-то «отрезвительное». Да, Тандред напивался уже не в первый раз. Он часто делал так на корабле, заключенный в ловушку шторма Азшары, чтобы не сойти с ума. Спился, превратился в алкоголика, просто привык… неважно. Он был хорошим человеком, гениальным капитаном, также прекрасно управлял кораблями, как прекрасно любил выпить. Джайна сама сталкивалась с тягой к алкоголю, особенно в первый год после разрушения Терамора, но все это прошло само собой. В случае же Тандреда она не была уверена, что все пройдет просто так. Она села перед ним на стуле и проконтролировала, чтобы он выпил содержимое стакана, которое должно было снять хотя бы часть его пьяных выходок. Не будет лгать, тут уж Джайна тоже применила немалую долю магии, чтобы он пришел в себя побыстрее. Пожалуй, это было еще одним плюсом к тому, чтобы быть единственным магом в семье. Потом она берет полотенце и начинает протирать его лицо: усы, волосы, немного стряхивает пыль и, черт возьми, листья с капитанской одежды. Больше ничего не говорит, просто ждет, когда все подействует, думает над пьяницей-братом и иногда поглядывает на него. Тандред же на протяжении минут пяти точно мычал и иногда пел какую-то матросскую песню, в которой звучали не очень лицеприятные фразочки про Азшару. Это заставило сестру даже ухмыльнуться, когда брат вдруг сказал совершенно серьезным, не-пьяным голосом: – Я очень уста-а-ал, – и упал лбом в стол. Немалая доля возмущения заставила Джайну ахнуть и удивиться: – От чего же, ты устал, мой дорогой? – саркастически воскликнула она, чуть наклоняясь к его лицу. Мужчина все еще продолжал дышать в деревянную поверхность, чувствуя, как все лицо, а еще все конечности – онемевшие. – От жизни, – с придыханием молвит он. – Я не хочу в шторм обратно… Ирония пропала с ее лица. Сердце чуть екнуло, потому что его судьбе не позавидуешь, как и ее. Она бы еще подумала, что лучше – прожить то, что прожила она, или провести половину своей жизни в шторме, вдали от близких, в одном открытом море, в постоянном сражении с нагами и в полном безудержном отчаянии в ожидании неминуемой смерти. Капитан выпрямляется, по его глазам сестра выносит вердикт, что ему стало лучше. «Надо было дать ему снотворного» Но мгновенный укол осуждения заставил ее отказаться от этой мысли. Нежелание говорить с собственным братом пристыдило ее. Что же он сейчас скажет? Может, стоит поговорить с ним насчет его образа жизни? Может, стоит отправить его в Пандарию, где самые лучшие лекари о нем позаботятся? А он скажет, что его «к мишкам отправляют», еще приведет аргумент, что алкоголь ему ни по чем, потому что у него вместо крови в венах вода соленая. Его взгляд, уставленный в никуда, выражал полную прострацию мужчины. После, он смотрит на сестру и с сожалением истинного алкоголика проговаривает: – Простите меня, – и наклоняется к Джайне. Она сначала хочет поймать его, думая, что он падает, а он просто утыкается лбом ей в плечо. Руки его висят, ослабшие, упор на женскую кость был неимоверный, потому она чуть придерживает его за грудь. Совсем обескураженная таким поведением брата, Праудмур застыла. – Я так устал, – вторит он еще более уставшим и рычащим как будто от скуки голосом. «Хоть бы он не уснул, хоть бы…» Отталкивать своего пьяного брата было бы невежливо. Он бы обиделся, да и ей так-то было его очень жалко, хотя в моральной поддержке, конечно же, нуждалась больше она, чем он. Тандреду спокойно, мягко и тепло. Уже забыл о бутылке грога и пить совсем не хочется. Нечто другое привлекает его чуть притупленные рецепторы. Поэтому он начинает дышать глубже и тяжелее, вдыхая аромат сильнее. Благо, что сама Джайна в ожидании, когда он придет в себя, избавила мужское тело от запаха перегара. Поэтому до сих пор жива и не щурится от отвращения. Зато щурится от недоумения. Она пытается понять, что происходит, отчего брат ее стал дышать так часто и глубоко. Хочет спросить, но замирает еще сильнее. Тандред поднимает голову и тычется носом в ее шею. Так хорошо пахнет. Ему кажется, что он никогда не чувствовал запаха, похожего на этот. Много лет, которые он провел в море, кажется, заставили его позабыть о том, что запахи, кроме морских и рыбных, вообще существуют. Озадаченная этим действием, Джайна думает, что он всего лишь не понимает, где находится, что вообще происходит и… Дрожь все равно трогает. Приятная, оттого и противная, потому что так не должно быть. Должно быть отвращение, ведь не трезв, да еще и брат. Но она просто продолжает сидеть. А Тандреду всё равно. Его только завораживал аромат его сестры, что так приятно было вдыхать, и казалось, что ничего желаннее он еще не встречал. Еще и пьян, оттого совсем не понимает, какую создает близость. Он почти касается губами ее кожи на шее, не специально, а совсем случайно. Потом утыкается чуть выше, в ее волосы, почти к уху. Вдыхает сильнее и очень громко. И не замечает, как чтобы удержаться в сидячем-наклоненном положении, кладет руки на колени сестры. Чуть выше ее колен, касаясь бедра. Ее руки резко сжали одежду на его груди, которую всё это время она придерживала ладонями. Все тело и ноги напряглись, прошла не только дрожь, более горячая, но и волна удовольствия, что испугала женщину. Тихий выдох сходит с ее уст, тихий, который Тандред не услышал, но… она ахнула, и она обескуражена, смущена, почти в панике. В приятной панике. Он и сам не ведал, что творил. Его дыхание почти обжигало мочку уха, куда он ткнулся, и если бы не упирающиеся в его грудь ладони Джайны, то он бы навалился на нее совсем, а его ладони собственные… лежали у нее чуть выше колен. На обеих ногах. И ей казалось, что он начинает двигать их выше, чтобы упор сделать было удобнее. Ее дыхание само дрогает, и она молится тому, чтобы не выдала свое состояние. Когда она чувствует, что это всё переходит границу, невольно прикусывает губу, а ее тело желает чего-то взрослого, то резко отстраняет брата. То, что она закрыла глаза и выгнулась, было последней каплей. – Тандред, иди спать, – серьезно говорит она. – Ты не в себе. Он все равно завтра ничего не вспомнит. Капитан качается на своем стуле, потому сестра держит его плечи с обеих сторон, ожидая, когда он хоть что-то ответит. В это время его глаза осматривали ее лицо, ее волосы, вскользь – тело, и он делал это так хаотично, что Джайне было сложно найти этом наблюдении чего двусмысленного. Она думает, что у него кружится голова, и ждет, когда он придет в себя, сама при этом с усилием пытаясь заставить себя забыть, что произошло несколько секунд назад. Джайна была чародейкой. Она была изысканной. Утонченной. Хорошо одевалась, умела подчеркнуть свои достоинства. Любила роскошь. Даларанское воспитание. Его сестра была роскошна. Такие обрывки мыслей посещали голову Тандреда. Култирасские женщины были подобны мужчинам. В них был стержень, несомненно, они были умны и отважны. Но им, сколько капитан себя помнил, всегда не хватало женственности. У Джайны же присутствовали не только твердая рука и сильный характер, но и та элегантность, обаятельность, привлекательность, которой так не достовало женщинам их нации. От них пахло морем и алкоголем. Иногда порохом. От Джайны пахло свежей или сладкой сиренью. Он пока не понял. И ему стало стыдно от того осознания, как же сейчас наверняка пахло от него. Явно не розами. Ему стоит перестать пить. Определенно. И все же. Она была прекрасна. Он очень долго смотрел на нее, а затем опомнился. – Мне нужна… ванна… Джайна, ванна, срочно!.. Сестра вскакивает. – Освяти Свет твою душу, Тандред, только держись, только не здесь! Тандреду стало вдвойне неудобно.