цвет пьяных тел

— Вы такие противные. Пьяные и влюблённые, — заплетающимся языком говорит Юнги. — Смотреть не могу — тошнит. — Так не смотри, — Чонгук отвечает за обоих; Чимин немного занят: ставить засосы на шее своего парня куда интереснее, чем вступать в демагогию с хёном. У них вечеринка на семерых: пьяный твистер на троих и пивной пинг-понг на всех, кто не успел пригубить соджу. Вот только эти двое сдулись где-то через три часа, и дело ведь не в том, что они напились — Чимина выносит с почти нереального количества алкоголя, которого у них и на семерых сейчас в квартире нет, — а в том, что Паку слишком разморяющим показалось тепло тела рядом сидящего Чонгука. И вот они уже лежат друг на друге и на продавленном временем диване. Бесстыдно счастливые. — И куда делась твоя проблема с эксгибиционизмом, Чимин-ши? — Чонгук воркует на ухо старшему, а у Чимина волосы дыбом встают, ему приходится оторваться от чужой шеи, чтоб столкнуться взглядами и чуть зависнуть. Чон улыбается в чужие губы, смотрит мягко и кладёт руки на бёдра, переплетённые с его собственными; джинса под ладонями натягивается на точёные мышцы, и ткань почти кричит предсмертно под ногтями, впившимся в плоть. — По-моему, это у тебя проблемы с этим, — Пак смотрит своими полуприкрытыми и пьяными. Они разделяют один вдох на двоих. — Ты всегда лапаешь меня перед всеми. — Чонгук открывает рот, чтоб возразить, но его затыкают смазанным поцелуем, предотвращая спор. — А когда не лапаешь, то пожираешь глазами, — и Чимин смотрит пронзительно, словно показывая как. Его рука очерчивает бок лежащего под ним парня, задерживается чуть на тонкой талии, оглаживая большим пальцем приоткрывшийся из-под футболки кусочек горячей кожи, и он чувствует подушечками пальцев, как мурашки разбегаются молниями по чужому телу. Чонгук отворачивается, словно не соглашаясь, смотрит на хёнов, которые уже дошли до стадии задушевных разговоров. — Вот это предъява, — бубнит себе под нос. Но получает лёгкий поцелуй в щёку, который заставляет бабочек в животе нервозно всколохнуться. — И когда ты только так вырос, малыш? — Чимин улыбается парню в шею и выдыхает под ухо. — Раньше просто грустно смотрел на меня и боялся подойти, огрызался… — мягкий поцелуй под челюсть, а после юрким язычком по горячей коже. — Ну посмотри на меня, — пальцы касаются щеки, ведя по ней — Чон сдаётся. Чимин дует губы, и Чон находит это невъебично милым, и не потому, что это самые целовабельные губки, а потому, что это Чимин. Пак Чимин, в которого Чон уже целый год. Сегодня — ровно год. — Кажется, я скоро протрезвею… — Чимин пытается приподняться, видно, за добавкой — Чон это и без слов понимает, — но с негромким охом падает на грудь Чона, когда тот обратно тянет его вниз. — Член мне сейчас отдавишь, — шипит негромко младший, в надежде, что хёны не услышали, а то ржать долго будут. Чимину приходится чуть сместить ногу, и в итоге его пьяный мозг не вовремя подкидывает замечательные ассоциации с их позой сейчас, например, так он лежал на Чоне вчера после того, как они поменялись местами на втором раунде. Конечно, Чимину больше бы понравилось, лежи Гук на нём, но его уж слишком сейчас (именно сейчас) прельщало полежать на тёплой груди — поменяться всегда можно. Чимин ведёт руку, до этого покоящуюся на талии Чона, чуть ниже, обхватывая чужое бедро крепко. Его же бедро упирается в чужой пах, и, пользуясь этим, Чимин ведёт тазом, потираясь. В ответ слышит полустон, задушенный на основании, чтоб хёны не услышали. — Больше так не делай, хён, — встанет, и что будешь делать? — Отсосу тебе в туалете, — уверенно и чётко. От такого заявления у Чона мурашки по спине, ладони потеют, рот наполняется слюной и щёки краснеют. Он борется с собой — не поддаваться дьяволу в виде Пак Чимина, — отводит взгляд, закрывает глаза, делает пару глубоких вдохов. В голове что-то щёлкает от того, как неожиданно рука Чимина оказывается на внутренней стороне бедра, нежно поглаживая, словно примеряясь, и приподнимая — Чимин закидывает чужую ногу себе на талию. А потом дразнящая рука пропадает. Чонгук только открывает глаза, чтоб понять, почему хён отвлёкся от него, как чувствует обжигающий шлепок по ягодице. Звук оглушающий, опьяняющий, но не настолько, чтоб забыть о том, что они здесь не одни. На заднем фоне замолкают резко голоса; Чонгук зажмуривается, ожидая порицания, но шум и пьяный смех вперемешку с историями возобновляют своё течение, и Чонгук свободно выдыхает.  — Это ты так пьян или хочешь меня? — Чонгук шипит, он на самом деле недоволен, ведь Чимин прекрасно знает, что тот не так сильно любит привлекать внимание (да, они лежат сейчас друг на друге на глазах всех их друзей, но не афишировать же при всех, что он любит пожёстче, да и вообще, что Чиминовские замашки собственника его возбуждают, но, о боги, Чимин каждый раз провоцирует его на глазах у всех, и это абсолютно нечестно, потому что Чон, каким бы смелым он ни был, заходить так далеко перед хёнами, травмируя их и свою психику, не может), бровь у Чона поднимается вверх, когда Чимин опять ведёт тазом по чужому паху. — Первое, красавчик. — Ты говорил, что трезвеешь, — Чонгук переправляет одну из рук с бёдер в жёстковатые секущиеся волосы, массирует макушку парня — Чимин в ответ чуть ли не мурчит, — а потом медленно убирает чужую руку со своего бедра и переплетает пальцы. — Нет, я пьян тобой, — и молчание в ответ словно согласие с этим утверждением или смирением с тем фактом, что твой парень — долбоёб. Высокоградусные для друг друга; градус, словно температура их тела — их выносит быстро. Они лежат так довольно долго: гирлянда успевает сменить цвет миллион раз, а Чимин прикрывает глаза, расслабляясь в тепле чужого тела. На фоне звучит лёгкая музыка, смех их пьяных друзей, тихое ворчание Юнги в аккомпанемент истории Намджуна и после стеклоочистительный смех Сокджина. Один лишь Хоби-хён сидит тихо под ударом пива, с которым ему не посчастливилось сразиться на ринге пивного пинг-понга — под улюлюканье своих друзей его отправили в нокаут. Чимин тонет в глазах напротив, где гирлянды танцуют танец звёзд, он задыхается в вакууме вселенной, заточенной в пределах тёмных радужек и зрачков, расширенных до предела от темноты и такого же вожделения, которое испытывает Пак. Время вокруг уже не имеет значения, всё теряет смысл, кроме коротких касаний пальцами. А после сила притяжения и взрыв сверхновой. Их поцелуй длится неприлично долго, по мнению Джина, а сладкие причмокивания начинают раздражать остальных. Поэтому, как самый старший, Ким решает проявить инициативу, чтоб разнять этих «животных», по словам того же Юнги, берёт гитару и начинает играть знакомые всем мотивы в надежде на то, что хотя бы один из их «вокалистов» откликнется на зов струнного инструмента. Вокалистами они были, конечно, по приколу названы когда-то во время одной из их вылазок за город, где они разбивали палатки, разжигали костёр, жарили сосиски и маршмеллоу и пели под гитару под звёздным покрывалом неба; примерно когда-то тогда, они заметили, что их голубки спелись, а потом и ворковали друг для друга всю ночь. На самом деле тогда никто не хотел услышать музыкальные стоны из палатки, но, к великому для всех сожалению, это случилось. Чисто для справки: после этого случая они больше не ездили в их импровизированные палаточные «лагеря». Хотя на этой печальной ноте их вылазки не закончились, просто все единогласно решили, что на ночь больше не поедут в лес или на пляж, или куда-либо ещё, где не будет толстых звуконепроницаемых стен. — Эй, вы двое, которые имеют отвратительный вкус в музыке, — Тэхен впервые за долгое время обратился к ним, перекрикивая бой гитары, — присоединиться не желаете? — Ну Тэ, ты как мой соулмейт, должен знать, что под музыку мне больше нравится… — Заниматься сексом? — нагло перебивает. — Ну вы же сейчас этим не заняты… — И ведь действительно знает, — шепчет Чимин Чонгуку, улыбаясь гордо. — И никто из нас не хочет этого допустить, — вмешивается Намджун. — Мне хватает и травматичного опыта лицезреть каждый день, как вы лобызаетесь, — ворчит Юнги. — Хён, не преувеличивай, мы не каждый день с тобой видимся, — заступается макне. — Того, что есть, уже на всю мою жизнь хватает. — Всяко лучше того, как я видел, как ты был у кого-то между ног, — парирует Чимин. — То, что мы с тобой были соседями было ошибкой с самого начала! Я до сих пор каждый день проклинаю Намджуна за это. — Ты сам был не против, хён, — бубнит Намджун. — Так, все заткнулись, — Сокджин для привлечения внимания ударяет по струнам, — если не хотят, это их проблемы. — Вообще-то и наши тоже — нам их слюнеобмен терпеть, — возражает Юнги. — Не веди себя как маленький, Мин Юнги! Где-то очень грустно вздыхает Хосок, нервозно глотает ещё алкоголя Тэхён: — Хён, помнишь последнюю песню Хьёка? Чимин привстаёт с Чона после слов Тэ, опираясь на локти, смотрит сначала удивлённо на своего соулмейта, а потом переводит взгляд на Чона и тонет в глазах-галактиках, где-то глубоко в них отражаются поменявшие цвет лампочки гирлянды, словно звёзды, и вселенная сужается только до них, становится только их, они пишут свои законы физики, оставляя только закон всемирного притяжения, ведь только так можно объяснить горячую встречу их губ. Оторвавшись совсем неохотно, Пак тепло шепчет в родные губы: — Давай потанцуем? — на фоне очень тихо для них, поглощённых друг другом, раздаются первые аккорды. Чимин встаёт и тянет на себя своего бойфренда, чуть посмеиваясь от того, как на щеках Чона появляется румянец. Они давно не танцевали медленные танцы просто от того, что на дискотеки в какой-то момент стало ходить скучно, а тихие вечера за баночкой пива (и не одной), под пледом и перед телевизором, по которому идёт сериал Нетфликса, стали их личной традицией. Netflix and chill. Чимин обнимает Чона за талию, притягивая того ближе, а Чонгук совсем становится красным. И куда только подевался парень, который буквально полчаса назад шутил про секс? Руки Чимина мягко гладят его по спине, пояснице и медленно переходят к ягодицам, а Чонгуку просто некуда деваться, и он прячет своё лицо в чужих волосах, благо рост позволяет. Они медленно кружатся, а у Чонгука всё плывёт перед глазами, он замечает жёлтые лампочки, их блики на Тэхёновом бокале с вином и бутылочках соджу, то, как сахарно улыбается Юнги, слушая песню; всё мешается в безумный коктейль. Чонгук закрывает глаза, вдыхает глубже запах волос своего Чимми, что пахнут мятным ядерным Хед энд Шолдерсом. И всё становится абсолютно неважным; то, как пьяно подвывает Намджун, поёт Джин, чокается с бутылкой Тэ, сонно сопит Хосок, громко ставит бутылку Юнги — всё исчезает, растворяется в темноте закрытых век. Чонгук слышит лишь шёпот Чимина, который неуклюже повторяет английские слова песни со своим мягким корейским акцентом, а сердце замирает на припеве, когда Чимин берёт его за подбородок, словно говоря: «Посмотри на меня», — и слова любви, сорвавшиеся с пухлых розовых губ, отпечатываются на подкорке. Чонгук смотрит и теперь глаза закрыть не может, как не может налюбоваться. У Чимина широкая улыбка на лице, глаза почти закрываются, а брови домиком. «Мило», — думает Чон, но чувствует, как на его ягодицах хватка становится крепче, и Чимин опять рвёт все шаблоны. — Я спас планету в прошлой жизни, раз в этой встретился с тобой. — Я был с тобой все твои прошлые жизни. Мажор отскакивает от стен. Звуки становятся громче. Свет становится ярче. А они становятся единым целым. — И буду рядом на все твои будущие жизни.