Ритуал (Ritual)

— Огонь! Огонь! Стайлз, вы слышите? Огонь! Голос Кирка эхом отдавался по интеркому в фазерной и в прилежащих коридорах. Ответа не было. Капитан ударил кулаком по подлокотнику. Черт, где же Спок? Вулканец бегал туда-сюда, проверяя готовность орудий, ремонтных групп и систем жизнеобеспечения перед боем. Он вызвал бы мостик, будь в фазерной что-то не так. Если б мог. Кирк с усилием отбросил эту мысль и вернулся к экрану, полному звезд. Ромуланский корабль появился всего на пару секунд. Сейчас или никогда. — Огонь! Огонь! — снова крикнул он, мысленно призывая кого-нибудь там, внизу, его услышать. Кто-то услышал. Корабль отчетливо тряхнуло: это фазеры ожили, выпуская очереди бело-голубых струй. Ромуланское судно наконец проявилось, застывшее на месте, теряющее воздух. Кирк закрыл внутрикорабельный канал, чтобы в первый и последний раз заговорить с ромуланским командиром, предлагая взять на борт выживших. Ромуланец посмотрел ему в глаза: — Нет. Это не в наших обычаях. Почему-то Кирк знал, что он так скажет. За всю Великую Ромуланскую войну ни один землянин не видел ромуланца, тем более — пленного. Очевидно, ромуланцы были не менее привержены традициям, чем их вулканские собратья. Кирк ломал голову в поисках слов, которые что-то изменят, но не находил ничего. Ромуланец уничтожил собственное судно. *** Через несколько часов после битвы Кирк все еще чуял запах охладителя в коридоре у фазерной. Он уже с минуту мерил его шагами, не желая входить. Сколько ни слушай собственные шаги в пустом коридоре, а Томлинсона это не вернет. И даже не изгладит из памяти личико Анджелы Мартин час назад, храброе и печальное, когда она отстранилась из его беспомощного объятия и ушла навстречу своей изменившейся жизни в одиночку. И все же ему нужно побыть здесь, много после ухода медиков и ремонтников, чтобы обдумать произошедшее. И понять, как предотвратить нечто подобное впредь. Он остановился перед дверью как раз вне радиуса действия сенсоров и потер лоб. Тяготила не только трагичная гибель Томлинсона в день свадьбы, но и все смерти, все утерянные шансы. Смерть двух дюжин ромуланцев печальна; утрата исторической возможности заключить мир — неоценима. Но больше всех Кирк скорбел о ромуланском командире, затеявшем космический бой наподобие шахмат вслепую. В другом мире мы могли бы быть друзьями. В те последние секунды они смотрели друг на друга, чувствуя родство и скорбь, потому что это было не суждено. А в этом мире – сколько еще будет веков недоверия и войны? Ромуланцы и земляне впервые встретились в битве сто лет назад; только сегодня они увидели друг друга. Всего через несколько часов после этой исторической встречи все ромуланцы, которые видели землян, погибли. Ни один из них не выжил, чтобы поведать на родине, как схожи с ними земляне. Ни один не вернется на Ромулус со свидетельством о том, что между двумя народами может сложиться дружба. Потихоньку усталость брала верх. Так что мы все делаем в мире, где наш долг – взрывать ромуланцев и где молодой парнишка умирает в день своей свадьбы из-за неисправности, которой не должно было случиться? Кирк сейчас был так же взбудоражен, как и в тот день, когда ему пришлось убить Гари Митчелла. В той миссии они потеряли несколько человек, а корабль был так поврежден, когда они прибыли на Дельта Вегу, что им потребовались бы годы на путь до звездной базы. Даже с учетом колдовства Келсо и Скотти они ползли туда несколько недель. Кирк еще много месяцев видел в кошмарах обвиняющие серебряные глаза. Нынешний инцидент ничем не напоминал трагедию с Митчеллом. Тогда Кирк знал причину своей боли. Сейчас причины оставались неясны. Корабль починен; ремонтники и инженеры быстро справились с повреждениями; Мартин со временем смирится. А Федерации, если теория Спока верна, еще некоторое время не следует бояться ромуланского вторжения. Кирк глубоко вздохнул и шагнул вперед. Дверь распахнулась в пустую комнату. Это было нормально: фазерную периодически проверяли, но не дежурили там постоянно, как на боевых судах. И все же пустота казалась жутковатой. Он подошел к стене, на которой уже заменили изоляционный короб. Новый был крупнее старого, более светлого серого оттенка, не подходящего к стене, и на нем стоял тревожный сенсор, чтобы предупредить инцидент наподобие сегодняшнего. Слишком поздно, разумеется. Кирк сделал мысленную пометку утром созвать глав всех отделов на совещание. Скорее всего, фазерная — не единственное помещение на корабле, где смертельно опасные вещества находятся слишком близко к персоналу. Кирк не был инженером, но знал, что существуют и менее токсичные охладители, чем используемый в корабельных фазерных системах розовый газ. Возможно, они изготавливались не на Земле, возможно, Флот не заключал контрактов с теми, кто их делает, но будь он проклят, если потеряет еще хоть одного человека в несчастном случае, который так легко предотвратить. С учетом того, насколько ядовит этот розовый охладитель, странно, что никто больше не умер. Кирк вздрогнул, когда на поверхность вышла одна из тревоживших его мыслей. Это мог бы быть Спок. Я мог бы чувствовать себя так, словно потерял правую руку, чувствовать, что дыра во вселенной — единственное, что осталось, когда того, кто мне нужен, больше нет. Кирк коснулся короба. Прохладный. Бракованное реле под переборкой заменили, а пары охладителя отфильтровали из воздуха и счистили со всех поверхностей, и все же Кирк готов был поклясться, что ощущает запах яда. Он не знал, сколько времени потребуется, чтобы ему удалось забыть этот тошнотворно-сладкий аромат. Что-то ему подсказывало, что Мартин никогда не забудет. Тело Томлинсона пропахло им насквозь, а она целый час сидела у его постели в лазарете, пока показатели на сканере над его головой ползли к нулю. Скотти воспринял все это тяжело. «Ох, бедный парень», — снова и снова с каменным лицом бормотал он, проверяя поврежденные реле. До назначения в оружейный отсек Томлинсон был одним из его протеже. Кирк положил руку Скотти на плечо, но не нашел слов утешения. Что он мог сказать? «Скотти, вы не виноваты»? Это было бы не эффективнее, чем слова МакКоя: «Джим, вы не виноваты». Чушь. Кирк виноват, потому что капитан отвечает за своих людей. Скотти виноват, потому что главный инженер отвечает за техническое состояние корабля. Им обоим не уйти от этого. Скотти провел тут не один час, вместе с десятками инженеров проверяя каждое реле, клапан, каждую цепь, чтобы убедиться, что подобных неполадок больше не случится. Даже сейчас, вместо распития строго предписанного МакКоем саурианского бренди, Скотти сидел в своем кабинете, готовил отчет по происшедшему и работал над изменениями в фазерах. Рано или поздно Кирку придется освободить его от обязанностей, но он позволит Скотти еще на несколько часов погрузиться в работу. Вскоре один из инженеров, скорее всего, утащит его в машинное отделение на традиционные поминки. И он пойдет ради остальных. Сам Кирк ушел с мостика после окончания альфа-смены, как будто в самый обычный день, а потом провел короткую военную панихиду по Томлинсону. Маленькая корабельная часовня и прилежащие коридоры были переполнены. Потом Кирк бродил по коридорам, пока не оказался здесь. Он не намеревался сюда идти. Но ритуал ведь и был не совсем осознанным. И он не помогает на сознательном уровне, по крайней мере, не сразу. Но помогает. Кирк безотчетно остановился перед главной фазерной консолью, с которой и нажимали спусковой крючок. Его пальцы рассеянно пробежали по гладкому темному краю. Вот на эту красную кнопку Спок нажал, чтобы выстрелить и спасти корабль. Спок, боже мой. По загривку пробежал холодок. Кирк мысленно видел эту комнату в тот момент: из клапана на стене сочится ядовитый розовый газ, Томлинсон и Стайлз лежат на полу. Спок врывается, задыхаясь в дыму охладителя, но добирается до первой консоли, наклоняется над ней, чтобы зарядить все фазеры, потом, спотыкаясь, бросается к спусковой консоли, чтобы нажать на эту самую кнопку и выполнить приказ Кирка, раздающийся из комма: «Огонь! Огонь!» А потом Споку хватило упорства и сил, чтобы вытащить Томлинсона и Стайлза в коридор и связаться с лазаретом, прежде чем потерять сознание. Медики прибыли быстро и унесли троих мужчин на носилках, пока Кирк еще слушал последние слова ромуланского командира. Слава богу, Споку не пришлось это видеть. Спок сделал то, чего требовали долг и выживание, но Кирк знал, что вулканцу это далось непросто. Спок верил в сураковские идеалы пацифизма и отказа от насилия не меньше, чем в логику. Да, выживание Энтерпрайз было логично; ромуланцы отказались от диалога, они потребовали эндшпиля. И, как сказал сам Спок перед боем, было разумно защитить Федерацию, не позволив ромуланскому кораблю вернуться домой. И все же ему наверняка тяжело было принять свою роль в гибели стольких дальних родственников. Кирк сглотнул. Ему так и не удалось поговорить со Споком с глазу на глаз: старпома подлечили в лазарете и очень скоро выпустили, и МакКой не возражал, чтобы он немедленно вернулся к обязанностям. Вулканские легкие были так же выносливы, как и другие части его поразительной физиологии. Слава богу. Стайлз, как ни странно, тоже неплохо себя чувствовал. Скорее всего, он до сих пор валялся в лазарете и рассказывал всем, кто мог слышать, какой Спок герой. Кирк усмехнулся. На мостике Стайлз вел себя просто отвратительно, а так как Звездный Флот не давал ханжам и фанатикам звания даже рядового, не то что лейтенанта, то Кирк был одновременно изумлен и заинтригован тем, что спровоцировало внезапную и мощную антипатию к Споку и всем ему подобным. Да уж, от любви до ненависти один шаг. МакКоя, разумеется, проинформировали, и он, несомненно, собирался провести все возможные тесты, чтобы определить, пригоден ли Стайлз к службе на корабле, миссия которого — искать инопланетные цивилизации. Наконец Кирк опустился на колени и коснулся палубы там, где лежал Томлинсон. Хороший подчиненный. Ответственный, старательный, добродушный, даже когда его вытаскивали из кровати на внезапные учения в три часа ночи. Перед глазами Кирка стоял Томлинсон на той прерванной церемонии, которая должна была быть его свадьбой: светловолосый, с твердой челюстью, удивительно красивый. Скорее всего, частично он был обязан этим генетике, а частично — тому, что был влюблен и собирался жениться на женщине, которая его обожала. В походке Томлинсона всегда была юношеская упругость. Он так и не перерос свое детское прозвище: все друзья называли его Бобби, а друзьями он считал весь корабль. Всех без исключения. Кирк не мог припомнить другого такого члена экипажа. Как иронично, что из четырехсот тридцати двух человек они потеряли именно того, кто неизменно со всеми ладил. Бобби Томлинсон, общий друг, жених Анджелы, погиб в возрасте двадцати четырех лет, исполняя свой долг. Из-за ромуланцев и их проклятого понятия о чести. И глупого несчастного случая. Requiescat in pace. Уважаемые мистер и миссис Томлинсон, уже начал сочинять в голове Кирк, я с прискорбием вынужден сообщить вам, что ваш сын Роберт погиб, исполняя служебный долг. Он будет посмертно вознагражден за свое мужество в сражении с ромуланцами, во время которого спас жизнь товарищу. Офицер выжил благодаря стремительным действиям Роберта. Кирк вздохнул. Он уже испробовал несколько вариантов, и все были одинаково ужасны. Конечно, ему доводилось писать такие послания, к счастью, немного. Легче не становилось. Легче не будет, даже если капитан не виноват. Он тяжело вздохнул и встал. Пора идти. Битва окончена. Томлинсона похоронят и будут помнить; ромуланцы в своей империи будут гадать о судьбе крейсера. А Кирк найдет способ усвоить опыт и двигаться дальше. Он надеялся, с большей мудростью и способностью защитить корабль и экипаж. Он вышел из фазерной и направился к ближайшему турболифту. Он должен был еще кое с кем поговорить, и так совпало, что разговор именно с этим человеком был Кирку необходим. Этот человек не будет пытаться учить, что чувствовать, что делать или каким быть. Он будет смотреть с полным принятием в спокойных темных глазах и просто находиться рядом, одинаково готовый выслушать и помолчать вместе. Было поздно, но Спок наверняка еще работал, скорее всего, в своем кабинете в научном отделе. — Палуба два, — сказал Кирк турболифту, удивленный усталостью в собственном голосе. Но Спока там не было. В его кабинете было темно, а дежурный офицер в соседней астрофизике сказала, что не видела его весь день. Странно. Кирк думал, что Спок, едва вырвавшись из лазарета, отправился прямиком на рабочее место. Возвращаясь к турболифту, Кирк размышлял. Возможно, Спок возился с главным компьютером, ища повреждения. Но быстрый звонок туда был столь же бесплоден. Кирк снова ударил по стенному комму. — Компьютер, определить местоположение мистера Спока. Конечно, компьютер не мог на самом деле этого сделать; это было под силу только кому-то с доступом к внутрикорабельным сенсорам, но компьютер мог сообщить информацию, которую ему дали. — Мистер Спок снял с себя обязанности в 08:00, — сообщил мягкий механический голос. — Надолго? — Тридцать шесть часов. — Тридцать шесть?! — Тридцать шесть часов. Он мог при желании переспросить компьютер сто раз, и тот бы неутомимо отвечал. И ответ был бы все так же невероятен. Спок взял сутки выходного. Даже больше суток. Спок, который никогда не уходил в отпуск, которого невозможно было удержать на больничной койке, если он не был при смерти, да и то не всегда. Спок, у которого накапало столько неиспользованных отгулов, что он мог бы взять годовой отпуск, если бы хотел, но никогда не стал бы. Спок добровольно оставил обязанности, будучи здоровым и дееспособным. Если только… Кирк в третий раз ударил по кнопке интеркома. — Лазарет. — Лазарет, МакКой слушает. — Боунз? А вы что делаете на дежурстве? — Пытался лечь пораньше, но не смог заснуть. Бумажная волокита меня всегда усыпляет. Пока не помогает, но я не теряю надежды. Чем могу помочь, Джим? — Спок не у вас, да? — Нет, а что? Кирк вздохнул. — Хорошо. Просто… он точно был в порядке, когда вы его выписали? Никаких последствий отравления охладителем? — Никаких, — проворчал МакКой. — Здоров, как вулканская… не знаю, что там у них сойдет за лошадь. Какие-нибудь дромадеры, наверное. — Хорошо. — Фирменный юмор МакКоя не давал усомниться: Спок не был болен. Но тогда… что… — Джим? У вас есть причины спрашивать? — Боунз… скорее всего, это ерунда, и я бы не хотел, чтобы вы бежали допрашивать Спока об этом, но, согласно компьютеру, он взял себе тридцать шесть часов отпуска. — Спок? — Спок. — Так, ну вот это действительно чудно. — Вот и я так подумал. — Будете выслеживать пантеру к ее логову, а? — Что-то в этом духе. — Вы с ним полегче, Джим. Он, конечно, притворяется идеальным до кончиков ногтей вулканцем, но… он сегодня убил. — Я и сам об этом думал. Не припомню случая, чтобы ему пришлось это делать — не в таких количествах. И не… ромуланцев. — Сообщите, если я понадоблюсь, — негромко сказал МакКой. — Обязательно. И спасибо, Боунз. Конец связи. — Он снова коснулся переключателя турболифта. — Палуба пять. Когда двери турболифта раскрылись в полутемном коридоре, который экипаж называл офицерским городком, Кирк сначала зашел к себе. Разобраться, что происходит со Споком, нужно с позиции друга, не капитана. Он оделся неброско: широкие черные брюки до лодыжек, без характерного для форменных расклешения, и простая телесная рубашка с длинными рукавами. Кирк застегнулся, затянул ремень и глубоко вздохнул, собираясь с силами. Кирк позвонил в дверь Спока раз, другой. Ответа нет. Немного подождав, он позвонил в третий раз. — Спок? Это я. Тишина. В другом случае Кирк просто развернулся бы и пошел искать Спока где-нибудь еще, может быть, на наблюдательной палубе или в спортзале. Но сейчас что-то не позволяло ему уйти. Он знал, что Спок там. Спок слышал сигнал и проигнорировал его. И это тревожило. С чего бы Споку игнорировать звонок в дверь? Наверняка он не спал; вулканец мгновенно очнулся бы от самого крепкого сна. На самом деле, этим навыком все поголовно овладевали еще в Академии — необходимое умение для члена Звездного Флота. Ну, может, он медитирует, попытался урезонить самого себя Кирк. Или в душе. Но все же он знал, знал, что ответ не настолько прост. Будь Спок человеком, причин, по которым он может не открывать дверь, могло бы быть несколько. Но он не придерживался человеческих норм поведения. Это оставляло вулканские варианты, которые Кирк не взялся бы даже угадывать. В его животе зашевелилось беспокойство. Такого никогда не случалось. Не с Кирком. Сколько они знали друг друга, Спок неизменно отзывался, когда Кирк был у его двери, будто всегда знал, кто там, и ждал его. В любое время дня и ночи. Кирк было развернулся, но странное шевеление в желудке не отпускало. Он снова повернулся к двери. Нарушение личных границ было неприятно, но и мрачные картинки в голове Кирка — тоже. В ушах все еще звенели слова МакКоя: он сегодня убил. Спок, последователь идеалов Сурака, который и ригелианского едкого москита не убил бы без раскаяния. — Спок? Я… волнуюсь за вас. Я вхожу. Кирку даже не пришлось использовать капитанский доступ: Спок никогда не запирал дверей. Он шагнул вперед, и дверь раздвинулась. Комната была погружена во мрак. Кирк дал глазам время привыкнуть. Дверь с шорохом закрылась за спиной. Рабочая зона небольшой каюты была пуста, но Кирк туда едва взглянул: он сразу подошел к решетке, отгораживавшей компактную спальную зону, где умещались только кровать со встроенной полочкой, стул и камень для медитаций. На камне-то и сидел Спок. Кирк задержал дыхание. Мягкое мерцание огня в жаровне-божке осветило картину прямиком из его кошмаров: Спок стоял на коленях, обнаженный, весь бронзовый в приглушенном, дрожащем оранжевом свете, будто статуя из вулканского мрамора. Его глаза были закрыты. Он не шевельнулся, когда Кирк вошел, не отреагировал на негромкий вздох друга. Когда глаза Кирка привыкли к тусклому свету, в его разум впечаталось две детали. Первая — Спок все же не был полностью обнажен; на нем была черная набедренная повязка с откидным лоскутом, вроде индейской, из какого-то полупрозрачного, мелко плиссированного шелка. Лоскут причудливой лопатообразной формы был откинут на бедро. Жутковатая форма. Напоминала топор палача. Но кроме того, настоящий клинок, длинный и изогнутый, как ятаган, лежал на обнаженных коленях Спока. Одна его рука обхватывала рукоятку меча, другая сквозь узкий кусок зеленой ткани оттенка вулканской крови держала лезвие. Сердце Кирка пропустило удар: ему доводилось раньше видеть подобную позу в земных исторических фильмах о японских самураях. У них существовал ритуал сеппуку, с точно так же обмотанным вокруг короткого меча шелком… Нет! Спок бы не стал… верно? Кирк молча проклял собственное незнание вулканских обычаев. Они были так адски закрыты, так секретничали. Людям запрещалось задавать вопросы. Да к черту все это. Он мой друг. Даже больше. Кирк присел на корточки рядом с ним. — Спок? Никакой реакции. Он поднял руку к плечу Спока, поколебался и коснулся его. Глаза Спока распахнулись. Секунду казалось, что в черных зрачках никого нет. Потом глаза Спока сфокусировались. — Капитан. Джим? — Да, — кивнул Кирк. — Прошу прощения. Я несколько… погрузился в себя. Как похоже на Спока. — Нет, это я должен извиняться. Я вас потревожил. Я… не могу объяснить, но я беспокоился о вас после… инцидента в фазерной. Потом вы взяли отгул на полтора суток, чего вы никогда не делаете, и я не мог вас найти, а потом… найти вас в таком виде… — Он указал на меч. Спок слегка вздрогнул, будто внезапно осознав свое тело и окружение. Он взглянул на меч на своих коленях и приподнял бровь: — В таком виде? — Простите. Это просто культурное недопонимание. Видите ли, на Земле, когда кто-то встает на колени с коротким мечом, обмотанным шелком, это значит… В глазах вулканца зародилось понимание. — А. Древняя японская традиция. — Сеппуку, — подтвердил Кирк. — Ритуальное самоубийство через вспарывание живота. Спок прочистил горло. В карих глазах мелькнул намек на его обычную улыбку-без-улыбки. — Уверяю, Джим, я не планировал ничего подобного. — Счастлив это слышать. — Японская традиция подразумевала, что ритуал проводится, когда воин опозорен и желает достойного конца, не так ли? — Думаю, вы правы. Спок кивнул. — Я не нахожусь в таком положении. И я не японец. — Я мало знаю о вулканских традициях, — заметил Кирк. — Но я знаю, что вы верите в идеалы Сурака, а сегодня вам пришлось… — Да. Кирк внезапно осознал, что все еще сжимает рукой голое плечо Спока. — Эм, простите. — Он убрал руку. — Не нужно, — покачал головой Спок. Что не нужно: извинения или беспокойство? — Кстати о вашем отгуле, — спокойно напомнил Кирк. Спок склонил голову. — Приношу свои извинения. Я должен был сначала проинформировать вас. — Совершенно верно. Спок, я не против, что вы берете себе выходной, но я хотел утром собрать глав всех отделов. Мы должны найти нетоксичный охладитель для фазеров, кроме прочего. Сегодняшнюю потерю легко было предотвратить, и мне все равно, что об этом скажет Звездный Флот: я не хочу терять еще кого-то из-за отравления охладителем. — Согласен. На планете Дельта IX есть источник. У Федерации заключено торговое соглашение с этой планетой, хотя, возможно, условия придется истолковать довольно широко, ведь мы используем химикат для военных нужд. Мой доклад уже отправлен на ваш терминал. — Ясно. Ну, тогда собрание будет послезавтра. Вы придете? — Да. — Теперь… вы не хотите рассказать, почему взяли себе выходной, не предупредив меня? — Вы проводили службу по Томлинсону, когда я… остро осознал свою потребность найти способ обработать события сегодняшнего дня. Свет и тень играли на угловатых чертах. Будь Спок человеком, он мог бы сказать, что на него нахлынули эмоции и ему хотелось побыть одному. — Ваши действия спасли корабль, Спок. Возможно, и Федерацию. Я занес в журнал благодарность вам. Спок слегка качнул склоненной головой — его аналог пожатия плечами. — В этом не было необходимости. — Потому что вы исполняли свой долг, я знаю. Потому что это логично. И все же вы рисковали жизнью, а после того, как выстрелили, рискнули собой еще раз, чтобы вытащить оттуда Стайлза. И Томлинсона. — Слишком поздно. — Для Стайлза — нет. Возможно, для вас это иначе, но для меня то, что вы спасли одного из моих людей, многое меняет. — У Кирка начало сводить ноги. Он сменил позу, садясь и обхватывая руками колени. — Ваши действия много значили для Анджелы Мартин. Благодаря вам она успела сказать «прощай». — Он задохнулся на последнем слове. Спок поднял голову, встречаясь с глазами Кирка. — Он приходил в себя? — Ненадолго. Только успел сказать, что любит ее, и попрощаться. Это все же ужасная трагедия, но те секунды будут для нее огромным утешением еще долгие месяцы. Она хочет с вами поговорить, кстати. Спок снова опустил глаза. — Именно поэтому мне нужен выходной. Я не могу ни с кем встречаться в таком состоянии. Я должен закончить начатое. — Не расскажете, что это? — Кирк поднес руку к тому месту, где рука Спока сжимала обмотанное шелком лезвие. — Можно? Спок долго раздумывал, прежде чем ответить: — Любому другому на этом корабле я сказал бы «нет». — А мне? — Я бы хотел, чтобы сначала вы поняли, о чем просите. — Я попытаюсь понять, если вы объясните мне. Спок сдвинул руки на кинжале. Он не изменил своей позы и на миллиметр, и Кирк уже начал удивляться, как у него ничего не затекает при такой неподвижности. Но Спок поражал его и куда более невероятными подвигами. — То, что я делаю, — после долгой паузы заговорил Спок, — называется арт’кал, ритуал воинов. Воинская традиция зародилась задолго до Сурака, и ее обычаи все еще уважаемы. Их не забыли. Те из нас, кого Звездный Флот время от времени призывает вести себя как воинов… находят успокоение в этих обычаях. — Понимаю. — Вы уверены? Это может разделить только другой воин. Мы единственные, кто все еще практикует эти ритуалы; для любого другого члена вулканского общества подобные действия были бы немыслимы. — Вы правы, — мягко сказал Кирк. — Я не понимаю. — Звездный Флот создает определенные сложности, так как это военная организация. Любой вулканец, который выбирает жизнь во Флоте, вынужден искать способы примирения служебного долга с вулканскими традициями. Внутри традиции Сурака это было бы невозможно. Слишком большая уступка. Сурак предпочел пойти на смерть, чтобы не сражаться; для него допустить любое насилие было слишком высокой ценой даже за собственную жизнь. Большинство вулканцев под давлением обстоятельств, конечно, не станут хранить столь чистый идеал, но мало кто из них одобряет службу в Звездном Флоте, где от нас каждую секунду могут ожидаться насильственные действия. Мой отец среди тех, кто не одобряет Звездный Флот. — Господи, — сглотнул Кирк. — Вы начинаете понимать, — кивнул Спок. — Когда известия о нашей миссии и благодарность, которую вы мне вынесли, будут опубликованы, отец может заключить, что я навлек позор на Дом Сурака. Я несу ответственность за смерть дальних родственников. — Я ее изменю, если хотите, — пообещал Кирк. — Будут упомянуты только ваши действия, спасшие Стайлза и купившие немного времени Томлинсону. — Это неважно. Я, как и любой другой вулканец в Звездном Флоте, адепт воинских традиций. Уверен, рано или поздно отец это примет. — Можно спросить?.. — Что угодно. — Почему традиции воинов до сих пор уважаемы, если вулканцы — такие приверженцы мира? Выглядит не особо логично. — Потому что Сурак придерживался своих идеалов и погиб. Если бы не его последователи-воины, его идеалы погибли бы вместе с ним. Они считали себя воителями мира, но все же они были солдатами. Они похоронили его тело и возобновили установление мира. — А как вы это оправдываете? Вы часто противитесь насилию, даже когда мы в угрожающих жизни ситуациях. — Идеал воителей и есть ненасилие, — объяснил Спок. — Но для тех случаев, когда оно невозможно, у нас есть традиции, ритуалы, которые дают утешение и позволяют восстановить равновесие. — Эмоциональное, — внес ясность Кирк. — Простите за выражение. — Оно уместно, следовательно, в извинениях нет нужды. Казалось бы, из уст Спока такое признание удивительно, однако почему-то в этой комбинации: странное одеяние, меч, дрожащий свет, — разговор об эмоциях не казался таким уж неуместным. — То есть чтобы служить в Звездном Флоте, вы исполняете воинские ритуалы. — Которые может разделить только брат или сестра по оружию, — негромко уточнил Спок. — А я однозначно не вулканский воин, — заметил Кирк. — Спок… почему вы просто не сказали «нет»? — Потому что нет ничего, что я не был бы рад разделить с вами, — голос Спока упал до шепота. — Вы не вулканец, нет. Но вы воин. И, что важнее, вы для меня т’хай’ла. Горло Кирка сжалось. Нет ничего, что я не был бы рад разделить с вами. — Я не знаю этого слова. — Его невозможно перевести на стандарт. Так называют ближайшего друга, сокровенного, с которым ты связан единением сердец. Это серьезная вещь. — Да, конечно. Как и все, что относится к вам. — Тогда я спрошу вас как т’хай’ла: вы разделите со мной этот ритуал? Он не предназначен для того, чтобы проводить его в одиночку, но я не мог поделиться подобным ни с кем другим на корабле. — Да! Да, Спок. Мне кажется, что, возможно, для меня скитание по нижним палубам было своеобразным ритуалом. Я ощущал обычную потребность пойти в ту область корабля, где погиб мой человек. Но сегодня этого не хватило. — Именно. — Спок поднял руку, указывая на противоположную двери переборку, в обобщенном направлении обшивки корабля. — Потому что ромуланцы погибли там, снаружи. — Да. — Но, Джим, не спешите с ответом. Я не сказал, что включает в себя ритуал. Вполне возможно, некоторые его элементы покажутся вам отвратительными. Кирк остановил его поднятой ладонью. — Только если не планируется вспарывание живота. — Никакого кровопролития, — заверил Спок. — Обмотанный вокруг лезвия шелк символизирует кровь, но настоящей крови не будет. Сегодня ее и так пролито слишком много. Шелк также защитит руки, если во время медитации моя концентрация на секунду дрогнет: лезвие очень острое. — Я вам доверяю, — сказал Кирк. — Обычаи воинов могут вас шокировать, — настаивал Спок. — Они сильно отличаются от того, что вы могли думать о вулканцах. Возможно, вы захотите уйти, если они вас оскорбят… — Для вас этот ритуал очень важен, — перебил Кирк. — Я это уважаю. — Очень хорошо. — В темных глазах было выражение, которого Кирк никогда в них не видел. Он не был уверен, что способен его определить; возможно, гордость. Едва ли страх. — Арт’кал состоит из двух частей. Первая — траурная медитация, в которую я был погружен, когда вы вошли. Вторая — эйал ан накх, утверждение жизни. — Он поерзал на камне, впервые с прихода Кирка. — Для начала, возможно, вы присоединитесь к моей медитации? — О Томлинсоне — и о ромуланцах? — Да, о всех них. Мы будем думать о них и нашем с ними общении столько, сколько потребуется для достижения полноты воспоминания. — Столько, сколько потребуется. Ладно. — Эта часть ритуала пройдет быстрее, если мы поможем друг другу. — Он опустил взгляд на меч. — У меня только один лират, короткий клинок. Если мы встанем на колени лицом друг к другу, то моего меча должно хватить на нас обоих. Но сначала вам нужно раздеться. — Раздеться? — Необходимость полной неподвижности во время медитации становится яснее, когда меч лежит на обнаженных коленях, — удивительно логично, с учетом темы разговора, ответил Спок. — Когда вы осязаете меч, вы понимаете, как остро лезвие жестокости и как неустойчив мир. По крайней мере, так гласит традиция. К сожалению, у меня нет другого облачения ‘хга. Но любое белье, которое надето на вас, должно подойти. Лицо Кирка вспыхнуло — черт знает почему; не стесняться же ему Спока! Но он, не задумываясь, сбросил рубашку и расстегнул ремень. Его предупреждали, сурово напомнил он себе. Кирк снял брюки и стащил носки и ботинки, оставаясь в одних флотских боксерах. Это было максимально близко к тонкой черной набедренной повязке. На камне для медитаций едва хватало места для двоих, но Спок умудрился усадить их обоих. Он показал Кирку, как вставать на колени в вулканском стиле, откинувшись на пятки. Тот поерзал, устраиваясь поудобнее. Вулканец поднял лират за рукоятку, позволяя зеленому шелку соскользнуть. Он жестом велел Кирку взять ткань. Кирк послушался, дивясь, какая она легкая — не тяжелее перышка. — Обмотайте ее трижды вокруг середины лезвия, — проинструктировал Спок. Кирк подчинился. Спок сдвинулся на камне для медитаций, садясь колено к колену с Кирком, и осторожно уложил лират там, где их обнаженная кожа соприкасалась. Серповидное острие и вогнутая часть лезвия легли на колени Кирка, так что большая часть клинка касалась Спока. Металл был холодным, несмотря на раскаленный воздух. В жаровне что-то затрещало, и комнату наполнил пряно-сладкий аромат. Кирк глубоко вдохнул. — Что это за благовоние? — Нахмин, — ответил Спок. — Он почти всегда курится здесь. Странно, что Кирк никогда не ощущал этот аромат так остро. — Что это? — Ароматная часть ночного цветка. Кирк снова глубоко вдохнул, наслаждаясь запахом и внутренне готовясь к испытанию полной неподвижностью. — Я готов, Спок. Спок жестом показал ему положить правую руку на обмотанное шелком лезвие и положил собственную левую рядом, так близко, что можно было ощутить ее жар, но не касаясь. Затем Спок поднял правую руку, кивнув Кирку повторить этот жест левой. Их ладони соприкоснулись. Спок закрыл глаза. — Итак. Представьте себе погибших. Это было несложно. Юное лицо Томлинсона, расслабленное и счастливое, утром в часовне, когда его нареченная подошла к нему в центре залы. Его лицо, навсегда застывшее, в отдельной палате лазарета, куда его переместили, чтобы его друзья могли попрощаться. Кирк также вызвал в памяти лицо ромуланского командира — мрачное, напряженное от боли. Мужчина дышал с трудом: атмосфера корабля улетучивалась в вакуум. У него были темные, зоркие глаза, как у Спока, и орлиные черты, ничего общего со Споком не имевшие. И он мог бы называть Кирка другом. Он вспомнил и других ромуланцев, которых только смутно видел под шлемами на сумрачном ромуланском мостике; позже они превратились в тени на палубе, когда их командир запускал механизм самоуничтожения. В горле Кирка встал тяжелый, холодный комок. Они заставили нас убить их. Его колени слегка задрожали под холодным лезвием. Отчетливо ощущая его, Кирк заставил себя застыть. Он не оскорбит Спока, поддавшись человеческой слабости. И все же, чертовы ромуланцы. Они заставили нас убить их. Гнев укрепил его. — Хорошо, — сказал Спок, как будто ясно чувствовал эмоции Кирка и одобрял их. — Мы с уважением храним память о тех, кто покинул нас сегодня. Мы признаем их жертву. Даже жертву тех, кого в этой жизни называли врагами. Мы не осуждаем их выбора. Мы просто принимаем случившееся. Мы чувствуем… сильные эмоции из-за того, что произошло. Мы принимаем и это. Ладонь, касавшаяся руки Кирка, дрогнула. Кирк открыл глаза. — Джим. — Спок колебался. — Все нормально, Спок. Говорите, что бы там ни было. — Хорошо. Согласно традиции, в этот момент разделяют мысли. — Вы имеете в виду, высказать их? — Нет. Рука Спока двинулась, и пальцы сложились в знакомую позицию. — О… касание разумов? Телепатическое слияние? Спок кивнул. В полутьме его глаза были непроницаемо черными. Он будто бы ждал, что Кирк скажет «нет». Они делали это уже дважды, и оба слияния разумов были короткими соприкосновениями, способом общения в ключевые моменты миссии, когда нельзя говорить вслух. Спок описывал это как очень поверхностный обмен мыслями. Ничего не будет уловлено, кроме намеренной передачи, сказал он. Но оба раза Кирк ощущал волну мощных эмоций, которых Спок якобы не испытывал. И после того, как Спок убирал руку с его лица, Кирк все еще чувствовал его, как если бы он проскользнул Споку под кожу и на мгновение увидел мир раскосыми темными глазами. — Да. — Это был всего лишь шепот, и он вырвался прежде, чем Кирк подумал, что сказать, но Спок услышал. Он поднес руку к лицу Кирка. — Мои мысли к твоим, — негромко произнес он. — Слейся. Раздели. Ощути. Вздох застрял у Кирка в горле. Пальцы Спока как будто проникали под кожу. Теплые щупальца чужих чувств, хлынувшие, как неиссякаемый поток крови из раны, просачивались в его разум во всех направлениях. Сожаление. Утрата. Беспомощность, неспособность найти иной выход. Гнев, гораздо сильнее его собственного. Скорбь. Огонь! Огонь! Стайлз, вы слышите? Огонь! Розовый дымок смерти из фазерной. Длинные пальцы тянутся к красной кнопке. Реакция на голос капитана. Никаких вариантов, кроме немедленного подчинения. Звездный Флот хорошо меня выдрессировал. Подчиняйся капитану. Подчиняйся мгновенно. Инстинктивно подчиняйся команде стрелять. Убивай. Ядовитый воздух. Удушье. Неподвижное тело Стайлза под ногами, падение. Запястья Стайлза в руках, нет сил встать, ползком в коридор, вытащить его. Обратно за Томлинсоном, ничком лежащим на полу, ужасно, совершенно неподвижным. Его руки липкие от омерзительного розового пара. Осознание: Томлинсон пытался закрыть течь руками. Оттащить Томлинсона от двери, чтобы та закрылась. Приподняться ровно настолько, чтобы дотянуться до комма, и вызвать медиков. Потом — упасть на Томлинсона, руки к его вискам, чтобы понять, жив ли он, потянуться к нему разумом, сказать: держись, помощь в пути. Так же протянуть руки к Стайлзу, пропуская лоб и касаясь подбородка. Стайлз кашляет. Приходит в сознание. Томлинсон, смутно ощущая присутствие Спока, держится, его жизненная сила — дрожащая искра. Разум Спока направился к Кирку, чтобы раскрыть его воспоминание об инциденте. На мостике, защищая глаза, когда корабль ромуланцев вспыхивает жидким огнем. Нет, нет, не надо — все не должно было быть так. Мы могли быть друзьями. Могли быть друзьями. В корабельной часовне Мартин расправляет плечи. Я любила его, капитан. Я успела сказать ему это, прежде чем он ушел. Я хочу поговорить с мистером Споком, поблагодарить его. Я так любила Бобби. Сказала ему, прежде чем он умер. Прежде чем стало слишком поздно. Боль, сожаление. Все должно быть иначе. Ромуланцы должны быть по свою сторону нейтральной зоны, живые и здоровые, уйти с миром. Мартин и Томлинсон должны танцевать на вечеринке, приготовленной для них в рекреационной. Слишком поздно. И рука соскользнула с его лица. Они снова были разделены. Кирк открыл глаза. Глаза Спока все еще были закрыты, и он вздрогнул, один раз, будто его ужалили. Темные ресницы распахнулись. — Сожаление велико, — сказал Спок. — Потеря жизни была ненужной и потому трагичной. То, что жизни были отняты нашими руками, печалит нас безмерно. Но мы приняли воспоминания такими, какие они есть. Мы признаем: случилось то, что случилось. Кайидт. Мы признаем смерть. Кайидт тал. Мы признаем жизнь. Кайидт наккх. Он поднял меч и размотал шелк. Встав, он подбросил ткань в воздух и движением столь быстрым, что глаза Кирка едва его уловили, взмахнул кривым мечом, который, свистнув, вонзился в палубу рядом с ним. На пол опустились два куска зеленого шелка. Спок поднял их и передал один Кирку, затем снова поднял меч, будто изучая его лезвие. Оранжевые отблески плясали на стали. Внутренний и внешний изгиб были одинаково наточены. Обоюдоострый. — Меч символизирует самоконтроль, — сказал Спок в полной тишине. — И логику. Порой для убийства есть логичная причина. Зеленая ткань — напоминание о том, что мы рискуем и собственной жизнью, не только жизнью врага; это знак крови, которая связывает нас, и крови, которая льется, если мы не достигаем наших идеалов. — Он сглотнул. — Сегодня мы не достигли наших идеалов, и кровь была пролита. Пусть сегодня больше не проливается кровь. Кирк погладил легкий, как паутинка, мягкий шелк. — Я не убью… сегодня. — Да. — Единственный слог был пропитан горечью. Спок подошел к задрапированной красным стене и повесил меч среди другого оружия, а свой кусок шелка положил на рабочий стол. Затем он снова вернулся к Кирку и опустился рядом с ним на колени. — Эи ан наккх, — мягко сказал он. — Мы утверждаем жизнь. Он крепко сжал руку Кирка выше локтя своей горячей ладонью. Кирк неуверенно вгляделся в лицо вулканца и ответил на жест, берясь за худое жилистое предплечье. — Я утверждаю жизнь с тобой, Спок. — Он чувствовал рукой пульсацию, быструю и сильную. Спок сжал его вторую руку и мягко поднял Кирка на ноги. — Ты уверен, Джим? Со мной? — Глаза вулканца были колодцами, глубокими, как космос, и непроницаемо черными. — Да. Уверен. — Как ты утверждаешь жизнь? — спросил Спок тем же тоном, каким произносил ритуальные фразы. — Иду дальше, — просто сказал Кирк. — Я выйду из этой комнаты и буду капитаном еще один день. Я скажу экипажу, что смысл есть во всем, хоть мы это и не всегда понимаем. Я проживу еще один день; корабль полетит вперед. И я буду помнить произошедшее на случай, если вдруг оно повторится. Я буду надеяться, что в другой раз найду лучшее решение. Спок кивнул и на мгновение закрыл глаза, будто скрывая внутреннюю боль. Он снова встретился взглядом с Кирком: — Это прекрасные пути. Ты мудр. Спок внезапно выпустил его, сжимая ладони вместе и поднося к губам. Кирк не знал, был это ритуальный жест или физическое проявление напряжения, которое вулканец не мог держать в себе. — Традиция вулканских воинов, — продолжил Спок, — предписывает более примитивный, менее философский метод. — Его глаза смотрели прямо в душу Кирка. — Тебе он не понравится. — Его голос звучал убежденно. — Я не уйду, — сказал Кирк. Спок медленно кивнул. Не сводя с Кирка глаз, он начал снимать с себя набедренную повязку. Кирк чуть вздрогнул, удивленный, несмотря на все предупреждения Спока, но не двинулся с места. Стянув клочок ткани, Спок уложил его на камень, себе под колени. Он ни о чем не просил Кирка, так что тот не сдвинулся и на сантиметр. Он даже не был полностью уверен, что дышит. Воздух казался тяжелым и душным, как перед земной грозой. Спок снова опустился на колени и жестом велел Кирку занять место напротив него. Вулканец откинулся на пятки, разводя колени, и вскинул руки к потолку, а затем опустил их и склонил голову. Взгляд Кирка был прикован к худому бледному телу в темноте; он не смог бы отвести глаза, даже обладай он всем вулканским самоконтролем. Оранжевый свет плясал в курильнице, отражаясь от гладкой шапки волос Спока и — боже правый — от кончика его огромного, внезапно возбужденного члена, где на мгновение заискрилась капелька влаги. Обе руки Спока обхватили толстый ствол одна над другой, и все же пылающая головка была открыта чужому взгляду. Вулканец погладил себя, потом еще раз, с болезненной неторопливостью. Кирк не дышал, не смел шевельнуться или издать звук, чтобы не нарушить транс. Или прийти в себя и осознать, на что смотрит. Длинные пальцы Спока — пальцы, которые мастерски танцевали на научной консоли днем, а вечером извлекали чарующую музыку из ка’атиры, — гладили нежную кожу в ночной полутьме. Кирк хотел отвести глаза от этой совершенной красоты, хотел взглянуть куда-нибудь еще, чтобы щеки перестали гореть и чтобы не чувствовать ответной волны возбуждения. Но он мог только смотреть, как Спок двумя пальцами размазывает жидкость, сочащуюся из блестящего кончика члена, по причудливой двойной головке и крепкому стволу. Спок зажмурился и откинул голову назад, показывая Кирку обнаженное горло, бледное и скульптурное, с отчетливо набухшей веной. Эта открытость внезапно показалась куда более интимной, чем шокирующая нагота темного, налитого члена. Гибкое тело становилось все напряженнее. Каждое сухожилие на груди, шее, плечах и руках резко прорисовалось, когда Спок отклонился назад еще сильнее, чуть раздвигая бедра. У него прекрасные, совершенные бедра, вдруг заметил Кирк, удивляясь, почему раньше не обращал внимания. Одной рукой Спок обхватил мошонку, а другой медленно, с нажимом погладил свой роскошный член. Кирк ощутил, как каждый волосок встает дыбом. Его собственный член ныл, а яички поджались. Угловатое лицо исказилось. Из крепкого горла вырвался один-единственный долгий вздох. Спок застыл, кончая, разбрызгивая мерцающую жидкость на черную ткань. Одна капелька приземлилась возле правого колена Кирка. Плечи Кирка напряглись до боли. Он хотел вскочить и вылететь из каюты, но он дал слово, что останется, и в любом случае был недостаточно одет для коридора. Экипажу не следовало видеть капитана выскакивающим из каюты старпома посреди ночи, обалдевшим, в одном нижнем белье. Со стояком. Он осознал, что сильно возбужден. Спок, в чем мать родила, почти касающийся его колен своими, глубоко хватал ртом воздух и медленно фокусировал взгляд темных глаз на своем друге. Долгие секунды он просто рассматривал лицо Кирка, и Кирк не отвел взгляда, несмотря на то, что хотел посмотреть куда-нибудь еще, куда угодно. — Эи ан наккх, — негромко сказал Спок. — Мы не проливаем крови, чтобы утвердить жизнь. Мы не проливаем слез. Скорбь прошла. Только жизнь взывает к жизни. — Он аккуратно поднял черную ткань за уголки. — Наккх’са, влага жизни. Ну и объяснение. Кирк сглотнул, обретая дар речи. — Это определенно был крайне… неожиданный вулканский ритуал. Спок приподнял правую бровь, как бы говоря: «тебя предупреждали», но промолчал. Кирк было начал вставать, но замер, осознал, насколько твердая эрекция у него возникла. Он снова опустился на колени и попытался дышать. Спок, не сводя с него глаз, спокойно сказал: — Сожалею, что вас это взволновало, Джим. — «Взволновало»… не совсем то слово, которое я бы выбрал, — выдавил Кирк. В жаровне что-то треснуло, и воздух наполнился волной нахмина. — Все закончилось? — осведомился он, чтобы заполнить неуютную тишину. Спок плавно поднялся на ноги, все еще держа в руках полную семени ткань. — Традиция предписывает омовение в воде. Поскольку полное омовение возможно только в нескольких местах на корабле… возможно, вы разделите со мной водный душ? — Эм, Спок… — промямлил Кирк, чувствуя, как горит лицо. Этот внезапный приступ застенчивости был нелеп, с учетом того, что он только что наблюдал. Но он не мог взять себя в руки; он все еще был возбужден, это станет очевидно, и, логично или нет, он боялся, что это уничтожит весь его прогресс в завоевании дружбы Спока. Спок выглядел таким утонченным, таким иноземным, таким безупречно выдержанным, когда гладил себя; Кирк чувствовал себя озабоченным подростком, не доросшим до такого чувственного и одновременно возвышенного зрелища. Он так не стеснялся Спока с первой недели вступления в должность. Спок взглянул вниз, и его острые глаза мгновенно заметили состояние Кирка. — Простите меня. Я полагал, вы не хотели принимать участие в этой части ритуала. Вы желаете сделать то же, что и я? — Ну… мм, я бы так не сказал. Нет. — Кирку вдруг стало смешно, но у него хватило такта не засмеяться. — Хорошо. Тогда, возможно, душ? — Спок протянул руку; Кирк принял ее и позволил Споку поднять себя. Это было отлично, потому что ноги сводило. Кирк заставил себя расслабиться, но чем больше он об этом думал, тем хуже все становилось. — На Вулкане делить душ считается нормой? — Он заговорил скорее затем, чтобы отвлечься, хотя вопрос и звучал несколько нелепо. Спок сказал, что воины не были на Вулкане в большинстве, к тому же публичная мастурбация едва ли могла быть там общепринятой. — Вполне. В ШиКаре, как и в большинстве вулканских городов, никто не моется в одиночку, если возможно обратное. Мы ценим воду. Делим ее. Я хочу разделить ее с вами. — Только если душ будет холодным, — ответил Кирк, пытаясь удержать ускользающее мгновение юмора и чуть расслабляясь: Спок смотрел ему строго в лицо. — Холодным? — Спок склонил голову к плечу. — Джим… это было бы пыткой. Ритуал предназначен для успокоения, а не для причинения каких бы то ни было неудобств. — Понимаю, но я все еще явно… не в той форме, — ответил Кирк, не слишком успешно стремясь к легкому тону. — Мы позаботимся об этом в душе, — спокойно сказал Спок. Мы? Но Спок, не дав ему возможности переспросить, просто утащил Кирка в ванную, и дверь с шорохом закрылась за их спинами. Ванные на Энтерпрайз были в основном крохотными, но в каютах старших офицеров и гостевых апартаментах уборные были роскошны по сравнению с остальными. В душевой Спока хватало места для двоих. Вулканец дал компьютеру распоряжения о температуре воды, которая будет для Кирка приятно теплой. — Вы же замерзнете, Спок, — сказал Кирк, внезапно беря себя в руки, и велел компьютеру поднять температуру воды на несколько градусов. В конце концов, это всего лишь душ. Они несколько раз мылись вместе со Споком в спортзале и однажды — на пропыленной планетке с такими же проблемами с водой, что и на Вулкане. Так что же с того, что у капитана стоит? Не сказать, что Спок этого раньше не видел. У Кирка всегда вставало во время спаррингов. Вот только те эрекции были просто формой расслабления, исчезавшие, стоило о них забыть. У этой была совершенно другая причина, которую Кирк опасался анализировать слишком тщательно. Тогда ему придется брать пример со Спока. Он стянул боксеры, пытаясь не реагировать на сводящее с ума ощущение трущейся ткани и не смотреть на свой пах, уверенный, что член уже побагровел и сочится. Кирк остро чувствовал свою наготу в теплом воздухе. Спок развернулся, жестом приглашая Кирка войти первым, и последовал за ним. В кабинке было тесно. Кирк подставил лицо под струи душа, чтобы не видеть Спока, наслаждаясь стекающей водой и заставляя себя выбросить из головы цепкую картинку: Спок, выгнувшийся на камне для медитаций, позволяющий единственному откровенному звуку вырваться из горла. Его темный, налитой член, пульсирующий, выстреливающий семенем, алмазные капли, мерцающие на черном шелке. Его лицо — о господи, его лицо, — на одно краткое мгновение лишенное непроницаемой маски. Образ не облегчал попыток успокоить физические реакции. Хуже того, мягкие капли, отбивающиеся от стен, касались, будто теплые пальцы, поддерживая возбуждение, как бы старательно он ни визуализировал схему инженерных палуб. Очевидно, ничего слабее красной тревоги не поможет. Он отвел влажные волосы с лица и отодвинулся, чтобы пропустить Спока, который прошел мимо него, коснувшись горячим бедром его эрекции. Кирк распахнул глаза, чувствуя, как снова краснеет. Спок спросил, глядя на Кирка непривычно блестящими глазами: — Джим, разве не логичнее будет просто решить проблему? Кирк выдавил улыбку. — Возможно, — признал он. — Но… я не вулканец, Спок. — Я не могу быть изящным, гибко выгнувшимся изваянием самоконтроля на зеленом камне для медитаций. — Человеческая и вулканская анатомии функционально схожи в этой области, если я не заблуждаюсь. — Спок, как обычно, приуменьшал свои знания. Он обладал несколькими учеными степенями в разных областях; Кирк почти не сомневался, что среди них была экзобиология и что при желании вулканец мог написать диссертацию о сравнительном функционале анатомии мужских представителей дюжины рас. — Я не могу просто подавить ее, — после короткой паузы сказал Кирк. — Я предлагал не это. Джим, среди воинов этот ритуал обычно исполняется не совсем так, как вы имели возможность наблюдать. Здесь нет другого вулканца, так что я приспособился под текущие обстоятельства. Цель — пролитие семени, тем или иным способом. Я не сомневаюсь, что мой метод не был бы комфортен для вас, поэтому мое предложение заключается в том, чтобы вы приняли мою помощь. — Вашу помощь? — повторил Кирк. Это был не совсем вопрос. Спок кивнул. — Если вы не против моего прикосновения. Кирк не мог смотреть в искренние темные глаза Спока, но и не мог отвести взгляд. Его теплое физическое присутствие было таким близким, его лицо — таким влажным, волосы такими растрепанными, а изящные брови вразлет казались из-за воды даже более черными, чем обычно. — Спок, я бы никогда не попросил… — Вы не просили, я предложил. Вы разрешите? Кирк вдруг осознал, что не хочет ничего больше, чем прикосновений этого экзотичного существа, обладавшего внешностью его старшего помощника, но, конечно, не бывшего тем мужчиной, который каждый день работал вместе с ним на мостике. Кирк понятия не имел, почему Спок предлагает подобное. Возможно, связь ментального касания все еще держала их; возможно, Спок знал, что это он вызвал у Кирка проблему, и чувствовал себя ответственным. В любом случае, Кирка пьянило ощущение того, как осторожность и пристойность летят к чертям, ощущение, будто спрыгиваешь вниз головой со скалы, не зная, разобьешься ли о камни — или взлетишь. Он коснулся плеча Спока. — Хорошо, — мягко сказал он, сам почти удивляясь этому слову, когда оно слетело с его губ. Он не был уверен, чего ожидал, но уж точно не прижавшегося в нежном объятии влажного обнаженного тела. Спок осторожно подтолкнул его спиной к стене, проводя руками по его груди; сияющие темные глаза встретились с его. «Ты прекрасен», — без слов говорили они. У Кирка что-то сжалось в груди, соски превратились в две ноющих точки, а сознание сосредоточилось в члене, когда рука Спока скользнула вниз и сжала чувствительный орган. Секунду он гладил его, как гладил собственный член, медленно и с силой, а потом, к шоку Кирка, опустился на колени и потерся щекой о ствол, касаясь его губами. Вулканец поднял голову, не обращая внимания на воду, брызжущую ему в глаза. — Позволение пить наккх’са своего т’хай’ла считается подарком, — сказал он, и Кирк каким-то образом четко это услышал сквозь журчание воды и грохот собственного сердца. Он не мог шевельнуться, когда Спок, продолжая гладить его, взял головку члена в рот. Но он застонал в голос, когда горячий рот двинулся дальше и дальше, до того момента, когда Спок наверняка должен был задыхаться. Длинные пальцы сжали его бедра, поддерживая, но не ограничивая. Его таз двигался по собственной воле, толкаясь в теплый влажный рот. Спок вдохнул вокруг члена и раскрыл глотку, позволяя проникнуть глубже. Кирк откинулся на стенку душа и застонал, вплетая пальцы в гладкие черные волосы Спока. Это мгновение под струями душа было нереальным. Он заставил себя открыть глаза и почти поверил, что случайно попал в одну из существующих, по словам Спока, параллельных вселенных. Его бедра толкались, член исчезал во рту Спока и снова появлялся, твердый и жаждущий больше этого опытного обласкивания. Еще больше белых зубов, так нежно царапающих чувствительное местечко сразу под головкой, больше подвижного языка и сильного, неутомимого, обволакивающего горла. Кирк сдался и застонал, и еще раз — когда Спок взял его до упора глубоко, и еще — когда сильные пальцы сдавили его ягодицы, оставляя метки. Губы Спока коснулись основания его члена; пухлая нижняя губа мазнула по мошонке. Слепящее удовольствие взорвалось в его члене и сладким огнем промчалось по каждому нерву, и он кончил Споку в горло. Кирк наблюдал, как Спок глотает, как острый кадык двигается точно в такт пульсациям его члена. Он опустошил себя в рот Спока, вулканец отпустил его, и Кирк обессиленно соскользнул на пол. Ему пришлось выставить руку, чтобы не упасть. Спок, тоже тяжело дыша, дал сенсору сигнал остановить воду. Затем он обнял Кирка и притянул к себе, поддерживая его в те долгие секунды, что Кирк пытался выровнять дыхание. Прежде чем выпустить, вулканец еле ощутимо коснулся его плеча невероятно мягкими, чувственными губами, будто благословляя. Кирк поднял глаза. Спок отвел его волосы от лица и искренне улыбнулся, сказав лишь: — Т’хай’ла, — самым глубоким и нежным тоном, что Кирк от него когда-либо слышал. Лицо Спока покрылось оливковым румянцем. Кирк коснулся распухших, подрагивающих губ указательным пальцем, вспоминая, как они растягивались вокруг его члена, как строгий, изящный рот пил его, словно бесценную воду в пустыне. Это что-то значило, заключил Кирк, но он понятия не имел, что, потому что не в силах был совместить эту картинку с образом Спока, сложившимся в его разуме… когда-то. Вечность назад, до того, как он ворвался в уединенное святилище и нашел вулканца коленопреклоненным, полуобнаженным, с кривым мечом на коленях. До того, как реальность разлетелась на куски. Кирк встал, и Спок последовал за ним. Их взгляды встретились. — Спок, я… Я не… — начал Кирк, но Спок прервал его, мягко покачав головой. — Не нужно, Джим. Я благодарен за воду. За подаренную наккх’са и добровольно разделенный арт’кал. Воины всегда будут благосклонны к тебе. Если когда-нибудь тебе потребуется их помощь, а я не буду доступен, скажи им, что ты т’хай’ла Спока из Дома Сурака, и тебе помогут. Они будут готовы умереть за тебя, как и я. — Т’хай’ла, — выдохнул Кирк. Слово было таким воздушно-легким на языке. Остального было слишком много, чтобы переварить. Вулканские воины. Спок, который однажды окажется недоступен. Так же, как Томлинсон? Он не позволил себе развить эту мысль. — Да. Спок вышел из кабинки и нашел Кирку полотенце. Тот вытерся, пытаясь не смотреть на Спока, который деловито стирал воду со своего поджарого тела и обсушивал волосы. Над его лбом торчком стояли темные иглы. — Мне нужно идти, — сказал Кирк в тишине светлой комнаты. Его тело было удовлетворено, а разум — пуст. Одиннадцать лет исследования космоса, знакомство с цивилизациями более поразительными, чем когда-либо снились Земле, и Кирка совершенно выбил из колеи высокий ученый-полувулканец — воин — в душевой. Его лучший друг. Спок обмотал полотенце вокруг талии. Его лицо снова было нечитаемо. Он выглядел совсем как тогда, когда Кирк обнаружил его, только сейчас на нем было белое, не черное. Он смотрел на Кирка спокойно, но внимательно. Кирк медленно выдохнул и принял решение. Он расправил плечи, взял свои боксеры и натянул их. Полотенце он вернул Споку. — Отдыхай спокойно, — сказал он. Спок склонил голову. Кирк вышел, чтобы одеться, а потом сходить посмотреть на звезды. И попытаться понять, что вообще только что произошло. *** Капитану негоже бегать по коридорам корабля, если нет красной тревоги. Так что Кирк заставил себя идти шагом. Его единственной мыслью было двигаться, уйти от каюты Спока куда-нибудь, где можно подумать, что обычно означало одну из обсервационных палуб. Он пробежался пальцами по волосам: голова начинала высыхать, но любой, кому вздумалось бы присмотреться поближе, даже в неярком ночном освещении увидел бы, что она все еще влажная. Он не стал вытирать ее как следует — слишком спешил убраться из светлой спартанской комнаты с обнаженным вулканцем. Но постепенно, спускаясь по трапу с пятой палубы на шестую, он осознал, что идет в направлении к лазарету, где страдающий бессонницей Боунз наверняка все еще сидит над бумажками. Кирк остановился в коридоре в трех дверях от лазарета и задумался. Да, он инстинктивно шел к своему лучшему советнику, единственному человеку на борту, которому обязан исповедоваться, но что, ради всего святого, он скажет? Он наверняка выглядел достаточно растерянно, чтобы МакКой поверил в набедренную повязку и меч, но после всего остального МакКой пропишет ему психотесты. Что он должен сказать: Спок выбил меня из колеи, но я не могу объяснить, как именно? Или вывалить все сразу: Я поучаствовал в вулканском ритуале, в который вы не поверите, и у Спока больше нет проблем с теми ромуланцами. И мы оба чувствуем себя отлично, потому что в процессе ритуала он подрочил у меня на глазах, а потом затащил в душ и отсосал так, что я кричал. Я кричал и ни разу не произнес его имени, но он вроде бы не обиделся. Боже, он выглядел как ригеллианская шлюха, из тех, о которых рассказывают в доках. Из тех, за которых мужчины, говорят, готовы продать душу. Он проглотил мою сперму и поблагодарил меня, а я пожелал ему удачного дня. Это звучало как один из тех дурацких снов, которые Боунз так обожал разгадывать. Доктор сунет его под психосканер в мгновение ока. Кирк зарычал. Он боялся не психосканера, а того, чтобы посвящать кого-то в произошедшее в каюте Спока, потому что никто из тех, кто там не был, неспособен понять. Это было прекрасно. Вот в чем дело. Это было совершенством от начала и до конца, и Кирк не хотел убивать великолепие воспоминания, выставляя его напоказ перед кем-то, кто подумает об этом дурно. Или не поймет, что ритуал был священен. У Кирка замечательный экипаж. У них лучшие умы и тела, что Звездный Флот смог раздобыть, и все они более чем готовы принять инопланетян. Но понять совершенство произошедшего могло оказаться им не под силу. Совершенство Спока, доверяющего ему. Спока, предлагающего разделить мысли и воспоминания так, как они никогда раньше не делали. Спока, нагого и возбужденного, совершенно лишенного стеснения. Ну, он никогда не стеснялся своего тела — любой, кто тренировался с ним в спортзале, мог бы это подтвердить, — но сегодня ночью он снял и со своего лица вулканскую маску. Без объяснений, без внешнего воздействия, даже без борьбы. Это было более чем поразительно. И Кирк не сомневался, что ни на корабле, ни, возможно, во всей галактике нет никого, перед кем Спок опустил бы столько слоев своей защиты. Образ Спока, откинувшего голову назад, с лицом, искаженным на пике оргазма, был навсегда выжжен в мозгу Кирка. Эта резкая красота околдовала его, лишила способности анализировать, прийти к какому-либо решению, — он мог только только оставаться со Споком и смотреть, как и обещал. И если это значило позволить Споку… Я позволил своему старпому отсосать мне. Он никогда раньше не спал с кем-то из своих людей. Вот в чем проблема. Поэтому он и направлялся к МакКою, ведомый рефлексом. Звездный Флот вбивал во всех кадетов командного факультета: если в твоей личной жизни что-нибудь меняется, ну хоть что-нибудь, иди прямиком к главврачу. Стабильность капитана — вопрос наивысшей важности. Тебе кажется, что ты тут главный, потому что ты капитан? Подумай еще разок. Слово врача на твоем корабле — закон. Нет! Нет и нет. Это не касается моей службы! Ну конечно касается. Все без исключений касается твоей службы. У капитана нет частной жизни, когда доходит до поддержания его командной формы. Кирк остановился у самых дверей лазарета. Он не мог заставить себя войти. Он не мог говорить с МакКоем в этом состоянии, в этом беспорядке мыслей, когда он даже не был уверен, что все это значит. Он отвернулся от двери. Он даст себе час; либо он сам разберется во всем этом, либо пойдет к МакКою, неважно. Безопасность корабля на первом месте. Кирк свернул в ближайший коридор и практически побежал к трапу. Так он сможет добраться до обсервационной на второй палубе и, скорее всего, никого не встретит по дороге. Ему и так повезло ни с кем не пересечься по пути в лазарет. К счастью, трапы были пусты; парочка, которую он встретил у входа в обсервационную, была больше заинтересована друг другом, чем тем, что капитан тут делает посреди гамма-смены. Он остановился в темной зале, давая глазам привыкнуть. Пусто. Перед ним распахивались три иллюминатора, окна в бесконечность, от пола до потолка, каждый шире, чем его распахнутые руки. Корабль шел на варпе в межзвездном пространстве. Сквозь легкое мерцание варп-поля звезды мелькали мимо и исчезали в темноте, а из темноты выныривали новые. Кирк прижал ладони к панели из прозрачного алюминия, раздвинув пальцы, будто пытаясь на секунду задержать их бег. Вид был ошеломительно прекрасен, и от знания, что космос был всегда, по спине пробежала дрожь. Но его руки дрожали не из-за красоты звезд. Может, дело в красоте Спока. О, вулканец не был красив ни в одном из общих определений, которое принял бы Кирк или он сам. В этой галактике они оба видели женщин и мужчин настолько красивых, что от этого захватывало дух, и ни один из них двоих не мог считать себя красивым в сравнении с ними. Но для Кирка вулканец был прекрасен в собственной манере: высокий, гибкий, по-кошачьи грациозный. Темный и экзотичный, с этими бровями вразлет и идеальными эльфийскими ушами. И его тело… господи. Более того, в Споке было что-то совершенное и настоящее. События этой ночи не изменили этого. Они шокировали Кирка, это точно, но они никоим образом не казались неправильными. Проблема заключалась в том, что у Кирка были твердые правила. Первым в списке шло «никаких любимчиков», вторым — «никто не спит с капитаном». Он решил так еще до того, как сел в капитанское кресло. Он заметил на многих кораблях, включая Энтерпрайз при Пайке, интенсивную текучку старших офицеров, и обнаружил заметную корреляцию между переводами и капитанами, которые спали с членами экипажа. На Фаррагуте, под Гарровиком, такой проблемы не было. Капитан Гарровик был, во-первых, на двадцать лет старше Кирка, а во-вторых, у него были довольно запутанные отношения с главой медслужбы, женщиной его лет, которой никто на корабле не хотел переходить дорогу. Гарровик к тому же был женат, и на Земле росли два его сына, которых он, как и любой капитан звездолета, подолгу не видел. Кирк любил Гарровика, как отца. Когда он служил на Фаррагуте, он думал, что тот не может ошибаться. Ему до сих пор было больно думать о бывшем капитане, и он старался избегать этих мыслей. Но суть в следующем: Гарровик был сексуально недоступен для экипажа, и этот факт работал в пользу корабля. И это работало на Кирка. Энтерпрайз считалась удачным местом для распределения, лучшим кораблем Флота. Кирк был намерен сделать все, чтобы так и оставалось, даже если это значило полный целибат на всю пятилетнюю миссию. Он чуть не рассмеялся: до этого, конечно, не доходило, хотя круг возможных партнеров ограничивался визитерами корабля, людьми, встреченными в увольнительных, и случайными знакомыми на разных планетах. Но он никогда, никогда не трогал тех, кто под его командованием, хотя несколько младших офицеров и старались изменить ситуацию. Однажды он отказал лейтенанту Ноэль в одном белье, бога ради; она была ласкова, на все готова и полна энтузиазма, и он ушел. Но Спок? Ему никогда не приходило в голову рассматривать Спока как возможную угрозу своему решению. Он был совершенно не готов сопротивляться Споку в ситуации сексуального характера. Он был совершенно не готов к собственной реакции. Желание. Не было ли это нормальной человеческой реакцией на эротическое шоу? Такой вопрос Кирк мог был задать Боунзу, вот только он не мог спросить Боунза. Он мог бы сказать себе, что защищает секреты Спока, но это не было бы чистой правдой. В конце концов, Спок не казался смущенным своими действиями. Они были частью традиций его народа и потому логичны, так что он не стыдился. А вот Кирку было стыдно. «За что? — спрашивал он себя. — За реакцию? За нарушение своей командной политики?» Я не воспользовался им, бога ради. Он предложил. Ему даже пришлось меня уговаривать. Так в чем же дело? У Кирка заныли колени (вероятно, результат неподвижных поз, в которых ему пришлось находиться в каюте Спока), так что он соскользнул на пол. Его пальцы мазнули по оконной панели, и он прижался к ней щекой. Прохладно. «Почему мне было стыдно?» — снова спросил себя Кирк, намеренно вызывая в памяти картину, которая, он боялся, никогда уже не исчезнет из его разума: вулканец, охваченный оргазмом, запрокинувший голову назад, отбросивший контроль перед Кирком на один ошеломительный, абсолютно прекрасный момент. А вот действия Кирка были не такими уж прекрасными. Невыносимо твердый стояк, попытка неловко отговориться, поведение смущенного подростка. И он позволил Споку склонить себя к половому акту. Это легко удалось ему, потому что Кирк сам этого хотел. Хотел. Он дал этому факту уложиться. Я хотел, чтобы он это сделал, и хотел ничего не делать, чтобы нарушителем приличий оказался не я. Кирк не впервые ощущал желание позволить кому-то другому принимать решения, по крайней мере, вне службы. В увольнительных он, бывало, позволял Скотти уговорить себя на явно лишний виски или уходил с местными дамами в закат лишь потому, что они этого хотели, даже когда он сам предпочел бы выспаться или в одиночестве прогуляться по пляжу. Он никогда не позволял этому импульсу достичь опасного уровня. Кирк вздохнул. На панели иллюминатора осталось запотевшее пятнышко. Нет… не опасного, осознал он. Он мог бы быть опасен, будь его партнером кто-то другой. Но Спок – единственный на борту, близость с кем не представляет угрозы. Он не просто еще один подчиненный — он единственный, кроме самого Кирка, полноправный командующий офицер на корабле, равный ему во всем, кроме одной ступеньки по рангу, которая Спока совершенно не волновала. Если кто на этом судне и мог бы разделять работу и отношения, это Спок. Он был выше предвзятости. Внезапно Кирк будто вдохнул свежего воздуха, словно в комнате включилась вентиляция. Это не помешает моему командованию, осознал он, и я понял бы это раньше, если бы остался и поговорил немного со Споком. Я могу просто смотреть на это так же, как Спок. Правильно исполненный вулканский ритуал. Два воина, поддержавших друг друга в сложный момент. Он не обязан придавать всему этому больше значения, чем на самом деле. Кирк встал. Ему надо сделать две вещи. Первая — поговорить с МакКоем и, не давая деталей, проинформировать его, что Спок по-вулкански разрешил свою дилемму. А вторая — поговорить со Споком. Сообщить ему, что Кирк все понимает и ничто между ними не должно меняться или как-либо вредить кораблю. С МакКоем он мог поговорить утром, со Споком — по окончании его выходного. Он потер загривок и потянулся, чувствуя, как напряжение начинает спадать. Спешка покинула его. Ему надо будет отслужить на мостике альфа-смену, но до тех пор еще добрых пять часов на сон. Он вышел из обсервационной, не оглянувшись на звезды. Все будет в порядке. Он твердил это самому себе, возвращаясь в каюту. *** Следующим утром, перед сменой, кто-то позвонил в его дверь. «Спок», — подумал он и нажал кнопку на своем рабочем столе, чтобы впустить вулканца. Они могли расправиться с необходимым разговором и с утра. Но это, конечно же, был не Спок. Он не придет, как обычно, чтобы перед сменой доложить Кирку о состоянии корабля. Впервые за многие месяцы Кирку придется получить этот доклад на мостике, от Ухуры. — Что такое, Джим? — осведомился МакКой, приподнимая выразительно изогнутые брови. — Вы ждете кого-то другого? — Извините, Боунз, — махнул рукой Кирк. — Я задумался. — Выходной Спока — это просто из ряда вон, — сказал МакКой. Кирк смотрел на терминал, но чувствовал на себе взгляд проницательных голубых глаз. Он вырубил терминал и поднял взгляд. — Он в порядке, Боунз. — Вы помогли ему в этом. — Вроде того. — Кирк выдохнул. — У него есть вулканский ритуал для такого рода вещей. В основном медитация. Он примирился с испытанным и принял то, что случилось. Конец истории. — Вы, конечно, не скажете, включал ли этот ритуал проявление эмоций. Кирк неверяще взглянул на него. — Проявление эмоций? Да вы шутите, доктор. — Так и думал. Что-то с чем-то было, да? Хотел бы я быть комариком на стене. Кирк похолодел. — Нет, Боунз, — сказал он. — Вы бы не хотели. Они вышли из каюты вместе. Кирк смотрел куда угодно, кроме МакКоя, зная, что доктор этого так просто не оставит, и злясь на себя, что не сумел сбить МакКоя со следа. — Джим, может, вам нужен собственный ритуал? — заметил МакКой тем своим обыденным тоном, который означал, что он очень, очень серьезен. — Я знаю, вы говорили на похоронах Томлинсона и, скорее всего, шастали по нижним палубам, где произошла утечка, ну а ромуланцы? — Я разобрался с этим вместе со Споком. Ритуал был и для меня тоже. — Тогда остается Спок. — Вы о чем, Боунз? — поднял взгляд Кирк. МакКой пожал плечами. — Он мог погибнуть. Для вас это, должно быть, непросто. — Конечно. Это всегда непросто, но мы же в космосе. МакКой несколько секунд смотрел на него, не мигая. — Значит, так, Джим, — сказал он. — Если хотите, продолжайте играть в эту игру. Сейчас вы в порядке, так что я буду говорить как ваш друг и врач, а не старший офицер по медицине. — Прошу вас, доктор. — Что-то в Споке или в этом «вулканском ритуале» напугало вас, Джим, да так, что вы боитесь, не угрожает ли это вашей способности командовать. И если начальник вашего медицинского отдела об этом узнает, он может захотеть провести всякие разные назойливые и неловкие тесты. Кирк сжал зубы, чтобы не уронить челюсть. — Этого, — продолжил МакКой, — требуют правила, а поскольку вы — как раз тот парень, который отдает приказы в напряженных ситуациях вроде вчерашней, вряд ли ваш офицер по медицине захочет удобненько о них забыть. — Боунз, вы сами сказали, что я в порядке. — Сейчас, — уточнил МакКой. — Спок сегодня отдыхает, так что проблема не будет маячить перед глазами на мостике. Но вот вам совет от доброго сельского доктора. Пойдите к Споку и разберитесь со всем этим прежде, чем ваш офицер по медицине вынужден будет принять более активную роль. — Пойти… к Споку? — Решите это, Джим. Прежде, чем он выйдет на службу, а не то вы оба по очереди прогуляетесь до меня для консультации. — МакКой поднял руку к плечу Кирка и ласково его сжал. — И удачи. Кирк стоял в коридоре не меньше минуты, наблюдая, как доктор исчезает за поворотом, и гадая, как МакКой, черт его дери, догадался. *** Восемь часов на мостике без Спока казались очень странными. Кирк взял короткий перерыв в полдень, чтобы перехватить сэндвич, и еще один — в три часа, чтобы нагрянуть с неожиданной проверкой в лаборатории на второй палубе. Почему бы и нет, раз уж Спока сегодня не будет. Убедиться, что никто не расслабился. Научники, которые там дежурили, обменивались удивленными и встревоженными взглядами. Видимо, гадали, не узнал ли капитан о какой-то проблеме в их отделе, о которой они не в курсе. Кирк коротко улыбнулся астрофизику Чанг, выходя из последней лаборатории. — Отличная работа, леди и джентльмены. Чанг скованно кивнула и, как раз перед тем, как двери закрылись, громко облегченно выдохнула. Кирк решительно отсидел на мостике всю оставшуюся смену, несмотря на то, что Энтерпрайз доберется до ближайшей базы только через два дня и из развлечений у него были лишь отчеты о расходе топлива и новый навигатор альфа-смены. За последнее время на мостике нарушили дисциплину два навигатора: Бейли и затем Стайлз. Стайлз все еще был в лазарете; когда он выпишется, его вернут на нижние палубы, пока МакКой не подтвердит, что он готов к несению службы на мостике, так что навигатора второй смены, лейтенанта Де Салля, перевели в первую. Он кажется куда более уравновешенным, но Кирк предпочел бы знать мнение Спока. Оценка вулканца касательно кадров часто оказывалась удивительно тонкой, возможно, потому, что Спок не был отягощен человеческим взглядом на мир. Но сегодня за научной консолью стоял кто-то другой. Спока не было. Кирк остро ощущал его отсутствие, как если бы у него отсутствовала правая рука. Особенно — когда йомен Рэнд принесла ему затребованную дискету и он прочитал имя Томлинсона в верху расписания дежурств. Спок не проглядел бы такую ошибку. — Рэнд! — Кирк ткнул пальцем в дискету, и та возмущенно пикнула. — Взгляните-ка. Ее серо-голубые глаза расширились. — Сэр? — Уберите Томлинсона из списков, — сквозь зубы выдавил Кирк. — Ой, — огорченно вздохнула девушка. Кирк немедленно пожалел о своей резкости. Рэнд была одной из лучших подруг Анджелы Мартин. Он вернул ей дискету. — Простите, йомен. Просто исправьте и… возвращайтесь к своим обязанностям. — Да, сэр. Но он чувствовал, как Рэнд встретилась взглядом с Ухурой над его головой. Скорее всего, удивляясь, что не так с капитаном. Они не знали и половины. Это мог быть Спок. В этот момент он понял, что все же нарушит уединение Спока. Будьте прокляты вулканские ритуалы и капитанские личные правила. Он не собирался рисковать, а потом неделями, месяцами оглядываться через правое плечо и видеть кого-то кроме Спока за научной станцией. *** На этот раз он не задержался, чтобы переодеться – только для того, чтобы взять отгул и приказать не беспокоить себя, за исключением чрезвычайных ситуаций. Он отправился прямиком к двери Спока, намереваясь позвонить, но случайно ступил в поле действия сенсоров. Дверь распахнулась. — Проходите. — Спокойствие в низком голосе сказало Кирку, что его ждали. — Простите, Спок, я не хотел врываться. Неуклюжесть, и только. Кирк вгляделся в темноту, давая глазам привыкнуть. На этот раз тьма была кромешной; единственным источником света был золотистый огонек в жаровне, стоявшей в спальной зоне. Он направился туда. Спок лежал на кровати, сплетя пальцы на груди и глядя в потолок. Он был закутан в черное с ног до головы, кроме босых ступней. Когда Кирк подошел к нему, вулканец чуть повернул голову, но не встретился с ним взглядом, а лишь махнул рукой сенсору. Верхний свет слабо засиял, выделяя его лицо и кисти рук резким белым контрастом с черными волосами и черным одеянием. Красное покрывало с металлизированной отделкой под ним тускло замерцало. — Неуклюжесть… как будто заразна в последнее время, — сказал Спок. Это не могло быть шуткой. Нет, не могло. Кирк внезапно понял, что Спок подразумевал. Вчера. Два корабля, дрейфующих в космосе. Мостик в почти полной темноте. Невидимые ромуланцы. Ожидание. Каждый ждет, что другой сделает движение, издаст звук, который выдаст его. Спок, завершив ремонт под своей консолью, поднял руку, чтобы встать на ноги, — и случайно включил свои сенсоры, выдавая расположение Энтерпрайз. Начиная финальное сражение. Кирк вздохнул. — Я знаю, что иногда ожидаю от вас совершенства, Спок, — мягко сказал он. — И вы явно ожидаете его от себя. Но никто не идеален. — Несомненно. Кирк махнул рукой. — Должна же была эта битва как-то начаться. Вы еще и корабль спасли. — Он шагнул к кровати. — Можно? Спок подвинулся. Кирк сел рядом с ним. — Прости, что прерываю твой отдых. Глаза Спока, совсем черные в темноте, наконец встретились с его. — Вы мне не мешаете. — Это потому, что ты не отдыхал? Спок дернул плечом; это могло сойти за пожатие. — Вы — т’хай’ла. Вы не можете мне мешать. Кирк прочистил горло. — Об этом-то я и хотел поговорить. — Конечно. — Ну, если ты уже знаешь, что я скажу, почему бы тебе не сказать это? Спок приподнялся на одном локте, не отрывая взгляда от Кирка. — Вас тревожат события прошлой ночи. Это… моя вина. — Нет, не твоя, Спок. Моя. Меня смутило мое собственное поведение. Ты просто вел себя в соответствии с твоей культурой, твоими традициями. Я это понимаю. В тот момент я просто был… не готов к собственной… реакции. Я, вне всяких сомнений, придал этому больше значения, чем на самом деле. — Вы придали этому меньше значения, чем на самом деле, — поправил Спок. — Когда вы уходили, вы только начинали понимать глубину этого значения. Глубину т’хай’ла. — Он произнес это слово как священное заклинание. — Я… думаю, точнее всего будет сказать: «набросился на вас». Простите. Кирк покачал головой. — С тех пор, как я стал капитаном, у меня появилось правило. Я не сплю с подчиненными. Я не занимаюсь сексом со своими офицерами. Так никто не обвинит меня в фаворитизме, и мне не придется смотреть, как куча хороших людей переводится с корабля. Ты, конечно, помнишь, как с этим было у Пайка. Вчера я нарушил это обещание самому себе. Спок перекатился на спину, прикрыв глаза, будто от боли. — Я хотел бы попросить прощения и за это, но мой проступок слишком тяжел. Это было… я поступил крайне непорядочно. Я… я не хотел. — Его голос упал до хриплого шепота. — Нет, Спок. — Кирк наклонился и взял его за руку. — Нет, ты не сделал ничего плохого. Это я повел себя не так, как должен был. Я не все понимал, но бросился в омут, потому что я… потому что я этого хотел. — Он сжал пальцы Спока. — Объясни мне, Спок. Объясни мне то, чего я не понял прошлой ночью о том, что есть т’хай’ла. Спок не открыл глаз. — На стандарт это слово можно перевести тремя словами. «Т’хай’ла» может значить «друг», и вы им являетесь для меня. Оно может значить «брат», и им вы тоже мне несомненно являетесь. — Согласен. — И оно может значить «возлюбленный». Все три значения встали на свои места. Мысль не казалась такой уж странной. — И это, последнее, тоже относится к нам? Он знал, что Спок поймет суть вопроса. То, что мы сделали вчера, — было ли это воинским ритуалом между двумя друзьями, сексуальной игрой, какие порой случаются и не меняют того, чем мы, как нам кажется, являемся… или это было что-то абсолютно, категорически иное? Спок открыл глаза. — Я думал… что вы тоже почувствовали это в мелдинге. Возможно, я… как говорят люди, выдал желаемое за действительное. — Он покачал головой. Кирк выпустил его руку. — Что ты почувствовал в мелдинге? — Родство разума и духа. — Спок уставился в потолок. — Правильность… нашей близости. Это казалось мне таким очевидным, что я предположил — ошибочно — будто это будет очевидно и для вас. И я… то, что я сделал, было попыткой подтвердить то, что, как мне казалось, мы оба знали. — То есть ритуал на самом деле… — Ритуал был таким; в этой форме его практиковали тысячи лет. Но позднее, в душе… мои действия были частично неуклюжей попыткой ухаживания. — Это было ухаживание? Спок сел и спустил ноги вниз, касаясь пола босыми ступнями, бледными и беззащитными рядом с сапогами Кирка. Уголок его рта дернулся в кривой усмешке. — Среди мужчин-воинов — да. Однако я провел большую часть сегодняшнего дня за изучением земных ритуалов ухаживания и обнаружил, что они сильно отличаются от наших. Возможно, я должен был понять это из моего ограниченного опыта с земными женщинами, но, Джим, — он пожал плечами, — вы не женщина. — Я заметил, — съязвил Кирк и потер челюсть. — Спок… на тебя не похоже сначала делать, а потом проводить исследования. Что на тебя нашло? — Мы и раньше соприкасались разумами. Я не думал, что мне потребуется проводить дальнейшие исследования, потому что казалось невозможным, что наша связь была так сильна и мы не были т’хай’ла. Я полагал, что вы тоже это чувствуете. Простите, если я ошибался. Если. Всемогущее слово. Кирк встал, словно его дернуло на ноги что-то помимо воли. Он скорее ощутил, чем услышал, как Спок встал за ним — не слишком близко. — Джим, я не хотел отнестись с неуважением к вашим традициям, — сказал Спок. — Я… хотел бы предложить вам символический подарок, как принято на Земле, но я… на данный момент я не уверен, как он будет принят. — Хм? — Кирк повернул голову, чтобы увидеть Спока, но его тело определенно смотрело на дверь. Спок извлек что-то небольшое из складок своего балахона. Оно темно мерцало в слабом верхнем свете. Это оказался треугольный камень, ограненный, густо-голубой. — Сапфир, — сказал Спок. — Символ постоянства и истины. Он протянул его Кирку. Кирк развернулся и коснулся камня. Он был теплым — впитал жар Спока, словно тот держал его уже некоторое время. — Синтезирован здесь, на корабле? Спок покачал головой. — Добыт, — поправил он. — На Вулкане. Это часть моих родовых владений. Родовых владений. Спок что, какой-то принц? Кирк повернул камень на свету. Он был размером с вишню, глубокого лазурного цвета, и светился изнутри. На глаз Кирка, без изъянов. — Боже правый, Спок, оно же стоит… Спок просто моргнул. — Что ж, — сказал Кирк, — я… польщен, что ты хочешь подарить мне подобный предмет, но… ты ведь знаешь, что на первом свидании не дарят драгоценностей? — Он улыбнулся, пытаясь свести все к шутке. — Мои исследования показывают, что типичное «первое свидание» — это совместный прием пищи или прогулка, во время которых пара обменивается информацией друг о друге. Если встреча будет успешной, последуют подобные ей, пока люди не почувствуют, что знают друг друга достаточно хорошо, и не пожелают находиться вместе более часто и близко. Эта информация ошибочна? — Да нет… — засмеялся Кирк. — По сути, все верно. Спок расправил плечи. — У нас было много таких «свиданий». Мы вполне освоили эту стадию, разве нет? — Теперь, когда ты сказал, мне тоже так кажется, — ответил Кирк. — Когда один из пары хочет перевести отношения на новый, более значимый уровень, перейти к неким «обязательствам», он по традиции дарит другому символический подарок наподобие того, который я подарил вам. — Понимаю, но обычно это не сапфир в тридцать каратов, — поперхнулся Кирк. Теплая рука Спока обвилась вокруг его руки, пряча сапфир между их соединенных ладоней. Голос вулканца опустился до хриплого шепота, и Кирк ощутил горячее дыхание на своем ухе, когда Спок сказал: — Согласно этой традиции, принятие подарка означает принятие обязательств. Кирк вздрогнул. — Спок… какого рода отношения ты имеешь в виду? — Отношения т’хай’ла, — ответил Спок. — Мысленно я уже называю вас т’хай’ла и всегда буду. Но… будете ли вы? Кирк развернулся, чтобы встать лицом к нему, но не стряхнул мягко сжатую руку Спока со своей. — Ты имеешь в виду, соглашусь ли я на все значения? — Да. Будете ли вы моим возлюбленным? Его возлюбленным. Упасть в руки этого темного инопланетного божества и покориться его жару, его тайне. Его мужской, инопланетной силе… Он изучал лицо Спока. Темные глаза не отрывались от него; выражение лица Спока было бесстрастно, как обычно, но Кирк всегда умел видеть сквозь этот фасад чувствительную душу. Спок так хотел быть любимым. Рука Кирка сжалась вокруг камня, но рука Спока — нет. Она только поддерживала его ладонь, без малейшего давления окружала менее крупную руку. — Люди, — осторожно сказал Кирк, — часто становятся любовниками без обязательств к чему-то большему. Я не знаю, о чем именно ты просишь. — Т’хай’ла — больше, чем то, что люди называют «романтическими отношениями». Это ментальные… узы, за неимением лучшего слова. Мы, скорее всего, сможем чувствовать присутствие друг друга, приблизительно чувствовать, где находится другой. Вы смогли бы чувствовать, когда я на корабле; вы знали бы, когда я в шаттле или на планете. — Может пригодиться на миссиях, — сказал Кирк. — Я так понимаю, есть и что-то еще? — Во время… занятия любовью… возникнет резонанс мыслей. Я не знаю, смогу ли объяснить это в ваших терминах. — Спок прочистил горло. — Это будет крайне… приятно. Со временем, если отношения продолжатся, мы будем все тоньше настраиваться друг на друга. Это с высокой вероятностью приведет к тому, о чем вы можете думать как о браке, и даже больше — к вулканской супружеской связи. Господи, он предлагает мне жениться на нем. Со временем. — Спок… Спок остановил его, убрав руку. — Традиционно также брать некоторое время на размышления о подобном предложении. Если пожелаете — у вас есть все время мира. — А может, его нет вообще, — сказал Кирк. — Мартин и Томлинсон тоже, наверное, думали, что все время мира принадлежит им. Спок сцепил руки. — Джим, вам не нужно… — Нет, Спок. Нужно. Именно это меня вчера беспокоило, а я не мог ухватить это за хвост. Я… когда я был в фазерной, я осознал, что это мог быть ты. — Всегда есть возможность, что один из нас погибнет, исполняя долг. Я знаю, что вы понимаете этот риск, Джим. — Я всегда его понимал. Наверное, всегда буду. Если я скажу «да», ты сможешь с этим жить? — Вы уже владеете моим сердцем. Я скорбел бы еще глубже, если бы потерял вас, зная, что мы не сделали этого шага, хотя оба хотели. — Ладно. Я подумаю, — сказал Кирк. — Мне… кажется, мне надо забежать на мостик. — Понимаю. — Темные глаза не были абсолютно безмятежны. Но они сияли. Очевидно, высказать желания давало облегчение, даже если их реализация не была гарантирована. Кирк раскрыл ладонь с камнем. — Возьмите его с собой, — предложил Спок. — Хорошо. И Спок… — Джим? — Я… хорошенько все обдумаю. — Не сомневаюсь. Кирк протянул руку, чтобы сжать плечо Спока, но в последний момент изменил жест и слегка коснулся пальцами скулы вулканца. Он нежно провел вниз по щеке, к уголку рта, и по нижней губе. Веки Спока опустились. Кирк этого не сказал. Но он подумал об этом. Спок, я тебя люблю. С этим все было ясно. — Джим, — прошептал Спок под его пальцами. Ясно, как божий день. Неясно было только, что ему с этим делать. Кирк до боли сжал камень в кулаке и убрал руку от лица Спока. — Увидимся… позже, — выдавил он. Спок не открыл глаза. Кирк вышел и направился прямо на мостик. Осязая теплый камень в руке, он проверил дежурные станции (все было в порядке), а потом коротко кивнул старшему в третьей смене, прежде чем уйти. Это был Кевин Райли, который ответил ему почтительным кивком, но остался сидеть, как и приказал Кирк. Никто не казался хоть капельку встревоженным ночным визитом Кирка, который вообще-то потребовал его не беспокоить. Никто, кажется, не заметил, что Кирк сжимал что-то в кулаке. Оказавшись в турболифте, он снова взглянул на камень. Тот все еще сиял глубинным, ровным, неугасимым внутренним светом. Как Спок. Кирк метался в крохотной кабине, возвращавшейся на пятую палубу, и пытался выделить мысль, которая не давала ему покоя. Спок и я впервые дотронулись друг до друга вчера. Сегодня он хочет вступить в отношения. Сегодня он хочет… заключить помолвку. Было ли это странно? Это звучало странно; это однозначно было не то, чего Кирк ожидал от вулканца, но ведь они не были в каком-нибудь фермерском городке в Айове. Они были в межзвездном пространстве и каждый день встречались с неизведанным. Здесь сама жизнь была далека от уверенности. Двери турболифта распахнулись. Кирк не оглядываясь отправился в свою каюту. Он намеревался окунуться в бумажную работу, а там, возможно, решение придет само. Два часа спустя он сдался и отправился сполоснуться и переодеться в гражданское. Половина документов требовали мнения Спока, но ни один не был настолько срочным, чтобы окончательно портить единственный отгул вулканца в истории корабля. Все равно большинство этих дел могли подождать. Срочно надо было разобраться только с тремя проблемами, и одну из них Спок уже решил: нетоксичный охладитель. Две другие касались Томлинсона. Нужно было отправить письмо ближайшим родственникам, и его личные вещи тоже надо было отправить на Землю, вместе с телом. Анджела Мартин запросила отпуск, чтобы сопроводить тело на Землю. Вернувшись за стол, Кирк подписал заявление Мартин и выделил йомена, чтобы помочь ей упаковаться. Потом спокойно и решительно написал короткое сообщение Томлинсонам. Он знал, что сделает Флот. Он однажды уже видел этот ритуал вблизи, когда был мальчишкой и его отец не вернулся из космоса. Старший офицер отправится к семье с посланием от капитана, а потом, когда тело прибудет на Землю, четверо молодых офицеров отправятся в дом, чтобы помочь родственникам, нести караул у дверей и почтить умершего на похоронах. Это будут четверо, которые не знали Бобби, чтобы они могли поддерживать семью, а не скорбеть о собственной потере. Четверо офицеров прибыли на ферму его семьи июньским днем, когда Кирку было четырнадцать. Где-то там, думал тогда Кирк, для кого-то другого, это просто прекрасный, уже почти летний день; школа кончилась, и они затеяли импровизированный футбольный матч на поле за библиотекой. Где-то там у кого-то другого обычный счастливый день. И никаких офицеров Звездного Флота у дверей с твердой челюстью и огромными темными сочувственными глазами. Однажды такой же отряд снова прибудет на ферму Кирков, чтобы сказать Вайноне… Его горло сжалось. Господи. Это могло происходить сейчас. Вчера мы все едва не погибли. …а другой отряд — в дом родителей Спока на Вулкане… Вчера Спок едва не погиб. Кирк был готов к опасностям службы в глубоком космосе задолго до того, как ступил на звездолет. Он выживал вопреки невероятным шансам на Фаррагуте и откровенно безнадежным — на Энтерпрайз. Он всегда сознавал, что однажды удача отвернется, и твердо фокусировался на настоящем. Так чего же я жду? Спок предлагал ему отношения т’хай’ла не на том условии, что они вместе встретят старость, а на том условии, что они будут жить сейчас. А «сейчас» едва давало Кирку время сказать да. Сказать: да, я посмею тебя любить. Вполне возможно, во вселенной не было ничего важнее. Если бы Кирк сомневался, он мог бы спросить у Анджелы Мартин. Он чувствовал себя так, будто его пнули в живот. О боже, я действительно его люблю. Все становилось на свои места. Он не был неуместно возбужден странным ритуалом Спока. Это соединение между ними не было чепухой. Это была любовь. Это была любовь, не только братская, но и романтическая, до гроба, и Спок знал это задолго до того, как осмелился проявить свою сексуальность перед Кирком в столь неожиданной манере. Это была любовь, и Кирк хотел ее больше всего на свете. Кирк взглянул на сапфир, лежавший на столе рядом с экраном терминала, и улыбнулся. Спок изучил земные традиции ухаживаний и весьма своеобразно их истолковал. Символ постоянства и истины. Он взял камень и ощутил, как тот нагревается в его ладони. На такую самоотдачу может быть только один ответ. *** Кирк позвонил в дверь; та немедленно распахнулась. Он вошел. В спальной зоне теперь горел неяркий свет, хотя рыжее мерцание огня все еще окрашивало комнату. — Спок, ты не спишь? — Он вгляделся в спальную зону. Спок, все еще в черном, стоял на коленях на камне для медитаций. Он медленно поднял взгляд. — Прости, — сказал Кирк. — Ты медитировал. — Вы хотите присоединиться? Это было не то, о чем вулканец спросил бы своего капитана, но он мог спросить такое у своего т’хай’ла. Кирк плюхнулся на колени рядом со Споком, припомнив, как делал это прошлой ночью, и раскрыл ладонь с сапфиром, восхищаясь его темно-голубой красотой. Спок приподнял бровь, сглотнул и не сделал попытки взять камень. Кирк улыбнулся. — Я принимаю его. — Он сжал драгоценность в кулак и поднес его к груди. — Постоянство… и истина. И… — Т’хай’ла… — Да. Т’хай’ла. Отношения. Возможность, что это перерастет в нечто большее, если мы оба захотим. Спок улыбнулся — настоящая улыбка, мимолетная и оттого ничуть не менее прекрасная. Кирк опустил камень в карман. — Я буду дорожить твоим подарком. А теперь… ты не против прервать медитацию? Спок приподнял бровь. — Я хотел бы выполнить с тобой один человеческий ритуал ухаживания. Вулканец медленно и осторожно распутал свои длинные конечности и встал. Кирк жестом указал на дверь. — Идешь? — Безусловно. Они молча вошли в турболифт, встали плечом к плечу. Кирку захотелось заговорить, нарушить эту почему-то неловкую тишину, но он не мог найти слов, приличествующих важности момента. Он чувствовал стоящего рядом Спока, чуть напряженного, но полностью доверяющего. Наконец Кирк решился сдвинуть правую руку ровно настолько, чтобы накрыть левую руку Спока. Когда его ладонь скользнула по тыльной стороне чужой кисти, он ощутил теплую пульсацию вен. Спок не шевельнулся и на миллиметр, только прочистил горло. Очевидно, поражаясь человеческим ритуалам ухаживания. Турболифт открылся в полутемный коридор. Все еще держась за руку Спока, Кирк шагнул наружу. Спок остановился, глядя вниз, на свою руку, захваченную Кирком, вздернул бровь и повернул руку, так что они теперь держались ладонью к ладони. Сильные пальцы сжали пальцы Кирка. Кирк улыбнулся, сжимая их в ответ. — Это всего в паре дверей отсюда. Вряд ли нас кто-то увидит, но если тебе… — Ваши опасения беспочвенны, Джим, — негромко ответил Спок. — Мне не будет стыдно, если меня увидят за руку с вами. — Ты не волнуешься о реакции экипажа? О том, насколько это способствует поддержанию дисциплины? — спросил Кирк, когда они снова двинулись. Спок послал ему одну из своих полузамаскированных улыбок. — Как минимум половина медиков уже не раз видела меня держащим вас за руку и наоборот. Четыреста тридцать два человека — очень маленькое сообщество. Я вполне уверен, что экипаж уже знает. — Уже знает? — О том, как обстоят дела между нами. Кирк взглянул в темные глаза. Спок выглядел совершенно серьезным и совершенно спокойным, как если бы ожидал такого развития событий. Или как если бы оно было совершенно естественно. Изумленно качая головой, Кирк потянул Спока в ту же обсервационную, где был прошлой ночью. Они остановились перед иллюминаторами, вместе разглядывая звездные глубины космоса. Через секунду Спок откашлялся. — Человеческий ритуал? Кирк, все еще держа Спока за руку, погладил его пальцы. — Смотреть на звезды. Возможно, беседовать. Я мог бы рассказать тебе о моих мечтах, моих надеждах, а ты — о своих. Но, как ты метко подметил, у нас уже было немало таких разговоров. А потом… — Он поднял свободную руку к губам Спока и провел по ним двумя пальцами, прослеживая изящный купидонов лук верхней и пышную мягкость нижней. — А потом целоваться. Не выпуская руку Спока, он чуть подался вперед и вверх, предлагая, но не настаивая. Губы Спока опустились на его губы, легкие, как шепот, словно вулканец боялся, что Кирк хрупок. Или, может, что хрупка его решимость. Кирк высвободил вторую руку и обнял Спока за шею, притягивая его ближе, и плотно прижался к его губам. Он замер так на секунду, а потом отстранился ровно настолько, чтобы заговорить. — Я имел в виду именно то, что сказал, Спок. Я хочу быть твоим… т’хай’ла. Я хочу тебя. — Джим. — Спок закрыл глаза. Затем снова открыл — его зрачки затопили радужки. — Что заставило вас… — Передумать? — Кирк прокашлялся. — Насчет тебя — я не передумывал. Я всегда чувствовал нашу близость и всегда знал, что ты… часть меня. А насчет устава и моей личной философии — ну, либо я захотел чего-то настолько, что нарушил правила, либо… Он чуть отстранился, сжав предплечья Спока. — Либо я понял, что, если бы Мартин и Томлинсон не нарушили устав, у них не было бы того счастья, что им досталось, хоть и короткого. — Он глубоко вдохнул. — Я написал письмо… ближайшим родственникам Бобби. В один прекрасный день кому-нибудь, скорее всего, придется писать такое же письмо моим родным… и твоим. — Его голос сорвался на последнем слове. — Я не хочу умирать, так и не узнав — не дав тебе узнать — что люблю тебя. — Джим, — пробормотал Спок ему в губы, дыша сладко и лихорадочно-горячо. Длинные пальцы поднялись, чтобы погладить виски Кирка. — Мелдинг? — спросил Кирк. — Если хочешь. Однако, в данной ситуации это может привести к… — Я знаю, к чему это может привести. — Кирк мягко усмехнулся. — Я получил неплохое представление прошлой ночью. — Он повел рукой выше, к плечу, и вниз, по груди, мягко гладя изгиб мышц. — У меня отгул. У тебя отгул. Мы уже далеко в пространстве Федерации. Думаю, мы можем себе позволить немного помелдиться. — Хорошо. — Спок отыскал левую руку Кирка и подтолкнул его поднять ее ладонью вперед, а потом соединил их ладони. Теплое покалывание начало распространяться по кисти Кирка и выше, к локтю. А потом Спок шевельнул рукой. — А-ах! — Колени Кирка вдруг подломились, когда очередь сладкого огня пронзила его руку и наполнила тело. Он мгновенно затвердел, а вся кожа стала сверхчувствительной. Одежда раздражала кожу, душила. — Спок… Спок, казалось, знал, в чем дело. Он высвободил рубашку Кирка из-под ремня и скользнул под нее чуткими пальцами, превращая соски в твердые комочки. Они всегда были чувствительным местом Кирка, но ощущение превосходило любой его прежний опыт, как если бы он вдруг отрастил новые нервные окончания. Или обостренные вулканские чувства. Он вопросительно глянул на Спока. — Слияние уже началось, — кивнул Спок. — Оно другое: мы никогда прежде не соединялись как любовники. И вдруг мысли Спока появились в голове Кирка: впечатления, расцветающие миниатюрными вспышками, каждое — зарница радости, цветок, взрывающийся лепестками. Гениальность и четкость Спока были ясно отпечатаны в разуме Кирка, как и буйные вулканские эмоции, едва — о, Кирк отчаянно желал узнать, насколько едва! — сдерживаемые волей. И прямо сейчас эти эмоции были мощно сосредоточены на Кирке. Легкая дрожь пробежала по телу вулканца и тотчас — по телу Кирка тоже, и в эту секунду он увидел сердце Спока: любовь и желание, неразделимые и прекрасные. Кирк услышал чей-то звонкий смех и запоздало осознал, что он принадлежал ему. И я сопротивлялся этому? Я не был уверен, что хочу эту абсолютную красоту? Под пальцами Кирка губы Спока сложились в настоящую улыбку. Мы оба сопротивлялись до прошлой ночи. Я сомневался, что могу быть тем, кто тебе нужен. Я не ожидал, что ты захочешь совершить со мной ритуал. Это была… чистая удача… или то, что люди называют чудом. Так теперь ты веришь в них? Руки Спока обвились вокруг него священным кругом защиты. О да. Я хочу заняться с тобой любовью. Кирку не нужен был ответ. Он почувствовал реакцию Спока, едва она зародилась, и быстро вытряхнул себя из рубашки и распахнул плащ Спока, чтобы они могли прижаться грудью к груди. Спок осторожно вышел из мелдинга, но его мысли все еще эхом отдавались в голове Кирка: Да, да, да. Они отодвинули скамейку от иллюминатора; Кирк велел компьютеру погасить свет и запереть дверь. Спок расстелил на полу свой плащ. Кирк тем временем сбросил остатки одежды, и они вместе упали на колени, глядя друг на друга, перед иллюминатором, перед звездами. — Т’хай’ла, — выдохнул Спок ему в ухо. — Я твой. Он поднял руки, и Кирк, не задумываясь, прижал к ним ладони. Покалывание промчалось вверх по его рукам. Спок начал медленно отклоняться назад, не отрывая ладоней от Кирка, притягивая того к себе, хотя они едва соприкасались, увлекая его назад, пока Спок не оказался на спине, а Кирк — на его сухих бедрах. Ладони вулканца притягивали, как могучие магниты. Иди ко мне. Кирк обрушился на него, чувствуя, как кожа горит везде, где соприкасается с кожей Спока. Его член был адски твердым от удовольствия и сводящего с ума желания. Ответная жажда Спока ткнулась ему в бедро. Он сдвинулся так, чтобы их члены касались, терлись, гладили друг друга. По ним размазалась легкая скользкая жидкость; всего пара капель предэякулята, но этого было достаточно, чтобы облегчить восхитительные фрикции. Спок с силой сжал ягодицы Кирка, соединяя их тела. — Еще один воинский ритуал? — пробормотал Кирк Споку на ухо. Спок лишь кивнул и запустил руку в волосы Кирка, наклоняя его голову. Кирк опускался к его рту медленно, медленно, растягивая момент почти до боли. Когда их губы наконец соприкоснулись, правильность ощущения расцвела в сознании Кирка очередным восхитительным взрывом. Конечно. Мы созданы для этого. Кирк атаковал горячий рот, скользнул пальцами в шелковые черные волосы, погладил одно утонченно приостренное ухо. Спок вернул руки на его ягодицы, направляя толчки. Они оба двигались в поразительной гармонии, идеально в такт, как часто бывало, когда они шли вместе. — А-ах! — простонал под ним Спок, и Кирк ощутил раскаленное удовольствие, пронзающее вулканца, еще до того, как Спок застыл и выстрелил скользкой жидкостью на его живот и член. Кирк и сам балансировал на грани оргазма; знание, что Спок чувствует это вместе с ним, подтолкнуло его за грань. Обмякнув, он лежал на Споке несколько долгих, горячечных секунд. Сумев наконец поднять голову, Кирк встретился взглядом с утомленными темными глазами. В них сияли искорки света — отражение звезд за иллюминатором. — Так это и есть т’хай’ла? — прошептал Кирк. — Это только начало, — хрипло ответил Спок. Кирк поднял руку, чтобы погладить острую челюсть. — Сколько бы времени нам ни было отведено, — сказал он, — я хочу узнать о т’хай’ла с тобой. — Мы все узнаем вместе, — ответил Спок. — Иного и быть не может. — Никаких предписанных ритуалов? На вулканцев не похоже. Спок покачал головой: — Наши отношения — только наши. Мы вместе создадим их. Кирк думал о ромуланцах, Бобби Томлинсоне, таинственных вулканских воинах и даже об уставе Звездного Флота — и решил, что, возможно, ритуалы несколько переоценены. Они были полезны, но порой не могли заменить спонтанных действий. — Ты прав — ритуалов нам хватило, — сказал он, сжимая плечи Спока и перекатывая их обоих, так что Спок оказался на нем. — Я хочу просто исследовать возможности вместе с тобой. — Разумеется, — сказал Спок. — Однако, должен признать, я крайне заинтригован вашим человеческим ритуалом под названием «поцелуй». Вы не продемонстрируете мне его еще раз? Кирк, конечно, продемонстрировал.