«Это время, когда всем рифмам И словам предпочту молчание. Если хочешь нарушить тайну, Я легко прочту по глазам. Тишина от чужих укроет — Будем слушать её звучание. Я позволю себе забвение И в ресницах замрёт слеза» © Тэм Гринхилл — Немного любви
Запоздавший для середины декабря снегопад теперь с рвением праведника наверстывал упущенное. Улицы и улочки покрывались белым ковром, на окнах сами собой возникали невиданные даже в магическом мире узоры, а из печных труб в небо весело рвался дым. Приближалось Рождество. Витрины магазинов уже украсили игрушками и гирляндами, улицы наводнили желающие заполучить самые лучшие подарки по самой выгодной цене, и воздух наполнил аромат чего-то чудесного, что ожидало всех в грядущем году. Сириус отдал Дом на Гримо на растерзание воссоединившимся родственникам, отправил Генри гостить у новообретенного друга Гарри и испытывать остатки терпения при встрече с вездесущей Молли Уизли, а сам отправился уговаривать Реджину улизнуть следом. — Ну, Джина, оторвись от семейной лаборатории, давай сбежим отсюда, — уже сорок минут канючил он, нарезая круги по комнате, но Реджина, поглощенная изучением древних справочников по зельеварению, лишь отмахивалась и отвечала невпопад. С каждым новым часом стены всё больше начинали давить на Сириуса. — Подожди, я скоро, — заученно бубнила Реджина, а в котелке уже что-то кипело, бурлило и меняло цвет. Блэк драматично вздохнул и скрылся в коридоре, чтобы через секунду вернуться с двумя пальто и мановением руки выключить горелку. Реджина сердито зыркнула на нарушителя своего спокойствия и встала, подбоченившись, но Сириус раскаяния не выразил. Он подошел ближе и взял Реджину за плечи. — Джина, послушай, я подарю тебе эти книги и всё, что ты захочешь, ни мне, ни Гарри они все равно не нужны, а Белла и так в зельях лучше нас разбирается, только давай уйдем отсюда. Голд, и тот, напросился на экскурсию в Министерство и там пропал. Пожалуйста… Реджина покачала головой: конечно, с ним всё было предельно ясно. Можно было долго твердить о том, каким прекрасным будет Рождество на Гриммо, но потом вспомнить, что его здесь вообще никогда не праздновали. Можно было сделать вид, что праздники — это всего лишь напыщенная чепуха, завернутая в праздничную обертку. А можно было зачаровать по дому омелу и сделать вид, что всем ужасно весело. Реджина прекрасно понимала, что ни в ее жизни, ни в жизни Сириуса с праздниками никогда не складывалось, да и его деятельную натуру слишком сложно было удержать в четырех стенах. Потому она взяла его за руку и кивнула, соглашаясь с любой авантюрой: — Пойдем. Блэку только этого и было надо: он резко развернулся и стремительно потащил Реджину за собой, твердя что-то о Хогсмиде и мотоцикле. Среди множеств волшебных умений, которыми обладали волшебники мира Сириуса, аппарация нравилась Реджине больше всего. Несомненно, она владела искусством перемещения с места на место и сама, но оно, как правило, сопровождалось фиолетовым дымом (и криками несчастных впоследствии), — как ядовито пронеслось в мыслях, — аппарация же была другой. Всё внутри сжималось в тугой комок, предвкушая приключение, в крови бурлил адреналин, и сам процесс напоминал Реджине пресловутые американские горки, на которые каждое лето в детстве ее таскал Генри. Что ни говори, но даже таким чопорным леди, какой она всегда была, порой хотелось пощекотать нервишки не только окружающим, но и себе самой. Сириус догадывался о ее слабости и всячески этому потакал.***
Когда мир перестал кружиться, и под ногами возникла твердая почва, Реджина решительно расправила полы пальто и, пошатнувшись, ухватилась за Сириуса. — Ничего, привыкнешь, — усмехнулся тот, приобнимая ее за талию. — Мне всё равно понравилось. — Конечно, это всё мое негативное влияние, — как всегда самоуверенно заявил Блэк. Они стояли на опушке леса, а снег сыпал и сыпал, обещая к ночи завлечь в свое королевство всех, кому хватило духу сунуться в его владения. Лес жил своими правилами и не спешил рассказывать о них всяким встречным-поперечным. Вековые деревья, упирающиеся верхушками в небо, искрящиеся в полуденном солнце снежинки, синий от мороза воздух — всё здесь было пропитано чистым волшебством, силой, которой не было дела ни до черного, ни до белого. Она просто была. Как мир. Как деревья. И как само время, мудрость которого знала, что нет ни добра, ни зла, а есть только сила, которая творит ход истории, в зависимости от того, в чьих окажется руках. Сириус шел напролом, ведомый, не иначе как, собачьим чутьем. Сама по себе перед ним вставала тропинка, он уверенным движением отводил в сторону тяжелые ветки и обходил выросшие на пути преграды. Привыкший долгие годы скрывать свое существование, он знал этот лес, как свои пять пальцев, и Реджина едва за ним поспевала. — Можно, конечно, было бы взять тебя в Хогсмид — деревушку, где прошли самые яркие и самые наивные свидания нашей юности, но мне показалось, что мы уже слишком взрослые для такого. — Да, и потому ты притащил меня в лес на закате и ведешь неизвестно куда, — съязвила Реджина. Сириус резко остановился и поймал в объятья чуть не врезавшуюся в него Реджину. — Как ты могла подумать обо мне так низко, а? — чуть слышно спросил он, убирая с ее капюшона снег. — Ну, ты уже двадцать минут оплакиваешь свой мотоцикл и возмущаешься о том, что «не стоит привлекать лишнее внимание в Хогсмиде», что я должна думать, когда вокруг лес? — Думаю то, что я не растерял свою квалификацию и точно знаю, что нужно делать с женщиной, и не среди леса. И да, мы уже пришли. Пока Реджина придумывала колкий ответ на его невыносимое самомнение, тропинка, и правда, вывела их к деревянному дому с большой террасой и панорамными окнами. В доме было два этажа, задний двор, и большое открытое пространство вокруг — иллюзия, как догадалась Реджина, уже начиная привыкать, что в его мире нельзя ни в чем быть уверенной наверняка. Сириус прикоснулся к окружавшему дом защитному полю и произнес контрзаклинание. Щит завибрировал и пропустил его внутрь, Реджина пожала плечами и шагнула следом. Внутри дом был еще прекраснее, чем снаружи. В комнатах пахло хвоей и смолой. Минимум мебели, тем не менее, вписывался в обстановку. Повсюду были разбросаны разноцветные подушки и толстые ковры, полки украшали фотографии видов Британии и старинные книги, а в баре в гостинной искрилось всеми гранями рубинового дорогое вино. Оставалось лишь разжечь камин. Реджина восхищенно осмотрелась и встала в центре комнаты. — Нравится? — не преминул осведомиться Сириус. — Хоть ты и недоволен устоями своей семьи, вкус они тебе привили отменный. Это твой дом? — Мой. Я купил его около двадцати лет назад, когда получил наследство от дяди, того, кто был моим «хорошим родственником» и всячески поддерживал юношеское бунтарство. Ты знаешь, я ведь не хотел всего этого пафоса с возглавлением Рода, призыванием семейной магии и прочим, чего так хотел он. Я хотел служить в Аврорате, гонять, но ночам на мотоцикле и не думать, что от меня ждут какого-то героизма, — отмахнулся Сириус и прошел к камину. Реджина пошла следом. — Он знал тебя лучше тебя самого, Сириус, потому и выбрал своим наследником. — Не знаю, — пожал плечами Блэк, несколькими пассами разводя огонь в камине, — Мне иногда кажется, что дядя просто сделал назло всем. И ушел жить в какую-то конуру, о которой и после его смерти никто так ничего и не узнал. Взваливать все заботы и проблемы мира на одного человека, Джина, — это культурная черта Британии. — Если бы он был уверен, что ты не справишься, он бы выбрал кого-то более подходящего, — задумчиво произнесла Реджина. — Там не было подходящих. Я до сих пор пытаюсь понять, почему все произошло именно так, как произошло, и не могу, — с раздражением ответил Блэк. Реджина подошла ближе и похлопала по подушке у камина: — Садись, поговорим. — А как же ужин? — Пятнадцать минут нас не убьют, — беспрекословным тоном заявила она и потянула Сириуса за собой. — Я вас слушаю, Вашество. — Помнишь, когда мы еще были в Сиэттле, ты пообещал не держать от меня секретов? Сириус кивнул, пока еще не понимая, к чему она клонит. Реджина продолжала. — Ты не выполнил обещание. Тебя мучают кошмары из прошлого, и несколько ночей назад ко мне пришла Белла и попросила что-то сделать, даже для ее мрачной истории твои ночные видения — это чересчур. А ты молчишь… Сириус потупился, не пытаясь оправдаться. — Я забыл поставить заглушающие чары, — пролепетал он, — Обычно этого всего не слышно. — Ты во всем винишь себя, это тоже национальная черта Британии, и я не буду сейчас читать тебе лекции о том, что ты поступаешь неправильно. Ты винишь себя, что остался жив, в то время как твои друзья и родные погибли, считаешь себя недостойным той ответственности, которую на тебя возложили, ведь так? Блэк молча кивнул и уставился в пламя. Реджина подсела ближе и переплела его пальцы со своими. — Но ты ошибаешься. Скажи, вручал бы Джеймс тебе покровительство над своим единственным сыном, если бы не был уверен, что ты справишься? Ты сейчас мне возразишь, скажешь, что куда правильнее было бы сделать крестным Гарри Ремуса, как самого рассудительного из вас, а я отвечу тебе, что быть оборотнем и одновременно ухаживать за ребенком — это проблематичное дело. Но всё это — пустые отговорки. Именно твоя натура тебя и спасла в ту страшную ночь, когда ты сделал единственно правильное, что можно было сделать — отдал ребенка, а сам помчался мстить. Возьми ты его с собой, как сделала бы я, вы оба были бы уже мертвы. И Джеймс знал, что в случае всего, даже самого страшного, ты поступишь иначе, чем любой другой на твоем месте. Теперь Алиса и Фрэнк. Именно ты учил их защищаться, и они послушались. Они почти двадцать лет ждали, что ты вернешь им их жизнь; и всё потому, что верили тебе. Твоя семья. Я знаю, что у вас сложные отношения, но сегодня утром я слышала, как твои сестры шушукались в гостиной, обсуждая то, что ваш Род, наконец-то, в надежных руках. Твой дядя не ошибся, сделав тебя своим наследником. Он знал, что Британия движима стадным инстинктом, а овец обычно направляет на верную тропу собака. Вот и они все разбежались, оставшись предоставленными самим себе. Я до сих пор не понимала, почему сильнейшие Дома страны не объединились и не дали отпор Лорду, когда это было необходимо, ведь даже Белоснежка не боялась выступать одна против меня, и Генри обошел все правила, украл документы и притащил в Сторибрук Эмму, а глядя на тебя поняла. Пусть Ремус и отвечал за рассудительность, деятельность всегда была твоей прерогативой. Сейчас ты возомнишь о себе еще больше, но они попросту растерялись, когда тебя упекли в тюрьму, а те, кто что-то мог и сам, зашел так далеко, что уже не сумел выбраться самостоятельно. Потому, — Реджина сделала долгую паузу и пристально всмотрелась в камин, от чего пламя вспыхнуло с новой силой, — запомни, что ты ни в чем не виноват. Они бы не хотели, чтобы ты сидел здесь и занимался самоедством, они бы хотели, чтобы ты начал действовать, и ты начнешь, но не сегодня. Сегодня пообещай мне забыть обо всём, а я помогу. Сириус ответил Реджине многообещающим взглядом и рывком притянул ее к себе.***
Конечно, Блэк отнюдь не был новичком ни в любви, ни в отношениях с женщинами. Когда-то он придерживался правила: «Счастье само идет в руки. Получи от него необходимое и отпусти». С Реджиной всё было иначе. Сириус не верил в первую заповедь ее мира: «Истинная любовь — это самая сильная магия из всех», но чем еще объяснить своё притяжение к Королеве, если не любовью, не знал. Она ассоциировалась у него с огневиски: зрелый и сладкий аромат яблочного пирога, запеченных груш, горько пряное послевкусие, которое лишь раскрывается с каждым новым глотком и взрывается жидким пламенем внутри. Оттенки сладких красных ягод вишни. Давно забытый дом, куда хотелось вернуться. Бескрайние просторы, которые скрывают в себе сотни неизведанных путей, стоит только довериться тропе и сделать первый шаг. Она четко знала, чего хочет, и, как правило, всегда получала желаемое. А Реджина смотрела в его глаза цвета потемневшего грозового неба или застывшего в предчувствии шторма океана, и понимала, что эта пучина влечет ее за собой, и она готова ринуться туда с головой. У нее было много мужчин, и за годы, проведенные в облике Злой Королевы, она привыкла к тому, что все они покорно исполняли ее желания и исчезали с рассветом. С Сириусом всё было иначе. Да, он еще в юности снискал себе славу пожирателя женских сердец, но годы оставили на нем свой отпечаток, и он стал тайной, которую хотелось разгадать. Пламенем, о которое боишься обжечься, но все равно упрямо идешь на свет. И небом перед грозой, когда завороженно смотришь вверх, уже не опасаясь надвигающейся бури. Уже засыпая Реджина почувствовала, как Сириус прижал ее к себе и прошептал в волосы, думая, что она не слышит: — Я люблю тебя, Джина.