Иногда случается, что чудо приобретает форму серой обыденности, и поступать с этим каждому по-разному.
***
Первое знакомство. Восхищение или неприязнь. Все это становится до той степени неважным, когда вместе смеешься над первым косым взглядом, но последующей заинтересованностью; до той степени, когда поцелуи покрывают все, что было или могло быть не так; до той степени, когда даже шепот искажает все настолько, что ты готов подарить буквально мир.***
Поцелуй за поцелуем и странная любовь с утра. Как бы это ни питалось сном, становится явью — той самой, до неузнаваемости чудесной. И хриплый голос над ухом, и длинные пальцы тонких рук на груди. Трой до невозможности не любил просыпаться раньше и любил запах кофе рядом, а после губы в губы горьковатый привкус. Джейкоб готов расстаться со многим в радость большим голубым глазам, и потеря теплого сна и мягкой кровати тому доказательство. Если бы не тяжесть веса Сивана на бедрах, сдерживающая сонный порыв. Всегда и везде хватает лишь мгновения то до одного, то до другого, а сейчас — чуть дольше, потому что неприветливость неба и погоды дозволяет большего времени в постели, вместе и рядом. Dance to this Один сон на двоих, одна кровать на двоих, одна одежда на двоих, один восход и один закат, одна любимая обоими кружка, одна мечта, но два кольца, создающие законность правил мечты. Трой в горизонтальном положении и руки Джейкоба на заслуженных местах по бокам, добирающиеся до талии, поддерживающие каждую клеточку кожи поглаживаниями и узорами пальцев. — Еще пять минут, — слышится глухое из-за преграды в виде изгиба шеи. И пусть пересиливать сейчас себя не нужно, Джейкоб делает это и поднимается, совсем скоро воплощая завтрак в реальность. А следом сонное лицо с очаровательными кудряшками, спадающими на лоб; заинтересованность во взгляде и тепло светлой радужки, узких зрачков из-за светлой кухни в нежных мятных оттенках. Этот цвет порождает любимый запах, вкус Троя. Легкое касание губ лба, потому что именно так хорошо, потому что именно так чувствуешь себя сразу лучше, бодрее, готовым на все; потому что именно так большие глаза смотрят на Биксенмана с особой нежностью, от которой улыбка — главный атрибут. Тихое, уютное утро становится оживленнее, когда в дверном проеме появляется морда излюбленного питомца. Трой забывает про нелюбимый сыр на тостах, а за недовольство слышит лишь: «Ты все съел еще вчера, Трой». Но главное сейчас — это Нэш, не теряющий игривого настроения весь день, но не получающий в последнее время ласки достаточно из-за плотного расписания, из-за усталости хозяев. — Ты обещал ему прогулку, а мне утренний душ. — Поэтому принеси мне джинсы, лучше темные, и какую-нибудь толстовку, можно даже твою-ю, — Трой тянется за мордочкой, за ушами и оставляет свои прикосновения везде, целует в нос и окружает вниманием, говоря действиями о том, что питомца все так же любят. И Джейкоб делает, выбирает и приносит, получая за это нежный поцелуй. Почти плата, но чаще всего безвозмездная. И знаете, все как по расписанию: забота о достаточно теплой одежде на твоем парне, упрек в куртку, но все равно теплая улыбка. Джейкоб знает, что времени у него есть много, пока Нэш нагуляется или пока Трой не озябнет до конца, несмотря на толстовку и теплую куртку сверху. На время наступает тишина, что могла бы стать звенящей, но остается лишь умиротворенной, предсказывающей то, что будет. Но совсем не говорящей о том, что по приходу Нэш оставит на белоснежной постели следы от своих грязных лап, а Трой будет бегать за ним и утаскивать с кряхтением в ванную. Джейкоб супится, но гримаса тает в секунду, все тот же момент, который меняет настрой, меняет мимику. Блондин притягивает к себе ментально, а Биксенман словно намагниченный. Его тянет и тянет, а думать о разных или одинаковых полюсах времени попросту нет. Зовущий палец и недостаточная горка одежды, потому что остальная — все же остается на теле обоих. Но вода уже спущена, и заливистый смех младшего озаряет всю ванную комнату, добирается до спальни и воображает квартиру оживленной. Липкая, не совсем приятная тяжесть ткани перекрывается нескончаемыми поцелуями, касаниями, каплями воды, щекотным ощущением мокрых волос и просто каким-то неземным воодушевлением. А гардероба не остается, и только два обнаженных тела вкупе с возбуждением, витающим вокруг. Со страстью, ставшей чем-то нераздельным с более глубоким выражением чувств. И Джейкоб вмиг теряет связь между Троем, улыбающимся, словно солнце, и Троем, предлагающим ему новую смазку — вишневую. И пусть останется новый запах на теле, пусть смоется со временем, но привнесет в коллекцию лубрикантов что-то новое, что-то новое и в ощущение талого секса. Поцелуи, поцелуи, поцелуи. Что-то магическое, что-то невероятно нужное и необходимое. Тот же самый вдох и выдох, что рвется посреди своего процесса, прерывается стоном и толчком, а внутри уже не тепло, внутри — жар. И он по всему телу, а сочетание со спелой, сладкой вишней оставляет дурман, не выветривающийся с паром от горячей воды, впитывающийся в кожу. Контраст груди, контактирующей с холодной поверхностью — такой же контраст спины, но чуть позже. А стоны все те же, но развитие их по нарастающей, по действию, слитому воедино. Последний изгиб позвонков и неслышимый хруст, а кульминация уже плавно перемещается в легкую прострацию и затуманенный взгляд. My, my, my Большое махровое полотенце, открывающее по случайности нежную, распаренную кожу, но согревающее и выполняющее свою функцию. А до вечера все становится настолько текущим в каком-то удобном русле, что забытая грязная постель предвещает громкое цоканье Джейкоба, но чистую, свежую постель после. Сон, сладость и объятия.***
Джейкоб любит забирать Троя со съемок, любит видеть последние, заключительные процессы и преображения в естественность. И Джейкоб пугает Троя, вырастая рядом слишком неожиданно, но уводит сразу в гримерную — подальше ото всех, поближе к себе. Неудержимый порыв становится комплиментом, в котором Трой сомневается вплоть до того, как не оказывается прижат к парню, сидящему на подлокотнике небольшого кожаного дивана. И волосы шатена раскидываются по подушке, а длинные руки цепляют за собой виноватого в его падении на сиденье Сивана. Тихий смех, любящие улыбки и горящие глаза. Все донельзя воздушно, но Джейкоб утяжеляет. Он возвышается сверху, не умещаясь на этом маленьком, неподходящем диване. Поцелуй протяжный, долгий, но прервавшийся открытой дверью. Визажист, заботящийся о коже и макияже модели. Джейкоб улыбается на легкое смущение Троя и нежелательно поднимается, передавая юношу в руки девушки и дожидаясь его в машине.***
Blue Момент сейчас, момент потом, а из них складывается целая история. И пусть все они до изумительности коротки, продлить их, порой, так сложно, но наслаждения во всем этом — вокруг Луны и обратно. И иногда такое случается. Иногда момент застревает в чем-то непонятном, мутном, он тянется, не желая заканчиваться, но лучше бы не доставлял мучений. День тянется так же, в тишине — преддверии тяжести внутри. Джейкоб выманивает все разрушающее его и все вокруг вместе взятых. Целовали чужие губы, целовали ночь напролет, а Джейкоб оставляет за собой право на последнее слово. И он бы простил все, что угодно, но момент, затянувшийся момент расколол все надвое. Ни в одном из этого нет чего-то хорошего, положительного, теплого. Только оставшиеся чувства за собой. — Я не знаю, люблю ли вообще, раз так поступил. — Голос, который бьет сильнее всего, а звучащие песни отзываются эхом. Глупо оставлять что-то без доверия, было бы глупо слепо идти за тем, что рушилось бы на глазах. И Джейкоб делает шаг, который тянется так же трудно, тянет, как тот самый момент. И эти моменты в своем понимании становятся невыносимы. Оставляют тебе часть, а выносят еще больше, выскребая все изнутри. Последняя дрожь рук и неизменная истерика, громкая и тихая, невыносимая и отрезвляющая, потопляющая и несоизмеримая. Конец — это то, во что не верят, если сказка хороша, и он наступает, как скрежет пенопласта, оставляющий что-то, что ни на что не похоже. Это то, о чем не говорят. То, что держат внутри. То, что считают недопустимым. Но заканчивается многое, заканчивается все так или иначе. И после долгое, слишком долгое время попытки не думать, пустота, совмещающая опустошенность. Реабилитация или время, но часть осадка и часть чувств сохраняется всегда, оседая внутри непоколебимым желанием и порывом куда угодно. — I love u, baby. HeavenHappy Little Pill (live)
The truth runs wild Like a tear down a cheek