Письмо Ральфа

Сегодня утром Ральфу стало плохо. Он едва дошел до стола, повторяя про себя, как мантру: «Успеть… успеть… хочу успеть…» Боль пронзила спину и грудь навылет, как стрела. На глаза пала пелена. Трясущимися пальцами, сам не понимая зачем, вслепую, он написал это письмо. Письмо Энди Шайнеру, 16-летнему мальчишке, который регулярно занимает у Ральфа денег и называет его своим приемным отцом. Это было довольно странно. Но они оба привыкли к причудам Энди. Тем более, повод общаться и правда существовал. Некогда Ральф, работавший на скоряке, лично завел сердце мальчика своими руками. Он был талантливым реаниматологом, пока не спился. Теперь проживал на деньги брата и даже не стыдился уровня собственного падения. Ниже дна бездны не существует такого понятия как стыд. Они поссорились намедни — Ральф и Энди. Из-за ерунды, ну как сказать почему, как раз таки из-за того, что Ральф действительно решил немного поиграть в отца. Одинокий волк против рановато начавшего борзеть юноши. Скандал был негромким. Энди просто получил по губам за крепкое словечко в адрес пожилой дамы, Элеоноры Чепс. И до сих пор обижался, т.к. был парнем гордым. Ничего, как деньги кончатся, обязательно придет снова. Жил Шайнер с матерью-актрисой, которой вечно нет дома, и ее постоянно меняющимися кавалерами. Ральф, в общем-то, не считал Энди своей семьей. Шайнер — птица вольная. Да и можем ли мы на самом деле вторгнуться в чью-то жизнь и оставить там след, если ничем не связаны с этим человеком? Ни кровью, ни браком, ни узами равной дружбы. Большая разница в возрасте сказывалась практически во всем. Они говорили почти что на разных языках. Впрочем, иногда мальчишка прибегал к его порогу и умолял пустить переночевать. Как отказать человеку, у которого беда, на пол-лица фингал и зубы ходуном ходят?! Лезть в душу мальчика Ральф не спешил. Итак, ему стало плохо. Он написал рукописное письмо. Да-да, старый век, мальчишка не поймет. Но компьютер было не включить. Зато карандаш и клочок бумаги найти в доме любителя порисовать всегда можно. Письмо гласило следующее: «Мир всё равно не изменится, даже если тебе будет адски больно и страшно. Когда поймешь эту простую истину, прочувствуешь хорошенько собственную беспомощность, поймаешь себя на мысли, что ветер дует не тебе в лицо, а желает содрать твою кожу со скелета, ведь ты — маленький никчемный кусок мяса у него на пути, когда увидишь, что жизнь бесцельно просачивается сквозь пальцы, Энди, а дни текут неумолимо, а ты не становишься лучше, разве что старше, приходи ко мне. Надеюсь, я буду жив. Я скажу тебе, что ты вырос, мой мальчик. И мы, как два взрослых человека, поднимемся на крышу этого дома. И посмотрим на мир вокруг, на других людей, мелких как муравьи, спешащих куда-то по бестолковым поручениям, прожигающих драгоценные минуты, скрывающих свои чувства друг от друга под маской дружелюбных улыбок или надев на себя лицо кирпичом. Все они уже давно приговорены к смерти, исключений нет. Организм работает исправно, пока что. По голубым венам под тонкой кожей льется кровь. Бьется пульс. Они хрупче цветка. Как только что купленная тарелка из хрусталя. Может быть, она и не отслужит максимальный срок, гарантий нет. К примеру, эти ранимые создания могут умереть от удара простой сосульки, упавшей на голову. Но они называют себя венцом природы, вершиной эволюции, в то время как таракан может отрастить себе новую голову, если что. Мы постоим здесь, на морозе, любуясь на их мельтешение, повдыхаем в грудь воздух, который медленно нас убивает, и смиримся вместе, бок о бок, что смертельных ран не залатать. И договоримся почаще видеться. Обманем друг друга, так сказать, для проформы. Мы ведь ленивые оба. Ничем не лучше тех, что бегают там, внизу. Ты уйдешь своей дорогой. А я — своей. Это будет хорошая ночь! Ни ты, ни я ее не забудем. Впрочем, может быть, и забудем со временем. Но знаешь, как только подрастешь, и в голову ударит мысль: «а вдруг всё зря?!» — приходи ко мне. О таких вещах лучше не думать в одиночестве». Неожиданно боль утихла. Сердце забилось в прежнем ритме. Мысли прояснились. «Проклятая неврология. Ты не умираешь, кретин!» В голову пришло осознание: «Энди 16 лет. Он всё равно не понял бы этого письма. Слишком рано! Даже для него…» Ударив кулаком по столу от досады, Ральф порвал исповедь своего сердца на мелкие клочки. Но продолжал наивно мечтать, что будет услышан Вселенной, и однажды этот мальчик придет к нему за помощью, а не за деньгами.