Житель маленького ада

Ключ гулко проворачивался в скважине, двигая засовы старого механизма. Спустя несколько оборотов дверь с таким же громогласным скрипом приоткрылась. Глеб серой безжизненной тенью проник в образовавшийся зазор и остановился на пороге квартиры, закрыв за собой дверь. Было тихо и сонно. Неудивительно, хозяин не появлялся здесь ровно девять дней. Именно через девять дней Глеб смог появиться здесь. Ровно девять дней прошло с того момента, когда Глеб лишился брата. Это произошло неожиданно. Никто не ожидал, что в самое обычное утро среды зазвонит телефон, и на другом конце провода скажут, что одинокого воина декаданса больше нет, что после этих слов ноги задрожат, колени невольно согнутся и придётся присесть на ближайшую горизонтальую поверхность, что возникнет потребность закурить и скорбно уставиться в окно. Юлия, узнав о смерти мужа, тут же собрала вещи в дорожную сумку, с трудом сдерживая желание завыть, и уехала к подруге. Глеб, не разуваясь, прошёл в гостиную, ступая по мягкому ворсистому ковру, в котором тонули тяжелые ботинки. Он остановился, разглядывая фотографии в рамках. Здесь Юля с Вадимом обнимаются, здесь Вадик со своей дочерью. Здесь они счастливы. Здесь он жив. Глеб отвернулся и часто заморгал, глядя в окно. Он прикрыл глаза, глубоко вздохнул и направился на кухню. Здесь всё было так же, как и много лет назад, когда Самойлов был у брата в гостях. Тогда Вадим был доброжелателен и приветлив, Глеб — молчалив и хмур. Они выпили по две кружки чая, выкурили по пять сигарет. По большей части говорил Вадим, Глеб же только что-то неразборчиво бормотал, угукал и кивал головой. Младший даже и не помнил, зачем пришёл в тот день. Может, за вещью какой-то, может, за подписью, а может, и просто так. Сейчас он уже не помнил, но очень сожалел, что не остался подольше — ушёл, как только представилась возможность. Самойлов взял в руки свой потёртый телефон с паутиной трещин во весь экран. Удалить номер… Это было всегда просто и обыденно. Крупная ссора всегда заставляла нажать кнопку «Удалить». Но сколько бы Глеб не удалял одиннадцатизначный набор цифр, всё равно помнил его. И даже сейчас, когда номер не понадобится больше никогда, потому что его обладатель не ответит и ждать звонка не было никакого смысла. Самойлов выбрал функцию "Удалить" – гаджет попросил подтвердить действие. Палец завис над значком «Ok». Что-то не давало в который раз без колебаний стереть номер из памяти телефона. Тяжело вздохнув, Глеб несмело коснулся экрана. Самойлов прикрыл глаза и откинулся на спинку стула, задрав голову к потолку. Ну вот и всё. Он разыскал открытую ещё, видимо, старшим бутылку спиртного. Выдохнув в сторону, Глеб отпил два глотка и зажмурился, закашлялся и поставил бутылку на стол и закурил. Не пил он уже давно. Нет, конечно, было дело, но только когда плохо, когда ничего, кроме этого дурмана, не помогало, тогда, когда терпеть боль становилось невыносимо. За весь день пепельница скрылась под горой окурков, а бутылка была выпита до последней капли. Глеб сидел на кухне смотрел в окно и курил. Спешить было некуда и не к кому — Таня проводила вечер у подруги. Неожиданно телефон зазвонил. Глеб бескровными губами прошептал номер, обмирая как в кошмаре. Самойлов, не силясь ответить на звонок, смотрел на экран. Это был номер Вадима. — …Алло, — Глеб дрожащей рукой прижал телефон к уху. Рука словно онемела, а по телу пробежала мелкая дрожь, ему вдруг стало очень холодно, словно холод потустороннего мира вытекал из телефонной трубки и проникал в его ухо, медленно расползаясь по всему телу. — Алло, — шёпотом повторил Глеб. На линии в ответ слышалось лишь шуршание и потрескивание. Пару минут, кроме этих механических звуков, ничего не было слышно, но Глеб чувствовал, что это были не простые помехи — за ними скрывался чей-то тихий голос. Постепенно сквозь шуршащий шум стал пробиваться слабый и прерывистый звук. Глеб замер и весь напрягся, вслушиваясь в обрывки слов, с трудом доходивших до него. Невнятное бормотание медленно и неуверенно, словно спотыкаясь на каждом слове, обретало еле заметную форму. Из обрывков фраз Глеб складывал предложения и чуть шевелил губами, будто произносил их сам. — …шшш… Ну…здра…шшш…твуй, Г…леб. Это был голос брата. — З-здравс-ствуй… — младший Самойлов затаил дыхание и замер. — Я…ждал те…шшш…знал, что ты… придёшь… Ты вс…шшш…да приходишь. Глеб не знал, что ответить. Он чувствовал, как вдоль позвоночника течёт холодная капля пота. — …шшшш… Ты совсем…шшш…не изменился, — тем временем продолжал Вадим. — Тольк…шшшш…глаза побледнели, выцвели. От слёз. Я знаю, что т…шшшшш… плачешь ка…шшш…ую ночь. Те…шшш… страшно. Ты боишься. Глеб сжимал телефон так, что металлические рёбра смартфона впивались в ладонь. — Я не… Я не боюсь, — сипло прошептал он, опуская голову и чувствуя, что глаза наполняются слезами. — Не ври…шшш… ни мне, ни себе. Мы оба знаем…шшш…равду. Вадим замолчал. Он слушал, как младший пытается сдержать слёзы, всхлипывает, стараясь сделать это как можно тише. — Изви…шшшш… меня, прости меня за всё, — спустя пару минут проговорил старший Самойлов. — Прости, что тогда, в детстве, не уследил за…шшшш…бой, и ты упал с качели, прости, что в подростковом возрасте донимал нравоучениями, я думал, чт…шшш… это правильно, но только сейчас понял, что это всё должен пройти т…шш… сам. Извини, что в «Агате» не давал свободы, я опять же думал, что делаю правильно. И извини, что не удержал… За это мн…шшш… совестнее всего. Каждое слово, каждая пауза, каждый вздох — в них было столько чувств, невысказанных переживаний, спрятанных в самую глубь сознания страхов, что по щекам Глеба потекли горькие от боли слёзы, срываясь ему на колени и оставляя тёмные пятнышки на ткани. Глеб сглотнул. Он не знал, что ответить. Сейчас у него не было ни тени обиды. Только страх и непонимание. Самойлов видел собственное лицо в отражение оконного стекла: глаза были расширены до предела, зрачки испуганно бегали, ноздри раздувались, жадно вдыхая тугой воздух, губы побледнели и дрожали. Казалось, каждая клеточка его лица ожила и стала существовать своей жизнью. Сердце гулко отзывалось во всём теле, кипящая от страха кровь стучала в ушах и тяжело тянулась по сосудам, достигнув температуры бурления. Внезапно перед глазами всё поплыло, отражение становилось с каждой секундой более размытым и вскоре превратилось в разноцветное пятно. Телефон вмиг стал скользким и, выпав из обмякшей ладони, шлёпнулся об колено и нырнул под стол. Глеб пошатнулся вместе со стулом и рухнул на холодный, по сравнению с его кожей, пол. Вокруг шныряли тени, что-то шептали, лезли в лицо, трясли за плечи и выли над ухом. Глеб зажмурился. Его звали, даже голоса казались знакомыми, он определённо где-то уже слышал их. И этой вой, точнее… Плач? Да, что-то знакомое, знакомые нотки истерики. Самойлов с трудом поднял опухшие веки. Над ним нависала чёрная тень, но сил поднять руку и оттолкнуть её не было так, будто все конечности были привязаны к полу. — Ну наконец-то! — проскрипел голос над головой. — Глеб Рудольфович соизволил очнуться. Тань, успокойся, иди смотри, мертвец твой ожил. Противный голос, но чертовски знакомый. Высокий и немного гундосый, определённо мужской, похожий на скрип какого-то гада с ядовитым сердцем и холодным взглядом, выискивающим слабые места у жертвы. Голос был именно такой, как если бы змея имела дар речи. Точно, змея… Это был Снейк. Глеб закатил глаза и попытался отвернуться и от яркого света, бьющего в глаза, и от Димы, которого видеть он хотел сейчас меньше всего. — Глеб, Глебушка, — над Самойловым нависла ещё одна тень. — Глебушка, родной, Глебушка-а, — выла тень, начиная лезть в лицо. Она мазала по коже чем-то мокрым и тёплым, трогала его плечи и пыталась поднять. Глеб резко дёрнулся, пытаясь высвободиться, и врезался в ноги стоявшего рядом Снейка. — Он… Он меня не узна-ал, — ещё громче завыла тень. Дима цокнул языком и, скорее всего, закатил глаза. — Тань, успокойся, — вздохнул он. — У него похмелье, не видишь. Он не то что тебя не узнает, он себя-то с трудом опознать сможет. Целую бутылку один выжрал, неудивительно, — Снейк толкнул ногой стеклянную тару, и она укатилась с характерным звуком куда-то под стол. Глеб с трудом приподнялся и сел. Голова болела неимоверно, кровь била по вискам. Суставы выворачивались и обматывались оборванными мышцами и жилами. Грязь и песок, накопившиеся внутри за долгие годы, уже начинали скрипеть на зубах, а рот наполнялся горькой слюной. Глеб не спеша поднялся на ноги и пошатнулся. Устояв на ногах, он шагнул вперёд и упёрся рукой в стену. Помотал головой так, что и без того разлохмаченные волосы стали торчать в стороны, и выпрямился, насколько это было возможно. Перед глазами до сих пор рябило. Ещё раз тряхнув головой, Глеб зажмурил глаза от сдавливающих тисков на висках. Пол плавал под ногой и жадно засасывал ноги вглубь половиц. Комната мерно покачивалась. Тошнота подступала к горлу и должна была вылиться грязью на колени и руки. Внутренности уже склизко подтягивались ко рту и готовились выплеснуться наружу кровавым потоком. Самойлов пошатнулся, начал заваливаться набок и рухнул на протянутые руки Хакимова. — Его бы на кровать, — кряхтел Снейк, укладывая Глеба обратно на пол. Таня суетилась рядом, бегала вокруг мужа, причитала и на ходу сочиняла страшные последствия ситуации. — Дим, Дима, — тихо прошелестел Глеб двигая сухими губами, их кожа лопалась, и на трещинах выступал алый бисер, — Я… Я разговаривал с Вад-димом. — Ууу, — взвыл, скривившись, Хакимов, — Видимо, бутылки тебе уже много. Глеб, тебе не двадцать пять, да и завязывать пора, не мальчик, должен понять. — Но я, правда, раз-зговаривал с ним, мог-гу даже показ-зать, — Глеб подполз под стол, куда вчера упал телефон. — Вот, вот, вот же, с-смотрите! — Самойлов протянул дрожащей рукой мобильник Хакимову, тот с недоверием взял его. Таня тоже заглянула в телефон. Дима молча посмотрел на экран, вздохнул и, положив телефон на стол, ушёл в прихожую. Самойлова, не проронив ни слова, покачала головой и ушла вслед за Снейком. Глеб взял в дрожащие ладони телефон. Журнал вызовов за вчерашний день был пуст. — Глеб, ты понимаешь, что это полный бред? — Костя вертел в руках телефон Самойлова. — Так не бывает, чтобы звонили с того света, не бы-ва-ет. — Бывает, бывает, ещё как бывает, — бормотал Глеб, шагая по комнате из угла в угол. — Я тебе докажу. — Самойлов выхватил телефон из рук Бекрева и нажал кнопку вызову. — Ну и? — спросил Костя, глядя на нахмурившегося Глеба. Тот молча сбросил звонок и швырнул телефон на диван. Бекрев вздохнул и похлопал друга по плечу. — Ну, бывает, ну выпил, ну причудилось, ты ведь в таком состоянии. Тебе тяжело оправиться… — Вот только жалеть меня не надо, — прошипел сквозь зубы Глеб, перебив клавишника. — Да я и не… — Всё, уходи, ты там спешил вроде, — раздражённо отмахнулся Самойлов, кивнув на дверь. Константин хотел было что-то сказал, но смолчал, так же молча надел куртку, зашнуровал кеды и вышел. Глеб потоптался на месте и снова взял в руки телефон. Он протёр экран рукавом. Может, правда, привидилось? А если нет? Звонить или нет? Есть ли смысл? И что сказать, если ответит? Самойлов вздохнул и бросил смартфон обратно на подушку. Весь остальной день он провёл в одиночестве своей квартиры, Таня так и не вернулась, оставшись у подруги. В квартире Вадима он больше находиться не мог — страшно. Хоть и не летали тарелки, не хлопали двери, не скрипели половицы, но всё равно пребывание там было по-прежнему невыносимым. Глеб даже пытался звонить Юле, чтобы спросить, где находится телефон Вадима, но та каждый раз сбрасывала вызов. Глеб лежал на расстеленной кровати, бродил по комнате, пил через силу воду, несколько раз включал и выключал телевизор, даже пытался писать стихи, но вместо строчек в голову лез лишь диалог с братом. Он помнил его до мельчайших подробностей. Сначала неразборчивое шипение, потом тихое приветствие, утонувшее в помехах, а потом и весь разговор, перерываемый шуршанием телефона. Но вызова же не было в самом смартфоне, даже номер был удалён. А может, и правда, причудилось, подумал Глеб в который раз, глядя на дисплей телефона. Он положил мобильник на кухонный стол экраном вниз и ушёл в спальню. Не успел Глеб погрузиться в тревожный сон, как раздался телефонный звонок. Он приподнял голову и машинально приложил трубку домашнего телефона к уху. — Алло, — хрипло произнёс он. В ответ послышались лишь длинные гудки, но телефон продолжал звонить, и это был вовсе не домашний телефон… Сон как рукой сняло. Звонок был настолько отчётливым и громким, будто смартфон находился не на кухне, а совсем рядом. Самойлова вдруг пробило холодом. Что-то ему подсказывало, что звонил не кто-то живой, тёплый, живущий за несколько кварталов отсюда, а холодный, из параллельного мира. К тому же, сама мелодия была на тон выше обычного звонка. Глеб поджал ноги и обнял собственные колени. Сердце бешено колотилось во всём теле настолько, что начали болеть рёбра. Прошло пять минут. Телефон всё не унимался. Глеб бросил взгляд на часы: пять минут первого. Самойлов, с трудом поборов страх, слез с кровати, вышел на середину комнаты и прислушался. Звук действительно шёл с кухни. Глеб потоптался на месте. В квартире было очень тихо, настолько, что даже стрелки часов, казалось, аккуратно крались по циферблату, боясь помешать потусторонней силе. И только телефон всё звонил… Громко-громко… Глеб сглотнул. Сдвинувшись с места, он осторожно шагнул вперёд, стараясь, чтобы половицы под ногой не скрипели. Глубоко выдохнув, Самойлов шёл на сигнал, всё так же пытаясь не издавать ни звука, опасливо ступал по полу, будто это был тонкий весенний лёд. Он ставил ногу на пятку, потом медленно опускал ступню, потом — на носок, и только после этого переносил центр тяжести на всю ногу. Но странное дело, приближаясь к источнику звука, Глебу показалось, что теперь звонок как-то неожиданным образом изменился. Звук был странным, вовсе не таким, каким он его слышал в спальне: словно интервалы между звуковым сигналом были длиннее обычного. Телефон будто звонил откуда-то из-под земли: как-то приглушённо и словно вот-вот должен был оборваться, но нет — проходило несколько долгих секунд, и звонок вновь раздавался. Всё это походило на умирающее тело — каждый новый вздох делался с трудом и, казалось, следующий будет последним. Завернув за угол, Глеб уставился на телефон. Мобильник вибрировал и опасно приближался к краю стола. На лбу выступил пот, а по спине побежали мурашки. Сделав последние шаги, Глеб остановился около стола. Он в нерешительности стоял перед телефоном. Ему было и страшно, и любопытно одновременно, а телефон тем временем всё продолжал звонить… Самойлов занёс руку над мобильником. От него словно веяло холодом и несоизмеримой тоской. Очередной звонок заставил Глеба вздрогнуть, он нервно сглотнул и, собравшись с духом, взял телефон и поднёс трубку к уху. — Алло?.. Трубка молчала. Слышалось только невнятное шуршание. Подождав немного, Глеб положил смартфон на место. — Чёрт тебя дери! — ругнулся он, развернулся и уже хотел было пойти, но звонок раздался вновь. Глеб раздражённо схватил телефон. — Алло. — Доброй ночи. Глеба пробил холод. Это был брат. — З-здравствуй… Вадим. Собеседник усмехнулся. — Извини, что напугал, не хотел, но друго…шш… способа с тобой связаться не придумал, да и не думаю, что, явившись к тебе в квартиру, испугал бы тебя меньше. Оба невесело посмеялись. Хоть и смешно, но больно. — И зачем ты хотел со мной поговорить? Вадим молчал. — Вадь? — обеспокоился тишиной Глеб. — Хотел извиниться. Вчера я попытался это сделать, но ты сознание потерял. Младший закусил губу. — Ты и не виноват ни в чём, — через силу выдавил он из себя, чувствуя, как слёзы подступали к горлу. — Как раз-таки виноват. Я очень много совершил ошибок, но боялся признать это при жизни, мне было стыдно сказать, что я не прав. И только сейчас, когда я потерял всё… Я хочу попросить прощения. Глеб зажал рот рукой, вгрызаясь зубами в ладонь. На глаза набегали слёзы. — …Дур-рак ты, Вадька, дурак. Глупый, глупый, глуп-пый, — шептал младший. — Дурак, самый настоящий. Ты ведь ни в чём не виноват, ты же был… Слёзы взяли над Глебом верх, и он, захлебнувшись ими, замолчал. Вадим на другом конце линии тяжело вздохнул. — Я клянусь. Он звонил мне уже второй раз. Мы разговаривали с ним, правда. Валера смотрел на Самойлова с подозрительным прищуром снизу вверх, сидя на диване. — Звонил, говоришь… — Ну а с чего мне врать тебе? — развёл руки в стороны Глеб. — Думаешь, мне нравится, что все смотрят на меня как на дурачка? Валера машинально перевёл взгляд на руки собеседника. — Да не употребляю я ничего, — Самойлов скрестил их на груди. Валера недоверчиво кивнул, всё так же пристально рассматривая Глеба с ног до головы, будто что-то чужое, иноземное. — Ладно, давай сюда свой телефон. Аркадин прижал смартфон к уху. Спустя несколько секунд он нахмурился. — Аппарат абонента выключен, — пожал плечами Валера и вернул телефон владельцу. Глеб сунул мобильник в задний карман и отвернулся к оконному проёму. Аркадин за спиной тяжело вздохнул и покачал головой. Вадим звонил Глебу каждую ночь, они разговаривали до шести утра, и с восходом солнца старший наспех прощался, в трубке звучали гудки, и Глеб сбрасывал вызов. Он откладывал телефон в сторону, поворачивался в сторону окна, щурился на солнце и укладывался спать. — Глеб, может, ты перестанешь ложиться спать под утро? Ночь нужна, чтобы спать, а не заниматься невесть чем, — говорила Таня, раздвигая шторы, от чего Самойлов, взвыв, натягивал одеяло по самую макушка. — Я стихи пишу, — обычно находил отговорку Глеб и продолжал спать. Сегодня же Таня так просто от него не отстала. — Ну и покажи мне хоть один стих. Но показывать ему было нечего. Глеб вспомнил, что не садился за стихи уже около недели. Он целыми днями ожидал звонка, бродил по комнате, обдумывал прошедший разговор, предстоящий, думал, что спросит в этот раз. Изредка приходила Таня, чаще всего утром, готовила что-нибудь, если повезёт, и уходила обратно к подруге. Глеба такой расклад устраивал. — У меня вдохновения нет, — буркнул из-под одеяла Самойлов. — В последнее время ты стал каким-то не таким, — вздохнула Таня, присаживаясь рядом на кровать. — Ты совсем другой. Глеб ничего не ответил, и Таня молча вышла из спальни. Вскоре хлопнула дверь. В гримерке было душно, и спёртый воздух туго тянулся в лёгкие. — Глеб, ты сегодня был растерянным. Что-то случилось? — поинтересовался Хакимов, снимая с себя мокрую насквозь рубашку. — Я, думаю, знаю из-за чего, — отозвался Валера, сидящий в глубоком кресле в другом углу комнатушки. — Звонки не прекратились? Глеб молча продолжал складывать одежду в сумку. — Видимо, да, — хмыкнул Дима и подошёл к Глебу, похлопав по плечу. — На тебе лица нет, нужно что-то с этим делать. У тебя, конечно, всегда не хватало эмоций на лице, но сейчас чересчур. Самойлов дёрнул плечом, скидывая руку Снейка. Хакимов покачал головой, но перечить не стал и вернулся на своё место. — Глеб, ты понимаешь, что тебе это жить мешает. Ты сам цепляешься за прошлое. Думаешь, эти звонки — правда? Нет, это воображение. Ты сам хочешь, чтобы он звонил. Он звонит, потому что этого хочешь ты. Глеб поджал губы и, закинув сумку на плечо, вышел из гримёрки и громко хлопнул дверью. Выйдя в коридор, Самойлов почти тут же врезался во что-то мягкое, оно ойкнуло и шагнуло назад. — С дороги! — рявкнул Глеб. Стася зажмурилась и вжала голову в плечи, освобождая солисту путь. Девушка приоткрыла глаза только тогда, когда услышала, что Самойлов отошёл достаточно далеко. Она смотрела в удаляющуюся спину мужчины. Странный звук эхом раздался в коридоре. Это был всхлип. Глеб плакал. Телефон звонил беспрестанно, без перерывов и передышек. Глеб лежал рядом с ним, пряча голову под подушку. Телефонный звонок заполнял всё пространство и с каждой минутой бил по ушам всё сильнее. Глеб чувствовал, как внутри сжимались все органы, стучало по рёбрам сердце и мешало лёгким свободно наполняться кислородом. Неожиданно Глеб вскочил, схватил телефон, сбросил звонок и откинул мобильник в сторону, который, притихнув, покорно замолчал. Самойлов обессиленно рухнул обратно на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Больше телефон не звонил.