.my blood.

Поношенная одежда, отчетливо выделяющиеся на фоне бледной кожи небрежные татуировки, по своему его украшающие; не выводимые, и кажется, даже если мокнуть тело в кислоту, вывести их путём ожога, не получится. Весь его нетипичный облик, так же преследует его, как его странная натура. Потрепанный вид, постоянно задумчивое выражение лица и его пристальный взгляд, заставляющий невольно ежится, серые глаза никогда не перестанут наблюдать за кем либо. Натуральный дьявол Голос прокуренный, охрипший, непонятная опасность в его произнесенных словах, гулко выходящая откуда-то из его странно-привлекательной оболочки. Грех не влюбиться в такого мужчину как Роберт Грей. Но, грех влюбиться такому мужчине в экстраординарного парнишку как Ричи Тозиер, не имеющего границ в сказанных словах, и шутках. Постоянство и предсказуемая харизма, задиристость и бесконечные шутки не имеющие хоть какого то намёка на здравомыслие, следуют точно в такт шагам и словам всё ещё юного Тозиера. Идеальная мишень для местных хулиганов, чьё эго никак не может позволить себе оскорбления, или даже обычного косого взгляда в их сторону. Чёрные как смоль и немного курчавые, волосы юноши, и эта непонятная беспечность — красит и делает его запоминающимся(причём увы не всегда в хорошем смысле слова). Душа компании, казалось бы, но за всем этим фасадом кричащего дружелюбия — страх остаться в одиночестве, иллюзия нужности; настолько уж общительный и жаждущий общения, что готов умереть от нехватки демонстрации своего главного таланта — голоса, коим он дорожит и придаёт ему самое главное значение, служащее для него, чуть ли, не смыслом жизни. Роберт в компании Тозиера никогда не говорит лишнего, только его он молча усаживает на колени, одним движением будто бы юноша эдакая тряпичная кукла, и перебирает жесткие волосы; причём ласки этих двоих, не совсем назовёшь невинными, в его руках он кажется простым ребенком, но с детьми ведь не реализуют свои сокровенные мечты, имеющие сугубо грязный характер? Ричи обычно смущенный старается быть смелее, осторожно касается пальцами острых скул и выпирающих ключиц, постоянно издаёт нервный смешок пытаясь сбросить напряжение. Они находятся друг с другом, на опасно близком расстоянии, причём круглосуточно. И Ричи постоянно удивляется, что после встречи с Греем, он начинает сходить по нему с ума, не физически, конечно, а образно выражаясь. Пролетают недели, и он оказывается в положении, которое его близкий друг Эдди Каспбрек охарактеризовал бы как патологическое. И ему никогда раньше не приходилось говорить о патологии. Понятие "лгбт" юноша вообще никак не воспринимал. И встреча их оказывается некой поворотной точкой. Им обоим становится совершенно ясно – жизнь Ричи неумолимо разделилась надвое: жизнь с ним и без него. И будет большой ошибкой и, возможно, даже смертельно разрывать эту связь. День за днём, неделя за неделей две стороны его жизни всё больше уравновешивают его эмоциональный баланс, полный исключительного счастья. И чем дальше, тем отчетливее, чем "фанатичнее" становятся их вечера, тем больше его жизнь превращается в что-то на подобии фантазии. Действительность дней, спустя несколько недель сменилась для Ричи внешней невозмутимостью и уравновешенностью, оставив маску подростка-идиота, которую он носил исключительно с целью уберечься от жёсткой реальности. Смутно выраженная симпатия за несколько недель набирает огромную силу. Поцелуи (как первый) всегда яркие, всегда в губы, дыхание сбивчивое как при каком то приступе тревоги. "Ты влюбился, идиот", — раздается укоризненно в мозгу юноши. Осознание влюбленности: смущение, искаженное пошлостью и желанием быть намного важнее для Роберта, чем кажется на самом деле. Любовь ли? Будучи подростком никто не может знать, на что похоже это чувство, когда ты влюблен. Если ты никогда не расстраивался, ревнуя к прохожим девчонкам на которых он бросает свой относительно заинтересованный взгляд, он и не мог представить себе, каково и как любить мужчину. А теперь Ричи знает это чувство. Это чем то схоже с экстазом. Слишится звук, далёкий стон, имеющий к нему какое то отношение, и конечно никакого отношения к нему не имеющий. Тело с каждым прикосновением сильных рук дрожит и покрывается мурашками. Никаких границ. Ограничители откинуты прочь, как у пьяного водителя на узкой дороге, который выжимает все 120, игнорируя все запреты, и не обращая внимания на то что перепил. И Роберт всегда с некой иронией управляет Тозиером, подводит к краю, шаг за шагом. Долой все чёртовы запреты! И это четвёртая неделя, после того как юноша откинул все свои ограничения. Уже четыре недели, как он потерял над собой контроль. И он сбился со счёта и теперь понятия не имеет, сколько раз кончает, как часто говорит "пожалуйста, Боб." Он умоляет каждый вечер, он обожает просить. – Пожалуйста что? – возбужденым голосом спрашивает мужчина, и снова заставляет его кончать. Косые взгляды со стороны прохожих постоянно сопровождают их, когда они оба идут держась за руки. Это — странно, одновременно стыдно и приятно. Мнение что это неестественно — в прошлом, впрочем как и его позиция натурала. Его робость, рождающее у Грея возбуждение, требующее терпения не зажать парнишку в ближайшей подворотне по дороге домой. — Бесконечная череда неудач, срань господня, мне на этой неделе дадут выходной или так и будут держать как козла отпущения — с жаром выдает Роб своему старому знакомому, чьё имя Ричи так и не удосужился спросить, лишь стоял в сторонке делая вид что ничего не слышит — а на самом деле ухмыляется как последний идиот, стараясь как можно отчётливее запечатлеть у себя в памяти недовольно, но, такое родное выражение лица своего избранника; и неожиданно ловит себя на мысли, что в наушниках играет как никогда подходящая песня. — Возможно в среду, но, обещать точно не могу — бросает он через спину своему приятелю. — Если что на связи! Ричи недовольно скрещивает руки на груди, закатив глаза. А он улыбается ему так искренне, с таким теплом, что у парня недовольно что-то замирает внутри: о чём и можно мечтать, так это он, со своим превосходным ростом и манерой одеваться как бандит из 2000-х. Тозиер видит, как он достает из кармана сигарету, и чиркает зажигалкой — опять едкий, полупрозрачный дым. «My blood» сквозь дым начинают петь всем известные и приятные слуху «Twenty One Pilots» . Он слушает их с того самого момента как Грей включил его у себя дома, на их первом свидании. — Неужели ты слушаешь альтернативу? — поинтересовался он тогда. — Просто, я думал тебе больше по душе хеви-метал.. Роберт ухмыляется, качает головой и отвечает: — Я слушаю всё что имеет смысл. Когда меня окружат, и я буду в тупике, Я разорву всех в клочья и буду с тобой. Он затягивается, опирается спиной о бетонную стену панельной трехэтажки, и с неким умиротворением откровенно любуется парнем, стоящим перед ним. .Когда выбора нет, тебе нужно защищаться, Я возьму с собой свою биту и пойду с тобой. Левой рукой он держит выключенный телефон. Привкус табака ядреный, как острый стручковый перец или ещё что похуже. . Я пойду с тобой, я буду вместе с тобой. Я буду с тобой. — У Джона есть ящик "Чивас", я договорился чтобы несколько бутылок перепало нам с тобой. Ты же ведь ещё не пробовал настоящий виски? . Останься со мной, нет, тебе не нужно убегать. — Нет, — говорит Ричи и довольно улыбается. — Что, Грей, решил наконец-таки споить меня? Останься со мной, кровь моя, тебе не нужно убегать. — Нууу, я как бы ещё кое что планировал… — он подмигивает, усмехается и бросает окурок на землю. Длинные руки Роберта с этими его татуировками, в которых парень хочет раствориться, доставляют ему несравнимое ни с чем, истинное удовольствие . Объятия крепкие, он прижимает его к себе по хозяйски, специально наклоняется чтобы дышать в шею, что иногда раздражает Ричи, вызывая тем самым дрожь и стеснение, постепенно перерастающее в лёгкое возбуждение. И кажется не управляет эмоциями, а им всем полностью; и бесполезно спорить или отнекиватся. А самого то, распирает от довольства что ему перепало такое счастье. Ричи, всегда весёлый, всегда почти язвительный; Ричи уже не представляет другой жизни. Ричи, полностью и всецело влюблённый. Самое приятное — бурные, громкие ночи и вечера. Выделенные исключительно на более взрослые утехи; что порой комната заполняется громкими стонами, а иногда и затяжными всхлипами. Из груди вырываются звуки которые никто не может охарактеризовать: не страсть, не стеснение, а непонимание почему эти два чувства вдруг смешались единое целое. Ричи думает о многих вещах, но вслух не говорит. Когда замечает что дышат они одинаково спокойно, его губы начинают едва ощутимо касаться шеи юноши. Ричи на это никто не настраивал. Он даже наоборот, сам вытворять что-то эдакое мастер. Двигаться медленно; сидеть верхом, кусая губы, настолько сильно, что Роберту лишний раз приходится слизывать кровь. Ричи, кажется, стал полностью заложником, запертым в камере и полностью зависящим от своего единственного мучителя. Они сомневаются что кроме них ещё существует кто-то. Рядом друг с другом сомневаются, что вообще живут ли, не иллюзорно всё это? На самом деле уже плевать — главное сейчас всё ощущаемо и довольно реально. Роберт не сомневается; прижимает к себе, зарывается носом в жесткие волосы. Аромат свежий, исходящий от юношеского тела, всегда служит средством для душевного успокоения, как и тепло которое излучает парень, своей бесконечной искренностью. Он ведь порой сам не знает, не игра ли это всё, не больное воображение; но если никто не интересуется, почему он так странно себя ведёт, то значит всё-таки реальность. Не фантазия, не эффект от шизофрении, а настоящее. Такое сейчас идеальное. И они так желают чтобы оно осталось таким же неизменным.