бездна в её глазах

У Драко на повторе звучит заученная наизусть фраза "я в порядке", пока самому кричать хочется. К горлу подступает ураган истерики, холодными пальцами стискивает гортань, но внешне он остается спокойным – фарфор маски трескается по краям, впивается осколками в бледную кожу; Малфой заламывает пальцы до больного хруста, глотая рвущий трахею ком собственной ярости. он не победил. он, блять, проиграл. снова. Ворот спортивного свитера перекрывает кислород, стоит только серебром зрачка посмотреть на табло: Гриффиндор выиграл с разгромным счетом, и теперь, рёв красно-золотых с трибун мигренью отдается в голове. Драко сжимает древко новейшего nimbus'a в побелевших пальцах; игнорирует приторные вздохи сожаления Паркинсон, которая уже послушно подставляет пухлые губы – если я захочу, то возьму её прямо здесь, на глазах у всех; проходит мимо толпы львов и искренне желает Поттеру смерти. Ртутным взглядом впивается в прекрасную уродливую шевелюру карамельных прядей – грязнокровка чуть ли в рот не заглядывает своему дружку со шрамом; позволяет обнимать себя за хрупкие плечи – ещё секунда, и он сломал бы Поттеру обе руки; светится тысячами мириад звезд и до сожженных нервов бесит-бесит-бесит – у нормальных людей это называется "ревность", Малфой. Поттер, блять, молодец. Поттер, блять, золотой мальчик. Поттер победил. снова. Драко задерживается на ней больше положенного и в какой-то момент, его раскаленная платина встречается с ее – растопленным шоколадом, и стальная выдержка разбивается хрусталём; маска безразличия слетает с лица – эмоции бущующим ураганом накрывают его с головой. на дне черного зрачка подводным вулканом пылало сожаление.. и беспокойство? Он не может позволить окружающим увидеть его таким. Не может позволить ей увидеть его таким. А потому сбегает, плевать, что как последний трус. В груди раскаленное железо – Малфой уже и забыл каково это, чувствовать; он влетает в женский туалет на третьем этаже, хлопает дверью, угрожая сорвать ее с петель и съезжает спиной по стене, затылком прижимается к холодному камню Хогвартса. Малфоя н и к о г д а не жалели. У него сломанные ребра уже не срастутся, как и разъебанное в фарш сердце. Драко Малфой – израненная душа, спрятанная глубоко внутри гнилой оболочки, за ржавыми прутьями тюремной решетки с внутренними демонами и монстрами, выедающими нутро. Драко не слышит/видит, как в помещение заходит Грейнджер. Только чувствует приятный удушливый запах корицы и вишни – этим ароматом насквозь пропахли его сны. Она стоит в нескольких метрах, переминается с одной ноги на другую и думает, какого черта здесь забыла. Никто ведь не тащил насильно. — мне жаль, – ничего глупее и придумать нельзя, Гермиона комкает в пальцах ткань мантии и еле сдерживается, чтобы не сбежать. беги, дурочка. И неловкую тишину вдруг нарушает его хриплый смех. Малфой запрокидывает голову назад, зажимает кончик языка между зубами и смеется-смеется-смеется, истерически, завораживающе, движет острым кадыком. — врешь, грязнокровка – хрипло, на выдохе. Она набирается смелости, медленно подходит ближе и кладет на плечо подрагивающую ладонь, слегка сжимая, перекрывая все мыслительные процессы в его черепной коробке. уйди. уйди, блять. уйдиуйдиуйдиуйдиуйди отсюда. из меня. — какого хера ты делаешь?— почти ласково, чувствуя, как глотка рвётся от искрящей ярости и.. чувств? Он резко открывает свои глаза-дыры, поднимается на ноги и хватает её за тонкую руку, сжимая до треска сухожилий; оставляет кровавые полумесяцы от ногтей и бордовые следы от цепких пальцев. С силой врезается своим прекрасным телом в нее, больно сдавливает в стальных тисках-объятиях, надежно прижимая к каменной стене; ладонью чувствуя пульсацию жилки на бледной шее. — отойди, – произносит грязнокровка, ощущая как в носоглотку начинает проникать его запах — дождливое утро и лесная прохлада, от которого кожа покрывается ледяными мурашками. Она смотрит в его глаза и понимает, что исчезает в этих кобальтовых дырах, где безумство зрачка почти целиком съело серебрянный ободок радужки; исчезает безумно быстро, растворяется в жгучей темноте. — я тебе нравлюсь до дрожи в коленках, Грейнджер, — шепчет, впивается в нее как шило, раздирает кожную ткань. — нет. — да. — ты мне… — тогда почему ты задержала дыхание? По сеткам его вен уже давно не течет кровь, яд — отравляющее безумие. Гермиона внезапно осознает, что только начала дышать, жадно ловя ртом воздух и утопая в его бархатных прикосновениях — знает же, что с такими нельзя связываться. Это же не мальчик-который-выжил и даже не рыжий Уизли. Он — Драко Малфой, у которого молочно-бледная аристократическая кожа, платиновые пряди шелковых волос и атлетическое тело, с выступающими венами на руках. А Малфой завороженно смотрит в ее горький шоколад глаз и понимает, что исчезает в них. Таких живых, что, кажется, у них есть собственное пульсирующее сердце. Понимает, что не должен прикасаться к ней. Не должен дотрагиваться до грязнокровки. Он должен чувствовать отвращение. Но этого нет. Есть только ноющее желание где-то внутри. Потому, задумчиво водит подушечками пальцев по скуле, очерчивает контур полуоткрытых губ, растирая нижнюю большим пальцем. А после зарывается в кудри ненавистных волос, притягивая к себе и целует-целует-целует, яростно сминая губы своими. Потому, что ему это просто нужно — без лишних слов. просто дай мне это. дай мне себя, грейнджер.