Буду рад знакомству

      Они друг друга ненавидят. По-настоящему, искренне, от всей души.              Всё начинается, когда Джонни переводят в новую школу, и во время перерыва он видит, как какой-то парень пинает футбольный мяч на стадионе. Под дождём, на размокшем газоне, с такой силой, будто хочет вовсе снести ворота, в которые он попадает, ни разу не промазав или даже скользнув по штанге. Джонни смотрит на него из окна столовой, медленно пережёвывая сэндвич, и ему становится интересно.               — Это кто? — спрашивает он у Бонни Картер, приставленной к нему, чтобы показать школу в первый день. Бонни оборачивается к окну и как-то нервно передёргивает плечами.              Она симпатичная, даже очень. Джонни не может не отметить это. Не потому, что сразу же влюбляется, а просто констатирует факт, ставит галочку в своей голове и кивает собственным мыслям. Бонни заправляет белокурую прядь за ухо и роняет:               — Кевин Вэйнс. Не следует с ним близко общаться, от него одни проблемы.              Любопытство Джонни лишь сильнее вздёргивает нос, а сам Джонни не в силах сдержать задорные огоньки в глазах.              Не то чтобы он любит всё запретное, он никогда не нарушает правил демонстративно, но все вокруг всегда знают, что Джонни совсем не паинька, а его щедрая доброжелательность и широкая улыбка лишь поддерживают его образ, но не являются им.               — Меня зовут Джонни Берч, рад знакомству, — он протягивает руку Кевину и смотрит на него с таким дружелюбием, с такой искренней улыбкой, что заподозрить его в чём-то просто невозможно. К тому же Джонни совсем ничего не замышляет. Может быть, чуть-чуть.              Кевин немного выше, смуглый и мрачный. Он смотрит всего лишь несколько секунд — равнодушно, без намёка на оценку во взгляде. И внутри Джонни шевелится какое-то недоверие, но рука остаётся протянутой, а непоколебимое желание познакомиться с Кевином поближе таким же ясным.              Джонни привык, что его обаяние и харизма распространяются на всех вокруг. Что в этом мире нет ни одного человека, который смог бы отказаться от его общества, потому что Джонни — он отдаёт себе в этом отчёт — умело пользуется сильными сторонами собственного характера, поглощая всё и всех вокруг.               — Меня это не интересует, — бросает Кевин и проходит мимо, а Джонни так и остаётся с протянутой рукой.              Кевин — грёбаное исключение, исключение из всех людей. И это настолько выводит Джонни из себя, что он, расплываясь в оскале, провожает Кевина недобрым взглядом.              Школьные будни не сильно отличаются друг от друга у большинства старшеклассников: занятия, домашние задания, походы в кино и вечеринки у кого-то дома, когда родители уезжают на выходные. У Джонни к этому прибавляется масса других развлечений. Он не из тех среднестатистических подростков, которые смотрят с друзьями блокбастеры или напиваются дешёвым пивом, купленным кем-то из старших приятелей или по удачно сделанным поддельным правам.              У Джонни другие развлечения. Они бередят сознание и иногда ранят тело, но он раз за разом окунается в них глубже, теперь неспособный удовлетворить свои потребности обычным перепихом на родительской кровати.               — Тебе сколько лет-то? — спрашивает его высокий мужчина, насмешливо поглядывая на по-подростковому нескладного Джонни. Его зовут Уилл, и Джонни точно знает, что с ним будет весело.               — Девятнадцать, — уверенно отвечает он. И на его лице точно такая же усмешка.               — Через сколько лет? — Уилл кивает бугаю, стоящему за спиной Джонни, отпуская его. Джонни почти облегчённо выдыхает, потому что чувствовать буравящий спину взгляд не очень приятно. Гораздо приятнее осознавать, что Уилл позволяет ему остаться там, где и в двадцать один не каждому место.              Уилл Дормер — это тот, кого следует опасаться не только школьникам, но и вообще многим в их не то чтобы небольшом, но и не огромном городке: своя сеть подпольных казино, несколько баров и незаконный бордель. Джонни выходит на него через полгода, как переезжает сюда. Он в курсе, что не в его возрасте нужно соваться в такие авантюры, но с ровесниками нестерпимо скучно.               — Хочу работать на вас.               — Зачем? — Уилл приподнимает брови и поджигает сигарету. Запах табака никогда не нравился Джонни, и он старается незаметно поморщиться. — Тебе нужны деньги или неприятности?               — Мне скучно, — совершенно честно признаётся тот.               — Значит, неприятности, — кивает Уилл, выдыхая облако дыма прямо ему в лицо.              Уилл, конечно, важная шишка. К нему вряд ли даже полиция заявится просто так и нагло заявит о своих желаниях, хотя желание повязать Уилла Дормера у них — Джонни не сомневается — есть. Но нет ни единого доказательства его причастности хоть к чему-то противозаконному. Это Джонни знает из первых рук — его отец работает в полиции, и у Джонни хватает смекалки заглянуть в пару досье, случайно забытых на столе, когда отец приносит их домой, чтобы подробнее изучить.               — Займёшься сбытом вот этого.              Спустя месяц Джонни привозят к Уиллу, подбирая в каком-то переулке, где он шатается в поиске развлечений и, может быть, Кевина, чтобы в очередной раз с ним подраться, выводя из себя и доводя до белого каления. У них обоюдная ненависть друг к другу, которая постепенно уничтожает всё вокруг. Случайно — конечно, нет — пострадавший от взрыва реактивов класс химии тому самый яркий пример.               — Что это? — Джонни умело косит под дурачка и думает, что отец его убьёт, если узнает. Это не особо волнует. Потому что никто не узнает. Джонни только семнадцать, а он уже настолько скользкий и вёрткий, что ему может позавидовать любой аферист.              Уилл привычно курит и едва слышно барабанит пальцами по крышке стола. До объяснений, что лежит в прозрачном полиэтиленовом пакете, он не опускается. Джонни может ловко обманывать многих, но не прожжённого Уилла. Будь он так прост, он бы не заработал себе практически неприкосновенное место под солнцем.               — Это будет твоё пробное задание. Справишься — будут другие, — только и бросает он и кивает очередному громиле, который выводит Джонни из задымлённого кабинета и суёт ему в руки небольшой пакет.              Джонни сосредоточенно рассматривает порошок дома, осторожно пробует его на язык и прислушивается к собственным ощущениям и звукам вне комнаты, ожидая отца с минуты на минуту. Это здорово поднимает уровень адреналина, и Джонни просто не может противостоять: ни адреналину, ни соблазну сделать всё так, чтобы заслужить хвалебный смешок от Уилла.              Вкус порошка сладкий и что-то очень сильно напоминающий. По структуре и вкусу, даже по запаху. Джонни хмурится только мгновение, а потом зло закусывает внутренние стороны щёк — сахарная пудра, ну надо же! Уилл просто издевается!               — Эй, Кевин, как насчёт того, чтобы поцеловать эту лягушку? Может, хоть она станет твоей девушкой?! — громко, через весь класс кричит Джонни и ловко уворачивается от летящего в него учебника по биологии. Преподаватель — пожилой мистер Миллер — делает обоим замечание, а после отправляет к директору, когда Джонни вскакивает в конце урока, быстро проскальзывает между столами и прислоняет остатки препарированной лягушки к лицу Кевина, громко хохоча:               — Смотри, её разорвало от одного твоего вида!              Кевин не выдерживает, хватает Джонни за волосы и с силой ударяет лицом об парту, тот не теряется и скальпелем, зажатым в руке, пропарывает Кевину щёку. Их разнимают быстро, и у директора они сидят уже с наложенными повязками и пластырями.              Их наказывают на две недели и оставляют после уроков.                      — Ты дал мне сахарную пудру! — Джонни так натурально разгневанно сверкает глазами, что ему можно почти поверить.              Уилл подпирает подбородок рукой и со скучающим видом листает документы. Конечно, наглые мальчишки — это отчасти весело, но не когда они становятся чересчур настырными и нахальными.               — Я разрешил тебя пропустить не для того, чтобы ты кричал на меня в моём же кабинете. Умерь пыл, — Уилл поднимает взгляд и обжигает им Джонни. — Ты ещё слишком мал, иди покатай машинки в песочнице.              Джонни несколько секунд смотрит в ответ, а после извлекает из кармана толстую пачку купюр и бросает её на стол. Уилл заинтересованно приподнимает брови и откладывает бумаги в сторону. Это уже любопытно.               — Ты продал сахар по цене кокаина?              Джонни удовлетворённо выдыхает, и на его лице появляется ухмылка:               — Может, теперь тебе стоит отнестись ко мне всерьёз? — упоротая алкоголем и наркотиками молодёжь к утру мало разбирается в том, что им подсовывают в туалетных кабинках. Джонни не идиот, чтобы успокаиваться и отступать из-за какой-то сахарной пудры.               — Забавно, — Уилл медленно кивает и манит Джонни пальцем. — Ну-ка, иди сюда, — а когда тот подходит практически вплотную, то заставляет наклониться и, видя вызов в глазах, силой опускает на колени у своих ног. — Если ещё покажешь, на что способен, я подумаю.              Джонни достаточно нескольких секунд, чтобы осознать, чего от него хотят. И он быстро расправляется с ширинкой Уилла, поглядывая на него снизу вверх. Потому что Джонни не идиот — он не будет отступать назад из-за какого-то минета, когда ему удалось здорово навариться на сахарной пудре.              К тому же Уилл не так уж плох. Он приятно выглядит, взрослый и опытный, направляет его голову так, чтобы было удобнее, и не толкается слишком сильно в рот. А ещё он оказывается совершенно таким же, как и все остальные — неспособным противостоять Джонни.              На вечеринке у одного из школьных приятелей — Джонни даже толком не помнит, у кого именно — он появляется неожиданно даже для самого себя. И сразу встречает Кевина, которого увидеть тут ещё страннее, чем себя.               — Кто тебя позвал, оглобля? Ты же обязательно всё тут разнесёшь, — Джонни сразу же цепляется к нему. Слишком соблазнительно близко Кевин, а Джонни никогда не любил вечеринки.               — Это мой дом, — Кевин почти рычит, а Джонни разрывает от смеха:               — И когда ты стал королём праздников нашей школы?              Он вспоминает, что вечеринку устраивала сестра Кевина, учившаяся на год младше, и, наверное, Кевин просто заложник обстоятельств, не успевший уйти из дома вовремя. Впрочем, его взгляды на сестру, внимательно следившие за тем, кто и зачем возле неё трётся, говорят и о другой причине, почему он остался.              Джонни глупо и по-дурацки напивается каким-то пойлом, которое только по недоразумению назвали джином. На его «работе» не всё так гладко, как хочется, но напивается Джонни не из-за этого, а потому что ему слишком хочется хоть немного потерять контроль над ситуацией. И он теряет его настолько, что в какой-то момент обнаруживает себя прижатым к продавленной кровати в тёмной комнате, чувствуя сбитое дыхание на своей шее. И запах парфюма слишком знакомый, чтобы обманываться и не понять, кого именно он утащил в койку. Именно он утащил, потому что вряд ли бы Кевин, напившись того же джина, сам его позвал в собственную комнату, чтобы искусать шею до багровых синяков.              Они трахаются быстро и грубо, у Джонни всё тело ломит, а внутри разливается только удовлетворение. Ещё один барьер сломан. Теперь и Кевин присоединяется к остальным. К миру, где никто не может сопротивляться Джонни.               — Ты отвратителен, — с утра, когда Джонни едва открывает глаза и морщится от головной боли и громкости чужого голоса, говорит ему Кевин и с силой тянет за лодыжку на пол. — Проваливай.              Джонни хрипло смеётся и сползает с постели, едва передвигая ногами. Первый опыт у всех ведь болезненный, если в тебя вставляют член, верно? Джонни принимает это как данность. И ещё больше ненавидит Кевина, потому что тот не сдаётся и продолжает стоять по ту сторону. Это до бесконечности бесит и выводит из себя. Но Джонни сладко улыбается и даже целует на прощанье в горящую алым щёку, а потом получает удар под дых.              После выпускного Джонни решает пропустить год и поступить в колледж позже, оправдываясь перед недовольными родителями, что просто не решил, с чем свяжет свою жизнь. Но решение есть давно, и Уилл теперь доверяет ему достаточно, чтобы теперь не пудрить мозги сахарной пудрой. Проходит ещё год, а колледж так и остаётся в будущем, зато у Джонни есть возможность снять собственную квартиру и за месяц получать почти столько же, как его отец в год. Зачем снова умирать от скуки во время учёбы, если есть вещи гораздо интереснее и прибыльнее? Впрочем, деньги до сих пор не слишком волнуют его, а вот Кевин во внезапной полицейской форме, встреченный на улице — очень.               — Как тебя взяли на эту работу? — Джонни остро чувствует, как при виде бывшего одноклассника, спустя уже почти четыре года, внутри поднимается уже почти давно забытое бешенство от невозможности с такой же лёгкостью перекинуть Кевина в касту всех остальных людей. — Ты же полный псих.              Кевин смотрит на него несколько секунд, и желваки на его лице подрагивают, как и руки, которые он тут же сжимает в кулаки.               — Свали отсюда, пока я не арестовал тебя за оскорбление полицейского.               — О, а ты и так можешь? — Джонни не отстаёт, идёт за ним и даже забегает немного вперёд, чтобы рассмотреть такое же мрачное, практически не изменившееся со школы лицо. — А наручники у тебя есть?              Он только чувствует, как его с силой пихают в какой-то узкий проулок, из которого несёт разлагающимся мусором, и прижимают к стене, удерживая за горло так сильно, что кислорода перестаёт хватать через несколько секунд.               — Не смей приближаться ко мне, — хрипло говорит Кевин. — Думаешь, я не в курсе твоих дел? Ещё со школы ты путаешься со всякой швалью. И если тебе удаётся до сих пор лгать всем, включая отца, то меня ты не проведёшь. Пустоголовая шавка Дормера. Я найду способ посадить тебя, как это следовало сделать ещё в школе.              Он отпускает горло и быстро отходит, а Джонни, упавший на колени и едва отдышавшийся, тихо хмыкает:               — У вас ничего нет на Уилла, неужели ты думаешь, что что-то найдёшь на меня?              Кевин оборачивается и недобро смотрит, но уходит молча. А Джонни громко хохочет, запрокинув голову и глядя в серое небо. Кажется, становится немного веселей, раз в город вновь вернулся Кевин.              Джонни теперь уже гораздо опаснее Уилла: у него много связей, много знаний и всё такая же скользкая вёрткость. Джонни только двадцать два, и он просто даёт иллюзию, что до сих пор подчиняется Уиллу, хотя давно ведёт свою игру — не из жажды власти, всё так же от бесконечной скуки. Ему хочется просто расшевелить этот город, заставить его испытывать что-то больше привычных и банальных каждодневных вещей, от одного вида которых Джонни тошнит.              Уилл опасается его, щурится чаще, пока Джонни отчитывается, держит крепче, пока трахает, задаёт всё более проникновенные вопросы и пытается загнать в угол. Джонни мысленно только умирает со смеху. Он думает, что это так трогательно и наивно, что у него почти сердце щемит, но под руку Уилла он обманчиво ластится и ждёт, когда можно откусить — всю сразу, чтобы невозможно было восстановить даже с помощью протеза.              Пока рано. Джонни ещё недостаточно опытен, и он осознаёт это. Прямо сейчас осознаёт ещё острее, потому что его вылавливают на тёмных улицах, когда он возвращается домой, и везут с мешком на голове на пристань. И это так банально и по-киношному, что Джонни разрывает от смеха даже, когда с него сдёргивают мешок и направляют пистолет, ставя на самом краю, прямо над водой, чтобы его тело с разорванной от пули головой свалилось сразу в залив.               — Неужели Уилл не придёт сам, чтобы убедиться в моей смерти? — вскидывает брови Джонни, разглядывая пистолет. — Как непродуманно с его стороны, — и он быстро пригибается и со всей силы ударяет головой грозившего ему оружием парня под рёбра, сваливается с ним на землю и катится кубарем. Оставшиеся два парня бросаются за ними, беспорядочно стреляют, и плечо Джонни обжигает боль, но пока адреналина в крови слишком много, чтобы он обратил на это внимание.              Руки, связанные верёвкой, кое-как удаётся освободить, но его уже прижимают щекой к асфальту, придавливая сверху. Джонни морщится и ненавидит себя за предательскую мысль, что вот и всё — пришёл его конец. Но внезапно тяжесть сверху исчезает, слышатся звуки ударов и несколько выстрелов. И всё происходит так стремительно, ровно за то время, пока Джонни поднимается на дрожащих руках и недоуменно оглядывается, а после снова с трудом проглатывает нездорово-громкий для ситуации смех.              Ну конечно. Кевин. Конечно, Кевин, кто ещё мог прийти, если не он? Тот Кевин, который уже второй месяц то и дело обнаруживается на хвосте. Тот Кевин, который явно желает найти хоть одну зацепку, чтобы посадить его, Джонни, за решётку. Отомстить или внести немного справедливости в этот мир. И Джонни так забавляло это, что он даже не пытался уйти от слежки, только путал следы и делал совсем нелогичные вещи, наверняка ставя Кевина в тупик.              Но сейчас он почти благодарен ему, если забыть о том, что Кевин пришёл слишком поздно, и простреленное плечо начинает немилосердно жечь и ныть. Джонни прижимает к ране ладонь и пытается встать на ноги, когда его оглушает снова пара выстрелов. И практически одновременно падает и Кевин, и последний оставшийся в сознании противник, ныряющий в воду. Джонни хмурится и всё-таки подскакивает ближе к Кевину, мельком осматривая его и видя расплывающееся пятно крови на боку.              Джонни опускается рядом с ним и беззвучно хмыкает, извлекая из чужого кармана мобильный телефон. Его собственный у него забрали.              Он думает, что может не звонить ни в полицию, ни в скорую помощь. И тогда Кевин сдохнет, и в этом мире не останется людей, способных ему противостоять.              Он думает, что это слишком скучно. Слишком легко. Джонни так не умеет и не хочет. Ему нужен свой личный коп, который будет его ненавидеть с такой же отдачей, с которой трахал его когда-то на школьной вечеринке.              Он думает, что, может быть, сложись их знакомство немного по-другому, то и их жизнь могла оказаться другой. Может быть, без свиданий и походов в кино — а может, и с ними, — но потом бы Джонни обязательно бы приносил кофе в участок к Кевину, а тот бы накрывал его пледом, когда он засиживался над домашним заданием в колледже и засыпал прямо за столом.              Может быть.              Джонни вновь усмехается, протягивает перепачканную в собственной крови руку и дёргает Кевина за ещё тёплый мизинец:               — Меня зовут Джонни Берч. Буду рад знакомству.              Он трясёт чужую, практически безжизненную руку, и, подделывая голос, негромко хрипит:               — Кевин Вэйнс. Приятно познакомиться.              А после поднимается, набирает номер экстренной службы, называет адрес и выбрасывает телефон в воду. Ему всё ещё не нужны доказательства его причастности к этой заварушке. Подлечит его знакомый врач.              Уже перед тем, как окончательно уйти с пристани, он оборачивается, мельком смотрит на распростёртое тело Кевина и думает, что всё равно рад знакомству. По крайней мере, у него есть хоть один шанс не заскучать.