Cleaning of the storage - Russia's version

– Осторожнее… Ещё осторожнее… Райвис, пожалуйста, не наступай мне на ноги. Ещё осторожнее… – Извини. Ой-ой, Торис, на меня что-то па… – Латвия-а-а-а!!! Груда старья, которую было велено вынести из чулана и привести в порядок для какого-то музея, с оглушительным грохотом рухнула на пол, погребя под собой обмершую от ужаса троицу грузчиков поневоле. Что-то заунывно звякнуло, раздался звон бьющейся керамики и стекла. Первым из-под завала выбрался Эдуард, чудом ухитрившийся не потерять очки. Следом проклюнулась рука Райвиса, по счастливой случайности придавленного чем-то относительно мягким, при ближайшем рассмотрении оказавшимся старыми шинелями. Последним контуженой гусеницей пополз Торис, которому повезло чуть меньше. – Ай, шшш… – Порезался? – Ещё как, – Торис с сомнением покосился на пострадавшую ладонь. – Острое… – Он, небось, этой штукой демонов призывал, – Райвис с опаской ткнул носком сапога осколок какой-то керамической фигурки. На рыжеватой поверхности ещё можно было различить полустёртые узоры. – Как думаешь, на тебя теперь падёт проклятие? – Там ещё стекло звенело, – поспешил перевести тему фон Вок. – Бутылка разбилась, – Райвис смущённо шаркнул ногой. – Старинная? – Моя. – Не пугай, – Эдуард с некоторым облегчением вздохнул. – Так, сейчас мы должны быстро все это убрать, пока никто не явился на шум. – Шутишь? Да Россия, если заметит, что мы что-то разбили, нас убьёт! – Если! – Эдуард торжествующе воздел перст указующий. – Очень актуальное уточнение – если! Не думаю, что он помнит, что у него в чулане хранится. Шустро, шустро, братцы… – Не успеем, – Торис закончил перевязывать ладонь платком и теперь с отсутствующим видом разглядывал некогда белую ткань. Занятые обсуждением Латвия и Эстония не слышали, просто не могли слышать медленно приближающиеся тихие шаги. – Планы меняются, – мгновенно сориентировался Эдуард. – Все под кушетку! Скорее! Ужаснуться тому факту, что среди прочего хлама они несли ещё и мебель, а так же оспорить разумность этой затеи Торис не успел – не обделённый силой эстонец шустро сунул «братцев» под помнящую ещё Романовых кушетку. – Здесь пыльно! У меня аллергия на пыль! – зашептал Райвис, отчаянно шмыгая носом. – Тихо ты, если услышит – нам конец! – У меня нос чешется! А… Истошный чих не услышал бы разве что глухой. Торис мысленно попрощался с Феликсом и мысленно же пожалел о том, что так и не сумел признаться Наташе… – Что это с вами? – Россия с нескрываемым удивлением разглядывал три пары сапог, торчащих из-под кушетки. – П-пуговица закатилась… – Райвис нервно хихикнул и дёрнулся, едва не сбив с Эдуарда и так съехавшие на самый кончик носа очки. Кушетка неумолимо взмыла куда-то под потолок, явив перепуганной троице светлый лик Брагинского. – Так проще? – участливо поинтересовался он. Массивная кушетка с резными ножками, казалось, была для Ивана невесомой. Впрочем, встреча с полом иллюзию рассеяла. – Намного проще, – поспешно закивал Эдуард, все ещё пребывающий в позе пьющего оленя. – Большое спасибо, а сейчас мы здесь быстро приберёмся… – Го-господин Россия, я не виноват, правда! – взвившегося на ноги Райвиса мелко потряхивало, кажется, на горизонте уже маячила истерика. Конспирация, типа, псу под хвост, как сказал бы Феликс. В светлых глазах Брагинского мелькнуло недоумение. – Это Литва на меня уронил, я упал, и… и… – Латвия! – Господин Россия, я приношу свои извинения, – Торис поспешно склонил голову, по-собачьи подставляя загривок. – Это моя вина, пожалуйста, не наказывайте их… – Вы из-за этого переполошились, что ли? – Брагинский присел на корточки и взял в руки рыжеватый осколок со свежими красными пятнами. – Вот ведь… Паникёры. – Вы… Вы не сердитесь? – Торис поднял удивлённый взгляд на разглядывающего находку Ивана. – С чего бы? Я и в чулане-то в последний раз был ещё… Запамятовал, когда, – кажется, Брагинский был искренне удивлён. – Приберитесь, что ли… Как закончите – у Наташи к вам какое-то поручение. «Это в наказание, что ли?» – синхронно подумали Торис и Эдуард, но от комментариев воздержались. Просто во избежание. Иван скрылся за поворотом, мурлыча себе под нос какую-то ставшую популярной в последнее время песенку. – Пронесло… – Райвис выдохнул и зашарил по карманам в поисках фляги, однако поиски были прерваны звонкой затрещиной. – Эдуард, ты чего?! – Чтобы не переводил стрелки, – фон Вок профессорским жестом поправил очки и закатал изрядно испачканные рукава. – Ну что, за работу? Брагинский, как и ожидалось, обнаружился в саду. Если работы было не слишком много, он любил коротать вечера возле пруда. Торису тоже нравилось это место. Здесь было уютно и удивительно спокойно, а с наступлением сумерек, когда распускались солнечно-жёлтые энотеры и нежно-лиловые маттиолы, сад вовсе становился сказочным. Как сейчас. – Господин Россия, ваш вечерний чай, – окликнул скамейку Лоринайтис. Скамейка негромко скрипнула – молчаливое разрешение подойти ближе. – Дарджилинг, – на всякий случай уточнил литовец. Для чего, спрашивается? В сортах чая Иван не особо разбирался, по старинке делил на чёрный и зелёный. Первый он признавал, второй считал извращением. – Спасибо, Торис, – Брагинский, не глядя, взял чашку с изображённой на ней гусыней. – Себе тоже налей. – Благодарю. Не гонит – уже хорошо. Хоть и странно… Отчего-то вспомнилось, как в славные времена до Великой Депрессии он вот так же сидел в саду и пил кофе с Альфредом. Нет, не так же. Сидеть в саду и пить чай с Иваном Брагинским – это совсем другое. – Что с рукой? – неожиданный вопрос вывел из полусонного оцепенения не хуже ведра ледяной воды. – С какой ру… А, – Торис растерянно улыбнулся, разглядывая повязки. – Порезался оско… Простите. – Поручи часть работы Эдуарду и Райвису, пока не заживёт, – Иван вдохнул ароматный пар и отпил немного. – Но чай все равно остаётся на твоей совести. Он у тебя отменный. – Спасибо… Господин Россия, вы действительно не сердитесь? – осторожно поинтересовался литовец. Душа требовала однозначного ответа, в противном случае обещала долгие часы мучительных сомнений. – Не сержусь, – Брагинский сжал чашку в ладонях. Была у него такая почти детская привычка – Торис сперва удивлялся, а затем понял, что у него просто мёрзнут руки. – Скажите, что именно мы… я... разбили? – Ничего существенного, – Брагинский обвёл кончиком пальца рисунок на чашке и сделал ещё глоток. – Старый оберег. От матери остался. Пей, Торис, чай действительно замечательный.