Книга третья: Мой дорогой Том и Смерть-полукровка

      Силия, Силия, Силия, — вторят мысли в голове Тома. Он слышит её мелодичный смех, наблюдает скромную, немного юную улыбку. Она, как ему казалось, невероятно хороша собой, особенно, когда её смазливое личико статично, но сейчас, как назло, Силия испортила свою прелесть искренней радостью. Сколько бы Том не побуждал, уговаривал, просил, настаивал, заставлял — все было бесполезно, она не желала учиться играть на клавишных. Никогда. Словно это было её внутреннее табу, через которое ей было не переступить. Она смотрит, взгляд открыт и заинтересован, она тонула, но смотрела не на Тома, Силия вообще не видела, что он стоит у них за спиной, пристально наблюдая. Януш. Она смотрела на него. Они оба разделяли одну банкетку, теребили одни клавиши и вели трогательный разговор. Её милый и утончённый мальчик млел и краснел от одного упоминания имени своей матери. Том это знал, Том это видел, но не Силия. Он юн и неопытен, но высок и строен, мистер Реддл ощущает скверные тяжкие комплексы собственной неполноценности только сильнее, особенно, когда двое мужчин одного семейства становились рядом. Казалось, мерзкий юнец во всем и лучше и краше, несказанно похож на свою мать. Ему так идут её пронзительные глаза с несчастным взглядом. Януш берет маму за руку, опуская взор, — не может справиться со стеснением. Силия беззаботно склоняется к нему, все также улыбаясь, боясь, что могла обидеть его чем-то. Он разглядывал её руки, прикасается столь аккуратно и нежно, будто вся она болезненно хрупка. Стал показывать Силие, как нужно играть на пианино, нажимает на клавишу её же пальцем. Пронзительное долгое звучание озарило, казалось, каждый уголок этого старого жуткого дома. Она ведёт себя с ним будто неуверенная в себе влюблённая школьница. Ни один из них не решался сделать первый шаг. Вот-вот и Януш сорвётся, желая засунуть в неё свой язык, ведь он же хочет, чтобы она прильнула губами к его вожделенному развратному корню, но это, всего-то — догадки Тома. Он уверен, что его сын перед сном надрачивает свой напряжённый конец, утопая в собственных фантазиях. Выстанывает имя, представляет её язык на своём теле, прикрывая глаза видит раздвинутые ноги Силии, а так же себя, втискивающегося между ними, проталкивающего свой член прямо поглубже внутрь. Том сам не заметил, как напрягся от всех этих впечатляющих домыслов. «Если нажимать сильнее, то звучание будет громче и чётче», — сказал Януш, смотря в лицо Силии, на секунду они замолчали, просто долго пялясь друг на друга, казалось, они утонули в своих мыслях. Том нервно ухмыльнулся, наблюдая за этим, а так же фраза, сказанная Янушем вызывает бурный отклик у извращённых сравнений. Ведь если в Силию надавливать сильнее, то её голос звучал чаще, громче и настойчивее. Мистер Реддл старший уже представлял, как его сын сношается с его дочерью, они ведь брат и сестра, — на этих мыслях Том ощутил жаркое плотское изнурение, а ещё тесноту собственных брюк. Не мог перестать представлять их секс, хотел этого, вместе с тем и не желая, боясь.       — Том, — оборачивается Силия на него, прерывая свою нежную игру. Том смотрел на нее и не понимал: что делает не так? Он вообще без понятия как жить дальше, особенно, если она решит бросить его. Том сразу же смотрит на своего сына, который только отвернулся, кратко кивнув в знак приветствия.       Ровно по часам Януш должен был проводить свое время за игрой на пианино, а он был и не против — мог забыться, все еще приходя в недоумение от произошедших событий: отец убил его, ударил и держит в страхе его мать. Януш оборачивается к Силие, видя, каким расслабленным было ее лицо при взгляде на Тома Реддла. Она просто закрывает на все глаза. Януш уже слышит шаги Тома за своей спиной, но самое ужасное, что мама покидала его, отдаваясь мистеру Реддлу вновь. Он ее забрал, увел и похитил. Опять. Перебирает клавиши, предпочитает высокие бемоли, а не простые белые, потому что черные звучат мелодичнее, прямо как стоны его мамы. Смотрит в окно, томимый душевной болью, хочет Силие помочь, не зная, что сделать. Пальцы прерывают беспорядочную игру высоких нот и помещение озарила душная тишина, тогда как в голове все еще слышалась музыка. Встает и смотрит на выход из гостиной, рука касается лакированного перила. Неспешно ступает по ступеням — его присутствие было невозможно заметить, Януш был слишком опытен в этом. Половица не скрипнула, пока он шагал к заветной комнате, где родители занимаются гадостями. Слышит голос своей матери и отца. Осторожно приоткрывает дверь, застывая. «Мой дорогой Том», — говорит она ему. Они на таком маленьком расстоянии друг от друга, что вот-вот и столкнуться лбами. Она обнимает его. Том целует ее, Януш непрерывно следит за этим, ведь это происходит у него почти прямо под носом. Силия томно постанывает от удовольствия оказаться в объятиях Тома. Так сильно прикасались своими губами, кажется, они поедают друг друга. Между ними нет и малейшего расстояния, они растаивают в объятиях друг друга как мягкий воск. Януш слышит эти притягательно-интересные звуки, будто бы мама и папа леденцы насасывают, но нет, они лобзаются меж собой. Видит, как его мама высовывает язык, а папа начинает его чуть ли не глотать. Очень противное, казалось бы, зрелище, но Януш продолжает смотреть, не замечая насколько сильно сжимает свою штанину. Он все смотрит безотрывно. Они уже сплетаются языками, папа расстёгивает молнию на мамином платье, начиная стаскивать темно-синюю ткань. Януш видит ее оголенное плечо. «У тебя такая красивая спина», — говорит ей Том, проводя пальцами по линии позвоночника. Продолжают все это время нализывать друг друга. Том хочет уложить Силию на кровать, прямо на мягкий атлас ярко-розового покрывала. Януш наблюдает разгоряченность в действиях, и прислушивается к их глубоким вздохам, больше похожим на совратительные стоны. Смотрит на то, как Силия утомленно улыбнулась, закатывая глаза, а потом по-настоящему застонала. Януш не совсем понимает, что такого сделал Том, но замечает его руки под платьем. Папа уже уложил маму, он не прекращая целует и лижет её. Следом срывает грубо переднюю часть платья. Януш обомлел, увидев обнаженную грудь, молочно белую с бледно-розовым соском. Том стал облизывать эту чрезвычайно, как думал Януш, привлекательную часть тела, Силия приятно ноет в ответ на все ласки. Она снимает с Тома штаны. Он навалился на неё резко, Януш не понял, что такое произошло, что его мамуля так умилительно проныла, ее голос становился громче от несдержанных резвых движений. Смотрит на своих родителей, особенно на маму. Сколько бы раз не наблюдал за этой картиной, каждый раз становилось немного противно. Считает, что Том насилует его маму, его прекрасную милую маму. Сам чувствует грязное сексуальное возбуждение. В какой-то момент Силия поднимает свой взор, и в узкой щели видит силуэт своего сына. Секундой позже там уже никого не было.       Благодаря своим странным родителям Януш слишком рано узнал, что делают взрослые друг с другом, это вызывало в его голове недоумение и отвращение, а в глубине души вопросы и томления. Уверенность в том, что это неправильно — лишь засела крепче, растроганный в душе увиденным, лицо Януша не выдает никаких эмоций, словно ничего и не видел. Ненавидит своего отца. Рука вновь касается холодного перила, Януш медленно спускается вниз как ни в чем не бывало, решая продолжить свою недовольную игру, хочет вложить все недовольство в свою музыку. Откровенно не хочет, чтобы его семья занималась такими грязными вещами, хочет, чтобы секс исчез из жизней всех людей. Не может смириться, считает себя странным, не может понять, что должно произойти с людьми, чтобы они добровольно начали мучить друг друга. Кажется, он страдал глубже всех в этом доме, не признавая негодования от ревности к собственному убийце. Не может объяснить свою симпатию к маме, но не хочет, чтобы с ней это делали. Никто.

*      *      *

      Стоило ей коснуться его — это напомнило летний луч, который пробивается сквозь прозрачное стекло, одаривая теплом. Имя ей мама, она была наредкость улыбчива, как всегда спокойна и даже в чем-то абсолютно бесстрастна. Скорее всего Том был прав и Силия никогда не любила его, и дело даже не в том, что она — ужасная мать, а просто потому что любить она не умела. Не умела, не могла, не хотела. Януш понял, что такую как его мать можно только взять, она вещь, Силия не имеет собственных мыслей, чувств и даже слов. Ей чуждо выбирать, хотеть и идти наперекор? Он не мог остановить поток своих грузных дум, к этому его подталкивало все то, что он видел. А ведь Януш так и не сказал, что Том пытался его убить. А зачем? Разве Силия что-то сделает? Нет, абсолютно нет, Януш давно понял, что его маме куда важнее его отец, для нее он все, но почему происходит именно так — было непонятно. Силию хотелось забрать, унести, спасти и стать для нее героем. «Ты же моя мама», — не мог не восхититься ею просто от самого факта ее существования. Сейчас она смотрела на него, наверное смотрела давно, еще пока он спал. Негодование вызывает ее яркий вид, она была накрашена заметнее некуда, красива, бесподобна и просто прекрасна. На ней синее длинное бархатное платье, которое, почему-то кажется Янушу знакомым, будто бы уже когда-то видел его, как, в принципе, и саму Силию. Не унять чувство странного и непонятного дежавю, словно все это не просто так, возможно Силия имеет дурной умысел. От нее вкусно сладко пахнет, ее длинные прямые ресницы густо накрашены, яркие черные стрелки, кончики которых смотрят вверх, но несмотря на это взгляд ее все еще грустный и отстраненный. Кажется, Силия вся промерзла изнутри и ничего более не чувствует, только прикосновения к собственному телу, ведь на них она отзывается столь же быстро и охотно, прямо как когда это делает отец. Он, кажется, насилует ее, а ей это нравится, она подставляется каждый раз, лишь бы потрепать собственные нервы. Яркий всплеск и волна, нет — лавина эмоций, на которую только реагируешь, Силия во всем такая, она вошла к нему в комнату незаметно и тихо, выжидала пока ее сын проснется, чтобы заглянуть ему в глаза и увидеть насколько он испугался, и не ожидал ее увидеть. Этот взгляд, о него можно разбиться, там океан с ума сходит и волны о скалы бьются, прямо сейчас Януша разбило о Силиин образ, такой же опасный, создающий много вопросов и недоверие. Но сколько бы он не отыскивал поводов обидеться на нее — всегда прощал, считая ее слабой женщиной, которой та себя с радостью выставляет. «Моя мама», — трогает ее, видя, как она смутилась, сама не замечая этого. Силия прилегла рядом с ним, не боясь растрепать свою прическу, ее губы натянулись в теплой улыбке, но все же смущения из нее не уберешь. Ему самому немного странно смотреть на свою мать, она была словно какая-то вещь, которая всегда притягивала взгляд, но брать ее нельзя. Силия тянет на себя его одеяло, а Януш не знает, как скрыться от горящего стыда, ведь он был абсолютно обнаженный. Не дает Силие укрыться, подавляя ее порыв, на самом деле, просто ему еще не хотелось, чтобы она видела его прямо там, ведь невозможно скрыть того, что у него на нее совершенно юношеская реакция. Главное, чтобы она не отпускала шутки ниже пояса, как это любит делать Том Реддл, каждый раз заставляя переживать по поводу всего. Он внушал, что с Янушем что-то не так, показывал видения в которых участвовала его мама, она делала с Томом самые необъяснимые вещи. Единственное, чего не мог понять их сын так это: неужели им это нравится? Когда-нибудь до него дойдет осознание того, что им нравится только это и ничего более, а любят они только себя. Вроде таит на Силию некую обиду за то, что та каждый раз предпочитает ему отца, но все же оценивает ее возможности реально, понимая — она ничего не может сделать.       — Ты ведь всегда такой проницательный, такой незлобный, — Януш понял, что Силия залезла к нему в голову и видела все, о чем он думал. Хочет сказать, что ему не хватает ее прикосновений, взглядов, разговоров. Всего, он хочет ее всю, но чем больше в глаза он ей смотрел, тем только заметнее была улыбка на лице Силии.       — Почему мы… — хотел узнать, что останавливает маму, в чем причина. Она сразу же уронила все свое очарование, уступив разочарованию, присаживается, и Януш понял, что теряет ее. Она сидела вполоборота, смотрела куда-то перед собой, пока он отчетливо понимал что, вроде бы, мать сожалеет о том, что родила его на свет. Но, может быть, Януш только себе это надумал? Смотрит на ее фигуру: облегающее длинное платье василькового цвета, не трудно было догадаться, что выбирал этот цвет ей Том, Януш обожал синий, протягивает руку, начиная гладить приятный бархат платья и чем больше он ее гладил, тем сильнее его торкало. Силия резко встает, не давая, больше наслаждаться моментом близости, Януш понял — сейчас она покинет его, а пришла только для того, чтобы это сообщить. Ему стало непривычно дурно, хватает ее за руку, думая о тех словах, что она хотела сказать.       — Ты сегодня до полудня побудешь один, — смотрит Силия на часы, они стояли на книжной полке возле кровати. — Я и твой папа уходим.       — Куда? — испугался, что больше никогда не увидится с ней.       — На спектакль, — посмотрела на него, вновь присаживаясь. Он придвинулся поближе, смотря ей пристально в глаза, а затем она их резко опускает, уставившись уже на свои колени. Ей стыдно, ее разбивало это гнетущее чувство, она не знала, как поступить и в чем ошибка. Януш прикоснулся к ее щеке, а затем стал приближаться, желая запечатлить поцелуй, желательно в малиновые губы. Силия резко отпрянула, оставив его одного с незаконченным делом, но мечта поцеловать ее так и осталась цвести в сердце, кажется, скоро завянет. Начинает верить словам Тома, что мол мама его не любит.       — Ты мне нужна, — тянет к ней руку, хотел сказать, что теряет в ее присутствии голову.       — Тебе пора вставать, сегодня кое-кто придет к тебе, после парочки учителей. Не нужно устраивать в доме погром, — улыбнулась она, наклоняясь к нему, целуя мягко в губы, Януш потянул Силию на себя, не хотел прерывать поцелуй, ведомый непонятным, чуждым ранее чувством. Она размыкает губы и он обомлел, отстранившись самостоятельно, Силия невозмутимо улыбнулась, прямо настолько цинично и бездушно, как это только было возможно. Она засунула ему язык в рот, — то, чего он не ожидал бы никогда, его это напугало. Он у нее такой длинный и подвижный, что показалось, будто Януш проглотит его, — настолько внезапно это произошло. После этого она только удалилась, вроде, беззвучно посмеиваясь над ним. Они исчезли так поспешно, скорее всего, аппарировали, оставив Януша одного, а ведь они все чаще стали так делать. Немедленно переодевшись, он быстро спустился на зов профессора, который уже прибыл к ним в дом. Его родителей совершенно не интересовало, что этот старикан может оказаться каким-нибудь извращенцем, который, кстати, пару раз давал странные намеки, после чего в комнате становилось только холоднее. Януш ненавидел посторонних мужчин, да что уж посторонних, вроде бы, всех, которых только подкинет судьба на порог. Всё ведь началось еще с его отца, Януш считал его гадом, но все же прощал, думая, что у него нет выбора. Поручив пару заданий — чужак ушел, когда, казалось бы, все устаканилось и Януш может заняться чем-нибудь отвлеченным, например сыграть на пианино, то его намерения резко обрывает стук во входную дверь. Это было так необычно, ведь гостей у Реддлов отнюдь не бывало и не предвиделось. Поспешив к окну, дабы выглянуть на крыльцо и заведомо ознакомиться с пришедшим, Януш разочаровывается, понимая, что обзор не полный и кто-то намеренно прячется. Это становилось неприятно, совсем чуточку волнительно, а ведь у него совершенно нет волшебной палочки. Совершенно недавно, перед тем как и мать и отец в нем, вроде бы, разочаровались, Том принес черную длинную коробку-футляр, в которой лежала волшебная палочка.       — Возьми, — сказал Том, с выжиданием наблюдая, как рука его сына вот-вот коснется дерева.       Изначально Януш ничего не испытывал: ни разочарования, ни ликования, особенно, когда ему приходилось выслушивать про непришедшее письмо из Хогвартса. Отец надеялся что оно просто где-то затерялось, и в конечном итоге его сын окажется магически одаренным. Не желал мистер Реддл поганого сквиба. В то время как Януш не видел ничего особенного в обладании палочкой. Как-то раз он пытался взять палочку Силии, но та не далась в руки и с треском отскочила, чем напугала, тогда Януш решил, что палочки — его враги. А теперь, когда Том притащил новую, то мальчишка резво вспомнил, как отец угрожал ему перед расправой именно этим. Но жалкие заклинания, что прошептывает его отец каждый раз — оказываются неопасны для юного Реддла.       — Остролист с пером феникса, — ухмыляется Том, продолжая не спускать глаз с того, как неуверенно мнется его сын.       — Думаю, она мне не нужна, — поднимает глаза на него Януш. — Я не чувствую себя волшебником, — стал отнекиваться.       — Возьми! — сквозь зубы процедил Том. — Не заставляй делать это насильно.       Помявшись, Януш все же поворачивается назад, видя свою мать, которая за всем этим бесстрастно наблюдала, словно ее и не было здесь. Она всегда пытается абстрагироваться. Том тут же посмотрел на Силию, потому что увидел, что на нее таращился его сын. Это очень раздражало. Тяжело выдохнув, и отпуская все плохие мысли, соглашаясь с тем, чего не хочет, Януш, повременив, все же достает палочку из коробки. Всего мгновение на нее смотрит, а потом, ощутив сильное жжение, будто бы она раскалилась под его пальцами, он отпускает ее, не желая мучить свою кожу. Палочка рухнула на пол, несколько раз ударившись, покатилась по полу, прямо к ногам Тома. Он незамедлительно нагибается и берет ее в руки, и в этот момент Януш ждет, что с отцом произойдет тоже самое, но этого не происходит. Тома не отторгает это оружие, он резко ею взмахнул и во всем доме загорелся яркий свет, повторил это движение, тем самым обратно погасив. Этим мистер Реддл доказал, что палочка исправна.       — Что произошло? — спросила Силия, подходя к Тому и беря эту же палочку в руки. — Та самая? — поднимает глаза в недоумении на своего мужа. Он всего лишь кратко кивнул, а затем стал вытаскивать палочку у нее из рук, вместе с тем придавая этому действию некоторые нотки разврата. Это было видно, когда Том касался Силии, Януш смотрел на это, его потрясало увиденное, особенно спокойствие мамы, — ей это нравилось. Она берет его за руку, начинает приторно гладить по предплечью, и вот их лица так близко друг к другу, что совсем скоро соприкоснутся…       Снова стук в дверь и Януш оттаивает от забвения прошлого, подходя к двери и готовясь ее отворить, испытывает все же желание этого не делать, а проигнорировать любых гостей. Вспоминая всю эту историю — ощущает себя как никогда беззащитным и слабым, ведь даже не может держать палочку в руках. А если за дверью недовольный житель, который специально выжидал момента, когда Януш останется один, чтобы выяснить с ним отношения? А если это те люди с кладбища и они рассказали о нем всей деревне и теперь готовится бунт, ведь не всем же удается заморозить траву в летний день. Отворяя дверь, он щурится с яркого света, какую-то секунду смотрит и не понимает, кого видит, хотя пришедший был отчетливо виден и знаком.       — Что-то ты совсем не заходишь больше, — бросил без приветствия человек на пороге, бесцеремонно входя внутрь. Януш так и остался стоять смотреть в простиравшийся светлый дневной горизонт, там было солнечно и людно, вроде бы, он даже не против погулять по улицам Литтл-Хэнглтона. — А у вас конечно красота! — вновь восклицает Морфин. — Богато живешь! Хорошо тебе.       Реддл незамедлительно повернулся к Мраксу в ответ, на самом деле, желая выгнать его и никогда не впускать, но это невежливо, тем более он проделал такой путь, а вдруг у него что-то важное?       — Не хочешь прогуляться? — предлагает ему Януш, не зная, как бы выдворить из своего милого дома незваного и бесцеремонного наглеца.       — Нет, давай позже. Сейчас я был бы не против поесть, знаешь, как тяжело подниматься по этому холму? — не понимает намеков простодушный Морфин.       — Мои родители будут против гостей, я не могу так просто кого-то водить к себе, — начинает придумывать оправдания.       — Ой, да брось, я знаю, что они свалили, — лыбится, не понимая, что ему не рады. — Я знаешь, как тосковал. Хотелось хоть с кем-то побазарить, а так не с кем, отец дал подзатыльник в прошлый раз, когда узнал, что у нас был ты, — на этих словах Януш напрягся, думая, что он беззащитен перед недружелюбным магом. Неспеша он закрывает входную дверь, отрезая путь к побегу, понимая: Мракс настал также неожиданно, как в свое время настали к Мраксам Реддлы. Внутренним чутьем, каким-то потусторонним и отчужденным, Януш снова почувствовал, что будто бы что-то знает, знает какие-то вещи. Они всплывают картинками, снами, но растворяются в беспамятстве, вылезая в предательское дежавю.       — Пошли, — махнул Януш, решив вести себя как хозяин, возможно, он погорячился и Морфин совершенно не имеет никаких задних мыслей? — Палочка есть? — перестраховался Реддл, боясь, что получит удар в спину.       — Нет, она у отца сейчас, а он… — запнулся Морфин, остановившись посреди длинного коридора. — Дело в том, что я забыл где мой отец, — глупо рассмеялся.       Януш попытался выдавить улыбку, но у него ничего не вышло. Загвоздка в том, что Том говорит, будто бы Мраксы — людоеды и похищают детей, особенно мальчиков. Шлепают их по заднице, чтобы мясо при прожарке было мягче, и едят. Том много чего говорил, например то, что ел человечину и сырую, правда, Януш уверен в том, что его отец совершенно не умеет шутить. Проводив громилу Мракса на кухню, на которой был идеальный порядок, Януш как бы впервые сам побывал в этом месте. Он стал также рассматривать все вокруг, прямо как это делал Морфин.       — А где ваши домовые эльфы? — Мракс сразу же присел на высокий стул у кухонной тумбы.       — Я не знаю, что тебе ответить, потому что понятия не имею о ком ты, — Януш уверен, что Морфин водит его за нос и пытается заговорить зубы. Однако, предчувствие, вроде бы, обманывало, потому что Мракс был слишком наивен для злобного плана, у него не хватает мозгов на самые простые действия, вот прямо сейчас он достал упаковку овсянки и стал драть бумагу зубами, думая, что она съедобная. Януш как истинный гад ничего не сказал своему единожды увиденному знакомому.       — У нас были раньше домовики, но они все передохли, потому что жрать было нечего, — рассказывает с невозмутимым видом, пережевывая бумагу вперемешку с сухими хлопьями овсянки. — Мы закопали их тела прямо под забором, где сейчас цветет жимолость, — пожимает плечами, — хоть на что-то они сгодились. Отец рассказывал, как какой-то отшельник насиловал домового эльфа, — Морфину было смешно, тогда как Януш изначально даже не понял, что имеет в виду этот парень.       — И что это значит? — не понимает насколько непорочным выглядят его слова.       — А-а-а, так ты совсем глупый получается, — засыпает овсянку в рот, просыпая на пол, Морфин стал жевать, громко чавкая, более менее проглотив, он повернулся к Янушу, пытаясь собрать свои разъехавшиеся глаза в кучку. — Это когда… Ну знаешь есть короче, во! — берет скалку, после чего Януш подумал, что будет покушение на его жизнь, настолько сильно он боялся любого выпада в свою сторону. — И это суется… Эм как бэ другому в… В смысле не скалкой, а другим местом… Короче ты понял, — утвердительно говорит Морфин, положив скалку обратно. Он небрежно бросил овсянку и стал открывать все ящики, что видел, находит куриные яйца. — У нас птицы были, они несли эти круглешки, — улыбается.       Януш не прерывал его странный и бурный вихрь действий, потому что было интересно наблюдать, но так же было и жутковато, ведь он тут совершенно один с этим незнакомцем. Морфин засовывает в свой рот яйцо, начиная с хрустом пережевывать, с его слюной вытекает жидкий белок, по нему ползут скорлупки, все это валится на пол.       — Отец говорит полезно прямо со скорлупками есть, — Морфин все еще пытался прожевать это. — Якобы для костей полезно. Наши куры сдохли, мы их тоже закопали, зато теперь на заднем дворе яблони растут.       Морфин перевернул половину полок и нашел еще какие-то сухофрукты и сухарики, все это разом запихав в рот, он направился прямо в гостиную. Он разглядывал все не переставая, удивляясь каждому сантиметру комнаты. Ему приглянулись подсвечники и старинные часы, он упал лицом к длинным ворсинкам ковра, утопая в них лицом. Тогда Януш сел за пианино и стал перебирать клавиши, получалась красивая, но короткая мелодия, услышав это, Морфин тут же подбежал и стал нажимать сразу на все белые, тогда пианино начало выдавать все звуки хаотично, пока юный Реддл не опустил крышку. Грубо и резко, чуть не придавив пальцы гостю. Януш был в недоумении, не зол, скорее разочарован. Пришедшего не интересовали ни красота, ни чистота, даже книги были для него как подставки.       — Кто это? — находит какое-то фото Мракс. Януш резко оборачивается, подходя ближе, ему поплохело, как только он понял, что Морфин держит фотографию его мамы. Не смог сдержать недовольного, но напуганного взгляда, резко отобрал, ничего не говоря. — Какая красивая.       — Папа любит ее фотографировать, даже есть двигающиеся, но они у них в комнате, а тут статичные, на случай если маглы вернутся.       — А где твоя сестра сейчас? — немедленно интересуется Морфин, только больше раздражая Януша, хотя бы потому что он не понимал о чем говорит этот неотесанный и грязный человек из лесов.       — У меня нет сестер! — ставит фото обратно. — И никогда не было! — откровенно злится. — Это моя мама, — сам не заметил сколько заботы вложил только в упоминания о ней.       — Но вообще-то я помню, что у мистера Реддла была дочь, а если ты его сын, то она тебе сестра, — впервые за долгое время сложил логически верную цепочку. — Да ладно тебе, не злись, — хлопает его по плечу, — мои родители были братом и сестрой, и их родители тоже.       — По тебе видно! — все еще не может отойти от услышанного. — Я принесу тебе вина, — невозмутимо приходит в себя, понимая, что сказал лишнего, поправляет свои выбившиеся волосы, чувствуя, насколько внутри он трепещет. И нет, он зол ни на маму с папой, а на Морфина, ведь он сказал ерунду и совсем не подумал о том, что это может быть неприятно, тем более когда такая откровенная ложь. Мракс городит ерунду и делает это без разбору, поэтому от него стоило ожидать чего-то и похлеще. Януш прикрывает глаза, чувствуя, как кружится у него от перенапряжения голова. Он незамедлительно удалился на кухню, наблюдая какой там беспорядок и что это все по его вине, из-за его страха, из-за его вежливости, потому что он сразу же не смог прогнать нахального незваного гостя, который теперь еще и сказал абсолютную дикость. Ну как можно было назвать его мать его сестрой? Если они там в своем лесу такие дикие, то это не значит что все такие. Выдыхает тяжкий груз, чувствуя, как ноша в сердце становится только меньше. На секунду, боковым зрением замечает движение, поворачивается в сторону столовой, в арке, из которой виднелся длинный из темного дерева стол, — но в столовой не было ни души. Хотя предчувствие звало и манило. Янушу показалось, что он услышал что-то, как кто-то шепчет, заклинает и зовет. Опустил глаза, потому что наступил на скорлупку, он понимает: это всего лишь последствия шока, но вот опять какая-то черная и стремительная тень промелькнула в соседней комнате. Быстро заходит, будучи снова злым, считая, что Морфин играет с ним. В столовой не было уже давно никого, поэтому гладь столешницы покрыли пылинки, большие окна в самом конце освещали протяженный обеденный, или как говорил Том «переговоров» стол. Не было ни души, тишина глухая, только птиц щебетание можно услышать за окном. Пристально все осмотрев, Януш продвинулся вперед и выглянул из другой арки, которая вела прямиком в коридор, но и там пустота. Удостоверившись, что все это только разыгравшееся воображение, решается покинуть помещение и выгнать Морфина, попросив больше никогда не приходить, а то вдруг в следующий раз он притащит своего отца и что тогда делать?       — Мой мальчик, — голос раздался прямо над ухом, такой приторный и манящий. Не успел Януш обернуться, как чья-то рука легка ему на рот, при этом убедительно закрывая, даже с силой. Не видит того кто сзади, но этот человек силен, по голосу — не Морфин. Вторая рука полезла ему прямо на грудь, он заметил темные длинные ногти, они стремительно ползли по животу вниз, пока окончательно не вцепились в его штаны. Эта кисть была женская, ее выдает тонкость и аккуратность, а так же длинные узкие пальцы. Хватает его прямо там, да еще и так сильно, что Януш пытается закричать, стараясь вырваться, но чем больше он вырывался — тем сильнее боялся того, что сделает с ним злостный похититель. Кто-то дышит ему прямо на ухо, резко потянуло назад. В этот момент он пожалел обо всем, что наговорил о Морфине, считая, что тот мог бы его спасти, будь только тот рядом. Затаскивает в какую-то комнату, в узкую ванную комнату прямо перед столом. Обычно только изредка прислуга пользовалась этим местом, но это было при Мэри и Томасе, сейчас же это место пустует. Януш не может передать своего волнения, особенно, когда чужая рука вцепляется, только больше прижимая. В темном помещение мгновенно загорелся свет, напротив — маленькое зеркало, в которое пострадавший наблюдает своего похитителя, а точнее похитительницу. Януш никогда раньше не думал о том, что мир так несправедлив, особенно по отношению к нему.       Ее лицо, у нее было до боли знакомое лицо, не может понять откуда и кого, вообще растерялся, понимая, что, скорее всего, она ему кого-то напоминает. Красивая, даже чем-то на маму смахивает, но Силия грациозна в своей вялости и лицо у нее такое же, а эта же была совсем другая. Хитрый и дикий взгляд, скорее как у Тома. Эта странная женщина наклоняется все ближе, прямо к уху. Он не может пошевелиться, чувствуя спиной чужую грудь, а на собственной талии резкие пальцы. Затащила столь быстро, столь неожиданно. В этой комнатке не развернуться. Он смотрит на своё выражение через зеркало — это смущает, тем более, когда видит похитительницу и ее довольную гримасу. Вид у этой незнакомки удивительный, неописуемый. Она источает мрачные флюиды, за которые цепляется вся сущность Януша.       — Мы уже встречались, — смотрит на её лицо через отражение, пока она все ближе прижимала его к себе.       — Проницательность — черта которая присуща всем моим детям и ты не исключение, а вот Том, к сожалению, не такой, — жуткая улыбка на её лице заставляла не только бояться, но и томиться. Эту женщину хочется, также как и маму.       — Я не ваш сын! Даже не знаю кто вы! — резко выдаёт все, что думает.       — Это не так, — расстёгивает молнию на его брюках, Януш аж не смог выдохнуть, моргнуть, полностью оцепленный в западню происходящего. — Я твой папа, — улыбается странная женщина. Януш смотрел не отрываясь за лицом в отражении, а затем резко попытался вырваться, стоило ей коснуться его члена. — Ещё один папа. У тебя их два, — целует его в макушку, наблюдая за тем, как отвращение сменяет злоба. — Мама тебе этого не говорила? — Смерть усмехнулась, а затем опустила глаза, Януш повторил за ней. Её рука уже сжимала его там настолько сильно, что Януш никак не мог стоять и дышать ровно. Хочет выбраться, но Смерть сильнее, стала натирать ему именно там, но прикосновения — именно то, что доставляло облегчение и приносило некое неудобство. Его впервые кто-то касался именно так, он и не подозревал что такое возможно, что кому-то захочется. Она их трогает, трогает его мягкие шипы, они продавливаются от легкого нажатия, принося невероятные ощущения, в которых, казалось, Януш сейчас захлебнется. Это словно приятная зудящая щекотка, а чем сильнее Смерть их ласкает, тем приятнее. Устал вырываться.       — Стой смирно! — возмутилась она и он перестал елозить, почувствовал, как его поглаживают сразу с нескольких сторон. Не сдерживает страстный вскрик, после чего чужая рука закрыла ему насильно рот. — Смотри, — говорит она, уставившись на его член, — он необычный. Ты тоже это заметил? — улыбается бесстрастно, резко дергая, после чего её жертва замычала, да так умоляюще и так мило, что Смерть прижилась к нему ещё сильнее. — Эти сосочки, — трогает один, заставляя Януша дёрнуться от непередаваемого возбуждения. — Их много, они нужны для того, чтобы твоя штучка выделяла эту склизкую субстанцию, это как у женщин смазка, — Смерть мягко проводит пальцем вдоль, Януш сладко стонет. Его пупырышки такие чувствительные, что при стимуляции отдельных бугорков — готов от приторной истомы лезть на стену. — Слизь быстро нагревается, это нужно потому что дементоры сами по себе холодные. Они греются во мне. Эта слизь помогает нам совершать половой акт. Я думаю, ты уже трогал себя до меня, — стягивает сильнее, смотрит на его испуганные глаза. — У меня не получалось в точности воспроизвести все механизмы как у мужчин, это сложно. Но этого оказалось достаточно, для того, чтобы ты появился на свет.       — Отпустите меня, — убирает её руку со своего лица, тяжело дышит, чувствуя, как от напряжения стал весь в поту мокрый.       — Представь, что я — твоя драгоценная мама, — целует его в щёчку. — Ты бы хотел, чтобы она тебе пососала? — тихое аханье срывается с его уст, испытывает прилив сильного приятного возбуждения. Она проводит рукой только стремительнее, Януш прикрывает глаза, представляя Силию, что это она в данный момент мучает его, пока Том не видит.       «Пососала», — отдаётся в его голове множество раз. Представляет, как язык скользит по этим возбужденным шипам. Не прочувствовал каково это, но заведомо уверен что приятно.       — Она умеет глубоко сосать, — продолжает издеваться. — А может подрочила? Или ты хочешь уже привставить свой потусторонний шланг в неё? — звонкий краткий смешок, Януш тотчас опомнился. — Это не лечится! — смеётся Смерть. — Вы все одинаковые, — шепчет на ухо более отчётливо. — Разгадай секрет своей мамули.       — Перестань, — вымучивает из себя последние мысли. Януш закрывает глаза, как мог сдерживал свой последний стон, кончая Смерти в руку. Не хотел этого делать, но не смог удержаться, слишком сильно утонул в развратных фантазиях. — Имя тебе Нун, — покосился на Смерть, видя, как она остолбенела. Вырывается, пытаясь отделаться от грязного чувства и того, что они только что совершили.       — Я — вода глубин, отец всех богов, — цитирует Смерть. — Я в начале всего сущего, — смотрит на свою руку, слизывая черную сперму.       Януш смотрит на то, как она с непередаваемым удовольствием поглощает его семя, не понимает зачем это делать, даже поморщился, считая безумием. Словно услышав его мысли, она подходит к раковине и открывает холодную воду, смывая все, что не пожрала. Он смотрел на нее и хотел с ней поцеловаться, не мог сказать это прямо, очень желал отыграться хоть на ком-то, раз Силия такая. Януш видит улыбку Смерти в отражении, она посмеивалась, ровно также как и его мама перед уходом, резко повернувшись она исполняет дикое желание мальчишки, присасываясь к его губам своими. Он и не успел ничего даже подумать, только испугаться собственного желания, она высунула язык, такой же длинный и вертлявый как у его мамаши. Поддается мокрому искушению, будучи на грани безумия, хочет, чтобы она его опустошила, ведь гнетущая тяга обнять, образовалась прямо внизу живота. Положил ей руки на плечи, притягивая к себе, думая, что она чересчур высокая и большая, хочет откусить ее язык и медленно прожевать. Не может контролировать глубину ее проникновения в собственный рот, закрывает глаза, начиная трогать эту женщину, чувствуя, что снова хочет, чтобы она освободила его. Хочет засунуть в нее свой член, откровенно представляя это. Хочет изнасиловать, прямо чтобы это было ей больно и унизительно, после чего она прямо как Силия простит и признается в любви. Чувствует, как не контролируются его слюни, пытается ее съесть, томимый странными ощущениями, словно поджилки внутри ходуном ходят. Обсасывает ей губы, только сильнее прижимая к себе. Это противно мокро, сильно возбуждает, а еще Януш думал, что это похоже на звук когда сосешь леденец, не переставая слышал, как причмокивался к ее губам. У него появляется страстное желание высосать.       — Рефлекс хороший, — отталкивает его вытирая о свою черную мантию его слюни.       — Объясни, — смотрит на нее.       — Спрашивай, что хочешь, — завлекает в свои игры.       — Почему я не умер?       — Тебя пытались убить? — разочаровывается, а затем стала его обнимать, поглаживая по напряженной спине. — Кто?       — Мой отец, — поднимает на нее глаза. — Три раза. Это было похоже на удар по голове. Один. Второй и так больно, дышать потом трудно, — тонет в ее объятиях.       — Ты не умрешь, — присаживается к нему, начиная гладить по щеке. — Твой отец — псих, помоги мне наказать его, — хитро улыбается. — Я хотела верить ему, всячески закрывала глаза на его деяния, но прощать уже нет сил.       — Моя мама, он сводит ее с ума, — обеспокоенно говорит.       — А ты уверен, что ей это не нравится? — лукавит, да так правдиво, что хочется ей верить.       — Почему я не могу держать палочку? Почему я не учусь в школе магии? Я сквиб? — забросал ее вопросами.       — Ты не человек, так сложилось, что ты — дементор. Януш, дементоры не учатся в Хогвартсе. Дементоры не могут держать палочек в руках. Чувствуешь странный позыв после поцелуя со мной? — ухмыляется. — Только у меня нет того, что мог бы высосать такой как ты, поэтому ты чувствуешь неудовлетворенность. Ты принадлежишь мне, — гладит его по волосам, полностью разбивая весь его мир.       Послышался грохот, Януш и Смерть посмотрели в сторону выхода, она берет его за руку и он не видит более ничего, только странное вертящееся чувство, а потом все рассеивается и он падает на пол собственного коридора. Резко вскакивает на ноги, видя Морфина, а у него в руках полные сумки всякого барахла, которое он понатырил, пока Януш был во власти Смерти.       — Морфин, — протягивает к нему руку Смерть, — ты, наверное, не помнишь меня. Но тебе очень нравилось быть мои братом, — она не переставала издеваться, создавая какой-то двойной смысл во всем. Мракс, остановившийся на лестнице, тут же спотыкается и летит животом вниз, пока не ударяется о пол. Все, что он наворовал высыпалось из тряпичных сумок и с грохотом покатилось вниз. — Сынок, — поворачивается она к Янушу, — можешь убить его, он бесполезен, — Смерть заигрывала с ними обоими сразу. Морфин встал, у него шла кровь, волосы его слиплись, а на пол падали капли крови. — Ну же, — подначивает Януша, — неужели не хочется самому всосать душу?       — Так это ты тогда поцеловала меня? — вспоминает случай со стариком.       — Чувство голодной и сосущей депрессии ушло в мгновение, верно? Немота отступила, мыслить было легче, только больше походишь на человека, стал их понимать? Эмоции стали разнообразнее и ярче, оргазм, кстати, тоже, — не переставая склоняет. — Без этого ты потеряешь всю свою жизнеспособность, в конечном итоге превратишься в живую мумию, так как никогда не умрешь. Это будет тяжкое существование.       Януш был не готов принять столько за один раз, но убивать Морфина — точно, по крайней мере, целовать его. Ему хотелось, чтобы поцелуй оставался для него способом приятно поднять собственный член, а не превращать это в помои. Януш открывает дверь, приглашая Морфина удалиться за порог, но стоило тому попытаться выбежать из особняка, как тот натолкнулся на Тома Реддла. Януш сразу же ищет взглядом свою маму, она была в недоумении, но не успел никто ничего сказать, а Мракс убежать, как Том направил на него палочку Слизерина, отрицательно покачивая головой.       — Он безоружен, — пытается остановить отца Януш.       — Убей его, — злорадствует Смерть. — Убей. Убей. Убей, — она походила на сумасшедшую.       — Авада кедавра, — бесстрастно говорит Том, на мгновение его лицо озаряет зеленый поток света, придавая чертам только больше гордыни и злобы. Лохматый и окровавленный, обезоруженный Морфин, которому так и не удалось украсть хотя бы подсвечник, валится бездыханно прямо посреди крыльца. — Хороший сегодня день, — неискренне улыбается Том, проходя в дом. Януш смотрит за тем, как его отец держит его мать за руку, пока та смотрит только на него, складывалось ощущение, что ее совершенно не волнует то, что произошло. Но так казалось только на первый взгляд. Она подходит к сыну, вырываясь из хватки своего мужа, останавливаясь возле Януша, начиная его обнимать. Он чувствует ее грудь и упирается в нее только больше, кладет руки ей на талию, пользуется тем, что здесь находится Смерть. Поглаживает прямо по изгибу, выглядывает на Тома, видя, что тот ничего не может сказать, смотря на Смерть. Януш высовывает язык, прикасаясь прямо к теплой и вкусно пахнущей шее Силии. Хочет сделать с ней то, что делала с ним Смерть.       — Мой дорогой Том, — Смерть посмотрела на него, тот сделал пару шагов назад. — Верно ты думал, что можно делать все, что хочешь, — приближается к нему, хватая за грудки. — Я все знаю, — не дает Тому понять что именно, зарождая на его лице недоверие. Силия все еще стояла ко всему происходящему спиной, она давала Янушу возможность высказать хотя бы крупицу накопленных чувств.       — Ты знаешь, что он такое! — Том не дает Смерти на себя напасть, — Это был твой гнусный план мести.       — Не понимаю, о чем ты говоришь, — Смерть была озадачена, однако, она вела свою нечестную игру. — Сынок, ты просто сошел с ума.       На этих словах Януш впервые понял услышанное, а вернее то, как Смерть к нему обратилась, он отрывается от Силии, поворачиваясь к Смерти и Тому, его переполняют противоречивые чувства. Опять непонятки, опять вранье, где же правда?       — Я правильно понял? — вклинился в их разговор.       Треск. Все они устремили свои взор прямо на крыльцо, где все еще лежал Морфин. Выдыхая, Януш видит, как клубы пара вырываются из его губ, оставляя след в воздухе. Трава на холме постепенно покрывается инеем. Януш подходит к двери, вцепляется только сильнее, чувствуя и слыша призыв. Черное нечто, очень сильно напоминавшее саму Смерть, когда та еще была скрыта под мантией, спустилось плавно и осторожно к телу покойного мистера Мракса. Януш видел, как что-то светлое выходит из тела Морфина, жуткое создание с кривыми пальцами поглощает его душу, — в чем Януш был уверен. Дементор не заметил того, что за ним наблюдают, как ровно и того, что наблюдатель просто закрыл дверь.       — Вы убили его, — Януш все ещё смотрел на тело Морфина из окна.       — Не обольщайся по поводу своего друга, — говорит Том. — У него был определённый план, выстроенный его папашей. Идея была обчистить наш дом. Так что не нужно его жалеть… — он говорил с пренебрежением.       — Теперь ты загремишь в Азкабан, — смотрит на Тома Силия. — Ты убийца.       — За этот кусок ничтожества даже мракоборцев марать жалко, — продолжает стоять на своём. — Тем более, я сделал это с позволения Смерти.       — Тупое Министерство думает, что дементоры подчиняются им, как бы не так, — съязвила Смерть. — Они просто выполняют мои просьбы подчиняться. Дементорам тоже хочется иногда почувствовать, что у них есть мамочка.       — Но почему? Неужели мерзкий Мракс был прав? — Януш растерялся, смотря на все подряд, а потом взглянул в глаза своей матери, более грустно и отрешенно.       — Мы с твоим отцом очень сильно привязаны друг к другу. И нам, для того чтобы любить, не нужно ничьё одобрение. Я просто хочу, чтобы ты знал это, — Силия смотрит ему в глаза. Януш любовался, как размыкаются и смыкаются её губы во время разговора, его всего бросало в жар рядом с ней. Внезапно накатывает порыв высунуть язык и облизывать Силию. Везде, долго, муторно, засунуть его ей в рот и сплестись с её собственным. Кладёт руки ей на талию, расплываясь в искренних словах любви, что говорила Силия, которые адресованы даже не ему. Он долго смотрит в глаза, хочет потрогать её прямо между этих неприличных выпуклостей, которые она не скрывает под обтягивающим бёдра платьем. Залезть рукой и трогать, а затем сделать что-то другое, пока не понимает, как это описать.       — Твой папа может показаться немного странным, но это все из-за тяжёлой судьбы, — она разочаровывает, чем возбуждает все сильнее, хотя бы просто потому что оправдывает детоубийцу и просто нестабильного извращенца. Януш видел, как Том совал в нее свой развратный греховный постыдный член, он был в ней, прямо в ней, в прямом смысле этого слова. Пыхтит и долбит её, невзирая на то, что так быть не должно. И им обоим это нравилось. Нравилось! Януш не может это осознать более глубоко, чем вид картин перед глазами, а теперь он знает, что Силия дочь Тома. Мистер Реддл просто конченый извращенец, которого надо ещё поискать, у него стоит на собственную дочь, которую он называет женой! Силия раздвигает перед ним свои ноги, впуская и одобряя все, что он с ней делает, позволяет его гадкому члену в ней тереться. Они даже спят в одной комнате!       «Моя сестра», — смотрит Силие в глаза, проникаясь новым дополнительным чувством любви к ней. Хочет её трогать. Прижимает к стене, слышит, как она вскрикнула от неожиданности. Трется своим напряженным пахом прямо ей о живот, удушает в своих объятиях, даже не смотрит в сторону Тома в отличие от Силии. Смерть также как и Том любовалась искренними чувствами, что наболели у этого ребёнка. Том был полон гнева, немого, так как лицо его не выказывало ничего. Потянулся за палочкой, но Смерть берет его за руку, останавливая.       Януш чувствует своей щекой её грудь, слышит стук сердца, тот самый, прямо как когда был ещё совсем маленьким. Этот стук его успокаивал, ведь знал что это мамин, теперь это только злит. Его злит, что у него такая мама! Вопреки всем доводам разума лезет рукой ей на попу, сильно сжимая. Стоило её прелестям оказаться у него в руке, как он глубже задышал, потираясь о Силию только больше, хочет её вытрепать. Она смотрит на него, у неё в глазах жалость. Януш был уже готов расстаться с отягощающим сладким чувством внизу. Будучи на последних силах он лишь сильнее к ней жмётся, прижимая к стене, высунул язык, желая высосать Силию, — сожрать. Её лицо так близко, не набрался смелости, чтобы поцеловать, она его обняла в ответ, это стало последней точкой. Он с облегчением кончил себе в штаны, в последний раз сжимая её бедро как можно сильнее. В штанах он чувствует много слизи, словно он описался, там также тепло и мокро. Отпускает Силию, отходя назад, приходя в сознание после сильного аффекта.       — Фу, какая гадость, — возмутился Том. Все ещё сдерживая порыв бросить в мальчишку смертельное заклятье.       — Гадость — это то, что ты себе колешь, — с такой же интонацией ответила ему Смерть.       — Простите, — приглаживает Януш свои волосы. — Кажется… Я вышел из себя. Этого больше не повторится, — смотрит на каждого из них, но больше всего хочет извиниться перед Силией, но она даже не смотрит на него, отягощая груз.       — Не извиняйся, — улыбается ему Смерть.       — Сходи лучше помойся, я уже знаю, что ты надул в штаны, — с отвращением задевает Том.

      Наверное у всех в воспоминаниях надолго останется то, что вытворил его безвольный рассудок. Януш ругал себя за это, даже не понимая, как такое произошло, он видел в том поступке не себя, а своего отца, которого по слабости впустил наружу. Ему было противно быть на него хоть в чем-то похожим.       Загадочная женщина, которая зовет себя Смертью навевает на все большие вопросы чем раньше: на чьей она стороне? Какие цели преследует? Януш прокручивал их сцену в тесной ванной много раз, приходя к выводу, что Том, все же в опасности, но его сыну нет до этого никакого дела. Если Януш, по словам Смерти, имеет рефлекс высасывания душ, то почему бы не попробовать это на мистере Реддле? Это будет их первый и последний поцелуй, роковой и фатальный для одного из них. Думая об этом, Януш только сильнее ощущал желание вытянуть из Тома его душу, попробовать ее на вкус, разобрать, понять и наконец-то прийти к выводу: а почему он собственно такой? Проворочившись на кровати без толку вот уже не первые полчаса, понимает, что сон в эту летнюю ночь наступит не скоро. Откидывая легкую простыню, ощущает, как его тело стали облизывать язычки холодного ветра, что сквозил от приоткрытого окна. Он полностью обнажен, но в доме был мрак, так что никто все равно бы не заметил. Укрывается простыней и идет тихо-тихо, мимо пустых комнат, боясь разбудить призраков прошлого. Половица скрипнула прямо у спальни его мамы, приоткрывает и так неплотно закрытую дверь. Прислушивается, но не слышит даже их дыхания, будто бы родители неживые. Пробирается аккуратно внутрь. Просторная темная в ночи комната, но Януш боялся о что-нибудь споткнуться, ведь в темноте может скрыться даже что-то значительное. Почему-то в голову прокралась мысль лишить Тома души, наказать за содеянное, ведь только бездушный решит убить ребенка, а тем более собственного сына. Как бы Том не относился к нему, Януш и его отец практически всегда избегают друг друга, словно под крышей этого большого особняка уместились две разные семьи: мать с сыном и муж с женой. Что такое отец, Януш плохо представлял, так как думал что это нечто плохое, в голову лезли издевательства Тома, собственные слезы и много-много насилия. Но в тоже время был Морфин, который не отзывался плохо об отце, во всем его поддерживал и был, скорее всего, горд иметь такого отца. Они захотели обокрасть Реддлов. «Это Том во всем виноват», — без промедления находит виноватого, ведь никто и никогда не простит собственную кражу, каким бы наследником Слизерина ты не был. Подходя к изголовью кровати, Януш увидел своего отца, после чего переводит взор на Силию, считает ее красивой даже в темноте и в объятиях Тома. В чем-то все же проскальзывает постыдная ревность, которая, как был уверен юный мистер Реддл: «недостойно. Его поведение недостойное». Отец обнимал мать, ужасно-отталкивающая мысль проплывает в голове: «Неужто она и вправду его любит? Но за что?», — было приятно думать, что это мама прогибается, а на самом деле просто ничего не может сделать. Но Януш не думает, что Силия его хоть в чем-то предала, он продолжит ее оправдывать. Передумал целовать Тома, боясь, что не умеет этим пользоваться, а если тот проснется, то Януш вновь ощутит болезненную Авада кедавру, после которой тяжело приходить в себя: в глазах темно, голова раскалывается, будто дыру в ней пробили, мысли разбежались, тела не чувствуется, голос сиплый, дыхание дается с тяжким трудом и щемящей болью, но это все отступает, только постепенно. И Том может повторять этот фокус бесконечное количество раз. Януш на какие-то минуты действительно умирает. Умирать-то не больно, а вот переход от жизни к смерти и смерти к жизни был чрезвычайно неприятным. Выдохнув оставшуюся досаду, а остальное возмущение просто проглотив, решает поиграть на пианино — хочет отвлечься и забыться. Немедленно покидает комнату мамы, останавливаясь с недоверием у лестницы, ведущей вниз, ему кажется, что в доме есть кто-то еще помимо него. В поместье стоит атмосфера мрака, наверное всему виной прибытие дементора и гибель Морфина. Оковы неизвестности заставляют застыть на месте, не двигаясь, ведь перед глазами сплошная чернь темноты. Все же пересиливая себя, касается рукой прохладного гладкого перила, спускаясь все дальше вниз, его белое одеяние меркнет в той низине, полностью скрывая. Темнота внизу рассеялась, когда Януш зажег большую свечу, что стояла прямо у столика в гостиной, он обходит всю комнату, но так и не встречает незваного гостя, чье присутствие он чувствует без слов. Бережно открывает крышку, нажимая указательным пальцем на первую До, вслушиваясь в ее писклявое звучание, он повторил также со всеми высокими клавишами, старается это делать медленно, чтобы никого не разбудить. Януш внезапно слышит шаги, тяжело вздыхает, покидая пианино, прячется в темном коридоре, выходя из гостиной, оставив на крышке пианино свою свечу. Она появилась прямо из арки, которая ведет на кухню, Януш понял, что за ним наблюдали. Она была такая же особенная как и каждый член его семьи. Януш только догадывался кто она ему на самом деле. Не может признаться себе, что, кажется, мимолетно влюблен в нее. Смерть его не замечает. Он не может отказать себе в удовольствии лицезреть ее вид. Вот прямо сейчас она ходит по гостиной, рассматривая фотографии. Очень высокая, красиво и мрачно одетая. Она знает, что он здесь, но все равно не смотрит. Вот, кажется, один только взор доставляет массу удовольствия и боли одновременно, хочет, чтобы его отпустило. Хочет быть слабым рядом с ней, чувствуя ее грациозную внушающую мощь. Смерть стала рассматривать уютную атмосферу вокруг. Считает себя главой и владельцем всего. Прикасается к журнальному столику — он в момент леденеет. Она язвительно улыбается, ощущает чей-то взгляд, его мысли скрыты для нее, однако ее сильно влечет посмотреть. Внимание этой женщины привлёк не вошедший мальчик. Он застыл на пороге, не мог пересилить себя и войти. Смотрел на чужака в своём доме столь внимательно, что заставил Смерть почувствовать себя странно. Она считает мальчишку просто невероятно хорошеньким. Его оттенок кожи столь же холоден что и у самой Смерти, жёсткие густые волосы такого же цвета, что когда-то и у Тома, но чудесными были его светлые глаза, обрамлённые длинными черными прямыми ресницами. Чёткая линия тёмных бровей подчёркивает постоянное недовольство наблюдавшего. Смерть его напрягает своим присутствием. Её всю сводит от такого пристального взгляда, испытывает мягкий прилив во всем теле, словно она потекший воск. Мальчишка не двинулся с места, даже не улыбнулся на её провокацию.       — Иди сюда, мой дорогой, — протягивает руки. Он стал недоверчиво приближаться. Смерть не может насмотреться на него, к ее языку подступила слюна, нервно сглатывает, начиная искать любой повод, чтобы полапать его. Присаживается возле, чувствуя, как все тело трогает мелкая дрожь. Её лицо стало трепетным и ждущим, Смерть рассматривала его, восхищаясь своим чадом. Трогает ему лицо, мягко скользя руками. — Думаю, ты можешь менять форму, — шепчет ему на ухо, начиная обнимать, задыхаясь от столь романтичной встречи, это вводит в смущение. Высовывает язык, начиная страстно облизывать его щеку. Руки скользят по его напряжённой спине, он нервничает и ещё сильнее волнуется, сжимая свое самодельное одеяние, дышит чаще, прикрывая глаза от блаженной близости с этой красивой странной женщиной. Она уже представляла, как займётся с ним жарким сексом в своём истинном обличье. От этих мыслей она взволновалась, но он был слишком мал для того, чтобы перевоплощаться в дементора.       — Трахни меня, — отстраняется от него, заглядывая в светлые глаза. Его выражение лица было невозмутимым как у Тома, только взгляд столь же грустный как у Силии, внешние уголки его глаз предательски ползли вниз, но черты все же утонченные и аккуратные как у самой Смерти. Она трогает его, улыбается, когда осознает, что Януш возбуждён, стоило ей начать поглаживать прямо там, как он сладко изумился и ахнул. Целует в приоткрытые горячие губы, углубляется, прижимает к себе все сильнее, томимая желанным воссоединением с этим существом, столь схожим с ней. Он даже ничего не говорил в ответ, неуверенно трогает её.       — Я буду жить вечно? — отрывает от себя, спрашивая ледяным тоном. У него взгляд полный уверенности и цинизма, что только сокрушает безвольную Смерть. Она ещё никогда не чувствовала себя такой слабой и ничтожной. Он резко заламывает ей руку за спину. Пугает её и не менее восхищает. Его пальцы заскользили ей по ноге, забираясь прямо под тёмную ткань. — Тебе ведь интересно снова увидеть какой он у меня? — улыбается, ощущая тягучую слизь на своих пальцах. Спускает с себя простынь. Эта женщина встаёт на колени, начиная трогать его член. — Я слышал тебя, — говорит он, смотря на то, как Смерть ему сосет. Сильно хмурится, думая, что все это неправильно, не желает показывать, что её длинный язык и тёплый рот хоть как-то влияют на него. Мучается от невозможности простонать и поддаться искушению. Его лицо трогает секундная боль напряжения. Затем её предательский язык скользнул вновь, после чего Януш заныл как маленький.       — Меня тянет к тебе, — смотрит ему в глаза Смерть.       Он кладёт руки ей на плечи, начиная укладывать на пол. Смотря в довольное выражение лица этой женщины, она раздвигает свои длинные ноги.       — Януш, — притягивает его к себе, от чего он сразу же растерялся. Тянется к его губам своими, начиная постанывать, чувствуя, как его член медленно входит в неё. Засовывает ему язык в рот, испытывая прилив сильной похоти и страсти, что не может унять. Она знает — он её ровня. Стоило ему двинуться в ней, как та громко вскрикнула, обрывая долгий поцелуй. Чувствует безумную любовь от воссоединения с ним, мягко обнимает, подаваясь на каждое действие. Тащится от того, что шипы натирают столь часто и сильно, нисходит от жарких криков. Считает, что он лучше чем дюжина дементоров в ней, потому что Януш живой. Стала протяжно нашептывать слова своей порочной песни. Впервые чувствует сильную симпатию, походившую больше на любовный бред. Януш смотрит в блаженный вид Смерти, думая, как ему нравится это делать.       — Будь со мной, — говорит она все слова на змеином, Смерть трогает ему щеку, испытывая умилительное чувство нежности к своему ребёнку.       — Нет, — он с пренебрежением смотрит на неё, считая жалкой, но все переменилось в одну секунду, снова слышит её мрачную балладу, от этого его словно плющит. Слова Смерти на него действуют, как и вся эта манящая песнь. Целует ее во влажные горячие губы, у него появилось ощущение, что она втягивает его тело внутрь себя все сильнее. Не может сдержать желание говорить с ней на этом древнем языке. Стоило ему произнести пару шипящих звуков, как его берет безумное чувство облегчения, теплоты и нежной страсти, проникается к партнерше столь сильно, что срывается на гулкие стоны, начиная инстинктивно петь вместе с ней эту тёмную песнь. Видит, как его рука чернеет, приобретая странный вид. Пальцы вытянулись, ладонь увеличилась. Не понимает что с ним. Смерть знает, что он меняет форму, его прекрасное белое лицо тонет в муках наслаждения, пока образ Януша окончательно не тает, оставляя после себя страшное создание в чёрном балахоне. Он весь увеличился в размерах, Смерть испытывает мнимый дискомфорт; он поднимает ее над землей. Хочет присосаться к ней; она не скрывает своей любви к нему — целует в безликое подобие лица, считая его красивым. Он был жив, в отличие от других дементоров, он не имел гниющей плоти и соответствующего запаха разложения. С облегчением меняет облик, принимая свою настоящую суть, испытывая все больше удовольствия. Слышит его безумное дыхание, как он воет о своем любовном помешательстве. Его устрашающий змеиный язык казался Смерти особенным. Все дементоры примитивны и глупы, Януш был не исключением, но ей это не важно. Он только глубже пробирается внутрь — Смерть не испытывает боли, но ещё никто никогда так не делал с ней из её сыновей. Его рука стискивает её тощее блеклое запястье, Януш стал сливаться с ней только больше. Они потеряли чёткие грани, были скорее похожи на какой-то чёрный огромный силуэт, который постоянно завывает и движется. Потом все резко прекратилось и их выбило в человеческий облик. Она падает на пол, он устало пал на неё, теряя сознание. Она ухмыляется, ощущая, как он кончил, его чёрная жижа уже стекала ей по коже. Радостно смеётся, поглаживая своё чадо по волосам, зажимая его тело ногами, даёт понять что не отпустит.