Care

Чонгук расслабленно выдыхает редкий клубень сигаретного дыма и совершенно не заинтересованно рассматривает создаваемые ветром дымчатые узоры. Уже прошёл час вместо обещанных пятнадцати минут, и копчик парня немеет, от того, что он уперся спиной о дверцу своей машины. Чон снова поглядывает на часы и недовольно цокает, туша сигарету и выбрасывая окурок. Слегка завывает ветер, трепля полы черного длинного чоновского пальто, но парню ни капли не холодно, у него бегут мурашки от теплых ладоней, внезапно оказавшихся у него под водолазкой и крепко сжимающие бока. Он поворачивает голову и встречается со светящейся улыбкой, глазами-полумесяцами и порозовевшими щеками. — Ты опоздал, — сурово начинает Чонгук, пытаясь спрятать всю нежность, плещущуюся на дне черных зрачков. — А ты снова курил, — парирует Тэхён хриплым голосом, потому что нечего мороженое в начале декабря уплетать, да ещё и на улице и принюхивается к губам старшего, морща носик. Чонгуку двадцать девять, он взрослый, самодостаточный, уверенный в себе мужчина, но когда Ким Тэхён ведет себя как ребенок (коим и является), то почти невозможно держать себя в руках. Чон не сдерживается и в этот раз, обхватывает лицо Кима ладонями и прижимается губами к его. Не целует, нет, жмется как оголодавший по теплу щенок. От тепла тэхеновских губ у Чона покалывают его собственные, а язык так и рвется наружу, чтобы облизать, попробовать на вкус, хотя и знает каковы они. Тэхён хихикает, жмётся в ответ и едва водит ладонями по голой холодной коже старшего. Отстранившись, Ким всё ещё морщится, потому что не выносит запаха и вкуса сигарет, но не теряет надежду избавить Чонгука от этой привычки. — Я прощен? — обольстительная улыбка касается покрасневших от холода губ, глаза почти не видно из-за длинной челки и едва прикрытых век, но Чонгук чувствует как в них пляшут черти. — Нет, этого мало, я ждал в три раза больше, чем должен был, Тэхен-и, — шутливо обижается Чонгук, отчего младший крепко обнимает за пояс и умоляющим взглядом смотрит в черные бездны напротив, притулившись подбородком на груди Чона. — Садись в машину. — Хён, — ноет младший, когда они едут к Чонгуку домой. Чонгук вопросительно мычит. — Могу я сегодня остаться у тебя? Чонгук хмурится и бросает мимолётный взгляд на Тэхена. — Вообще-то, я не собирался отпускать тебя до следующей недели, — мужчина видит, как счастливая улыбка озаряет лицо ребенка и самому хочется петь. — Что ты сказал родителям? — Что у нас поездка всем классом в какие-то леса или на горячие источники, не помню уже, — он перегибается через переключатель и целует Чонгука за ухом. Едва ощутимое прикосновение горячих губ, но позже старший чувствует как эти же губы обхватывают мочку и посасывают так сладко и громко, что Чон забывает, что за рулем и прикрывает глаза от наслаждения. Когда приходит в себя, Тэхён облизывает чужую ушную раковину, да так увлекся, что забылся и только переключатель, упирающийся ему в живот, держит его на расстоянии. — Тэхён, — сипит Чон и слабо отстраняется. — М? — вибрация проходит от уха до позвонков на спине, что Чонгук неосознанно рычит. — Я за рулем, — пытается он, но уже заранее знает, что потерпит поражение. Тэхён нараспев тянет довольное “ладно” и возвращается на пассажирское сидение. Чон выдыхает облегченно, но легче не становится, только тяжесть внизу живота ощутимее стала, и старший поджимает губы, догадываясь, что именно этого добивался младший. *** Чонгук до боли сжимает бедра младшего, приподнимает, и Ким на абсолютных инстинктах обвивает ногами его талию. Впивается в губы старшего, терзает, кусает, испивает его до дна, не насыщается, пытается рвать водолазку, но та не поддается. Чонгук усмехается, желание младшего приводит его в восторг, и снимает с себя ненужную тряпку. Тэхён тут же рвется, изучает открывшиеся участки кожи, зацеловывает шею, оставляя отметины. Большие ладони на его заднице совсем не способствуют здравому мышлению. Чонгук отрывает Тэхена от стены, несет в спальню и беспечно бросает его на постель, нависая сверху. Скрещенные на пояснице щиколотки давят вниз, прижимая ближе. Когда чонгуков пах ударяется между ног младшего, у того вырывается несдержанный в груди стон. Чон заметно реагирует, поэтому Тэхён стонет ещё. Громче, развязнее, прямо на ухо, целуя между. Когда оба остались без одежды, никто не замечает, только ощущение правильности настигает от касания обнаженной влажной кожи к чужой такой же. Тэхён хнычет, толкается бедрами к чоновым, невыносимо желая получить хоть какое-то внимание и прикосновения к болезненно ноющему члену, который уже весь влажный и липкий, а старший будто не замечает, ещё сильнее распаляет младшего. Чонгук держится на остатках самоконтроля, играет еще, потому что знает, помнит — оргазм Тэхена очень сильный после долгих ласк и прелюдий. — Чонгук, п-по… — рвано выдыхает Тэхён, сжимая скользкими ладонями шею старшего и прижимая к себе для поцелуя. Чонгук гладит податливое тело, которое плавится под его прикосновениями, наслаждается мягкостью кожи и влажной испариной, покрывающей её. Целует шею, плечи, ключицы, грудь, оставляя яркие, болючие отметины, потому так нравится Тэхёну. У самого коленки дрожат от сдерживаемого желания сделать больше, дать больше. Изнутри разрывает от рвения, хочется разорвать буквально, потому что слишком. Тэхён слишком доверчивый, слишком податливый, слишком развратный для Чонгука, слишком его. От осознания хочется либо обнять, припаять к себе, чтобы навсегда, либо разорвать на части, обглодать кости, чтобы никому больше. Чонгук сцеловывает капельки солёных слёз в уголках глаз и толкается в младшего двумя пальцами. Тэхен выгибается от неожиданного ощущения чего-то в себе, но вмиг осознает и только постанывает тихо, насаживаясь самостоятельно. Чонгук умело читает чужое тело и по мелким ерзаньям понимает, что двух пальцев Тэхёну мало, поэтому добавляет третий. Растягивать младшего всегда было искусной пыткой для Чонгука, потому что он так открывается во время процесса, абсолютно беззащитный, такой доверчивый и льнущий к нему, Чонгуку, что, несмотря на желание, он бы никогда не прекращал это. Тэхен начинает требовать сильнее, царапая плечи, кусая больно в шею, давя пятками на ягодицы — Чонгук слишком тянет. Не смея противиться, старший, предварительно смазав и себя, и Тэхена, сначала медленно дразнит головкой вход, но получив возмущенный, даже озлобленный рык парня, начинает медленно проникать в него, стараясь делать все как можно осторожнее, пусть они и не впервые занимаются сексом. Долгий, низкий и громкий стон служит наградой, которую Чон удовлетворенно испивает с губ младшего, целуя медленно, но так глубоко, что поджилки действительно трясутся. Тэхен подхватывает размеренный темп старшего, ерзая, насаживаясь, желая получить больше. Внутри Кима настолько узко, что Чонгук не помнит себя с момента, как оказался внутри его тела. Его движения не быстрые, но рваные, из-за чего стоны Тэхена резкие и громкие, как любит Чонгук. Единение тел между ними происходит на другом уровне. Это выше обычного секса, гораздо выше любви. Соединение душ таким грязным способом кажется благословенным. Их губы сплетаются между собой, тела прилипают друг к другу, звуки слишком пошлые и развратные, но чувство гармонии накрывает их огромным куполом, скрывая от скверны и зависти, скрывая от осуждения и ненависти, позволяя утонуть в своих чувствах. Где-то в комнате теряются тихие признания в вечности, громкие поцелуи и шуршание простыней. Чонгук толкается особенно глубоко, задевая простату, что Тэхен громко стонет, изливаясь себе на грудь и живот, заполняя звуками всю комнату, чьи стены впитали эти моменты. Его тело бьет сильная дрожь: руки лихорадочно хватаются за чужие плечи, ноги едва не выворачивает наизнанку, он запрокидывает голову и закатывает глаза от сильной сладкой судороги в позвоночнике. Ему так хорошо, что тело испытывает боль. — Т-ш-ш, я здесь, малыш. Я рядом, все хорошо, — повторяя, шепчет Чонгук, зацеловывая его лицо, пытается успокоить, развеять послеоргазменные потуги, поглаживает бока и бедра. Чонгук толкается ещё пару раз в размякшее, разгоряченное тело, кончая в него, когда Тэхен из последних сил сжимается вокруг члена старшего. Дыхание Кима настолько громкое, что почти звучное. Он хрипит на ухо Чону, прижимая к себе, целуя, куда попадёт, а тот продолжает шептать нежности младшему на ухо. *** Когда солнце светит сквозь толстые стекла незакрытого окна прямо Тэхёну в лицо, тот категорически отказывается просыпаться, пока его не разбудят чувственным поцелуем, чтобы прямо как в любимых мелодрамах. Но позже он вспоминает, что Чонгук спит очень крепко, для того, чтобы проснуться от солнца. Пытаясь встать, Ким понимает, что у него не получится. Тяжёлая рука Чонгука, прижимающая к горячему телу, мешает встать. Тянущая боль в пояснице снижает шансы практически до нуля. Об онемевших конечностях можно не упоминать. Тэхён приглушённо стонет, стараясь не делать лишних движений. Он думает, что вместо секса с Чонгуком, кажется, часа три занимался усиленными тренировками, раз так ломит тело. — Уже встал? — хрипит сбоку низкий голос. Тэхен поворачивается, улыбаясь широко, тут же получая мягкий поцелуй сухими губами, слабо царапающими его собственные. Он обхватывает лицо любимого, чтобы углубить поцелуй, и даже забывает о ноющей боли, когда Чонгук сжимает упругую ягодицу. Тэхену семнадцать, он неуверенный в себе подросток, которого пугают искренние чувства и который боится делать шаги навстречу новому и неизвестному, но когда Чонгук бережно обнимает его, безмолвно обещая заботу и защиту, становится абсолютно неважно на внешние предрассудки, неважно, что будет в будущем, если рука Чонгука по-прежнему будет накрывать тэхенову ладонь. *** — Пошли в клуб, — говорит Тэхен, не отвлекаясь от трапезы. Чонгук тормозит, вглядывается в русую макушку и думает, что не хочет куда-то идти. Хочет взять Тэхена в охапку, закутать в плед, накормить чем-то вкусненьким и лежать вот так, обнявшись вместе, только вдвоём, наедине с тишиной. Но потом Чон вспоминает, что он ребёнок совсем. Ему хочется гулять, развлекаться, заводить знакомства, а не проводить все выходные в компании почти уже тридцатилетнего мужчины. Ему нужно выплёскивать свой бунтарский характер, привлекать внимание. Отпускать его одного — эта мысль никогда не рассматривалась как вариант, и Тэхен понимает это, поэтому и зовет Чона с собой. Чонгуку абсолютно не хочется ходить в такие места. Но Тэхён ребенок, а ребенку нужно внимание. — Хорошо. *** — Здесь жарко, шумно, куча людей ещё и воняет. Блять, — выдыхает Чон, прикрывая глаза ладонью, чтобы блики не попадали на него. Виски неприятно сдавливает болью от большого количества шума и людей в целом, — Это место так сильно раздражает меня, что если хоть кто-нибудь подойдёт ко мне и предложит выпить, я приложу этого человека об стол, клянусь. — Тогда почему ты всё ещё там? — устало хрипит Юнги на том конце телефона. Чонгук так сильно вымотал его за эти пятнадцать минут, что, кажется, работа не отнимает столько сил, сколько разговор с Чонгуком. — Потому что Тэхён… — не договаривает Чон, потому что Тэхён что? Что сделал Тэхён, что Чонгуку приходится так неуютно в окружении подвыпившей толпы? Что сказал Тэхён, что у Чонгука не осталось выбора, кроме как пойти с ним, как его телохранитель? Чонгук не знает ответ. — Ага, как я и думал. Чонгук, я когда-то говорил тебе, что этот малолетний пиздец вылезет такой шишкой на твоей пустой башне, что мучаться будешь, как с ребенком. — Я просто волнуюсь за него, — неуверенно оправдывается Чон, потому что Юнги видит сердцевину проблемы и с ним нельзя не согласиться. — Ты его парень или отец? — Парень, — говорит Чонгук, когда к нему на колени падает вышеупомянутый пиздец с хмельным взглядом, пьяным румянцем и весёлой улыбкой. Чонгук поспешно прощается с Юнги, и хватает Тэхена за талию, потому что младшего ведет слишком сильно, как для парня, который выпил всего три коктейля. Он лепечет что-то несвязное и смеётся, хватает Чонгука за рукав куртки, признается в любви и верности, шепчет, что он у него первый и единственный, что ни с кем ему не будет так хорошо, как с Чоном. Чонгук, вообще-то, не слушает. Ему всё равно, о чем говорит Ким, будучи в таком состоянии, он злится на столь эгоистичное поведение, потому что зная, что работа Чона не позволяет видеться часто, он всё равно тратит их совместные выходные на клуб и выпивку. Тэхен ребенок, но хоть немного серьёзности в этом возрасте нужно иметь. *** — Чонгук… — хриплый шепот Тэхена громко разносится по спальне, заставляя старшего вздрогнуть. Он идет на кухню, приносит воды и таблетки от головной боли, заставляет выпить и укладывает обратно спать. Молча, не проронив ни единого судорожного вздоха, отточенными движениями, словно робот. Это больно режет Тэхена где-то внутри самим пониманием, что обидел любимого, но не успевает даже тихо извиниться, как его клонит в глубокий сон. Чонгук не ложится спать до самого утра. Организм Тэхена, не привыкший к крепкому алкоголю, извергал всё это в больших объемах из тела Кима. Иногда, во сне, с губ Тэхена срывались болезненные надрывные стоны-хрипы, а иногда хватали судороги. Утром Тэ просыпается с надорванным горлом, больной головой и огромным чувством вины.Чон снова приносит воду и лекарства, сильнее укутывает Тэхена в одеяло и закрывает окна. — Хен, ты… ты злишься? — осторожно начинает Ким, но уловив обиженный, свирепый взгляд старшего, опускает глаза в пол и думает, что если Чонгук не заговорит, то сам он никогда и рот открыть не посмеет. — Почему я должен злиться? Потому что ты безответственный, взбалмошный ребёнок, которому лишь бы приключений на свою задницу найти? Или потому что, напиться в дешёвом клубе и отравиться алкоголем для тебя важнее, чем провести вечер со мной? Чонгук смотрит пристально на парня, который избегает его взгляда. Он исполосовал Тэхена обвинениями, сбросил на него груз и заставляет принимать решения, брать вину и отвечать за поступки. — Я хотел… думал, что тебе будет лучше. Я думал, что стоит развлечься, что сидеть в квартире со мной слишком однообразно, что тебе хотелось бы новых знакомств, я хотел… как лучше, — голос таки срывается, хотя Тэхён уверенно подавляет в себе слезы, не желая показывать себя ещё слабее, чем он есть. Чонгук выдыхает устало, будто его смертельно уморили, заставляя повторять одно и то же. — Тэхён, мне двадцать девять лет. Я пашу на работе по три месяца, по двадцать часов в сутки, без выходных, единственное, чего я хочу, приезжая домой, это тебя под боком, а не походы в клуб и новые знакомства, — старший отчитывает более мягко, думая, что немного перегнул с обвинениями, ведь его Тэхён такой чувствительный. После очередного вздоха, кожу Кима покалывает от желания коснуться, поэтому он, не вылезая из одеяла, встаёт и семенит к Чону прямо на колени. Усаживается, кутается плотнее, тычется носом в шею, щекой о футболку трётся, ласки просит. Чонгук в очередной раз сравнивает мальчика с котёнком. — Давай пиццу закажем, я на днях такой фильм интересный нашел, посмотрим? — совсем тихо предлагает, мурчит почти, когда Чонгук обнимает за талию и гладит живот, а вторая ладонь ложится на бедро. — А может в клуб? — издевательски тянет Чон, но совсем не ожидает, что тело в его руках так сильно дернется. Он гладит его ноги и живот, и это ощущается таким правильным, что вот бы заморозить время,остановить момент и остаться так навсегда. — Нет, там так воняет и людей много, — бурчит стыдливо, водит пальцем по груди, обтянутой темной футболкой, поднимается выше, касается засосов, которые сам наставил, дрожь в чужом-родном теле вызывает, улыбается. — На пиццу согласен, — довольно говорит Чон, подхватывая младшего на руки. Тэхён тут же крепко за шею обнимает, принимает тепло, исходящее от тела Чонгука, жмется ещё ближе, чтобы воздух между ними не прошел, вдыхает его запах, думает, что умереть так готов - на его руках. Тэхёну семнадцать, его безответственность пугает и злит, но когда Чонгук рядом, когда помогает, наставляет, учит, ничего ему не страшно вокруг. Чонгуку двадцать девять, он всё ещё взрослый, самостоятельный мужчина, но когда это ребёнок, обнимает его крепко по ночам, когда целует утром, дает рассматривать себя, он никогда не будет думать, что время утекает зря.