Новой дорогой

Ковер летел быстро и плавно, и Иван, наверное, заснул бы, только как тут глаза закроешь, когда кругом такая красота. Внизу земля раскинулась как пестрый платок: тут к зеленым лоскутам луга подшиты черные клочки пашен, там по темному лесу просека светлой ленточкой проложена. А наверху облака – белые, пушистые. - Куда мы летим, о Иванн? – негромко спросила Жар-Птица. - Не знаю, куда глаза глядят. – Иван улыбнулся. - У тебя они глядят в небо, о Иванн. - Может, и правда поднимемся повыше, потрогаем, какие облака на ощупь, - предложил Иван. – Они, наверное, мягкие, теплые. – Парень мечтательно улыбнулся. - Они холодные и мокрые, - ответила Жар-Птица и даже спрятала лицо в крыльях. – А еще там, где облака, очень плохо дышится. Не надо туда летать. - Все-то ты знаешь, - улыбнулся Иван. – И какие облака, и кто неправду говорит... Иван задумался и вдруг очень внимательно посмотрел на Жар-Птицу. - А ты чувствуешь неправду, только когда человек нарочно лжет? Или если он просто ошибается... ну не знает... Тогда тоже? - Тоже, о Иванн. – Жар-Птица отняла крылья от лица и внимательно на него посмотрела. – А отчего ты спрашиваешь? - Понимаешь, мне тут одна мысль пришла, я хочу кое-что узнать. - Это неправда, - Жар-Птица грустно покачала головой. - Неправда? - Неправда, что ты хочешь узнать. Я чувствую. – От лица крылатой красавицы отхлынула кровь, а губы сжались, как будто ей было больно. Да ведь ей и было больно, бедной! - Верно, не хочу! – сказал Иван. – А я знаю, куда нам лететь – на твою родину. Есть у вас, крылатых, родина? - У всякого живого существа родина есть, - улыбнулась Жар-Птица. – Я родилась в одном дальнем-дальнем, чудном-чудном царстве. Жар-Птица говорила, Иван слушал ее нежный, певучий голосок и молчал. Все она правильно сказала: не хотел он знать. Может, если бы он сейчас и сказал: «Я царевич», тут Жар-Птица бы и ответила ему: «Неправда!» Или «Правда». Только надобна ли такая правда? Решили уже... да и царь на то и отец, чтобы сердце ему ретивое правду подсказало. А если и неправду – так ведь она ему теперь всякой правды дороже. Так что нечего после драки махать кулаками. Сам сказал, сам не заспорил... Так что Ивану теперь дорога, а товарищу его – трон да венец. Порадоваться бы за него вслух, да только самого себя страшно – а ну как опять Жар-Птица скажет, что это неправда и радость его – обманная? Болит ведь душа, болит и зависть ее грызет оттого, что не его царь выбрал, не к нему любящее сердце потянулось.