Хайгейтское кладбище

Забившись в угол аудитории, Артур откровенно засыпал. На улице царил полумрак, небо заволокло облаками, как будто бы отлитыми из свинца, и, барабаня по подоконнику, шел косой ливень. Казалось, что оконное стекло не выдержит — разобьется, и тогда исчезнет единственная грань, разделявшая настоящий мир и то подобие мирка, которое существовало здесь. Керкленд недовольно осмотрел людей в помещении — самая настоящая звериная стая со своей иерархией и традициями, которые откуда-то успели взяться за пару месяцев обучения. Девушки, сидящие справа, с не скрытым злорадством обсуждали чьи-то разрушенные отношения, парни спереди в красках расписывали недавнюю вечеринку, постоянно путаясь в показаниях, вероятно, из-за выпитого спиртного. Когда раздавались гулкие раскаты грома, все на мгновение затыкались и Артур радовался. Правда почти сразу же жужжание продолжалось. Социализация. Он искренне ненавидел это слово всей душой. Не ненавидел людей — нет, у Керкленда был свой круг общения, преимущественно в интернете, ну и еще парочка людей из андеграунда. Только здесь обзавестись знакомыми и тем самым влиться в атмосферу ему так и не удалось: замешкался, не сказал пару приветливых фраз, когда было нужно, не сделал пару вещей, которые нужно было сделать, и система сама избавилась от него, в глазах остальных сделав из Артура какое-то подобие мрачного фрика. О’кей, возможно, он выглядел капельку мрачно, но кто в двадцать первом веке — веке толерантности и свободы — судит о людях по внешности? Оказывается, судят и еще как. Хотя если проколотые губы и уши, кожаная куртка в заклепках, черная водолазка, капля инакомыслия и песни «Paradise Lost», вырывающиеся из наушников-вкладышей, делают из него херового человека, то что поделать. Не очень-то и хотелось, на самом деле. Керкленд вывалился из колледжа, так и не сделав ни одной пометки в общей тетради. Он с удовлетворением подставил лицо струям дождя и резким порывам ветра, чувствуя, как злость, скопившаяся за сегодня, понемногу уходит. Но несмотря на это, прибавил громкость в наушниках на максимум, сам не зная, кому (и главное — зачем) бросая вызов. В душе Артура определенно умирал маленький бунтарь. Керкленд устало поплелся на станцию, ведомый смутным предчувствием. Его руки дрожали от нетерпения, а сердце билось слишком часто и аритмично, стуча кровью в ушах. Позже мозг подкинул рациональному Артуру объяснение в виде того, что никакое это не предчувствие, а просто сегодняшний день идеально подошел бы для того, чтобы наведаться в Хайгейт. И этого хочет он сам, а не кто-то, сверху дергающий за ниточки и направляющий его невесть куда. Двери вагона закрылись, предав огню все мосты. Артуру нравилось относить себя к готам. Чувствовать себя частью чего-то большого и прекрасного было просто потрясающе. Это не шло вразрез с его неприязнью к однокурсникам. Дело в том, что в этой семье его принимали такого, какой он есть: с бисексуальной ориентацией, вагоном проблем и некоторыми странностями. Керкленд видел, что эта культура понемногу вымирает, и жалел, что не родился лет сорок назад. Артур еще ни разу не был на Хайгейтском кладбище. Да, возможно, позорно, но раньше у него не было особого настроения — не то, что сейчас. Сегодня ему хотелось забыться и обрести хотя бы немного покоя именно там. Наверное, большинству обычных людей все это покажется позерством, мол, как кучка древних могил и разваливающихся склепов поможет ему справиться с подростковыми проблемами? Поможет. Должна, по крайней мере. Сегодня Керкленд предпочел грязному постиндустриальному Лондону зубья раскрошившихся от сырости и времени могильных плит. Артур не спеша шел до восточных ворот, дыша тяжелым влажным воздухом. Вокруг не было практически никого, и он представил себя одиноким странником в раскаленной пустыне. Это было практически правдой, только вместо песчаных дюн и жары — сырая земля и холод. Керкленд протиснулся сквозь кованые прутья ограждений. Проходить через главный вход не хотелось из-за толп зевак, которых привлекали могилы знаменитых личностей или городские легенды. Артур не такой, нет. Здесь он свой, и в доказательство этого в голове галочкой отметил Хайгейт, как еще один дом. На кладбище было по-домашнему уютно и спокойно. Керкленду всегда нравилось то состояние меланхолии, которое он ловил каждый раз, находясь в непосредственной близости с мертвецами. Хотя они, возможно, играли и не самую главную роль. Для него суть кладбища заключалась в том, что здесь мертвое связано с живым, а живое — с мертвым, здесь в памяти каждого дерева хранятся воспоминания о похоронных процессиях, а земля пропитана слезами вдов и матерей. Квинтэссенция памяти, как любил говорить Артур. Однако у каждого кладбища своя атмосфера. Находясь в Хайгейтском всего пару минут, он знал, что никогда не спутает его с каким-то другим из великолепной семерки, например. Это невозможно описать словами — чистые ощущения. Он прошел мимо накрененных склепов, подошел к статуе ангела, сложившего руки в молитве, и почтительно остановился на несколько минут. Керкленд думал обо всем и ни о чем одновременно. Артур шел по тропинке, петляющей между могильных плит, совсем не бесцельно. И вглядывался в каждую, старался разобрать имена и считал годы жизни, сравнивая их со своими восемнадцатью. Керкленд пытался представить чужие судьбы и события, повлекшие смерть этих людей. Вот Джон Блэк, которого, возможно, казнили за совершенное убийство, и кто знает, вдруг жертва покоится где-то неподалеку. А вот Мэри, ее фамилии не разобрать, ей семнадцать, и она, может быть, сбросилась со скалы в горную речонку из-за неразделенной любви. Готическая романтика. Артур не заметил, как свечерело и плотный туман начал стелиться по земле. Стояла мертвенная тишина — только изредка гаркало воронье, сидящее на облезлых верхушках деревьев. По-хорошему нужно было идти на станцию, что значило вернуться в мир суеты пока что живых людей, боящихся что-то не успеть при своем земном существовании. Здесь лежат кости тысячи тысяч таких же безумцев, как они. Керкленд шел, поворачивая то влево, то вправо, подальше уходя от выхода. Он не мог объяснить свое поведение — просто передвигал ноги, потому что так было нужно, но кому именно это было нужно, Артур не знал. Его это даже не интересовало. Сил на рациональность и дотошность уже не осталось, в голове была приятная поглощающая все мысли пустота. Керкленд как будто тонул в море. Звуки окружающего мира терялись в водяной толще, он опускался на песчаное дно, а соленая вода разъедала его кожу и кости. Все земные проблемы ушли, оставив вместо себя умиротворение и ощущение какого-то предзнаменования, свалившегося на него с небес. Это был единственный раз, когда Артур чувствовал себя ключевой фигурой, без которой чья-то очень важная партия была бы проиграна. Керкленд давно перестал следить за временем и шел, еле волоча ноги, застревающие во влажной почве, пока не остановился возле одного могильного камня — по видимому, его награда за послушание. Артура как будто бы по голове огрели чем-то тяжелым, и осознанность и притупленные инстинкты самосохранения вернулись. Он стоял перед полуразрушенной плитой, вокруг ни души, только круглая луна когда-то успела выкатиться на иссиня-черное небо. Керкленд даже под пытками не рассказал бы путь досюда, потому что не помнил ровно ничего. Его потрясывало от нервов, он решил отдышаться и закурил, чтобы подавить липкое чувство страха, змеей свернувшееся на груди. Артур шепотом убеждал себя, что это все из-за огромного количества эмоций, которые он тут испытал. В довесок к этому он потерялся в куче размышлений и забрел в самую старую часть кладбища. Такое, наверное, может случиться с готами или что-то вроде того. Керкленду даже стало стыдно за свою боязливость, ведь по идее он должен радоваться сложившейся ситуации, потому что далеко не каждому может так сильно вставить, как ему в этот раз. Артур самодовольно усмехнулся, чтобы окончательно приободриться. Луна вышла из-за облаков, чуть-чуть освещая вытесанную из камня плиту. Но этого было недостаточно, чтобы рассмотреть хоть что-нибудь, поэтому Керкленд поднес к ней зажигалку. Ни имени с фамилией, ни года рождения — только дата смерти и буква «V». Керкленд попытался придумать историю этого человека: закрыл глаза и в его воображении явилось пепелище и толпа взбудораженных и крестьян. Артур остался очень доволен тем, что у него вышло. — Мертвецы куда интереснее живых, — выдохнул Керкленд и сделал очередную затяжку. В трех метрах от него сухо хрустнула ветка, и Артур оцепенел, не в силах даже повернуть голову, чтобы проверить, что именно произошло. Керкленд вспомнил, что здесь должны водиться лисы и всякие мелкие звери, поэтому успокоился на пару секунд, ровно до тех пор, пока ему в лицо не ударил резкий порыв ветра. Щека заболела, как будто бы от пощечины, и кожу начало пощипывать. Артур на своей шкуре понял, что значит могильный холод. Раздался запах гниения, и Керкленда начало подташнивать. Вороны больше не клекотали — улетели или попадали с деревьев, мертвые. Вокруг Артура гробовая тишина и ни одной души. Живой. Он судорожно втягивал ртом воздух, чувствуя, как грудная клетка ходила ходуном, сердце билось о ребра, как будто бы желая перемолоть кости в порошок. Кровь пока не заледенела от ужаса — она барабанной дробью стучала в ушах. За спиной — шаг, еще один и третий. Кто-то материальный, Артур готов был поклясться, стоял позади него. И Керкленд медленно повернулся на пятках. Темнота — его главный враг сейчас, но она отступила, когда Артур увидел чужую сияющую белым фарфором кожу. Ему было больно смотреть на нее, так больно, как будто бы в глаза вливали раскаленное железо, но он не мог отвести взгляд, стоял на месте, загипнотизированный, не в состоянии крикнуть о помощи. Это — пустая трата усилий, потому что Керкленду никто и ничто не поможет. В глазах этого существа отражалась луна. Благородные черты лица, обескровленные губы, скривившиеся в ухмылке, и разметавшиеся кудри. От каждой частички его тела веяло мертвенно холодной аристократичностью, и Артур осознал, что сам давно дрожит, стуча зубами. Чужой силуэт был окутан плащом, как будто бы сотканным из самой ночи. Керкленду казалось, что это существо сошло с картинных холстов, оно было нереальным, совсем не от мира сего, вернее, так и есть на самом деле. Артур помнил это ощущение, а еще помнил, как тлеющая сигарета выпала из пальцев и взгляд помутнел. Артур вынырнул из непроглядной тьмы и очнулся в вагоне электрички. За окном был статичный пейзаж, как будто бы кто-то решил поиздеваться над ним и налепил черно-белую фотографию на стекло. Керкленд потер глаза и откинулся на сиденье, подняв взгляд в потолок. Все, как и всегда: тесный вагон и одинаковые деревья за окном. За исключением того, что он никак не мог вспомнить все то, что происходило с ним последние часа два. Сначала Артур списал это на то, что он не до конца проснулся, но после это начало сильно напрягать. Керкленд принялся выстраивать логическую цепочку: сегодня он замучился в колледже, решил приехать на Хайгейтское кладбище, чтобы прийти в себя. И? Артур вцепился в свои волосы. И… Там было красиво? Он припоминал печальные лица каменных ангелов, могилы и склепы. На этом все. Ни как он добрался до станции, ни как он сел сюда — ничего. Керкленд довольно ощутимо пальцами давил на свой затылок, трогал челюсть, но голова не начинала раскалываться. Его не тошнило, он не чувствовал температуру, лихорадку или даже усталость. Артур решил проверить содержимое карманов: все было на месте. Значит, его никто не избивал и не обворовывал. Керкленд ни черта не понимал. Он серебряной пулей вылетел из вагона, как только доехал до своей станции, и добрался до дома как можно скорее. Артур решил, что на сегодня с него хватит, и, быстро скинув вещи, лег спать. Ему снился Хайгейт с его старым кладбищем, высокими деревьями и безликой тишиной. Луна сменила догорающее солнце и перед ним, у могилы, обвитой плющом, появился человек. Он не был человеком в прямом смысле этого слова — просто скелет, обтянутый белесой сверкающей кожей. Он подмигнул своим мертвым глазом и облизнул перепачканные в крови губы. Керкленд проснулся в холодном поту. Сердце всполошенно билось, а майка противно прилипала к спине, но ему было не до этого. Вся комната пропиталась запахом ржавого железа, и Артур чувствовал его привкус даже во рту. Он встал и, пошатываясь, пошел в ванную. Как робот, действуя по заданному алгоритму, включил свет, крутанул кран, прополоскал рот, попил воды, умылся и застыл. На его шее, чуть выше левой ключицы, виднелся след от недавнего укуса. Воспоминания мелькнули перед глазами, а в зеркале на мгновение появилось лицо, как будто бы вылепленное из дорогого фарфора. Наглое и ухмыляющееся. Керкленд вспомнил все. Он рывком накинул полотенце на зеркало — лишь бы никогда этого больше в жизни не видеть. Артур провел всю ночь, не смыкая глаз и прячась от своих демонов под одеялом, выкуривая оставшиеся сигареты одну за другой. И он все-таки сходил поблевать не раз и не два. Шум ноутбука на коленях успокаивал. То, что было написано на экране — нет. Керкленд в кровь сгрыз ногти и искусал губы, пока шерстил все статьи о Хайгейтском кладбище в англоязычном интернете вдоль и поперек. В каждой из них было упоминание о вампирах, появляющихся у могил с буквой «V». Что-то подобное он, кажется, видел и у той самой плиты. Хайгейтское кладбище было проклятым. Про это знали, наверное, все жители Лондона или даже Англии, но кто знал, что это не очередная байка ради поддержания мистического ореола вокруг страны? Он сидел на интернет-форумах, читал старые легенды и чужие (не)придуманные истории. Так сколько же таких, как он, которые после произошедшего свихнулись от страха и попрятались в своих квартирах, как крысы в норе? «Одно дело романтизировать вампиров из-за готической эстетики и совсем другое столкнуться с подобным дерьмом в реальной жизни», — Артур онемевшими губами шептал это, как мантру, последние пятнадцать минут. Ему не помогло. Он читал истории о вампирах на оккультных сайтах. Дальше падать некуда, но ему мучительно хотелось закупиться чесноком в круглосуточном магазине или сбежать в церковную лавку. Он бы сделал все это без разницы в каком порядке, а лучше одновременно, если бы теперь не боялся выйти из собственной комнаты. Керкленд просидел всю ночь, привалившись к стене, и боялся думать о последствиях или, и того хуже, снова заснуть. Он размышлял, вспоминал все в мельчайших подробностях, но почему-то лицо этой мрази в его голове стало расплывчатым. Наверное, защитная реакция мозга или что-то вроде этого. Артур сотни десятков раз спрашивал у себя о своей вменяемости. Но он был на тысячу процентов уверен, что все это произошло взаправду. Керкленду всего воображения мира не хватило бы, чтобы придумать историю вроде этой. Когда прозвенел будильник, Артур начал собираться в колледж. Он решительно не хотел смотреть на себя в зеркало, боясь, что увидит в нем чужое или свое полуразложившееся лицо, или бледную кожу, или острые клыки. Или что там еще может произойти после укуса вампира? Керкленд немного оправился после шока и наконец додумался провести рукой по месту укуса. Кожа заныла, значит, что он ему вчера не померещился. Артур почувствовал подкативший к горлу приступ паники и надел водолазку с воротником подлиннее. Он никогда так не радовался походу в колледж, правда. Керкленд понял, что не может больше находиться в своей квартире, где в зеркалах плясали вампиры, а история браузера в ноутбуке переполнилась ссылками на оккультные статьи. Артур вышел на улицу. Его кожа не горела под лучами утреннего солнца. Получается, что в вампира он не обратился. Пока что, по крайней мере. В колледже он пытался держаться к людям поближе. Удивительное поведение для прошлого Артура, совсем неудивительное для Артура, укушенного Хайгейтским вампиром. Быть одному сейчас чрезвычайно мучительно и страшно. Пока остальные не бегут от него в ужасе, пока он не начинает желать чужой крови, все нормально. «Все нормально», — убеждал себя Керкленд, в очередной раз чуть не падая в обморок. Всю неделю он находился в подобном состоянии с завидной регулярностью. На это наложились так же сонливость и постоянные головные боли. А еще его начала мучить одышка при подъеме на пару лестничных пролетов. Поиск в интернете не занял много времени, в конце концов, Артур стал мастером этого дела, все свободное время читая о проклятом кладбище. Просмотрев пару страниц, он диагностировал у себя анемию. Керкленд не спешил идти к врачу. О укусе Хайгейтского вампира и последующем малокровии никто, кроме него самого, знать не должен. Иначе Артур просто попадет в психлечебницу, и не факт, что ему там будет лучше. Его жизнь превратилась в замкнутый круг. Подъем, поход в колледж, попытки не умереть от усталости и паранойи, чтение матчасти и кошмары о кладбище по ночам. Керкленд выживал, как мог. Поэтому и развесил кресты по периметру своей комнаты, выучил пару молитв и носил серебряный ножик в кармане. На всякий случай. Однако человеческий мозг, как известно, может заставить своего обладателя забыть о некоторых потрясениях ради сохранения психологического здоровья. Что-то подобное произошло и с Артуром. Через месяц история о Хайгейтском кладбище не занимала его так сильно, как раньше, а как будто бы выцвела в его памяти. Керкленд до сих пор мучился от кошмаров и использовал амулеты против вампиров, но такого сильного страха больше не чувствовал. Оно и к лучшему. Керкленд ждал начала пары, сидя на лавочке в небольшом сквере. Он курил, смотря, как сизый дым взвивается в морозный воздух. Затянувшись в очередной раз и выдохнув, Артур заметил человека в черном плаще, который неторопливо шел по дороге, выглядя при этом грациознее любой особы королевской крови. Он остановился напротив Артура, и тот отчего-то совсем не удивился. Мужчина сел рядом, но не очень близко, и попросил разрешения прикурить. Керкленд кивнул, соглашаясь. Незнакомец поправил мягкие кудри, взял сигарету в рот и вместо того, чтобы прикурить от зажигалки, которую протянул ему Артур, наклонился к его лицу. Керкленд вскинул брови от удивления, но не отстранился. — Спасибо, — он приподнял уголки губ в вежливой улыбке. Его лицо было красивее любых готических скульптур, и Артур невольно засмотрелся на правильные черты. Тонкий нос с небольшой горбинкой, изломанные русые брови и глаза бледно-голубого цвета. Все вместе это смотрелось так правильно и так знакомо, что Керкленд почувствовал что-то вроде ментальной связи с этим человеком и решил отбросить желание побыстрее уйти в здание колледжа. — Да не за что, — внезапно повеяло холодом, и он съежился не столько от мороза, сколько от ощущения дежавю. Прохожий представился Франциском и начал говорить о всяких мелочах, пытаясь при этом растормошить Артура. Тот не то чтобы был сильно против. Просто чем больше Франциск говорил, тем больше Керкленд замечал его грассирующий акцент, необычные жесты и манеру речи. Этот мужчина был не таким, как остальные люди. Казалось, что его вырезали из старой фотографии и приклеили прямо поверх современного мира, к которому принадлежал Артур. Керкленд был сконфужен. Он видел в чем-то подвох, но не понимал, в чем именно. Он пытался прочитать намерения этого человека, но не видел ничего, взгляд как будто бы насильно соскальзывал с чужого красивого лица. У Артура начала раскалываться голова и затряслись руки. Признаки его анемии. Признаки его?.. Осознание пришло слишком поздно, Керкленд задушенно выдохнул и больно сжал кулаки. Вокруг никого нет, все посторонние звуки исчезли. Он и, как оказалось, Франциск как будто находились под стеклянным куполом, изолирующим их от окружающего мира. Артур же только недавно радовался, что все прошло, начал списывать на усталость воспоминания о той ночи на Хайгейтском кладбище, но все это было лишь жалким самообманом. Вампир был настоящим. Сидел перед ним и, заметив исказившееся от страха лицо Керкленда, усмехался. Над ними сияло солнце, в кармане Артура был серебряный нож, но этой твари было совершенно без разницы на то, что в теории могло его убить или хотя бы спугнуть. «Все эти легенды — такой мусор», — отстраненно подумал Керкленд, постепенно осознавая, что назад дороги уже нет. — Артур, так как тебе в Хайгейте? — Франциск улыбался так тепло и нежно, но Артур не купился на эту ложь, потому что в чужих глазах стоял арктический холод. Керкленд попытался отвести взгляд, но просто физически не смог противиться чужой воле. Он на уровне инстинктов понял, что если попытается встать с лавочки и уйти, то его ждет что-то похуже смерти. Хотя на светлое будущее ему все равно можно было не надеяться. — Откуда ты знаешь, что я был там? — Артур храбрился до последнего, хотя сам дрожал от перенапряжения и кладбищенского холода. Вампир усмехнулся, обнажив зубы, и посмотрел на Керкленда так остро, как если бы взглядом можно было проткнуть сердце, как осиновым колом. — Мы виделись. Не смей притворяться, что забыл, — в его голосе проскользнула стальная нотка, и Артур нервно сглотнул. Франциск пододвинулся ближе, и Керкленд еле-еле сдержался, чтобы не вскрикнуть от леденящего его сердце ужаса. Между их лицами восемь дюймов, и эта близость физически давила на Артура, плетью била по оголенным нервам. — Тебе понравилась моя могила? — вампир прошептал ему на ухо, и Керкленд понял, что не слышит чужого дыхания. Так оно и было, грудь Франциска совершенно не вздымалась. Это простое наблюдение еще больше скосило Артура, заставило его окончательно поверить в то, что все это не розыгрыш, а реальность. Керкленд застыл от страха, как статуя, чувствуя приближавшуюся развязку. — Ты мне тоже приглянулся, — довольно усмехнулся Франциск, наклонив голову, и пальцами подцепил прядь волос Артура. Керкленд судорожно выдохнул, возвел глаза к небу и начал шептать молитвы, все, что помнил, от отчаяния путая строчки. Вампир рассмеялся, как будто бы в него вселился дьявол. Это было неправдой, он и есть сущность всего дьявольского. Действительность начала кружиться перед глазами Артура, как карусель, и он почувствовал, что теряет сознание.