от ненависти до ненависти ведь шаг?

перестукиваясь носами стёртых кед, пальцами оставляя следы на собственных запястьях. Кёнсу сидит возле открытого окна и ,возможно, молит о пощаде или нет уже смысла - он не знает. друзья или он лишь хочет верить, или нет в нём веры больше, чтобы хватило на улыбки и смех. судорогой мышцы растекаются по телу, показывая, что ещё всё жив. снаружи. размеренным гулом в ушах, выедая вбитые имена где-то на подкорке мозга. и ,быть может, мир вокруг не так ужасен, но в голове гниёт тлен, оседая прозрачными трупьями по лицу, что постоянно скрыты. тепло асфальта и небо - голубой шатёр. камеры чужих телефонов аккомпанементом к скрипу резиновой подошвы по коже. слова, буквы, предложения - смешались, холодом поломанного ада. излишне эмоции. слиплись волосы и ауры их тёмные. а у обидчика за спиной крылья чёрные как смоль мерещатся и меч возмездия кем-то в мягкую, шоколадно-тякучую кожу промеж лопаток вонзён. сейчас бы забыться, спрятаться, утопая в янтаре низкокачественного виски с колой, показатель сахара которой равен в прострации диабету. - смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, сука - бордовым цветом мажет по подбородку и дальше на шею. транс его недолгий прерывают движения слишком разные. - пидор, грёбаная мразь, - губы антагониста поджаты и треснутой эмалью дрожат - скажи это! - да, - отдавая остатки самоуважения - но тебе ведь нравится - и мысли скользью меж пальцев. темно и нет больше ничего. люди сущность нейтронов в своём стремлении к действиям, Кёнсу не понимает вовсе, в чём смысл его жизни, или не стоит задаваться такими вопросами, если нет у него на них ответов, и не будет никогда. отражением безликости сквозит окружающий мир, когда теряя себя и теряя опору он оказавшись дома слышит пресловутую мелодию, что оповещает о чём-то прибытии. несколько шагов до двери, она отворяется и кадр ,медленно отдаляясь, останавливается, заменяя звуки все на старую песенку "stan", что переводом совершенно не сюда и не для ситуации. - что у тебя с лицом - это не вопрос, лишь попытка убить желчью, закрыть все пути кислорода к органам, залить ей, разбитой на мелкие скользкие осколки, всё. - с лестницы упал - образ гостя, до противного правильный, бездонный капюшон красной растянутой толстовки в паре с узкими джинсами, цвет их чёрный, как мрак в глазах обладателя, и руки испещирённые мелкими буквами, крестами перевёрнутыми. - не ври мне - до побелевших костяшек. - ты хотел сказать "тварь", ведь так? - Кёнсу хмыкает, потому что этот чёртов мир его теперь сужается. и ответом колятся уже известные действия. предсказуемость плачет сейчас, утратившей все возможные пути отступления, жизни отмученной, ибо вот они пальцы, покрытые тонкой рассечённой кожей, сомкнулись уже на скулах одной рукой, заламывая шею назад. - у тебя на подошве кровь - выдыхая последними чувствами, ожидая того дурманящего и неестественно чудесного аспекта жизни. наигранно отступая, пальцем указательным потирая резину до ужаса белых найков, он сереет и отстраняется на задний план. а страдалец и главный мученик сей постановки-драмы теряется в своих же лабиринтах малого пространства, отыскиваясь лишь на кухне. он не заставляет долго ждать, грудью прижимая Кёнсу к холоду столешницы, даря восприятия на контрастах. сознание его мечется, оголяя молочную кожу поясницы в пурпурных отметинах. реакции тела до дрожи дурманящи, подозрительно бережно, силой раздвигая ноги острым коленом. звук металла для обоих становится музыкой, и это первое, что может их связывать. он входит как-то заторможенно, вот так, грубо, без всякой подготовки. а Кёнсу кажется ведёт уже не по-детски, распирающим чувством заполненности лопаясь кожей чёрных дыр. и он идиот, что жертвуя лопатками ищет отклика в чужих губах. ищет, просит, молит. это так привычно - унижаться. так привычно когда твёрдый толстый член входит в него затрагивая что-то глубоко-душевное. час, может полтора, все звуки которые витают между ними, мат вперемешку с глухим рычанием и ноги на плечах другого. Чонин бредёт по улице залитой неоном. люди массами движутся задавая определённый ритм, задавая мысли. светофоры дождём лежат на переходах, утопая под ногами тех, кто не заметит вовсе их красоты. а жаль. люди так слепы. одиноки и глупы, что пугает похлеще "звонка". и в кармане кривая записка, аккуратно разбросанная подчерком. " не бей по лицу завтра, ок? и купи презервативы, мне стыдно, когда твоя сперма начинает вытекать "