Я не игрок, я - правило игры

Делить шкуру медведя, которого ты даже не собираешься убивать, - занятие, конечно, странное, но вполне себе вписывающееся в нравы Готэмских горожан. Смерть Харви в буйном воображении Эдварда сопровождалась не криками, но лоскутным шуршанием пальто-без-хозяина на ветру, и лицо Двуликого удивленное, беспомощное - стекало вниз на асфальт, будто выплеснутое из крынки, скисшее молоко. как среди красных свеч небес, в жутком городе без лица - Что там? - Двуликий бросает, не оборачиваясь, все глядя на мониторы и провода, разложенный надвое белесым мерцанием вечного ожидания. Они не работали, просто какой-то олух не позаботился о том, чтобы вырубить подачу энергии. А может, напротив, поспешил подключить все вновь, зная, что он снова объявится здесь. Дент не делал из своей персоны столпа преступности - хватало другого, почившего ныне примера, впрочем, преследовать себя тоже не позволяя - в обычные дни. Сегодняшний же, как и множество предыдущих... - В отключке, босс, как всегда, - сообщил голос, равно сочетающий в себе равнодушие со знанием дела. Прокурор усмехнулся, представляя себе его владельца. Вытянутое акулье лицо с косым, как будто обрубленным подбородком. Бледно-голубые блестящие глазки. Большую часть лица преступника рассекал почти надвое красноватый широкий шрам, обычно невидимый под серо-черной тканью двуликой маски. Дент не любил видеть лица; ему больше нравилось видеть то, чем люди могли быть прежде. Этот мог бы быть славным врачом, - Жрать не стал, попытался разбить тарелку. Стальную. Пришлось снова связать, как вы и велели. Сделали в лучшем виде, - Двуликий представил, как морщится в ухмылке острозубая морда под маской, и поморщился. Лицо. Все дело всегда в лице. - А что коротышка? - Он не трогает ничего, просто смотрит, руки в карманах. Воздух пахнет сигарным дымом и, едва слышно, жженым железом. Двуликий ожидал взрыва, ловушки. Чего-то, что заставит его самого пожалеть о вторжении, заставить запомнить, упасть и затем забыть... Но подвал оказался пуст и даже открыт. Каин с Авелем в этот раз остались у тела под тканью пальто. Дент обернулся и бандит отступил, опуская глаза, ухмыляясь под маской - подобострастно. А может, тревожно, он сам не сумел бы увидеть сквозь ткань. Все дело в лице. - Пока не нашли, но парни из второй штурмовой сообщают о подозрительном шевелении в доках, - голос слегка хрипит, когда Харви делает шаг; по полу что-то звякает и шуршит, он не видит, - Если это тот тип, что вам нужен, мы его выкурим, схватим и... ДЗЫНЬ Речь преступника обрывается, блестящие глазки следят за блеском монеты. Харви ловит ее, не давая упасть, звонко бьет о предплечье ладонью, неспешно сверяется с результатом. Кивает. Ухмыляется жутко сам. Ему нравится думать, что под маской акулы больше нету хорошего настроения. - И? - ...и притащим, как вы велели. Сразу... Туда, - спохватывается бандит и уходит, едва заметно вздыхая с облегчением, топоча по ступеням ботинками, когда Дент вновь кивает, коротко, прежде, чем спрятать монету в карман. С вестями, добрыми или нет, приходили всегда не вовремя. ищет живших когда-то невест, призрак умершего скворца Сон всегда казался ему разноцветным, как оборотная сторона мыльного пузыря. Переливы ласкают взгляд, ты падаешь в них - и плывешь, и ничто тебя не тревожит. Ты один, но неважно, один или нет, ты внизу - или средь облаков. Дверь квартиры в заполутрущебных кварталах Старого Готэма, на один пролет выше подвала, отворилась, шурша обивкой, и снова закрылась с глухим щелчком. Ключ в замке повернулся дважды. Двуликий не стал включать свет, вместо этого снова полез в карман. Щелкнул зажигалкой один раз, второй, запаляя свечной фитиль. Зеленоватая бронза в белесых потеках, в них же жалкий огарок, что Харви несет с собой. По стенам пляшут тени, и красная плоть лица прокурора кажется частью черной. Он проходит в проем без двери, в середину единственной комнаты, дальше, в угол. На лежанке лежит человек. Руки скованы сталью, цепи тянутся к трубам, те уходят за стены. Пытайся хоть месяц - не сдвинешь с места. Кричи, сколько влезет - вокруг ни души. Выбирать приходилось дважды. На лбу человека широкая ссадина. Авель в кобуре отзывается узнаванием; ему хочется крови, но Харви не может ему сейчас ее дать. Он подходит все ближе, садится, бросая тень. Пальто шелестит по полу. Дент вглядывается в лицо, в спутанные пряди волос на лбу. Ноги пленника стянуты проще, веревкой, и Двуликому почему-то это нравится даже больше. Он поводит свечою над телом, оглядывая одежду, с заметной, едва узнаваемой уже прозеленью, бросает короткий взгляд на затянутое матовой пасмурностью окно. В воздухе растекается, смешиваясь со свечным, запах сигаретного дыма. Он уже и забыл. - Здорово, Эдди, - сигарета бросает пепел и дышит теплом; огонек озаряет ухмылку-оскал. Подсвечник склоняется, и немного горячего воска падает на руку человека, над самым кольцом наручника, на полсантиметра ниже ладони. - Если ты меня слышишь - скажи "двумордый" В начале всего пальцы Сфинкса смыкаются на холодном металле… Его разум мутится. Затем он дышит слишком часто, задыхаясь, наполовину стеная, пытаясь найти конец цепи, но железо длится и длится, а в комнате царят духи древних обоев, ветхих занавесок и искалеченной временем мебели. Всё это становится достоянием носа Загадочника. Пугалу эти запахи были бы очень дороги. Он всегда обожал эстетику разрушения: ржавчину, гниющую древесину, лохмотья краски, битый кирпич, сгустки бумаги, трещины, царапины. Эдвард, напротив, ценил эстетику и с высоты своего комфорта дружил с тем, у кого за плечами десятки сожжённых кож, края ухмылки - словно острый нож, не засыпешь смертельную рану песками. Но и Нигма число не простое. Там где у Сфинкса кончаются лапки - начинаются все загадки. - Гиен своих посылать ко мне не надоело, Ной Двумордый? - сразу же бойко зашептал Эдвард, как будто готовил эту речь всю свою жизнь, а не только что вынырнул из крепкого, поддержанного медикаментами сна, - А ведь казалось, наверное, что за мной будет ухаживать... Как за цветком. Вот только ни еда, которую ты мне носишь, ни персональный доктор над головой - никакой гарантии. Беру и вяну. Вру или тираню молчанием. Ответь мне на такую загадку теперь - какое пальто можно надеть только когда оно мокрое? На его лице не просто театральная краска, а надорванная судьба - смять и выкинуть, мог и не стараться быть как все картонною декорацией. Эдвард несколько раз за день просыпается в яме из масок и воспалённых от недосыпа лиц своих мучителей, среди которых он, Загадочник, заготовка в домне, но никто его не раздавит, не сомнёт, ибо Нигма по-прежнему ловок и настырен, ловит любую щель, вяжет самодельный ключ из прутиков веника, по незнанию оставленного кем-то в туалете. - Доктор дразнит меня шипучим гусём из-за хрипов,- жалуется Нигма, приподнимаясь на локтях. Сознание беззащитности гнёт его, словно былинку, но взгляд, взятый напрокат не иначе как у героев Байрона, обнажает начистоту дикого зверя, - Ты ответь мне, но только молча - зачем конь обронил своё пальто? Этот словесный марафон был последним. Разбегаться на что-то другое было бессмысленным: Дент отлично подготовился к их встрече и был спокоен, как неработающий семафор на заброшенной железнодорожной ветке. Так близко. Из него доверчиво торчит ключ к свободе, но как повернуть что-то, если у тебя нет рук? - Будь у меня под рукой что-то тяжёлое, - напоследок голосом беды завывает Нигма и за ним мечется в шторме недослышанный (с какого уже раза?) стук в дверь. Джервис Тетч - неузнаваемый, обрюзгший и постаревший, - вихрем влетает в комнату. Сначала Харви чудится что-то странное в его манере ходить - он качается, нетвердо стоя на ногах, словно очутился в эпицентре корабельной качки, но потом Двуликий привыкает и к этому. Чего не скажешь об Эдварде - лицо того удивленно вытягивается. - Джервисссс, - смотрит Нигма почему-то не на Безумного Шляпника, а на Двуликого, собравшись, кажется, выразить ему всю эмоциональную блять гамму по поводу такой неожиданной встречи, - Давно не виделись. В последний раз ты был ученым с окладом в двести долларов, а я - частным детективом с дырой в кармане. Неважно выглядишь, кстати. Завязывал бы ты с кокаином в сахарной пудре. - Привет, Эдди, - беззлобно цедит Джервис. – Ты тоже не выглядишь счастливым. Нервный до умопомрачения. Тебе повезло, что Харви все вовремя увидел и понял. Крейн тебя бы точно пришил бы, если бы не он. - Мои отношения с Джонатаном Крейном - это только мое личное дело, - холодно замечает Загадочник - и оно касается только меня. Можешь не беспокоиться. - Нет, - теперь в разговор вмешивается и Харви, который все это время прислушивался к их конфронтации с жадным вниманием, - Это больше не твое личное дело. Ты не справился с самим собой и в итоге стал пешкой в игре Пугала. Ты подставил всех нас, Нигма. Поэтому ты здесь. - Я сбегу отсюда, как только смогу, - с угрозой произносит Загадочник. - Мои дела - шоколадные, но... Отпусти меня, Харви. Просто отпусти. Не вынуждай меня марать об тебя свои руки. - Брось, Нигма, - отвечает Харви. - Мы не настолько плохо тебя знаем. Ты будешь гнить здесь до конца дней, если не научишься работать в команде. Мы просто хотим узнать, что произошло между тобой и... - ДА НИЧЕГО НЕ ПРОИСХОДИЛО, КРЕЙН ПРОСТО ТУПОЙ ЖУК! ОН ДАЖЕ НА МОРДУ ЛИЦА КАК ОТРАВА ДЛЯ ТАРАКАНОВ! БЕСПОЛЕЗНЫЙ КАК ТОРТ ИЗ КАРТОНА! ОСЕЛ В ШЛЯПЕ ФОКУСНИКА, ВМЕСТО КРОЛИКА! - Нигма, чуть-чуть спокойне... - Я СПОКОЙНО ГОВОРЮ, ЭТО НАСТОЛЬКО НЕ СЛЫШНО В МОЕМ РОВНОМ АПАТИЧНОМ ТОНЕ, ДЕНТ, АААААААААА?! Он замолкает только после внятной оплеухи со стороны Двуликого. Выплевывает кровь, мотает головой, чтобы отогнать навернувшиеся слезы. - Проклятье. Ненавижу тебя, мразь двуликая. Что умеет говорить, если только научить...? - Что ж, - говорит Дент, - я действительно не знаю. Тебе тридцать девять лет, Эдвард, а ты пиздишь как на базаре. Признаться честно, я давно хотел посмотреть, как далеко может зайти твое умение "непревзойденно" ораторствовать, если тебя ни в чем не ограничивать. Мистер Тетч, mi scusi за эти сцены, но так уж получилось. Оставляю вас наедине. Харви уходит из комнаты, даже не взглянув на Безумного Шляпника, в это время деловито достававшего из нагрудного кармана карманные часы. - Ну, Эдвард... - вздыхает Джервис, - Совсем себе нервы расшатал. Будем чинить или как?