Лед

Три месяца после установления мира. Северная граница Аместриса, Бригс. Здесь все также холодно, дует холодный ветер. Скоро наступит зима, и с каждым днем ее приближение ощущается все сильнее. Даже Драхма не пытается нападать, солдаты быстро замерзают на холоде. В самой крепости о тепле и не вспоминают. Здесь привыкли не снимать верхней одежды, особенно в зимнее время это было чревато серьезной простудой. Кабинет коменданта не исключение. Как и везде, от стен веет холодом, и кажется, будто эта ледяная стужа «вросла» во всю мебель: в столы и стулья, диваны и кресла, шкафы и полки, даже в кровати и ковры. И все же в кабинете начальницы крепости было открыто окно. Последние три месяца его почти не закрывали, только заботливый Майлз, когда теперь уже генерал-полковник уходила спать, что случалось тоже не каждые сутки, запирал его. Вообще, последнее время Оливию было не узнать: она стала тише, в глазах померк один из тех ярких огоньков, что когда-то в них был. Она стала рассеяна и впервые начала забывать о документах и дисциплине. Все больше времени проводила на верхних этажах крепости, в одиночестве смотря на снежные дали. Холод, который и так сопровождал ее повсюду, стал еще ощутимей, теперь даже бывалые солдаты крепости стали чувствовать его. Но казалось, что самой женщине наоборот, не хватало проходящей через все тело стужи, морозящий кости, задевающей каждый орган. Она стала открывать окно в своем кабинете, прямо напротив стола, подолгу сидела неподвижно, со спавшей на глаза прядью волос. Эти изменения заметили все на границе. Даже командиры отрядов драхмы отмечали в своих отчетах, что в последние месяцы при атаках неприятеля все меньше слышны приказы их командира. Оливия стала редко сама возглавлять свою армию в сражениях. Передав все необходимые распоряжения своему адъютанту, она снова запиралась в кабинете или же поднималась на верхние площади крепости, но не для того, чтобы наблюдать за ходом битвы. Три месяца. Это время пролетело для Армстронг быстро, в пелене мыслей. Для нее война с гомункулами оказалась действительно тяжелой. Она получила множество травм и потеряла много своих солдат, всех из них она знала лично. Это были не просто ее подчиненные, а ее семья, опора и защита. Но даже это не сломило женщину. Лишь потеря одного-единственного человека сломала тот ледяной стержень, что был у «снежной королевы». «Капитан Баканир и несколько солдат у главных ворот пали в бою с Кингом Бредли…» В тот момент генерал-лейтенант забыла как дышать, а сердце пропустило удар. «Как, это не могло произойти!» — в голове закричал голос отчаяния. Но она не могла показать свою слабость, не могла дать понять своим солдатам, а уж тем более врагам, как тяжела для нее эта потеря. Лишь пара мускулов дрогнуло на ее лице, а первая волна гнева обрушилась сильным ударом руки на заложника. «Забыть, не думать об этом, пока не закончится война». Но война закончилась. После последовало восстановление, которое прошло быстро благодаря помощи алхимиков, на которой настоял брат. Сама Оливия была «за» лечение обычными лекарствами и методами, но уступила Алексу, который впервые не побоялся ее гнева. Алекс Луи Армстронг прекрасно видел состояние своей любимой сестры. Он понимал, как сильно она страдает и понимал, почему. Как наиболее близкие Оливии люди и большинство солдат северной границы, он всегда знал об связи генерал-лейтенанта и капитана Баканира. Уж очень часто их видели вместе, уж очень близко он находился к ней все время. Все видели, как сильно комендант доверяет своему подчиненному. Кто-то даже говорил, что видел, как Баканир поздно вечером идет по коридору, ведущему к личной комнате их командира. И хоть ни капитан, ни уж тем более Оливия никогда об этом не говорили, окружающие догадывались об их отношениях. Именно поэтому связист до последнего не хотел сообщать командиру об сражении у ворот, поэтому Алекс так испуганно посмотрел на сестру. Поэтому все солдаты Бригса притихли, услышав эту страшную новость. В тот момент все смотрели на генерал-лейтенанта Оливию Миру Армстронг, «снежную королеву» с болью, с состраданием, с испугом. И в тот момент эта сильная, холодная, уверенная в себе женщина просто не могла показать свою боль и слабость. Оливия опять сидела в своем кабинете напротив открытого окна, вновь переживая свою утрату. Ведь только рядом с огромным, как гора, суровым, как медведь, Бакканиром, она становилась хрупкой, слабой. Только он смог победить ее холодность, укротить бушующую внутри вьюгу. Наедине с ним она перестала быть начальником, он смог «вытащить» из той внутренней бури нежную женщину, полную любви и тепла. Всю любовь, все тепло, всю нежность и заботу, Армстронг дарила ему одному, а он согревал блондинку холодными ночами, обнимая даже одной рукой все ее тело. Теперь она осталась одна. Его нет. Он уже не вернется, не улыбнется большой, слегка насмешливой улыбкой. Не обнимет и не поцелует. Теперь некому отдать ту любовь, что столь долго была предназначена ему. Пытаясь заглушить в себе боль потери, Оливия замкнулась, стала еще холоднее и непроницаемей, еще больше похожей на холодную глыбу льда. Она боялась поделиться с кем-нибудь этой болью, рассказать об их с Бакканиром отношениях. Для нее это значило снять весь лед, которым был пропитан ее образ в глазах всех людей, а это было равносильно поражению. Лишь однажды она позволила раздеть себя изо льда, лишь одному человеку было разрешено сделать это. Теперь его нет, а льда стало еще больше. — Генерал-полковник, из центра спрашивают отчет за прошлый месяц, — голос адъютанта прозвучал слишком громко в этом большом кабинете. Оливия лишь слегка приподняла голову от неожиданности. Она не стала отчитывать бывшего майора, а теперь уже подполковника, за то, что он вошел без разрешения. Видимо, она снова не услышала, как он стучался. Прошло несколько минут молчания. Генерал-полковник по-прежнему сидела в кресле, только теперь она смотрела куда-то сквозь своего помощника, словно в дверном проходе никого не было. -генерал-полковник, — Майлз решил напомнить о своем существовании и подошел к столу коменданта крепости. — А, да… отчет… — Оливия замолчала, ведь отчета у нее не было, она так и не написала его — передайте в центр, что отчет будет отправлен завтра. Нет, в ближайшее время. Майлз сочувственно посмотрел на своего командира. Никогда раньше она не была такой. Впервые за все время Оливия Армстронг не сделала отчет. Да, она ненавидела бумажную волокиту, да, она не любила приказы из центра и отчеты перед высшим руководством, но несмотря на все это, все «бумажки для выскочек из центра» всегда были готовы ровно в срок. Адъютант видел, как «снежная королева» все больше увязает в своем горе. Еще минуту он молча стоял и смотрел на силуэт женщины, да, сейчас она выглядела как сломанная, полностью погрязшая в своих внутренних переживаниях женщина. Тяжело вздохнув, Майлз пошел и закрыл окно. На него поднялись два глубоких чисто-голубых глаза, печальные, потухшие, со следами сильного недосыпа и усталости. В них ишварит не увидел чистого северного неба, свободы и уверенности, как это всегда было, лишь боль и просьбу о помощи. И он решил попытаться. Подошел к блондинке и заключил ее в свои объятия. Нежно, но уверенно обнимая, притягивая ее к себе, мужчина хотел передать ей как можно больше тепла, подарить ей уверенность и силы, стремился показать любовь всех солдат крепости и их поддержку. Оливия стояла неподвижно. Впервые за три месяца она почувствовала тепло, не то искусственное, что дают обогреватели, а настоящее, исходящее от человека. Она подняла руки и обхватила спину своего адъютанта. Сначала слабо и неуверенно, словно сомневаясь в правильности своих действий, затем сильнее, она прижалась к нему. Она еще долго стояла в его объятиях, уткнувшись в сильное плече. По щеке потекла слеза. Потом вторая, третья, еще и еще одна. И вот уже сильная и холодная женщина-генерал плачет на плече у своего подчиненного. Никогда прежде Армстронг не позволила бы себе подобного, но сейчас это было единственное, что могло вытащить ее из пучины печали. Льды начали таять, а в крепости стало чуть-чуть теплее.