Лазурь над головой

— Кха-ааш! — яростно зашипело черно-синее создание под птичьими когтями. Пытаясь извернуться и ухватить обидчика за ногу, узорчатая ящерица упиралась в землю лапами, яростно крутила головой во все стороны и размахивала хвостом. Хоть и попалась, но сдаваться не будет, и не важно, что первая спровоцировала противника к действиям. Одновременное движение двух голов, слаженный щелк крючковатых клювов — и пресмыкающееся испустило дух. Черные глазки-бусинки, горевшие праведным гневом, потухли, пестрое тельце дёрнулось и замерло. С левой стороны послышался смачный хруст — трещала разрываемая на части чешуя, правая же голова лишь только беззвучно дернулась и отвернулась, хоть тело и почувствовало удовольствие, пришедшее вместе с насыщением. Уж так случилось, что его родственная душа имеет страстную любовь к охоте, да не к простой, а на всех чешуйчатых. Видя потенциальную добычу, его пару обуревает азарт, который моментально переходит и к нему. Будучи ещё одиноким, он убивал таких лишь ради того, чтобы либо самому быть не съеденным, либо в особо голодное время. Но его половина видела в этом чуть ли не цель в жизни, мстила за страдания, перенесённые в нежном возрасте — стая, к которой она вынуждена была прибиться, нашла её возле змеиных гнезд. Дети двуглавых птиц — печальное и жалкое зрелище. Память птенцов устроена так, что весь гнездовой период абсолютно не запоминается, молодняк осознаёт себя только тогда, когда худо-бедно становится на крыло. Никто не помнит ни своих родителей, ни родного гнезда — их домом сразу становится этот бескрайний и полный опасностей мир. Почему так устроено, пернатый понимал — это повышает шанс на выживание. Беспомощное однокрылое потомство, знающие местонахождение укрытия, может привести туда хищников, спасаясь само, и тогда уже нынешние птенцы их родителей могут быть съеденными. Был у бессознательности детского периода ещё один плюс — несформировавшееся сознание оберегало от больших потрясений и не зацикливалось на пережитых страхах. Он собственными глазами видел, насколько это кошмарно — однажды ночью на их стаю напали, и один из его однокрылых товарищей упал замертво от одного лишь испуга. На неразумных подростков влияние подобного было существенно меньше — максимум застынут на пару мгновений и ринутся спасаться. Хотя бы поэтому жить в группе — существенный плюс, всегда есть шанс избежать смертельной участи. Редко когда однокрылые из одного леса сливаются в пару, все выжившие птенцы попадают в местную стаю да там и остаются на всю жизнь. В одиночку существовать просто нереально, и только те, кто бросается на поиски своей половины, рискуют уединиться и покинуть родные просторы, остальные же на такое не идут. Когда он осознал себя, то уже был среди себе подобных. А вот его родственная душа обрела сознание гораздо раньше, поэтому и помнит все свои одиночные скитания. И промозглое серое небо осенью, и холод ночей первой зимы, и обречённая ярость борьбы на змеином поле в раннюю весну, которое его суженая вынуждена была однажды пересечь, потому что в обход пойти не получалось. Израненную и измученную, её подобрали уже у самого края. И хоть из-за этого отношение к ней было абы какое, но посильную помощь и поддержку стая всё же обеспечивала, давала шанс на жизнь. Но это всё прошло. Сейчас наступает новая жизнь — два одиночества нашли друг друга и навсегда теперь вместе. Единое тело, единое сердце, и лишь головы две. Но чтобы летать, не нужно думать, нужно чувствовать — душа их теперь тоже одна на двоих. И не только они уже попробовали вкус полёта. Их товарищи, бывшие одиночки, тоже недавно воссоединились. Купаясь в ослепительном свете солнца, новая двуглавая птица словно сияла — их полёт в небе был невероятно завораживающим. Слишком это похоже на сон, потому что реальность не может быть так прекрасна. Чуть слышный шорох в листьях, и две головы поворачиваются туда. Сквозь сочную зелень листьев мелькает что-то белое, и на выступающие корни деревьев садится ещё одно прекрасное создание. Где-то в груди разливается нежность, смешанная с радостью, просыпается солнечное счастье. Всё же событие поистине необыкновенное — судьба подарила небо не только им в этом лесу, благословила и другую пару. Момент истины наступил — сегодня они наконец-то покинут дом и направятся в бескрайние поля. Маячить перед глазами бывшей стаи заветной мечтой каждого однокрылого слишком жестоко, и не важно то, что к такому исходу событий были приложены все усилия (он с самого первого дня своего осознания поклялся найти свою половину во что бы то ни стало, и был награждён за это, потому что риснкул), всё равно делать больно вырастившим его не будет, потому что знает, насколько всё серьёзно. Птицы, так и не нашедшие пару, весь свой остаток жизни мучаются, медленно умирают. Белоснежное оперение портится, треплется и тускнеет, а новое растёт плохо. Чистые чёрные глаза обесцвечиваются, покрываются серой плёнкой и видят с каждым разом всё хуже и хуже. Дышать тоже становится тяжко, потому что тело не получает нужных нагрузок. До такого редко кто доживает, обычно конец приходит гораздо раньше от чужих клыков. Но самое главное страдание в их существовании — перманентное чувство неполноценности и одиночества, медленно съедающее изнутри. От него не избавиться с одним крылом, но все, кто уже отчаялся в том, что поднимется на небо, находят себя в заботе о молодых, которые ещё полны надежд, желания и сил. Сухой чирк двух пар лап по древесной коре, и мягкое хлопанье крыльев раздаётся уже в вышине. Полуденную дрёму разрезает пронзительно крик, боевой клич. Стоит попрощаться с этим местом, попрощаться с собратьями, с которыми провели столь долгое время. Оставаться тут никак нельзя — два крыла, свободные и шумные, слишком заметны тут, поэтому лишь только навредят оставшимся. Впереди же ждут новые места и новый дом. Двуглавые птицы делают ещё один круг над лесом и устремляются ввысь. Бескрайнее небо притягивает — уставшие от земли существа хотят как можно меньше с ней контактировать. Выше берут только небесные владыки, когда два раза в сезон совершают перелёты. Но они — отдельная тема, никто с ними ни в чём не сравнится. Каждый однокрылый, видя их, наполняется надеждой и радостью. Это благородные сильные птицы, добрые и милосердные. Там, где живут небесные владыки, хорошо живётся и им, будущим двухглавым — те нещадно бьют змей и ящериц — заклятых врагов однокрылых — уводят другие опасности от немощной стаи и приводят к её пище, совершенно не считая самих вынужденных подопечных за добычу. А ещё они указывают дорогу молодняку к ближайшей группе сородичей, тем самым давая ему шанс на жизнь. Поэтому каждый хочет в последующем разделить небо вместе с ними и, возможно, чем-то даже помочь. Владыки редко спускаются к земле. Совершая перелёт через лес, они даже ночуют на верхушках деревьев, бывая у корней лишь изредка. Но те минуты, когда они всё же оказывались у однокрылых перед глазами, были незабываемыми. От их великолепия захватывало дух: пронзительные красные глаза, смотревшие пытливо и мудро, золотые клювы и золотые когти, бело-серое блестящее оперение. Язык Небесных владык отличался от языка двухглавых, но иногда в нём можно было разобрать знакомые нотки. И в каждой из них звучало лишь одно: «Стремитесь к солнцу, как и мы». И ведь действительно, а почему нет? Стоит лишь встретить свою пару, то они и правда могут стать вровень с ними. Они же словно их дети — абсолютно такая же форма тела, столь же сильные ноги с острейшими когтями, похожие крючковатые клювы и одинаковые вкусовые предпочтения. Небо невероятное, небо бескрайнее, и места там найдётся каждому. Вот и сейчас, вылетев на открытую зелёную местность и заметив небесных владык, пара двухголовых птиц повернула в их сторону. Насколько известно, те — существа компанейские, и вряд ли откажутся о помощи в охоте. Возможно, вместе даже удастся поймать что-то гораздо превосходящее по размеру. Тем более, все так проголодались, пока неслись над каменной пустошью, ведь одними насекомыми сыт не будешь. Небесные владыки тоже увидели гостей. Их плавное парение над зеленями сменилось гонкой по направлению к двуглавым птицам. До того, как они встретятся, оставалось всего ничего, и пара белоснежных птиц закрутилась в приветственном вираже, проклекотав что-то дружеское. Но вновь взлететь в поднебесье им было не суждено. Издав яростный клич, небесные владыки влёт ударили по двуглавым птицам. В чужих когтях земля приближалась слишком стремительно. Адски защипало на месте выдранных перьев, крылья моментально свело в стальных тисках, а при ударе об землю вообще вышибло весь дух — спазм сковал грудную клетку, не давая возможности вдохнуть. Послышался ещё один хлопок — попутчика тоже сбили. Чужой клюв раздирал плоть, ковырял раны и целился в голову, чтобы произвести финальный удар, который приведёт к смерти. Обезумев от ярости и страха, одна из двуглавых птиц трепыхалась, раздирая собственные крылья о чужие лапы, бешено дёргала лапами, всаживая когти в пуховое брюхо владыки, изворачиваясь, кусала всё, до чего только могла дотянуться. Бороться, так до последнего. И воздух, пропитанный запахом крови и травы, задрожал лишь от одного вопроса — «Почему?!» Как задрожал и небесный владыка, когда услышал яростное шипение. Стремительный бросок, и белоснежная птица видит, как на противника кидается нечто черно-синее. Узкая чешуйчатая голова оказывается на уровне шеи противника, и острые клыки впиваются туда, погружаются в плоть, пронзая перья. Смерть наступает мгновенно — тело небесного владыки тяжело плюхается под чужим весом, брызгает кровью. С влажным треском птичья голова отделяется от шеи и исчезает в пасти синей ящерицы, одной их сородичей той, которой двуглавая сегодня пообедала, той, кто по праву считается главным врагом белоснежной птицы. Обернувшись на шорох, пресмыкающееся безразлично прошлось взглядом по распластавшемуся на земле подранке. Мигнули третьим веком черные глаза. Дёрнувшись от клёкота другого небесного владыки, ящерица сорвалась с птичьего трупика и припустила в сторону драки. Через несколько мгновений предсмертный крик послышался уже оттуда. Истекая кровью, спасенная птица задыхалась и дрожала. Не двигалось лишь левое крыло, которому от чужих когтей досталось больше всего. Дернуть бы им, вскочить да взлететь — уйти от кошмара. Шорох чешуи и мягкое хлюпанье плоти было до сих пор слышно в траве. И этот звук отдавался новой волной страха. Наконец хищник соизволил закончить. Вновь живо заскрежетали когти по каменной земле лугов, пространство вокруг наполнилось глухим шипением. Окровавленная морда ящерицы появилась на возвышении, и черные пронзительные глаза в упор уставились на распластанную птицу. Зрачки живо двигались, ловили чужой взгляд, и словно старались просверлить в оппоненте дыру. Ящерица открывала рот, демонстрировала набор острейших клыков, но не нападала, а лишь смотрела, и смотрела с высока, с превосходством. Заходилось в страхе птичье сердце, дрожало всё тело под этой пыткой, и лишь в мозгу бился лишь один вопрос. Почему. Она. Не. Нападает?

***

— Аааа! — подскакивает Ноль Два с кровати. Тело била дрожь, одна рука страшно занемела и теперь страшно колола. Рога нестерпимо пульсировали, и глаза резало. В горле стоял металлический привкус крови. Блеснули в темноте синие глаза, и чужие руки затянули в объятия. Сердце Хиро тоже бешено стучало, в такт собственному, и тело его так же подрагивало. Неужели?.. — Тише, тише, — успокаивающий шёпот в тишине. А сам украдкой трёт ладонь, именно в том месте, где во сне крыло поранили. Ноль Два отрывает голову от его груди, поднимает взгляд и ловит такой же потерянный взгляд. В нём нету узнавания, лишь эмоции, растворённые в глубине зрачков. Чувства, какими был наполнен сон, отнюдь не эфемерные, они имеют конкретное начало в реальности и здесь же конец. Но парень не помнит, что конкретно видел, хоть и ощущает фантомное чувство боли. Девушка прекрасно об этом понимает, поэтому не даёт понять, что видела то же самое, иначе последует череда вопросов. Не надо это ему. Ноль Два трясёт головой. Отпуская руки Хиро, она соскакивает с постели и подбегает к окну, отворяет одну створку. Свежий ночной воздух влетает в комнату и набрасывает дрожь на почти обнаженное тело. Его волнительность и лёгкость избавляют от кричащей нервозности в комнате, и Ноль Два вздыхает чуть спокойней. И взгляд Хиро тоже изменился — он вынырнул из собственных мыслей и вернул свое обычное выражение лица. Ноль Два вымученно улыбается, пока любимый не видит, и только потом уже отворачивается от окна. Преодолев расстояние до кровати, она вновь забирается на неё и падает в объятия парня. — Часто нам стали кошмары сниться, не правда ли, любимый? — Ноль Два в итоге выползает из-под рук Хиро и сама прижимает его к себе. Его дыхание щекочет руки, заставляет дрожать ткань и усыпляет своим тихим шелестом. — Ожидание убивает спокойствие, — уже сонным голосом отвечает Хиро. Внезапно чуть напрягает руки и стискивает её, Ноль Два, сильнее. — Я не оставлю тебя, никогда. Девушка лишь проглатывает всхлип, нежно-нежно гладя уснувшего юношу по волосам. И лишь одинокая слеза скатывается на подушку, хоть и глаза режет. Где-то внутри, за оболочкой внутренностей и сознания, что-то давит, душит и выедает, вновь погружает голову в состояние кошмара. Ноль Два понимает, что была за двуглавая птица в её сне, и какое её, крылатую, ждёт будущее. А где-то в подземельях шевельнулось во сне великое драконье дитя.