голодная цепная псина

Ос­татки нуж­ных и не очень ве­щей упа­кова­ны в еле зак­ры­ва­ющий­ся че­модан. Мин­хён в пос­ледний раз ос­матри­ва­ет квар­ти­ру, про­ходясь обес­по­ко­ен­ным взгля­дом по за­пол­ненным кни­гами пол­кам и так лю­бов­но вы­ращен­ным им цве­там, ко­торые сто­ят в ши­рочен­ных гор­шках, за­нимая весь по­докон­ник. Мес­та­ми по­жух­лые листья осы­па­ют­ся тон­ки­ми ос­татка­ми на де­ревян­ный скри­пучий пол, а плин­тус всё так же от­хо­дит от сте­ны в даль­нем уг­лу за ди­ваном. Осев­шая пыль на ста­ром те­леви­зоре уже, ка­жет­ся, въ­елась в плас­ти­ковую по­вер­хность, сколь­ко бы па­рень ни пы­тал­ся от­те­реть её. В уг­лу на обо­ях лёг­кий раз­мыв от собс­твен­ной кро­ви. Как грязное напоминание о чём-то важном. Лёг­кая грусть, но не бо­лее. Хо­тя, ску­чать по этой квар­ти­ре он точ­но не бу­дет. Здесь Мин­хён ос­тавля­ет свои слё­зы от чу­жого пре­датель­ства, тёп­лые вос­по­мина­ния о зав­тра­ке по ут­рам вмес­те со сво­им, ког­да-то единс­твен­ным и лю­бимым аль­фой, что на кап­лю мгно­вения был его всем, и час­тичку се­бя, на­вер­ное.  Мин­хён смот­рит в пос­ледний раз на нас­тенные ча­сы, что ти­ка­ют ти­хо [но всё ещё дос­та­точ­но раз­ме­рен­но] из-за по­мира­ющей ба­тарей­ки, на­дева­ет ог­ромный тя­жёлый рюк­зак, хва­та­ет­ся ле­вой ла­донью за руч­ку че­мода­на и вы­ходит из квар­ти­ры. При­выч­ный скрип зам­ков за­тиха­ет в об­шарпан­ных сте­нах уз­ко­го подъ­ез­да, ос­тавляя за со­бой ка­кое-то кис­ло­ватое пос­левку­сие. Наб­рав в грудь воз­ду­ха, па­рень стран­но рва­но вы­дыха­ет и поп­равля­ет креп­кие лям­ки чёр­но­го рюк­за­ка. Спус­тившись до поч­то­вого ящи­ка, Мин­хён дол­го вер­тит в ру­ках клю­чи, по­тира­ет их паль­ца­ми, слов­но в по­пыт­ке сте­реть не су­щес­тву­ющие пят­на кро­ви. Он бе­реж­но опус­ка­ет связ­ку из двух клю­чей в не­боль­шую щель. В пра­вой ла­дони рез­ко ста­новит­ся слиш­ком пус­то из-за от­сутс­твия го­ряче­го ме­тал­ла.  На ули­це теп­ло. Мяг­кий осен­ний ве­тер слег­ка еро­шит за­тылок и ще­кочет моч­ки ушей. Про­ходя­щие ми­мо лю­ди жму­рят­ся от по-преж­не­му яр­ко­го сол­нца. Где-то не­пода­лёку гром­ко ла­ет со­бака, го­ня­ясь за пти­цами, а её не­рас­то­роп­ный хо­зя­ин при­кури­ва­ет си­гаре­ту из толь­ко что от­кры­той но­вень­кой пач­ки и не спе­ша ша­га­ет за своим маленьким псом. Мин­хён сно­ва смот­рит на ча­сы, толь­ко на за­пястье, и по­нима­ет, что ещё нем­но­го и по­езд у­едет без не­го. Па­рень ус­ко­ря­ет шаг, жа­ле­я, что пос­ту­пил как ду­рак — ре­шил сэ­коно­мить на так­си. Он всё же ус­пе­ва­ет, ког­да до от­прав­ки ос­та­ёт­ся па­ра ми­нут, удив­ля­ясь то­му, как ко­лёси­ки у его че­мода­на ещё не от­ле­тели.  Тес­нясь меж­ду ря­дами бес­ко­неч­ных си­дений, Мин­хён с тру­дом до­ходит до сво­его мес­та и пы­та­ет­ся по­ложить ба­гаж на вер­хнюю пол­ку. Стоя на но­соч­ках, он ти­хо пых­тит и тол­ка­ет тя­желен­ный че­модан на­верх. Это ста­новит­ся пос­тыдной проб­ле­мой. Вы­дох­нув, па­рень на мгно­вение рас­слаб­ля­ет ру­ки и чувс­тву­ет, что па­да­ет под тя­жестью, но его, вмес­те с ба­гажом кто-то под­хва­тыва­ет. Мин­хён нег­ромко ой­ка­ет и смот­рит на­верх, ви­дя толь­ко рез­ко очер­ченную ли­нию под­бо­род­ка и рель­ефы нап­ря­жён­ных на мгно­вение рук, рез­ко тол­кнув­ших впе­рёд его ог­ромный че­модан. Он чувс­тву­ет го­ловой чу­жие креп­кие по­ловин­ки гру­ди и очень силь­но сму­ща­ет­ся, мо­мен­таль­но прос­каль­зы­вая к мес­ту у ок­на. Мужчина, к его со­жале­нию, са­дит­ся ря­дом. Мин­хё­ну бы поб­ла­года­рить или из­ви­нить­ся, но он сжи­ма­ет плот­но гу­бы, от­во­рачи­ва­ясь.  За ок­ном не спе­ша на­чина­ет про­носить­ся зна­комый пей­заж. Наб­рав обо­роты, он, не ос­тавляя за со­бой и сле­да, за­тира­ет­ся гус­той рас­ти­тель­ностью и гу­лом кло­кочу­щих ко­лёс по ме­тал­ли­чес­ким рель­сам. Под­пи­рая щё­ку, Мин­хён за­меча­ет собс­твен­ное грус­тное ли­цо в реф­лексии стек­ла, и ему ста­новит­ся не по се­бе.  Пра­виль­но ли он де­ла­ет, ос­тавляя по­зади у­ют­ное гнез­дышко, зна­комых лю­дей и свои лю­бимые по­луза­сох­шие рас­те­ния?  Из пос­ледних сил часть сер­дца цеп­ля­ет­ся за ос­татки, рас­сы­пан­ных не­закон­ченны­ми паз­ла­ми, тёп­лых вос­по­мина­ний, рвёт­ся об­ратно, но Мин­хён за­дер­жи­ва­ет ды­хание и мед­ленно вы­дыха­ет, чёт­ко слы­ша, как вслед за ним муж­чи­на ря­дом ти­хо ры­чит. Звук бь­ёт зна­комым ощу­щени­ем меж­ду ло­паток. Дос­та­точ­но не­уве­рен­но, па­рень по­вора­чива­ет­ся впра­во, бо­ясь, что нат­кнёт­ся на чу­жой взгляд, но вмес­то это­го он ви­дит, как муж­чи­на, раз­ва­лив­шись сво­бод­но в крес­ле, по­луле­жит с прик­ры­тыми гла­зами. Чёр­ные пря­ди гус­тых, дос­та­точ­но длин­ных вь­ющих­ся во­лос, неб­режно па­да­ют на лоб, кон­чи­ками ка­са­ясь длин­ных рес­ниц. Грудь нап­ря­жён­но взды­ма­ет­ся, бро­ви нах­му­рены, а гу­бы сжа­ты в тон­кую ли­нию. Сра­зу чувс­тву­ет­ся, что это аль­фа. От не­го ис­хо­дит ди­чай­шее нап­ря­жение, а те­ло слов­но элек­три­зован­ное.  Мин­хён ин­стинктив­но ёжит­ся, хва­та­ясь ру­ками за пле­чи. Па­рень вне­зап­но на­чина­ет чувс­тво­вать се­бя не­ком­фор­тно — хо­чет­ся сжать­ся в ко­мочек, об­ни­мая собс­твен­ное те­ло, и ока­зать­ся до­ма. Толь­ко вот те­перь у Мин­хё­на нет то­го мес­та, ку­да мож­но вер­нуть­ся, где чувс­тву­ешь се­бя в бе­зопас­ности.  Где чувс­тву­ешь се­бя са­мим со­бой.  Страш­но.  Он сно­ва от­во­рачи­ва­ет­ся. Сма­зан­ная зе­лень тра­вы, прос­ти­ра­юща­яся поч­ти до са­мого го­ризон­та, ре­жет глаз час­тым мель­те­шени­ем, раз­дра­жа­ет. Но вмес­те с тем и от­вле­ка­ет от не­нуж­ных мыс­лей, под­хва­тывая сво­им пос­то­янс­твом, да­рящим не­кую без­мя­теж­ность. Мин­хён рас­слаб­ля­ет­ся, наб­лю­дая за тем, что про­ис­хо­дит за ок­ном. До при­бытия ещё три ча­са. Па­рень от­ки­дыва­ет­ся на мяг­кое си­денье и сколь­зит взгля­дом по яр­ким от­блес­кам на плас­тмас­со­вой пол­ке.  Жа­ле­ет ли он о том, что у­ехал? По­ка нет.  Жа­ле­ет ли он о том, что ос­та­вил прош­лое? Нем­но­го, на­вер­ное.  Уба­юкан­ный мир­ным сту­ком ко­лёс о рель­сы, Мин­хён про­вали­ва­ет­ся в по­луд­рёмное за­бытие, где у не­го всё хо­рошо: не бес­по­ко­ят кош­ма­ры по но­чам, нет нер­вно­го ти­ка от нес­конча­емой ра­боты, ко­торая ему не нра­вит­ся, и боль­ше он не встре­ча­ет­ся с кем-то в ущерб са­мому се­бе. Па­рень прос­то па­рит в не­весо­мос­ти, где ца­рит пус­то­та, но она не от­ча­ян­ная и хо­лод­ная. Сов­сем нет. Она тёп­лая, мяг­кая и лип­кая, слов­но са­хар­ная слад­кая ва­та. Лишь прис­таль­ный взгляд от­ку­да-то сбо­ку нап­ря­га­ет, но па­рень не мо­жет зас­та­вить се­бя прос­нуть­ся. Мин­хён ощу­ща­ет под собс­твен­ны­ми паль­ца­ми мяг­кую шерсть. Жи­вот­ное лас­тится, в ла­донь ему ты­чет­ся, но ни по­шеве­лить­ся, ни взгляд опус­тить. И сон ка­жет­ся явью. Про­сыпа­ет­ся Мин­хён рез­ко, сту­ка­ясь боль­но о тол­стое окон­ное стек­ло. Го­лос из ди­нами­ков ве­ща­ет, что по­езд до­ехал до ко­неч­ной стан­ции. Ог­ля­дыва­ясь по сто­ронам, па­рень по­нима­ет, что он здесь ос­тался один, ва­гон уже пус­той. Ря­дом сто­ит его тя­желен­ный че­модан, пре­дус­мотри­тель­но кем-то спу­щен­ный. Угол­ки губ са­ми по се­бе тя­нут­ся вверх, и па­рень шеп­чет вслух ти­хое «спа­сибо», в дет­ской на­ив­ной на­деж­де, что оно до это­го че­лове­ка дой­дёт. Вый­дя на све­жий воз­дух, Мин­хён вды­ха­ет пол­ной грудью, за­дер­жи­вая ды­хание сов­сем на мгно­вение. И по­нима­ет, что здесь пах­нет при­родой, сов­сем не боль­шим душ­ным го­родом, что пла­вит­ся под па­лящим сол­нцем. Да и лю­дей ма­лова­то. Чувс­тву­ет­ся, что воз­дух чи­ще и мес­та боль­ше. Нет той при­выч­ной, до тош­но­ты, тес­но­ты и же­лания сбе­жать. От­крыв кар­ту и све­рив своё мес­то­поло­жение с нуж­ным ему ад­ре­сом, он всё же ре­ша­ет взять так­си, что­бы не плу­тать и не та­щить­ся, как пос­ледний ду­рак с ог­ромным че­мода­ном по не­из­вес­тным ему до­рогам. По­нача­лу ему ста­новит­ся нем­но­го страш­но от то­го, что он при­ехал в пол­ней­шую глушь, и, чем даль­ше он отъ­ез­жа­ет, тем пей­заж вок­руг ста­новит­ся бо­лее сво­бод­ным от ци­вили­зации, лес­ным, по­рос­шим вы­сокой тра­вой и нес­конча­емы­ми де­ревь­ями. Дом, у ко­торо­го ос­та­нав­ли­ва­ет­ся ма­шина, дос­та­точ­но не­высо­кий — все­го два эта­жа и, ка­жет­ся, не­боль­шой чер­дак с ма­лень­ким круг­лым окош­ком. Цвет крас­но­го кир­пи­ча яр­ким пят­ном ря­бит на зе­лёном фо­не. За­то боль­шие ок­на на вто­ром эта­же, где баг­ро­вым от­блес­ком от­ра­жа­ет­ся уже за­кат­ное сол­нце, вос­ста­нав­ли­ва­ют мяг­кий ба­ланс. Пе­ред вхо­дом ог­ромная кад­ка с боль­шим цве­тущим кус­том, чьи листья-уси­ки под собс­твен­ной тя­жестью скло­ня­ют­ся к ни­зу. Там же Мин­хён на­ходит «хо­рошо» прип­ря­тан­ный ключ от час­ти до­ма, ко­торая уже при­над­ле­жит ему. Не­боль­шой дво­рик выг­ля­дит пус­то­вато, и па­рень ду­ма­ет, что не по­меша­ло бы пер­вым де­лом за­вес­ти ка­кого-ни­будь иг­ри­вого щен­ка, ко­торый с ра­дос­тным ла­ем бу­дет его встре­чать, а ещё ор­га­низо­вать сле­ду­ющим ле­том ог­ромную клум­бу с пыш­ны­ми цве­тами. Лёг­кая улыб­ка, и но­вый пун­ктик в нег­ласном виш-лис­те. Зай­дя в­нутрь, улыб­ка не спа­да­ет с его ли­ца. У­ют­ная кух­ня, плав­но пе­рете­ка­ющая в прос­торней­шую гос­ти­ную; лес­тни­ца на­верх, где меж­ду эта­жами де­ревян­ная зак­ры­тая дверь, ко­торая, ви­димо, на вся­кий слу­чай, для экс­трен­ной свя­зи с со­седом; ог­ромней­шая ком­на­та и та­кая же ог­ромная ван­ная ком­на­та. И не­затей­ли­вая ма­лень­кая двер­ца в по­тол­ке. Пря­мо в одеж­де Мин­хён за­вали­ва­ет­ся на кро­вать и чувс­тву­ет бес­ко­неч­ную ус­та­лость, что нас­ту­па­ет ему на грудь, не да­вая спо­кой­но про­дох­нуть. Он сно­ва про­вали­ва­ет­ся в не­дол­гое за­бытие, из ко­торо­го его выб­ра­сыва­ет ти­хий скре­жет не­пода­лёку. Пуг­ли­во хва­та­ясь за ле­жащую ря­дом га­зет­ку, Мин­хён сво­рачи­ва­ет её в тру­боч­ку и мед­ленно под­хо­дит к две­ри, ве­дущей на бал­кон. Сквозь проз­рачное стек­ло вид­но лишь яр­кий за­кат раз­ли­вами цвет­ны­ми по не­бу, да де­рево, что свои вет­ви рас­ки­нуло поч­ти до са­мого ок­на. Сно­ва ти­хий скре­жет. Мин­хён не­уве­рен­но дёр­га­ет за руч­ку и ви­дит чёр­но­го ко­та, ко­торый со­вер­шенно наг­ло про­ходит впе­рёд, да­же не пос­мотрев на но­вого хо­зя­ина до­ма. Жи­вот­ное, слов­но не в пер­вый раз здесь. Жи­во спры­гивая по сту­пень­кам, кот спус­ка­ет­ся вниз, па­рень так же быс­тро сле­ду­ет за ним, об­на­ружи­вая бес­пардон­но­го чер­ны­ша на сто­леш­ни­це. Жёл­тые гла­за в уже по­луть­ме свер­ка­ют яр­ко. — Зна­чит ку­шать хо­чешь? — он тя­нет­ся к хо­лодиль­ни­ку, в на­деж­де на то, что най­дёт там что-ни­будь. Пре­дыду­щий вла­делец ре­шил сде­лать по­дарок на но­воселье и ос­та­вил нем­но­го еды. Кот с удо­воль­стви­ем ест с чу­жих рук, ур­чит и об­ли­зыва­ет тон­кие паль­цы сво­им шер­ша­вым язы­ком. Од­на­ко он не да­ёт се­бя пог­ла­дить и тут же сбе­га­ет, ос­тавляя пос­ле се­бя не­до­еде­ный ку­сочек со­сис­ки.

***

Сле­ду­ющий день на­чина­ет­ся с бес­ко­неч­ной убор­ки все­го до­ма. На чер­дак, прав­да, Мин­хён всё же не ре­ша­ет­ся зай­ти — нем­но­го бо­ит­ся. Ма­лень­кую под­собную пос­трой­ку ря­дом он то­же не тро­га­ет, заг­ля­нув ту­да лишь глаз­ком и об­на­ружив там лишь по­лез­ные в хо­зяй­стве ве­щи. В обед он у­ез­жа­ет в го­род, бро­дит по единс­твен­но­му су­пер­марке­ту и, уви­дев в ито­ге на кас­се ко­личес­тво па­кетов, сно­ва тра­тит­ся на так­си, ду­мая, что сто­ит при­об­рести хо­тя бы ве­лоси­пед, что­бы не бы­ло так зат­ратно в бу­дущем. За­неся все па­кеты в дом, Мин­хён ре­ша­ет зай­ти с дру­гой сто­роны и поз­во­нить, что­бы уз­нать, по­явил­ся ли его со­сед. Пре­дыду­щий владелец упоминал, что вмес­те с ним в дру­гую по­лови­ну до­ма дол­жен тоже за­ехать но­вый собс­твен­ник. Нем­но­го не­уве­рен­но он на­жима­ет на кноп­ку звон­ка, но спус­тя дол­гих трид­цать се­кунд ник­то не от­ве­ча­ет. Да­же нем­но­го обид­но — он был го­тов поз­на­комить­ся со сво­ими со­седя­ми, ус­тро­ить тёп­лые при­ветс­твен­ные по­сидел­ки, но, ви­димо, при­дёт­ся сно­ва си­деть в гор­дом оди­ночес­тве. Не то­ропясь, па­рень в своё удо­воль­ствие го­товит лю­бимую пас­ту с жа­рены­ми со­сис­ка­ми, на­резан­ны­ми кру­жоч­ка­ми, на­лива­ет в бо­кал креп­ко­го чёр­но­го чая без са­хара и под­ни­ма­ет­ся на­верх. Со­вер­шенно не хо­чет­ся брать­ся за ра­боту сей­час, да и в прин­ци­пе ни­чем. Он ко­выря­ет­ся вил­кой в еде, не спе­ша за­пивая тёп­лым ча­ем и смот­рит в ок­но. Окон­ча­ние дня зна­мену­ет­ся баг­ро­вым за­ревом, ко­торое раз­го­ра­ет­ся как пла­мя. Стая птиц урод­ли­вым чёр­ным рос­черком дви­жет­ся по ак­ри­ловым раз­во­дам. Зна­комая чёр­ная мось­ка по­казы­ва­ет­ся в ок­не. Кот с хит­рей­шим при­щуром смот­рит на Мин­хё­на, но взгля­да на­дол­го не за­дер­жи­ва­ет, от­во­рачи­ва­ет­ся и лап­ку об­ли­зыва­ет. Низ жи­вота неп­ри­ят­но тя­нет, и Мин­хён под­жи­ма­ет гу­бы. Он со­вер­шенно за­был про теч­ку, ко­торая каж­дый грё­бан­ный раз про­ходит со­вер­шенно от­вра­титель­но. Та­щить­ся сно­ва в го­род толь­ко за вся­кими таб­летка­ми аб­со­лют­но не хо­чет­ся. Он по­тер­пит, от­ле­жит­ся в ду­ше па­ру са­мых тя­жёлых дней, по­том бу­дет лег­че. Ему сов­сем на мгно­вение вспо­мина­ет­ся, как он про­водил теч­ки со сво­им аль­фой ког­да-то, но па­рень тут же мо­та­ет го­ловой, по­тому что по­доб­ным мыс­лям тут сов­сем не мес­то. Этот дом дол­жен стать его рай­ским мес­течком, а ни­как не оп­ло­том стра­даний, ко­им ста­ла та квар­ти­ра, от ко­торой он с удо­воль­стви­ем из­ба­вил­ся. Уди­витель­но, но за­сыпа­ет Мин­хён быс­тро — нес­по­кой­ные нер­вы и вся ус­та­лость, на­копив­ша­яся за про­шед­шие дни, да­ёт о се­бе знать. Прос­нувшись уже в обед сле­ду­юще­го дня, он идёт в душ, в ко­торый раз от­ме­чая, что ван­ная ком­на­та слиш­ком боль­шая для не­го од­но­го. Пос­ле ма­лень­кой квар­ти­ры в боль­шом плот­ном го­роде, он не при­вык к та­ким раз­ме­рам дома. Но, при­ят­но, ког­да, вы­тира­ясь по­лотен­цем, не сту­ка­ешь­ся о сти­раль­ную ма­шину ми­зин­чи­ком но­ги, а на мок­ром ка­феле мож­но да­же раз­ло­жить­ся, ес­ли вдруг пос­коль­знёшь­ся. Уже бли­же к ве­черу спон­танная мысль о том, что сто­ит всё же по­гулять по мес­тным ок­рес­тнос­тям, не­ожи­дан­но по­сеща­ет его. Мин­хён на­дева­ет свои лю­бимые ис­тёртые джин­сы, удоб­ней­шую тём­ную тол­стов­ку и бе­рёт с со­бой ка­меру с хлип­ким шта­тивом. Он уже дав­но ни­чего не сни­мал. По­это­му, вый­дя за пре­делы до­ма, в нём про­сыпа­ет­ся эта стран­ная тя­га к фо­тог­ра­фии. С улыб­кой, он щёл­ка­ет на мгно­вение зас­тывше­го чёр­но­го ко­та, ко­торый, за­видев его, под­бе­га­ет к не­му, ню­ха­ет его крос­совки и валь­яж­но от­прав­ля­ет­ся ку­да-то даль­ше, что из­вес­тно ему од­но­му. Сни­мок не­ба, уже на­чав­ше­го пес­треть за­кат­ны­ми крас­ка­ми с пыш­ны­ми перь­евы­ми об­лачка­ми; сни­мок чу­жого до­ма сов­сем не­пода­лёку; сни­мок клу­бов пы­ли вда­леке от про­ехав­шей ми­мо ма­шины. Хо­чет­ся в лес, и Мин­хён не от­ка­зыва­ет се­бе в ис­полне­нии собс­твен­ных же­ланий. Под но­гами при­ят­но шур­шит уже на­чина­ющая опа­дать лис­тва и не­ред­кие вет­ви ель­ни­ка. Он смот­рит вверх, где всё еще пыш­ные кро­ны де­ревь­ев ед­ва ше­велят­ся, не поз­во­ляя рез­ко­му вет­ру гу­лять по их вла­дени­ям. Па­ути­на еле мер­ца­ет меж­ду вет­вей. И теп­лей­шая ти­шина плот­ным об­ла­ком об­сту­па­ет Мин­хё­на, при­ят­но рас­слаб­ляя и уба­юки­вая. Он ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, что­бы ос­то­рож­но сде­лать фо­то прош­мыгнув­шей ми­мо мыш­ки и за­путан­ной лен­ты тес­ной не­види­мой тро­пин­ки. Па­рень до­ходит до стран­но­го мес­та, где лес идёт вверх, а меж­ду плос­костью и подъ­ёмом ли­ния кам­ней, ка­муш­ков и ва­лунов выс­тро­илась, мес­та­ми мхом и тра­вами пок­ры­тая. И лёг­кая улыб­ка тро­га­ет гу­бы от то­го, нас­коль­ко это прек­расно. Мин­хён ус­тра­ива­ет хлип­кий шта­тив­чик, нас­тра­ива­ет ка­меру, щёл­ка­ет па­ру раз и ре­ша­ет сфо­тог­ра­фиро­вать се­бя. За спи­ной раз­да­ёт­ся ти­хий шо­рох, но шум от не­го по ле­су эхом раз­но­сит­ся. Мин­хён обо­рачи­ва­ет­ся трус­ли­во — там нет ни­кого. Он всмат­ри­ва­ет­ся прис­таль­но, од­на­ко не ви­дит ни­чего, кро­ме бес­ко­неч­ных ство­лов де­ревь­ев, пе­реп­ле­та­ющих­ся меж­ду со­бой в за­тей­ли­вые узо­ры. И па­рень ус­по­ка­ива­ет­ся. Он за­леза­ет на ка­мень, и смот­рит в ка­меру с тёп­лой улыб­кой, на­жимая на кноп­ку ус­трой­ства в ру­ке. Ве­тер всё же про­рыва­ет­ся, шу­мом про­ходясь по лис­тве и под­ки­дывая вверх еле дер­жа­щи­еся на вет­вях ред­кие листья. У Мин­хё­на внут­ри всё за­мира­ет, тре­пеща от стран­но­го вол­не­ния. Но этот лёг­кий воз­душный мо­мент пор­тит ощу­тимый спазм в жи­воте. Боль­но, не­выно­симо. И эту теч­ку он бу­дет стра­дать. Пря­мо над ухом раз­да­ёт­ся ти­хое ры­чание. Уг­ро­жа­юще об­лизнув ухо, оно ус­трем­ля­ет­ся к са­мому сер­дцу, ско­вывая его и на мгно­вение ос­та­нав­ли­вая. Мин­хён воз­ду­хом да­вит­ся от ис­пу­га и стра­ха пер­во­быт­но­го. Его шеи ка­са­ет­ся что-то шер­ша­вое и мок­рое. Взвиз­гнув, па­рень пы­та­ет­ся спрыг­нуть с кам­ня, но кос­нувшись но­гой склиз­ко­го мха, па­да­ет впе­рёд, пач­кая ла­дони и ко­лени в лес­ной гря­зи. Он ус­пе­ва­ет пе­ревер­нуть­ся за се­кун­ду до то­го, как его, на­валив­шись, при­дав­ли­ва­ют к зем­ле. Ог­ромный чёр­ный волк да­вит сво­ими крепкими ла­пами на ру­ки Мин­хё­на. Его большая пасть, от­ку­да гус­ты­ми клу­бами ва­лит пар, пря­мо нап­ро­тив ли­ца оме­ги. Жи­вот­ное ры­чит ут­робно, уг­ро­жа­юще, об­на­жая клы­ки. Страх ди­кий, не­обуз­данный, цеп­ля­ет­ся за ко­жу тол­сты­ми ког­тя­ми, на се­бя тя­нет, сры­вая тон­кий слой. От не­го тря­сёт оз­но­бом. Ли­цо пар­ня мгно­вен­но блед­не­ет, а ко­неч­ности ле­дене­ют, пок­ры­ва­ясь хо­лод­ной ис­па­риной. Волк про­дол­жа­ет ры­чать, но в гла­зах его, не­бес­но-го­лубых, пе­чаль пле­щет­ся. Он во­ет и сто­нет боль­но, часто дыша. Мок­рым, прох­ладным но­сом ты­чет­ся Мин­хё­ну в шею, клю­чицы, под­бо­родок ли­жет своим длинным шершавым языком и сно­ва ры­чит. Па­рень и по­шеве­лить­ся бо­ит­ся, ему ще­кот­но, а ве­тер, пол­зу­щий по ни­зу, зак­ра­дыва­ет­ся под по­яс­ни­цу, паль­ца­ми ко­рявы­ми сво­ими ко­жу че­шет. В животе опять тянет, пульсообразно, толчками, а кровь теперь приливает к щекам, колется. Волк мордой лезет под толстовку, пуская мурашки от жара по чужой коже. Густая шерсть ласкает, щекочет до дрожи на кончиках пальцев ног. Минхён скулит неловко в унисон с животным, сжимая челюсти, хнычет очень тихо, отрывисто. Судорожный вздох. Достаточно секунды, и Минхён себя не осознаёт больше. Над ним — предночное небо, а под ним — горящая в предсмертной агонии земля, готовая забрать его вместе с собой. Его тело будто крепкими цепями сковано, не даёт пошевелиться, не даёт вскричать в просьбе о помощи, не даёт даже думать. Мысли расплываются акварелью по воде, тонут медузами, смешиваются в грязные мутные цвета, так или иначе образуя лишь чёрный, что заполоняет изображение перед глазами. Хочется утонуть в нём, позволить проникнуть в себя. Минхён пальцами путается в густой мякгой шерсти, ведёт дрожащей ладонью по загривку, к себе прижимает совсем легонько и дышит часто-часто. Широкий звериный язык оставляет мокрые следы-отпечатки на теле парня. Он чувствует [своё, волчье, их] возбуждение. До хруста в костяшках Минхён впивается остервенело ладонью в холку и смотрит во все глаза в чужие, где поволока животного желания перворождённого, затягивающего. В него окунает с головой, топит в этом безумном ощущении. Штаны трещат по швам под волчьими зубами. Минхёна молнией пронзает, стоит животному коснуться своим шершавым языком там внизу. Вдруг приходит осознание, что течка начинается вот прямо сейчас, и такого не было никогда. Он всегда мог сдерживать себя до последнего, даже при любимом-то человеке, а тут грёбанный волк. Минхён силится отползти, но остатки разумного сыпятся прямо на глазах гнилой трухой. Он попой нетерпеливо елозит, чувствуя, трепещущее во всём теле возбуждение, затаившееся в ожидании. Минхён скребётся, ноги сгибает в коленях, разводя максимально, и хнычет, стонет, бьётся. Глаза жмурит, мотая головой, чувствует, как лицо обдаёт горячее дыхание и веки разлепляет. Волк осторожно носом ведёт от уголка губ до самого уха. Слишком резко, аж воздух комом в горле застревает, а перед глазами всё темнеет, искрится змейками мельтешащими. Большой. Он слишком большой. Но Минхён цепляется руками, к себе прижимает большого волка. Жарко, как на углях. До одури приятно. И впервые Минхён не сдерживается — стонет во весь голос, сам бёдрами вперёд поддаётся и волка кусает за ухо, слыша в ответ утробный рык, скворчащий эхом в ушной раковине. Воздуха хватаешь лишь на секундный мимолётный полувздох. Грудь разрывает от противоречивых ощущений. Слишком приятно. Сердце колотится так громко, что вот-вот перепонки лопнут от напряжения. Внутри крупный волчий член упирается и пульсирует размеренно. Входя до конца, он растягивает из без того поддатливое кольцо мышц набухающим узлом. Смазка между телами хлюпает, чавкает пошло. Здесь, с чёрным волком, неизвестно, где конкретно, в этом распростёртом во все стороны света лесу, Минхён не чувствует какого-то «неправильно» или «не хочу», потому что от внезапного желания сносит крышу, остаётся лишь белоснежный чистый лист, по которому возбуждение ярким кровавым размазывается. Животное ускоряет темп, а рык его журчанием воды по телу перекатывается. Оно всё ближе. Резкая боль во всём теле отрезвляет как ничто другое. Волк пастью в плечо вцепляется больно и до крови. Минхён снова кричит, только не от возбуждения — от боли неописуемой. Она парализует тело, расползаясь по предплечью, как сильнодействующий яд. Разум отключается резко вместе с картинкой и всеми ощущениями, словно блокиратор.

***

Солнечные лучи бьют прямо по лицу, нещадно хлестают по щекам и в лоб ласково целуют своими обжигающими губами. Минхён постепенно начинает просыпаться, но как только он пытается повернуться на бок, чтобы прикрыться от назойливого яркого света, тело начинает ныть остатками тянучей боли. Протяжный стон вырывается вместе с усталым хныканьем. Каждая мышца во всём теле отзывается тягучим ноющим ощущением. Минхён пытается дотянуться в слепую до телефона, но резкая боль в плече внезапно даёт о себе знать и парень уже тихо матерится. Он пытается успокоиться и обнаруживает себя в незнакомом доме, но с удивительно знакомой картиной из окна. По уши укутанный в белоснежное одеяло, у Минхёна в воспоминаниях всплывают нелицеприятные картинки и он хватается за голову, окончательно ничего не понимая. Только пару дней назад он переехал сюда для спокойной жизни, а уже какой-то пиздец происходит во всем фронтам в его жизни. — Проснулся? — голос мягкий прямо над ухом. Вскрикнув, мир Минхёна подлетает вверх, а сам он падает на пол, неуклюже барахтаясь под одеялом и разгоняя воздух ногами. Взяв пинающийся комочек в руки, мужчина кладёт его обратно на кровать, аккуратно раскрывая в ворохе плотной ткани маленькое «окошко» для лица. Минхён разлепляет веки и видит перед собой смутно знакомое лицо с большими небесно-голубыми глазами и чёрными, как смоль, волнистыми волосами. — Привет, — тяжёлое, слегка смущённое, словно виноватое. Минхён слегка шевелится и понимает, что полностью голый, отчего краснеют щёки и уши маковой завязью. Хочется отчаянно вскричать и скатиться по лестнице, чтобы убежать подальше. — Ничего не чувствуешь? — мужчина садится рядом с парнем, закутанным в одеяло, ставит чашку с чем-то ароматным на прикроватную тумбу и пристально смотрит. — Панику, — пищит Минхён, прикрывая своё лицо. Жарко. Жутко жарко. А от того, как мужчина смотрит на него, становится ещё хуже. — Я должен извиниться перед тобой… — Да, уж, конечно! — вспыхивает парень. — За это, — он показывает рукой на плечо. Для того, чтобы осознать, у Минхёна уходит секунд десять. Ещё пять на то, чтобы не заплакать. Ещё две, и он кидается с кулаками на мужчину, путаясь в ногах и огромном одеяле. Подхватывая его у самого края кровати, заваливает обратно. — Стоит сказать, что ты сам виноват. — Что?! — Минхён пыхтит и из последних сил пытается не расплакаться прямо здесь при чужом человеке. — Да как ты… — Ёнхо, — вставляет мужчина. — Меня зовут Ёнхо. Я альфа-волк. Услышав это парень тут же затихает. О альфах-волках ходят если не легенды, то довольно неприятные рассказы. Он пятится назад. Ему снова страшно, хоть внутренне он храбрится. — Боишься, что съем? — мужчина игриво клацает зубами, как голодная цепная псина. — Я пойму, если ты не захочешь подчиняться нашей связи и уйдёшь. У Минхёна сердце заходится в отчаянном стуке, когда глаза небесно-голубые прямо напротив в паре сантиметров от его собственных. Сглатывает слюну настолько громко, что в ушах закладывает. — Но волки своих омег чувствуют за милю. Тебе не убежать от меня. Ёнхо тыкается носом в чужую щёку. Только уже волчьим.