Голос в голове

Ты в порядке? «Иди к чёрту». Эдди прикладывается к бутылке и закрывает глаза. Проклятая зараза продолжает долбить в голове, снова и снова залезая в мысли скользящим противным шёпотом. «Ты в порядке?» Ха, мать твою, что он может ответить? Да, всё прекрасно, просто хреново так, что выть хочется, а в остальном совершенно прекрасно. Горькое пойло обжигает горло, но не приносит успокоения: грёбанная заноза в мозгу отняла даже это. Он не может напиться, ведь Веном заботливо тут же восстановит порядок в превратившемся в хаос мозге. «Дерьмо». Эдди продолжает пить виски прямо из горла, стараясь игнорировать недовольное шипение симбиота: ему не нравится то, что делает его носитель. Пусть терпит, скотина, он такую жизнь себе не выбирал. Руки дрожат, и невыносимо хочется закурить, но, вроде как, он бросил. Хотя вообще, вроде как, он и новую жизнь начал, но что-то ни черта незаметно. Тебе не нравится вкус, но ты всё равно это пьёшь. Какой смысл? Эдди стонет, сжимая руками виски. Когда же он наконец заткнётся? Несколько минут тишины, пожалуйста, больше ему ничего не нужно. — А нет смысла, дружище. В жизни он в принципе редко бывает, привыкай. Веном умолкает, видимо, переваривая информацию, и на мгновение Эдди верит, что это навсегда. Идиот. Чёрные липкие щупальца оплели его изнутри, пожрали и переварили органы, вторглись в мысли и примешали к ним что-то тёмное, инородное, цепкое… ненастоящее. Знаешь, другие люди могли бы назвать это депрессией. Эдди невольно усмехается, но горло тут же сдавливает спазмом, от которого становится трудно глотать и дышать. Звук превращается в задушенный жалкий всхлип, в груди тяжелеет от недостатка кислорода, а перед глазами начинают мелькать чёрные точки. Что с… ты там умирать собрался, что ли? Эдди с шумом вдыхает воздух, давится им, кашляет, но более-менее приходит в себя: симбиот снова подлатал прохудившуюся физическую оболочку. Молодец. Жаль того же он не может сделать с психологической. «Не собирался, но это было бы неплохо». Вслух, однако, он говорит совершенно другое: — И откуда ж такие глубокие познания о человеческой жизни, если ты даже не знаешь, зачем нам алкоголь? Ему всё равно, какой ответ он получит. Эдди наплевать на Венома, как тому наплевать на Эдди — они превратились в некое подобие одного существа, которому для жизни необходимы обе здоровые составляющие, вот и весь смысл их «поддержки», «заботы» и остальных не менее приторных слов. Если бы симбиот мог найти другого покорного носителя, то не сомневался бы ни секунды — вроде, логично, но Эдди ненавидит себя за то, что до конца не может поверить в это. Ему хочется верить, что всё наладится, что всё будет хорошо, что их безумная жизнь вместе придёт в утоптанную колею. Он ведь даже почти привык. Почти. Энн в прошлый раз читала статью об этом, помнишь? Энн. Энн. Энн. Сердце словно сплющивают тисками, в груди ширится чёрная пустота, поглощающая всё хорошее, до чего может дотянуться, и Эдди не может заткнуть её ничем: ни алкоголем, ни куревом, ни бессмысленными вечерами наедине с телевизором. Хотя нет, не наедине — Эдди больше никогда не бывает один. В висках стучит, мысли подёргиваются чем-то огненным, яростным, нехорошим, что на мгновение тормошит тупую и холодную апатию внутри — так, что Эдди даже чувствует себя почти живым. Опять это «почти». — Не смей. Никогда. Не. Смей. Говорить о ней. Сердце сдавливает так, что становится больно дышать. Нет. Снова. Только не это. На смену схлынувшей ярости приходит боль, и Эдди уже не рад заткнувшемуся Веному: лучше бы трепался о какой-нибудь ерунде, просил головы людей на ужин, задавал идиотские вопросы… что угодно, лишь бы не опять эта боль, от которой хочется сдохнуть. Энн вышла замуж тридцать пять дней назад. Прости. Я забыл, что тебя это так задевает. — Да пошёл ты к чёрту со своими сожалениями, они мне нахрен не сдались! Бутылка летит в стену и разбивается, расплёскивая остатки янтарной жидкости. Плевать. Он же теперь при работе, может себе позволить ещё десяток таких. Ха. Работа. Разоблачать прогнивших насквозь мразей, таких как Дрейк, надеясь, что мир от этого станет лучше. Идиотство. Мир никогда не станет лучше, люди всегда будут лицемерными тварями, готовыми продаться за пару-тройку тысяч долларов, а его жизнь никогда не станет нормальной. Чёрт, да она воплощённый в явь антоним нормальности. «Пошло всё в задницу». Эдди резко поднимается — голова начинает кружиться, и комната забавно танцует, дезориентируя. Когда он последний раз ел? Черепа всяких ублюдков, что Веном жрёт по особым случаям, не в счёт. Наверное, он давно бы грохнулся в обморок, если бы не исцеление со стороны симбиота. Наверное, он должен быть благодарен. Наверное. Ты думаешь о ней. Жалеешь, что она не с тобой, а с другим мужчиной. «Заткнись». Эдди зажимает уши руками и жмурится до цветных кругов перед глазами. Возможно, так и сходят с ума: ты постоянно слышишь голос в голове, который не затыкается ни днём, ни ночью, методично заставляя твою крышу съезжать с каждым днём всё больше и больше. Он тихим шёпотом встречает при пробуждении и скрипучим хрипом провожает на сон, он рядом, когда ты чистишь зубы, ешь, сидишь в туалете, идёшь на работу, смотришь тупые сериалы по «Нетфликс». Он всегда, везде, сверлит дыры в мозгу и заполняет его своими мыслями, и Эдди порой уже не знает, где начинается он и кончается Веном. Тебе плохо от того, что она не рядом, но вместо того, чтобы пойти к ней, ты просто сидишь и пьёшь эту отвратительно пахнущую жидкость. Лучше уж шоколада бы поел, я по нему соскучился. «Заткнись. Прошу, заткнись». Конечно, он может заставить его замолчать. Один раз Эдди не выдержал и врубил старый добрый рок на полную громкость: Венома корёжило так, что на какие-то секунды Эдди даже стало хорошо. Он свободен. Полностью. Наконец. Однако эйфория быстро спала, и на место ей пришло осознание: ему очень хреново без симбиота. Хреново настолько, что уж лучше существование с кровожадным безумцем в голове, чем жизнь в одиночестве. Оба слишком сцеплены, и связь эту так просто не разорвать. Слишком зависимы, чтобы жить поодиночке. Симбиоз в самом ярком своём проявлении. Высшая ступень эволюции, мать её. «Полное дерьмо». Если бы за рулём был я, то бы давно жил с этой шикарной женщиной, я знаю, что надо делать, в отличие от тебя. «Заткнись». Эдди иногда задумывается о тех людях, которых сожрал Веном. Которых сожрал по сути он, Эдди Брок. Об их криках, полных ужаса, об их взглядах — кажется, что он даже чувствует в эти моменты вонь животного страха, что лишь распаляет аппетит. У них и чувства — одни на двоих, и порой Эдди не знает: голоден Веном или же он сам. Эдди иногда снятся убитые. В очень плохие дни, когда грань между симбиотом и его носителем стирается настолько, что Эдди не понимает, чьими глазами он смотрит на мир. В последнее время эти плохие дни наступают всё чаще. Я могу тебе помочь. Я нужен тебе, Эдди, просто признай это. — Заткнись! Захлопнись, замолчи, прекрати говорить! Ты — ты! Ничем, слышишь? Ничем помочь мне не можешь, и то дерьмо, что со мной происходит, происходит именно из-за тебя! Эдди бьёт кулаком в стену: костяшки пальцев обжигает болью, но ведь Веном всё исправит. Он всегда всё исправляет, спаситель недоделанный, чтоб его. С нами. — Что? То, что происходит с нами, а не с тобой. Мы же одна команда, если ты не забыл. — Да вот именно что со мной! — Эдди срывается на крик. Да плевать, кто его может услышать? Соседи предпочли съехать от психически неуравновешенного придурка, болтающего с самим собой и чуть ли с самим собой не дерущегося. Им же лучше, на самом деле. — Тебя, что ли, что-то не устраивает в этой ситуации? Всегда накормлен, живёшь в своё удовольствие, гуляешь, пугаешь людей, жрёшь их… Это тебя постоянно достаёт голос в голове, который не молчит даже в ответ на очень вежливые просьбы? Это тебя бросила невеста, которая лишний раз зайти боится — потому что боится именно тебя? Это ты — полное ничтожество, которое портит всё, до чего дотрагивается? Ты пришёл на нашу планету и живёшь, имея всё, так какое ты право вообще можешь говорить о нас? Нет никаких «нас», есть только я и только ты — отдельно! Эдди выдыхается, замолкая. Его уже ощутимо колотит, лоб взмок, руки дрожат как у пьяницы. Он бы сам от себя шарахался на своём месте, что уж там говорить о соседях. «Псих». Эдди совершенно не хочет знать, что там по этому поводу думает Веном, но он не в силах помешать ему отвечать. Сейчас он не в силах даже стоять прямо. «Слабак». В глазах начинает двоиться. Ты думаешь только о себе! Голос симбиота рокочет в голове, и Эдди вздрагивает. Ого, кажется, разозлился… неужели он задел его за живое? Да быть не может. Мистер «голливудская улыбка» не способен на сильные эмоции, максимум — обиды ни о чём, от которых Эдди привык отмахиваться. Ты думаешь, что одному тебе плохо? Симбиоз означает слияние двух организмов, если что-то случается с одним, это отражается на другом. И да, я чувствую то, что происходит с тобой. Я терпел эти дни, думая, что тебе нужно время — многим людям это действительно помогает, как я понял. Человеческая психика очень сложна для меня, она хрупка, и её легко сломать. Может, я ошибся. Но не ты один слышишь нудный голос, который постоянно что-то говорит! Я слышу твои мысли, и они мне надоели. Мне тяжело быть в твоём теле, и с каждым днём становится только хуже. Энн то, Энн это, Веном достал… Я, между прочим, забочусь о тебе! Ты травишь свой — и мой! — организм этой гадостью, а я ни слова тебе не сказал, лечил тебя, пока ты страдал и ничего не делал! Я пытаюсь что-то сделать для тебя, а ты нудишь, что один, и это обидно. Я могу замолчать, но тогда справляйся сам. «Я… мне, что, действительно стало стыдно? Да какого?..» Эдди со стоном прячет лицо в ладонях. Голова начинает трещать так, что хочется наглотаться аспирина и не вставать с кровати неделю. Веном молчит, не вмешивается: интересно, наверное, когда его носитель скопытится. Или на самом деле обиделся, кто этих инопланетян разберёт. — Веном? Тишина. Эдди нетвёрдым шагом добирается до дивана и тяжело на него падает. Да, зараза похоже реально решил бойкот объявить… Хм, если Эдди помирать начнёт, он спасёт его или предпочтёт найти нового хозяина? Хотелось бы думать, что тогда хоть иногда он станет вспоминать Брока — носителя более тупого у него явно не будет. — Веном? Да какого хера? Пусть молчит, он же так давно об этом мечтал. Эдди заворачивается в одеяло и закрывает глаза. Было бы хорошо заснуть и не проснуться, одной проблемой на планете стало бы меньше. А, может, и не одной. Тишина. Тикают часы, раздражающе отсчитывая время: тик-так, тик-так. Эдди раньше не замечал, чтобы они его так бесили. За окном шумит город — каким-то сволочам не спится в такой час… хотя, чёрт, сейчас же только семь вечера. Всё равно сволочи. Вибрирует телефон. Наверняка очередная сенсация с ещё одним продажным ублюдком. Утром прочитает. Снова тикают часы. — Да вашу ж мать! Веном, скотина ты чёрная, прекращай! Тишина. Наверное, Эдди уже точно сошёл с ума, но долгожданное молчание действует ему на нервы и не приносит радости. Симбиот молчит, и сердце сжимается от предчувствия чего-то нехорошего. Пора это прекращать, пока он совсем не свихнулся. — Да прости ты меня! Я был не прав, был эгоистом, думал только о себе, ты делаешь для меня много хорошего, а я не це… Простого «спасибо» было бы достаточно, но я не против и всех остальных слов. Он… что? Улыбается? Нет, серьёзно, в самом деле улыбается? Максимально странно чувствовать улыбку у себя в голове, но Эдди более чем уверен, что именно этим эта скотина и занимается. Вот же урод! Но сил злиться уже не хватает: чёрт с ним. Если ему от этого полегчало, то пусть. Теперь можно попробовать заснуть… или уничтожить ещё бутылку? Надо было напиться, пока Веном молчал, но самые светлые идеи приходят поздно. «Как обычно». — Эй… какого хера ты делаешь? Эдди судорожно пытается пошевелить пальцами, которые уже какое-то время против его воли печатают на мобильнике сообщение: «Приходи. Это срочно. Оче…» Мозг истерично кричит, пытаясь отобрать контроль, но тело продолжает начатое действие: «…нь. Ты мне нужна». И отправляет сообщение Энн. — Ты совсем охренел, да? Я перед ним тут распинаюсь, прощения прошу, а он какую-то фигню творит! Отдай телефон! Нет. — Ты… Отдал сейчас же! Я же сказал, нет. И если бы ты больше спал, то смысл моих слов дошёл бы до тебя с первого раза. Очень страшно терять контроль над собственным телом, и в самый первый раз Эдди был в ужасе, отголоски которого до сих пор иногда являются ему во снах. Но сейчас он слишком зол, чтобы испытывать ещё какие-либо эмоции. Этот. Урод. Написал. Сообщение. Энн. Что он вообще о себе возомнил? — Если ты сейчас же не отдашь, то я… Мне очень интересно, что ты можешь сделать, учитывая, что от обморока от переутомления тебя удерживаю только я. Он и в самом деле над ним просто смеётся. Эдди обречённо облокачивается о спинку дивана. Какого дьявола он вообще строит из себя героя? Просто… слишком неправильно, если Энн увидит его таким. У всех в жизни бывают тяжёлые периоды, но у него он затянулся слишком уж надолго. «Наверняка сейчас от Эмерсона своего прибежит, бросит всё и прибежит. Или не прибежит… зачем я ей вообще нужен?» Пустота внутри глухо отдаётся болью. Заткнуть бы её, да нечем. Эдди обнимает себя руками за плечи, словно тем самым стараясь закрыть дыру в сердце, сделать её меньше. Холодно. Холодно и очень одиноко, несмотря на то, что он, вроде как, не один. Я очень рад, что ты это понимаешь. Сука. Теперь и мысли его подслушивает, сволочь симбиотическая. Между прочим, это обидно. — Пошёл на хер. Конечно, он рад за Энн, она заслуживает кого-то гораздо лучше, чем он… Почему только так больно и с каждым днём становится больнее? Он сам упустил своё счастье, разменял на пшик, блёстки, поиски истины… И кому от неё стало лучше? Наверное, кому-то и стало. Может, он даже кому-то помог. Вот только сам себе помочь не может, никудышный какой-то спаситель получается. Может, перестанешь думать о плохом — серьёзно, завязывай, мужик, мне самому уже тяжело, и откроешь дверь? — Что? Сердце на несколько секунд как будто перестаёт биться. Энн? Он просидел столько времени и даже не подумал написать ей сообщение с просьбой не приходить? Наплевать на Венома, он мог хотя бы продолжать пытаться… Или он действительно настолько сильно хотел её видеть? Звонок продолжает надрываться, оглашая тёмную, пустую и безмолвную квартиру. По венам Эдди словно бежит жидкий лёд, обжигающе холодя всё внутри: ему страшно сейчас встречаться с Энн, как бы необходима она ему ни была. Ты, конечно, можешь ещё подождать часочек, но что-то мне подсказывает, что эта прекрасная женщина к тому времени уже исчезнет. И когда он только успел научиться сарказму? Эдди на негнущихся ногах пересекает комнату, подходит к двери и замирает. Ещё не поздно прогнать её, сказать, что он в порядке, просто… это полный идиотизм, теперь она ни за что не уйдёт, Господи, Эдди, о чём ты только думаешь. Он делает глубокий вдох и рывком распахивает дверь. Энн. Энн. Энн. Она стоит прямо напротив, болотные глаза широко распахнуты, и в них, кажется, отражается целый мир. Его, Эдди, мир, который он так легко потерял. Вселенная вспыхивает, раскалывается на кусочки, сосредотачиваясь в одном-единственном человеке. — Эдди? — Энн? Они стоят напротив как два придурка, молча буравя взглядами друг друга, и никто не решается заговорить первым. Эдди боится снова сделать ошибку, а Энн… он совершенно не знает, о чём она может думать. — Можно я войду? — Да, да, да… конечно. Эдди неловко суетится, пропуская Энн вперёд. В голове — хаос, помноженный на страх и распоясавшегося Венома, который неизвестно что может учудить. Зря она пришла. Зря он ей это позволил. Зря. Всё это происходит зря. — Ты плохо выглядишь, Эдди. В глазах Энн — забота, от которой тёплыми искорками разгорается что-то внутри и от которой пустота становится словно меньше. К горлу подступает комок, глаза начинает саднить. Только слезу пустить сейчас не хватало, хватит, Эдди, соберись. — А вот ты прекрасна, как и всегда. Неуклюжая попытка отшутиться, которая не срабатывает: Энн лишь ещё более взволнованно хмурит брови. «Что же поделать, родная, если я у тебя такой придурок». — Что происходит? — Да ниче… — Ему плохо, он не выходит из дома без лишней надобности, почти не ест, не спит, так что мне приходится поддерживать в нём жизнедеятельность на нормальном уровне. Он постоянно думает о тебе, о том, как его достал я, о том, что сходит с ума и так далее, мне скучно перечислять. В общем, если ты сейчас что-то с этим не сделаешь, мне придется откусить ему голову, чтобы не мучался, а потом искать себе другого носителя, чего мне бы не хотелось. Я успел привыкнуть к этому. «Твою мать, Веном, какого хрена, а?» Энн бледнеет, и Эдди мысленно представляет, как с особой жестокостью избивает себя. Потом Венома. А потом снова себя. Какое он вообще имеет право вторгаться в её жизнь, которая его уже не касается, и вываливать это всё? — Касается, Эдди, ещё как касается. Он, что, сказал это вслух? Сюрприз. «Я тебя точно убью». — Мне надо было прийти намного раньше, — Энн с шумом втягивает в себя воздух, и Эдди прекрасно знает, что таким образом она пытается удержаться от слёз. — Прости меня. Я не думала, что тебе так… что тебе тяжело. Голос дрожит, срывается, и бессильная злость на себя охватывает Эдди. Молодец. Заставил любимую женщину плакать, больше ты ничего и не можешь в этой жизни. Он осторожно подходит ближе и притягивает Энн к себе в неловкой попытке успокоить и защитить. — Это тебя не должно касаться. Больше не должно. У нас свои жизни, и… — Эдди… — И я за тебя счастлив. У меня всё наладится, правда, непростой период сейчас, да, но всё будет хорошо, я со всем справлюсь. А ты возвращайся к Эмерсону, и… — Мы расстались. — Что? Сердце стучит громко-громко, так, что, кажется, можно услышать. Тишина вокруг становится почти физически ощущаемой, словно её можно потрогать руками. Спина Энн под его пальцами заметно дрожит. Время как будто останавливается, запечатываясь в этом конкретном моменте. — То есть, не совсем расстались, но, Эдди… Я так больше не могу. Я обнимаю его, а думаю о тебе, и это так неправильно, я запуталась. Я поступаю ужасно, мы решили какое-то время отдохнуть друг от друга, и… Сердце сдавливается свинцовым обручем, и дышать снова становится тяжело. Голова кружится, и Эдди приходится закусить щёку до боли, чтобы прийти в себя. Дыра внутри становится больше, и Эдди крепче прижимает к себе Энн, словно стремясь её теплотой закрыть пустоту в себе. Получается плохо, но, по крайней мере, он снова может дышать. — Я тоже поступаю неправильно, но я люблю тебя, Энн. Её запах, родной, до безумия нужный, сводит с ума, её волосы щекочут кожу, её голос отзывается мурашками по спине. Господи, как же он по ней скучал… и как он жил всё это время? Жутко нудно и надоедая мне. «Заткнись». Но на этот раз уже беззлобно. — Эдди, я… Что мы делаем? Если у вас вдруг случится секс, то я тоже буду при этом присутствовать? Не то чтобы я хотел подглядывать, но, сам понимаешь, нас двое, и… «Заткнись». Энн дрожит в его объятиях, и пусть Эдди по-прежнему далёк от состояния порядка и по мановению волшебной палочки это не исправить (чудес не бывает), он чувствует касающееся его тепло и понимает, что, кажется, может продолжать жить. Что он больше не один.