Sunder

9:14 ПП Сверкнула молния и невдалеке грянул гром. Ледяной воздух города окружает и не дает сделать и вдоха, только выйдя из-под крыши, любой человек начинает мерзнуть. Совершенно аномальная осенняя погода для Сан-Франциско, наверное, и зима будет такая же. Зубы непроизвольно начинают стучать, челюсть сводит почти моментально, Брок просто не понимает, как прохожие люди вообще могут говорить. Пальцы, которыми он до этого бездумно переключал музыкальные дорожки на своем плеере, перестают сгибаться, каменеют, краснеют и становятся грубыми. Стужа выдувает из головы все мысли, идеи, реальные планы, заставляя думать лишь о том, как бы побыстрее попасть в тёплое место, побыстрее согреться. И почему этим не пытают? За окном все казалось каким-то лишь немного мрачным, немного накрапывал дождь, но стоило лишь переступить порог, как это «немного» превратилось в «слишком». Он ни за что бы не вышел на улицу в такую погоду и выложил пару лишних баксов за доставку китайской еды, если бы, блять, были эти лишние баксы. Дождь усиливается, перерастая в колючий ливень. Он долбит по стенам и крышам зданий, машинам, раскачивает электрические провода, хлещет по пустым скамейкам, асфальту, заставляя бездомных быстро хватать свои картонки и стремительно искать укрытие. Пьяные парочки шли, немного пошатываясь, рука об руку, целовались в щеки и шею, хихикая, будто совершенно не обращали внимания на непогоду. Когда прикосновений и объятий совсем становится мало, они принимаются греть друг другу гланды собственными языками, совсем забыв рамки приличия, выпав из пространства, потерявшись во времени. После того, как Брок пересёк перекресток, он увидел несчастных людей, просящих денег. Они сидят на бетонных ступеньках, прижавшись спиной к стене или друг к другу, их кожа выглядит очень тонкой, почти как фарш в целлофановом пакете, глаза провалившиеся и потухшие. Огни горели среди улиц - всё мелькающее, блестящее, ослепляющее своей многоцветностью и броскостью. Это хлещет по уставшим от компьютера глазам, и без того мало что различающим. И это в десятом часу вечера всего-то. Брок двигает плечами, чтобы поправить капюшон, соскальзывающий с плеч, и насквозь промокшая толстовка противно прилипает к коже. "Я хочу есть, Эдди." Веном не ел уже больше недели. - Могу купить тебе Хэппи Мил или кебаб в сырной лепешке, здесь недалеко продают. - Шмыгая носом отвечает Брок и чувствует, как сокращаются стенки желудка и тот начинает грустно урчать. Ускоренный симбиотом метаболизм не позволил себе даже споткнуться о целую коробку пиццы и две бутылки пива, которые Брок умял чуть меньше часа назад. "Это не подходит, мне нужна человеческая плоть." - Попробуй здешний кебаб и ты не почувствуешь разницы. Благодаря куче сюжетов по областному каналу с новостями Брок узнал, что за последние пару месяцев участились бесследные пропажи людей. Чёрный полицейский с пятном от кофе на рубашке глядел прямо в душу через камеру оператора и сообщал, что пока не ясно с чем связанны пропажи людей, что поиски ведутся, что не стоит гулять ночью в одиночку и что полиция будет держать общественность в курсе дела. Вряд ли кто-то из полиции смог бы поймать Венома на месте преступления, а если бы и поймал, то очень пожалел бы об этом. Но дело было не только в полиции, но и в контроле, который часто терял Брок. Веном жрал много, жадно потроша и чавкая. Именно поэтому было принято решение о временной "диете" симбиота. Грёбаные медитации действительно помогали убеждать и в какой-то степени контролировать Венома: некое подобие зачитывания морали о плохих привычках. Разница между человеком и симбиотом – много меньше, чем можно представить. Так симбиот как "сосед" Брока преодолевает важный порог, переходит в другое качество: он становится тем, кто в состоянии пренебрегать будущим и мнением Эдди ради текущего нездорового удовольствия, без которого он может прожить, пока в городе не станет потише. Вся эта мотивация и стремление к правильной жизни, конечно, штука мощная, и наверняка помогла бы многим людям с симбиотами (а такие ещё бывают?). Как это в фильмах бывает, что когда-нибудь приходит осознание, что можно изменить свою жизнь в любой момент. Можно просто взять уволиться или бросить школу, перестать есть мясо, побрить голову, начать бегать, сказать человеку, которого ненавидишь, почему ненавидишь его так сильно, признаться в любви кому-то и внезапно поцеловать его. Вот только это хуйня всё, этот инопланетный ублюдок, как акула. А идеи типа обложиться подушками , запастись наггетсами с пивом и смотреть какие-нибудь попкорновые ужастики, которые так смешат Венома, срабатывают всё реже. Голод - временное явление, но как известно, всё временное - самое постоянное. "О том одиноко сидящем бездомном никто не вспомнит, Эдди. Его не будут искать." - Ты получше присмотрись, пиявка. Это не просто бездомный, а сраный наркоман, клянчит тут на очередную дозу. Если бы даже у нас не было договора о твоём рационе, то я бы всё равно не советовал жрать эту падаль. Он же гниет. В супермаркете чуть теплее, и можно перестать прятать шею и вытащить руки из карманов наружу, правда от холодильников исходит нереальный мороз. Брок мысленно жалеет тех, кому приходится работать с ними целыми днями, берёт неизменную пачку Marlboro, кетчуп, пару замороженных полуфабрикатов, и идет на кассу. Даже сейчас, когда он почти не может дышать, он делает вид, что все в порядке, хотя до невозможности хочется вгрызться зубами в эту красно-белую пачку с заветными никотиновыми палочками. Он проводит ногтем по прозрачной плёнке, пока стоит в очереди. - Вам двадцать один год есть? – Кокетливо улыбается кассирша, уголок её губ, вымазанных в помаде цвета Спрейберри-Пашн, ползёт вверх. Брок думает, как поскорее пережить этот момент, пока эта особа переминает заветную картонную коробочку из руки в руку. Кажется, асфальт под его ногами рассыпается как песочное печенье, когда он ступает по нему, чувствуя, будто кошки царапают ему лёгкие. И если бы у него был выбор, что сделать первым - спасительный глоток воздуха или медленная затяжка, он бы выбрал второе. На улицах нельзя курить, особенно в Сан-Франциско, но даже отсутствие лишней сотни баксов за оплату штрафа сейчас его не остановит, поэтому Брок закуривает, рассчитывая, что успеет выкурить всю сигарету, до того, как свернет на другой проспект, где более людно и уж точно стоит пост полиции. Он тушит почти целиком промокшую сигарету о внутреннюю сторону железного, крашенного в черный, мусорного бака, раздраженно цокает языком и выбрасывает окурок. Кашель не заставляет себя ждать, сжимает легкие невидимыми руками, выбивая прочь весь воздух. По дороге чуть выше, на перекрестке под навесом, расположился вечерний уличный музыкант. Музыка, что выходила из-под резвых пальцев, принадлежала скрипке и была сладка, как мёд. Хоть что-то приятное можно найти в этот дождливый вечер. После того, что устраивают новые соседи Брока, слушать это (после тишины, конечно) - просто утопично. Один врубает колонки так, что диван трясётся. Другой все сверлит какие-то дырки во всех поверхностях в любое время суток, и как-то особенно сильно вечерами, когда у Эдди намечается полное погружение в прострацию после изучения новых техник медитации. Третий наименее нагл - он всего лишь выпускал своего кота гадить у Брока под дверью. Выпускал. После загадочной пропажи кота выпускать стало некого. Эту мелодию хотелось безропотно слушать, потому что она завораживала, делала людей неподвижными куклами с раскрытыми от восхищения ртами. Люди не могут проходить мимо, они фотографируют, снимают на видео. Это, на самом деле, стоит того, чтобы оторваться от любых дел и послушать. Музыкант не пел, за него пела скрипка, но ровно до того момента, пока тот не сфальшивил, и плавную мелодию оборвал пронзительный скрип струн. Веном раздраженно зарычал и отдернул Эдди в сторону. - Да, пойдем отсюда, дружище. Мимо со скоростью пули пролетает человек в капюшоне, спешит так, что расталкивает пластиковые столики и зонтики уличных кафе, а вместе с этим и толпу людей, включая Эдди, едва не сбив его с ног ударом плеча. - Кто-нибудь, остановите его! Он украл мою сумочку! - Сразу после всех оглушает визг женщины. Улица опрокинулась. Люди подходят ближе к дороге, чтобы посмотреть вслед вору, но никто не решается сдвинуться с места. "Дело высокой важности, Эдди. Мы же борцы с преступностью." - Веном урчит как котёнок и нетерпеливо скитается из одного угла черепной коробки к другому. Брок закатывает глаза и вздыхает. - Погаси нимб, кровосос. Тебе не идет образ святоши. **** Забравшись повыше, он издает рёв, переходящий в истошный вопль и леденящий кровь. Теперь он знает где и кого ему нужно искать. Страх и адреналин направляют его, хотя он и сам прекрасно чувствует чужую из неоткуда взявшуюся тревогу просто повсюду. Ему доставляет удовольствие наблюдать за всем оркестром эмоций, этот ужас различной степени проявления - от дрожи в коленях до отчаянного вопля. Слышит, как стучит сердце, как истерично схлопываются лёгкие и как подпрыгивают внутри брюшины кишки и другие органы. Он наблюдает, угадывает движения и питается, благодаря их живой силе. Правильно, беги в эту тёмную безлюдную подворотню, безмозглая марионетка. Секунды кажутся ему вечностью, они тянутся на самых медленных скоростях, а ожидание жжется, как раскаленное железо. От хищного вожделения тягучая ядовитая слюна капает из пасти прямо на бетонный парапет крыши. Он ждет. После чего натягивается как пружина и летит наперерез своей жертве, скользя по отвесным поверхностям и пожарным лестницам. Эйфория погони пьянит нездоровый рассудок. Добрый вечер, Кларисса. "Стук!" - целуются затылок беглеца с кирпичной стеной. Его ноги хаотично трепыхаются, когда чёрное аморфное вещество сдавливает его туловище и шею, поднимая над землей. Стук. Ещё стук. Так, чтобы выбить весь воздух из груди, чтобы молить здешнего Бога о кислороде. Уверяй до последнего, что хочешь жить. Под когтистыми лапами приятно хрустит ключица, как сухая веточка. Из обвисших вдоль туловища рук падает вниз красная глянцевая сумочка. - Нет! Что ты, блять, такое?! - Кричит человек, когда хищник обнажает острые, как клинки, зубы в три ряда, а его глотка растет и пульсирует, как у гигантской змеи. Из прокушенной насквозь щеки сочится кровь, её сочный запах заставляет всю его материю трепетать. - Боже, нет! Пожалуйста! Ох, нет-нет-нет. Червяк, на которого наступили, начинает извиваться, так в людском мире – будучи прижатым, можно кипеть жаждой жизни, сопротивлением натиска, доказывать, что ты жив и борешься. Но какой в этом толк? Прижатый червь остается червём. Такой беспомощный, что смешно. Удар головой в челюсть заставляет человека вновь закричать и поперхнуться собственной кровью. Да, зубы не так страшны как их отсутствие. Налитые кровью глаза человека так и мечутся из стороны в сторону, пульсируя. Голод сводит брюхо мучительным водоворотом. Ему хочется разорвать в лоскуты кожу, разодрать в клочья его плоть и пить кровь, пока этот мальчишка будет корчиться от боли в предсмертной агонии. Кажется, если ещё немного надавить, то он лопнет, как переспевшая вишня. Скорее всего, его придется даже сожрать не полностью, а лишь часть, которую он не успел замарать мочой, что уже растеклась до самых колен, пропитывая собой ткань джинсов. Даже дождь не способен скрыть эту аммиачную вонь с нотами гниющего тряпья. Мерзость-то какая. Не для этого он бороздил просторы космического пространства, чтобы… "Как ты сказал?" "Не волнуйся, Эдди. Я не гурман, переживу. Мы и не такую дрянь ели." "Да нет же! Мальчишка!" - Поставь этого ребёнка на место! Сейчас же! - Кое-как выбравшись из омута стягивающего его костюма, Брок перехватывает контроль и освобождает голову, чтобы самому во всем разобраться. "Они боятся нас, Эдди! Они просто мочатся под себя, трясутся от страха! Они заслужили это!" Преступник, которого всем нутром так жаждал сожрать симбиот действительно оказался всего лишь мальчишкой. Дрожащим, словно кролик, прыщавым и жалким. С колосящимися над верхней губой подростковыми усиками он казался ещё более ничтожным. Он часто дышит через рот, разбрызгивая вокруг скопившуюся за щеками кровь. Господи, да кажется у него сейчас сердце остановится. Весь его вид кричит о том, что он уже миллиард раз пожалел о содеянном. Брок разжимает когтистые лапы, выпуская "добычу" на свободу. Мальчишка побежал, спотыкаясь, забыв про украденную сумочку и свою руку, которая тянется за ним как воздушный змей. Брок чувствует, как злобно и истерично содрогается внутри Веном. "Не ты ли сам говорил, что мы должны бороться с преступниками? У нас был договор! Хватит путаться под ногами, Эдди, я очень голоден! Мы можем ещё догнать его!" - Это, блять, не так работает! Какой-то школьник хулиганит - он нихера не понимает что делает! Нельзя вот так просто откусывать кому-то башку, не разобравшись! А особенно - детям! В голове наперебой завопили голоса, Веном захлебывается собственными словами - голодовка по человеческой плоти заставляет его звереть и подогревать мозги Брока на медленном огне. Белый шум слепит и оглушает, кружит голову и сушит горло. Сиюминутно, как по волшебству, её орошает рвота состоящая в целом из желчи и кислой слюны, желудок выворачивает ещё раз, даря удушливый спазм. "Ты пожалеешь об этом, Эдди." *** Брок не понимает как добрался до дома, находит себя стоящим на коленях перед раковиной в ванной. Его рот жадно глотает льющуюся воду из крана, будто он пустынный скиталец и вот наконец нашел оазис. Очередной раскат грома заставил его вздрогнуть и прийти в себя. Он стаскивает к чёрту все мокрые вещи и залезает под горячие струи душа, выкручивая краны до полного напора. Он едва не убил ребенка. Доверился Веному и чуть не убил ребенка, блять. Снова его руки в этой грязи, этом дерьме, он трёт свою кожу мочалкой уже чёрт знает сколько, а это всё никак не смывается. Это чувство, что перебарывало его, такое липкое и скользкое, словно рыбья чешуя, прилипло ко всему телу, смыть его было невозможно. Придется ждать, когда само полопается и сползет. Какой же он придурок, просто набитый дурак. Чувство самообмана, на которое он опять клюнул, будто кровожадному симбиоту можно довериться. Хрень полная. Эта маска, надетая самой настоящей тёмной сущностью, будет светиться и дарить иллюзорное чувство радости и власти. Давно пора было запомнить, что безбашенность и жадность до убийств Венома стремятся к бесконечности. После душа становится жутко холодно - ледяной кафельный пол студит ноги, ощущение, будто ступаешь по снегу голыми пятками. Брок надевает чистые вещи и идет на кухню. Он и тарелка салата. Остальное растворяется. Сейчас есть только он и эта чёртова тарелка с этой грёбаной едой. Вся жизнь - пища. Люди работают на неё, люди живут ради неё. Вокруг только и делают, что жрут. Они поглощают все эти пирожки, котлетки, тортики, в то время как некоторые неделями обходятся только мятной жвачкой, успокаивают свой взбунтовавшийся желудок водой и чаем. Еда заменяет им друга, в жилетку которого можно поплакаться, психолога, веселую компанию, родителей, любовь. Когда человеку грустно или плохо, когда его что-то угнетает, беспокоит – ешь, ведь еда – это самый лучший антидепрессант. Так они думают. Брок зачерпывает вилкой смазанные оливковым маслом помидоры-черри и погружает себе в рот. «Антидепрессант» не помогает, куда звонить? Как же гротескно это всё выглядит. И эгоистично. В их сумасшедшем тандеме именно Брок выступал гласом здравого рассудка, поэтому, наверное, нужно что-то сказать? - Веном, дружище, хочешь поговорить? В ответ была лишь тишина. Ну и хрен с ним, пусть посидит и подумает над своим поведением. Вставляя в рот сигарету, он уже предчувствует всю прелесть, что его ждет, так, что рот наполняется горькой слюной. Газовую зажигалку он находит быстро на подоконнике. После первого щелчка шел второй, третий, пятый, седьмой, он щелкал до тех пор, пока не появился слабый огонёк. За окном всё шёл дождь, изредка проезжали машины, разбрызгивая колёсами по сторонам скопившиеся островки луж. Брок докуривает сигарету и выключает свет, оставив только лампу рядом с диваном. С улицы мерцает отдаленный голубо-молочный свет, кидает свои блики на стены в темноте, пронизывая жалюзи. Эдди берет парочку каталогов и журналов, устраивается на диване поудобней, чтобы уже в комфорте и спокойствии скоротать этот вечер. *** Телефонная трель заставляет подскочить на месте. Звук почти взрывает барабанные перепонки, так, что закладывает уши, оглушает, и Брок не сразу понимает, что происходит. Во всей квартире уже темно, свет с улицы проскальзывает через жалюзи на окнах, полупрозрачными прямоугольниками освещает мебель, стены, пол. Должно быть, он так и заснул на диване; журнал валяется на ковре смятыми страницами вниз. Звонит домашний телефон, тот, что висит на стене. Брок садится, трет заспанные глаза пальцами, прежде чем встать, включить свет, попутно взяв трубку. - Да? Алло? На том конце ничего, кроме помех не слышно. Звук крошащегося пенопласта быстро выдергивает Брока из полусна. Решив что всё это шутка каких-нибудь конченных малолеток, он вешает трубку. Часы показывают половину второго ночи. Потерпев неудачу с повторным засыпанием, Эдди решает пойти на кухню и поискать свою судьбу в холодильнике, однако мощный укол пронзает его бок и растворяется так же быстро, как и появился. Едва не подскочив на месте, Брок задирает футболку, чтобы узнать что под ней стало причиной столь неприятных ощущений. Это была небольшая ямка в коже, в глубине которой зиял полупрозрачный пузырь с перекатывающимся чёрным шариком внутри. Капля ледяного пота скатывается вниз по виску Брока. Взявшийся из неоткуда страх сводит солнечное сплетение. Полость рта высохла так, что в пору было бы разглядеть игриво покатывающиеся перекати-поле. - Что за херня?! Дыры. Одна рядом с другой, и ещё, ещё, ещё, образуя нечто, похожее на жабью икру. Оно покрывало кожу почти до груди. Кожа вокруг них посерела, в некоторых местах гнойники уже лопнули, оставляя лишь окровавленные рубцы, и вытекающую из них желтоватую жидкость. Они пульсировали, сжимались и расслаблялись. Ещё целые пузыри подрагивали, блестели в свете холодной энергосберегающей лампы. В горле пересохло, он судорожно глотает воздух, пытаясь найти в себе силы что-то сделать. Брок сам не замечает как начинает скрести ногтями собственные бока, чувствуя, как сдираются гнойники. Кожа чешется, зудит так, словно хочет слезть, и внезапно резкая, незнакомая ранее боль ослепляет его. Эдди едва не задыхаясь, судорожно стягивает с себя окровавленную футболку. И обнаруживает под ней лишь исчирканное собственными ногтями тело. Ничего нет? Подлетая к зеркалу, он замечает, что лицо стало красным, он весь трясётся, грудь часто вздымается и опадает, будто он задыхается. Глаза мутные, как протухшее яйцо, зрачки в кромке лопнувших капилляров. Его лицо – это экорше – больше похожее на скульптуры художественного учебного пособия, где тело лишено кожного покрова. Сердце Брока стучало так сильно, что создавалось ощущение его ударов о ребра. Тёмные волосы так же прилипли к его влажному лбу, вися сосульками. Капли пота стекали по его лицу, теряясь где-то в заросших щеках. Глаза мужчины округлились, стали похожи на ёлочные шарики, и казалось, что вот-вот вывалятся, как в диснеевских мультфильмах. От осознания этого кружится голова. Можно выйти умыться и прийти в себя? Сходить к психологу? Забрать приз? Звонок другу? Нет, это бред, подкинутый паникой, которую нужно срочно подавить. Нависла пизданутая тишина, нарушаемая лишь шумным хлопаньем крыльев голубя за окном. Быстро замигала лампочка. Звуки и свет идут друг за другом, рука об руку, лучи светятся и издают шум. Испуганный взгляд Брока оббежал ванную комнату, заставляя его содрогнуться. Сдавливая пальцами ноющие виски он прижимается позвоночником к стене и медленно спускается на пол. - Это всё не реально. Ты разыгрываешь меня, пиявка. - Он озирается по сторонам, будто ждёт, что Веном выскочит откуда-то, словно чёртик из табакерки. Нет. Чтобы спрятаться от этого демона не хватит никакого мела на круг. Брок дрожит, но не потому что замёрз - холод был внутри, липкими щупальцами скользил по ноющим костям и затекшим мышцам. Повеяло леденящими разум ветрами Кидонии. "Приготовься к тому, что это - лишь начало моего маленького спектакля." Из кожи выступают лапы Венома, блестящие в свете мигающей лампочки. Ткань трусов натягивается на бедре лишь на мгновение, прежде чем порваться в жалкие клочки. - Что ты..? Голова больно бьется о пол, это заставляет на мгновение потеряться в пространстве. Горячая кровь, прилившая к щекам контрастирует с холодным кафелем. Больно, больно, больно. Он не спешит вставать, но уже ощущает, как сильно ломит его тело. Когда зрение приходит в норму от золотых и розовых звезд перед глазами, он находит в себе силы медленно подняться с места, стараясь не делать резких движений. Но его попытки быстро пресекаются титанической хваткой за запястья и торс, резким движением притягивая Брока обратно к полу. - Отпусти меня, мать твою! Ублюдок! Он ничего не сделает. Он не посмеет! Так ведь? Мысли мечутся как кайры на вершине Роккола. Десятки маленьких склизких волн ползут вверх от живота к груди Брока, ныряя в неё и растворяясь. Его рот кричит словно волчий, когда Веном вонзает клыки в сердце: конвульсия выворачивает его тело. Чёрные аморфные крючья оплетают мышцу клубком, пока та осуществляет своё последнее сокращение и… регенерируют её. Боль мгновенно отступает, Брок сдавленно скулит перед тем как зарыдать. Слёзы просто сами просятся наружу, смешиваясь с потом. "Ты плачешь? Как трогательно. - Мурлычет симбиот в его голове, в то время как Эдди пытается стереть слёзы, кусая тыльную сторону ладони, подавленную тремором. - Не бойся меня, Эдди, ты же знаешь, что я не убью тебя. Я всего лишь хочу показать тебе, что будет если меня разозлить." Когда флюидные чёрные руки сдавливают шею Брока ещё грубее, его зубы начинают соскабливать кожу с губ как цедру с апельсина. Прокушенная щека уже не доставляет прежних неудобств. Щупальца Венома как стальные прутья прижимают его руки к полу, оставляя только жалко трепыхаться и сдавленно выть. Утягивают прямо в преисподнюю. Не остается ничего кроме первобытной любви к воздуху и страха, который Веном уплетал десертной ложечкой. Ловя ртом воздух как выброшенная на берег рыба он понимает, что он совершенно забыл, что значит дышать, от этого темнеет в глазах, и по стенам и потолку ползут цветные круги. Красиво. Как светомузыка на вечеринке эпилептиков. Брок выполняет свой безумный перфоманс, бьется в неистовом танце, пытаясь освободиться и вдохнуть кислород. Слишком много всего, слишком много. Голова тяжелеет и наливается бордово-синим от насыщения углекислым газом. "Ты такой милый, когда не можешь дышать.- Шепчет Веном, расслабляя путы, кровь приливает к телу, согревая. - Так шумно мыслишь о том, что тебе больно и страшно, но твоё тело говорит об обратном. Смотри на меня, Эдди." Брок вдыхает раскалённый воздух маленькими порциями, наслаждаясь им, отчего по телу будто бегут электрические заряды. Веном лижет его небритые и влажные щеки, после чего засовывает язык в приоткрытый рот. Эдди предпринимает малоубедительную попытку сопротивляться, норовит укусить симбиота как можно сильнее. Но тот будто не замечает, лишь тихо урчит и продолжает насиловать языком его тёплую глотку. Его слюна вязкая и её очень много, поэтому Брок давится "поцелуем", его вздохи сопровождаются хрипами. Из-под мокрых трепещущих ресниц мало что можно увидеть, но он уверен, что Веном сейчас изображает изуродованное подобие улыбки. Блестящие лапы похожие на грёбаный инстаграмовский слайм разводят елозящие по полу ноги, сгибая их в колене. Клыкастая пасть опускается прямо над членом, раскачивается из стороны в сторону, как танцующая кобра. Тысячи лёгких микроукусов по всему телу помогают немного расслабиться, мягко давят, принуждая распластаться на полу ещё сильнее. Когда кончик шершавого влажного языка едва касается подрагивающей красной головки, Эдди подкидывает на месте и из груди впервые вырываются стоны удовольствия. Веном нажимает на окаменелые скулы, заставляя открыть рот, чтобы слышать человека под ним как можно лучше. "Смотри на меня." Он поднимает глаза, его зрачки бегают туда-сюда, как целлулоидные мячики для пинг-понга. Шершавый язык проходится по всей длине члена и обвивает головку, двигаясь вверх-вниз, иммитируя движения. Пластика его движений убивает и так шаткую психику, заставляя сердце рокотать, хотя, куда, Господи Боже, ещё сильнее. Слизывание выступившей смазки сводит Брока с ума, он дергается уже слабее, его челюсть размыкается, в исступлении. Щупальце проникает внутрь и сразу же находит простату. Окружающая обстановка меркнет. Хочется кричать, но крик тонет где-то глубоко внутри, на его место вырывается протяжный стон, заставляющий Венома удовлетворенно хмыкнуть. Ему всё ещё страшно после всех манипуляций, что делал с его телом симбиот, но всем своим нутром он просит его не останавливаться. Брока выгибает дугой. Хрипение сменяют мягкие отчаянные стоны. Он толкается вперед, стремясь подавить дискомфорт и продлить неожиданно приятные ощущения. Сделать их ощутимее — больше, сильнее, жестче. Веном сдавливает его бедра, удерживая. Эпитомия совершенного ультранасилия. "Ты такой вкусный, Эдди. Знал бы ты, как я сейчас хочу съесть тебя, вгрызться поглубже." Хватка на ягодицах — собственническая и грубая, ещё больше заставляет внутри Брока все гореть от яростного ритма фрикций. Боль, наслаждение, стыд и раскованность: он ни разу в жизни не ощущал всё это одновременно и ни разу не сгорал от столь сильного желания. Он понимает что эти брачные игры симбиота, больше похожие на попытки особо жесткого убийства, ему нравятся, и от того Броку окончательно срывает резьбу. Симбиот жестче толкается в его тело, сжимает от онемения бледные ягодицы и хищно рычит так, что грудь Эдди вибрирует. Их сознания скользят в унисон, соприкасаясь обнаженными фибрами синаптических связей. В животе всё сворачивается в плотный ком, глаза слезятся, высекая искры. На грани обморока Брок рыдает, кривя губы, но подмахивает вперед бедрами, насаживается, царапает короткими ногтями кафель - всё не может поверить во весь этот аттракцион эмоций, который он только что испытал. Кричит надрывно, заставляя даже соседей, наверное, забеспокоиться, но разум Венома - лишь услаждать. Сердце стучит в самом горле, грозя вот-вот выпрыгнуть. Брок кончает на свой живот и раскрытую пасть, стиснув зубы. Он ни за что не признается Веному, что это был самый яркий оргазм в его жизни, хотя… симбиот это и так знает. Поэтому лежит, сотрясаемый крупной дрожью. Слишком выпитый, иссушенный и ошеломленный произошедшим, чтобы шевелиться. Затёкшие мышцы и парализованные суставы ноют, поэтому Веном оккупирует их, превращая боль в приятную негу. Брок приподнимается на локтях, симбиот с неохотой расцепляет объятия, распутывает измученное тело. Как же душно в этой блядской ванной. "Только не думай, что теперь меня вовсе не нужно кормить. Я всё ещё голоден, просто немного меньше." - Я ненавижу тебя. - Через хриплый смех и кашель выдыхает Брок, чувствуя, как сперма с живота мгновенно впитывается в кожу. Его голова звенит, будто там образуется сверхновая звезда. Веном саркастично клацает зубами прежде чем прижаться своей маленькой блестящей башкой к его щеке. "Но ты любишь меня за то, за что и ненавидишь." - Ладно, чёрт, давай посмотрим новости. Поищем, чем тебе можно поужинать.