Вверх

      Всё та же улыбка голема, составленная из известняка и принятия. Всё остаётся прежним. Этот урок Марселин усвоила уже много-много парсеков полотнищ белых флагов назад. Рельефная маска разодрана витиевато-небрежно авторским росчерком вампирши: от грузной надбровной дуги вплоть до самого Ориона. Кажется, что в синергии с крепким, — и последним, — хватом механической пятерни прошла уже не одна жизнь, но только если вампирша наверняка вырвется из очередного многомерного пике, то солдат Объединённых Островов схлопнется внутрь себя. Воин даже не глядит в сторону стремительно приближающейся земли, а отражение в пурпурных линзах, заменяющих ему глаза, упорно проходит сквозь Марселин Абадир, транслируя беспорядочные кисломолочные выделки звёзд. Белоснежная эмаль зубов чуть прикусывает разодранную до лейкоцитов губу: парню определённо нравится то, что он видит в последние секунды жизни, ровно как и сам факт наличия оных; вампирша чувствует, как зажим на её шее слабеет, а солдат будто бы пытается ухватиться за шёлковые ниточки невидимых воздушных шаров, что увлекут его в объятия монохромной купели. Марселин же слишком долго дрейфовала на кромке верхних слоёв стратосферы, чтобы считать космический купол хоть чем-то, кроме уродливой морды каракатицы-подростка, щеголяющей сонмами чёрных точек и прочими дерматологическими проблемами. Только эти чёрные точки, кхм, белые, вот и весь сказ. — Ответите… — хрипит филигранный надрез на шее воина.       Сталь и хладная плоть отпускают друг друга почти одновременно. Марселин резко переводит свой корпус в вертикальное положение, застывая в нескольких метрах над земной твердью, солдат же с молчаливого согласия пятнадцати километров над уровнем моря вкупе с ускорением свободного падения дырявит хребтом почву, сминает фрагментированный доспех в лепёшку и практически вышибает скелет с углеводородным покрытием из карцера крови и мяса.       Последний. Юнец, немногим старше Финна во время их совместной охоты на Короля Вампиров. Двухметровый убийца, сплошь напичканный цитоархитектоническими аугментациями и прочей электронной блажью. Бывшие Искатели отлично приспособились к опасностям, поджидающим их на ново-старых землях. Между тем, внимание вампирши привлекает едва заметное движение среди хаотично разбросанных там и здесь скроек плоти и литого металла. Командир передового отряда всё ещё жив, он шустро ползёт в сторону Абадир, уверенно помогая себе левой рукой — последней, оставшейся от былого многообразия естественных и искусственных конечностей. Девушка одним рывком сокращает разделяющее их расстояние. — Всего лишь царапина, сука, — оскальпированный череп старого волка трясётся в припадке экзальтированного смеха. — Я ещё трахну твою розовощёкую хозяйку, а потом тебя. Прямо на солнышке, тварь, ух мы с тобой попируем. Принцесске твоей капец, свинья. И это не угроза, это — уже решённый вопрос. — А ведь это могла быть быстрая смерть… — качает головой Марселин, плавно опускаясь на землю.       Вампирша начинает превращение: тело тянется в параболической экзерциции, живо наплевав на любые физиологические аксиомы, внутренние органы закручиваются в замкнутую спираль, мышцы на руках увеличиваются, завязываются тесёмочной вязью новоприобретённых сухожилий; закрученная бараньим рогом дельтовидная мышца же торжественно завершает заискивающий панегирик трансформации.       Старший офицер не издаёт ни единого звука, когда под непреодолимым натиском метровых когтей его грудная клетка раскрывается бутоном рождественского цветка пуасеттии, он только тянет руку вверх, стараясь ухватить невидимые воздушные шары за их гелиевые гривы.

***

— Естественно, этот акт спровоцирует войну, — как ни в чём не бывало рассуждает Принцесса, сосредоточенно поглаживая шлифованный обод короны. — Но эта смена правящего режима… Учитывая чрезвычайно милитаристическую риторику нового правительства, они обязательно напали бы сами, скажем, через пять лет. Я обязана была нанести превентивный удар, пока они полностью не переориентировали экономический климат на нужды военно-промышленного комплекса. А внедрение новой жизнеотрицающей идеологии, какого-то пантеона… Нет, от этих варваров можно ожидать только военную экспансию. Ты отлично справилась, Марси, нам было жизненно необходимо выбить их экспедиционный корпус с этого плато, пока они ещё не осведомлены касательно наших намерений.       Терпкий туман слов не значит для Марселин ровным счётом ничего, она даже не уверена, всё ли расслышала правильно: какие-то лексические и семантические пробелы запросто могла заполнить зона Вернике воспалённого головного мозга, воспроизводя внутри мягких извилин вербальные конструкции, слышимые ранее из прелестных уст, расправляя всё сказанное в единую линию монотонного речитатива. Моральный компас вампирши чрезвычайно прост в своём устройстве: Принцесса говорит убить, Марселин убивает. Без вопросов, нравственных дилемм и ферромагнетиков в сердцевине. — Впрочем, я нахожу несколько парадоксальным тот факт, что избранный триумвират решил переименовать их презренное сборище амёб обратно в Объединённые Острова, в то время, как с момента высадки на континент прошло более пятиста лет. В каком месте-то эти болезные являются Островами?       Сплошная под грудиной Абадир выписывает такие кардиологические фортеля, что самые прославленные асы «болезных» позавидовали бы. Её сердце не может биться чисто по определению, но фантомные сокращения мучают куда больше, нежели фантомные боли, постепенно растворяя в тягучей дисперсионной среде цвета попурри и запаха лесных ягод. Что-то отчаянно колотится в районе пищеварительного тракта, и Марселин не выдерживает: растерзанные воины на обратной стороне зрачка всё также тянут руки к небу, а вампирша дотрагивается до покатого плеча её Принцессы и тут же отдергивается, испуганно вжимает кисть, закованную длинной кожаной перчаткой, в махровый отворот окровавленной куртки с оторванными по локоть рукавами, будто бы ожидая побоев. Принцесса резко вздыхает, распахнутыми крыльями идеально прямого носа заслоняя всё естество Абадир. Боннибель молчит ещё несколько секунд, после чего начинает медленно потягиваться то вправо, то влево, сохраняя неизменными частоту и амплитуду, словно с гордостью отлаженное осеребрённое маятниковое навершие. — Это что такое, Марси? — Принцесса неожиданно стремительно отклоняется далеко назад, явно намереваясь перепрыгнуть за горизонт.       А она может.       Марселин лишь молчит и буравит взглядом произрастающие сами из себя черничные фракталы, что обильной инкрустировкой засоряют стены тронного зала. Переброситься бы сквозь пыльный аврал Полярной Звезды, ринуться к спасительной тверди, выбить из себя смысл жизни… Вот только вампирша давно уже не глядит на небеса. Вместо этого Марселин лишь жалостливо бормочет что-то в своё оправдание. — Мы же договаривались! Когда ты уничтожишь для меня вооружённый контингент Объединённых Островов, тогда и будет место всем этим глупостям, — уверенно щебечет Принцесса, ритмично постукивая мыском туфли. — Быть может, я даже разрешу поцеловать себя. Но только если убьёшь их всех, поняла? Ты ведь знаешь, что так будет лучше для всех.       Ретроспективное чутьё иступлённо срывает голосовые связки внутри Марселин. Всё повторяется, заворачивается в диалектическую спираль, начало и конец которой сливаются в единый блок непрекращающихся страданий. Слёзы катятся по щекам, оставляя за собой солоноватые трассеры, а внутри девушки скребут кольчатыми ростками ядовитые споры. — Я не могу больше… Я… Я так хочу ощутить тебя, — Марселин лихорадочно трясёт, она захлёбывается слюной, как всамделишний бешеный пёс. — Хочу тебя, а не твоих сраных обещаний, которые никогда не выполняются! Хочу дышать тобой и быть тобой, чёрт возьми! — Нет-нет, даже не смей!..       Лицо Боннибель искажает совершенно противоестественная для неё паника, Принцесса в спешке пятится назад, безумно вращает глазами в поисках укрытия, но Королева вампиров оказывается куда ловчее — титул обязывает. Марселин крепко обхватывает Бонни за талию, привлекает к себе клубничное суфле, утыкается в кружевное жабо розового платьица.       Абадир всего секунду ощущает осиную талию Принцессы, а потом ей на смену приходят вихры крепко сбитого воздуха. — Всё-таки не стоило начинать эту войну, — грустно улыбается стремительно тающее наваждение Бонни. — Но кто же знал, что они разрабатывают дезинтегрирующее оружие? Тем более, настолько дальнобойное.       Марселин кричит пронзительно — так, чтобы её эхо навеки отпечаталось в многоэтажных некрополях почившего Королевства. Она разбивает своё чёртово вечно живущее лицо мириадами ударов, в былые времена ломающими позвоночники левиафанам, впивается в глаза длинными ногтями в тщетной попытке продавить на сетчатке формочку для любимого образа, запечатать его в себе навечно. На деле выходят лишь жалкие сгустки суррогата, и девушка валится на пол, убаюкивая на руках призрака давно ушедших дней. Теперь она не более, чем сосуд для хранения звонкого смеха Принцессы, лёгких поцелуев в шею по утрам, ночей, проведённых в лаборатории, пролежней на чёрной майке со странным рисунком и приторных ирисок, застрявшими между зубов, часов опьяняющего молчания под аккомпанемент полумесяца-пофигиста. И это сокровище утекает сквозь пальцы, аки опостылевший замок из песка, горланя поставленным баритоном оду несовершенству памяти, хоть человеческой, хоть вампирьей.       На покосившемся от постоянных авианалётов троне лежит золотая корона. В десятках километрах к западу последний живой человек, отужинав просроченным армейским пайком, запускает в небо белый воздушный шарик.       Марселин с лёгкостью перегоняет его, летя прямо к Солнцу.