cringe

      Энджи Тодороки тошнило от всепоглощающего превосходства Олмайта. От огромного количества мерча всюду, где только можно представить, от неустанного «Номер один» из каждого утюга. От того, что на колени всегда опускается сам Энджи.       — Ты так зол, Старатель. — Олмайт улыбается. Почему никто, больше никто не видит, насколько паскудна его улыбка? И это – символ надежды? Тодороки хочет сплюнуть, но он лишь сильнее вбирает в себя плоть. — Это потому что я здесь.       Олмайт зарывается в рыжие волосы, тянет на себя, заставляя давиться, заставляя ненавидеть ещё больше, но приближая собственную разрядку. Энджи, чтоб подох этот Номер Один, хочется просто плакать. Он тоже герой. Он тоже достигнет высот, он будет лучшим, главным, первым, сгори это гребанное Плюс Ультра! Но.       Олмайт сидит в кресле точно на троне и снова ведёт. Всегда ведёт. А Энджи всегда на коленях.       — Ты молодец. С каждым разом все лучше. — Олмайт волосы ему перебирает пальцами, точно бы гладит по голове, что практически можно назвать нежностью, и дышит рвано-рвано. Ведь Тодороки даже в минете выкладывается на все сто, потому что если и быть лучшим, то всюду. А так хочется сцепить зубы, воспламенить волосы, Ками, да выдать хоть что-то, что мало-мальски походит на сопротивление. Энджи буквально склонен молчаливой покорностью и не делает с этим абсолютно, блять, ничего. Абстрагироваться бы. Хотя бы. Но перед глазами, даже закрытыми, его член, а хриплые стоны режут ухо, не прекращаясь. О, Олмайт никогда не ведёт себя тихо. Ни в геройстве, ни в жизни, ни в сексе. Ещё одна причина в копилку всеобщей любви. И личной, Старателя, ненависти.       Энджи почти девятнадцать, за плечами – гордая ЮЭЙ, он – перспективный начинающий герой с постоянной лицензией.       Олмайт, гребанный Номер Один, кончает ему на лицо.