Сублимация

Тобирама перестал притворяться спящим, как только Учиха достал гребень и стал приводить в порядок волосы. Казалось бы – что тут такого, носил он их до пояса, но мягкие плавные движения, изящный предмет, будто из рук столичной девицы, и Сенджу сдался с утра нарастающему градусу ненормальности текущего дня и стал внимательно следить за Мадарой. Полумрак тлеющих углей скрадывал острые черты, а поведение главы Учиха редко способствовало нормальным о нём суждениям – вот и сейчас Тобирама думал о том, что воину не пристало быть таким вкрадчиво мягким. Это была новая черта Мадары, ранее неизвестная, женственная, и она вписывалась в общее настроение уходящего дня: грёбанный мир того не стоил. Ничего не стоило закончившейся час назад мясорубки, которую Хаширама радостно называл работой в команде. Злой и уставший отряд Сенджу разбили лагерь на левом берегу реки. Безумные и шипящие проклятья Учиха до сих пор полуночничали через правый её приток. Главы кланов и Тобирама, отказавшийся оставлять их одних, гарантом безопасности ночевали точно посередине, и в голове Сенджу стучали счёты: количество ран, едва не случившиеся потери… Без трупов обошлось чудом. Никогда не работать вместе Учиха и Сенджу, никогда. Но Хаширама засмеялся: «На первый раз неплохо!», - и рухнул спать мешком. Только ему неоткуда было ожидать куная в лопатки, так как до ужаса наивный брат беззаветно одинаково доверял и родному брату и злейшему врагу. Хотя если быть с собой честным – природа их отношений оставалась для Тобирамы загадкой. Младший Сенджу нашёл себе выгодную позицию: и брата прикрыть от нападения, и ближе к воде для хорошей атаки и защиты от катона. А Мадара уселся на землю, дунул на угли, чтоб те прогорели, и стал мучить волосы. Даже не пытался сделать вид, что кому-то верит. Но Тобирама так страшно устал, чтобы просчитывать его ловушки, так устал… Так что стал просто наблюдать за тем, как Учиха спокойно стянул перчатку: руки белые, ненормальные, а может Сенджу мерещилось от усталости. Стал разделять аккуратно пряди, будто вид и состояние его волос хоть что-то значили в жизни шиноби. Гребень путешествовал от корней до кончиков, медленно, осторожно, пока Тобирама думал, какой же он неприятный переменчивый трикстер. Тьфу, срам-то какой. Мадара даже не повернулся к нему. Белые пальцы не остановились в поиске запутанных узелков и колтунов. - Будешь не спать, а притворяться, что спишь – я кину в тебя камнем, - спокойно произнёс Учиха. - Не кинешь, - Тобирама ухмыльнулся, Мадара посмотрел на Хашираму. С усталости младшего Сенджу пробирало странное веселье: ничего он не кинет, если хочет сохранить доверие Хаширамы, пальцем к нему не прикоснётся. Но на всякий случай Тобирама перевернулся на спину. На мгновение ему показалось, что алые искры костра – это тысячи проклятых глаз. - Ты прав, не кину, - вдруг соизволил ответить Мадара, и Сенджу вздрогнул: при всей правде на ладони – он не должен был говорить «ты прав». - Не сегодня? - Нет, вообще, - Учиха замер, и напомнил Тобираме какую-то хищную птицу с длинными перьями и лёгкими косточками, про Мадару так думать было почти противно. – Скажу Хашираме, что ты меня стерёг. И, ожив, Учиха резко потерял к нему интерес. Будто бы действительно размяк, потерял бдительность, пытался стать таким, как Хаширама… «У него не получится, - уверенно подумал Тобирама. – Он не Хаширама». Никто из них – не как Хаширама, но жестоко-мягкого, разумно-безумного странного Мадару обычные люди никогда не примут. И он исчезнет из жизни Тобирамы. Рано или поздно это просто случится. Учиха стал заплетать мягкую косу из своих патл, девица-девицей. Младший Сенджу посмеялся немного беззвучно и наконец-то заснул, успокоившись глупыми – и не очень – мыслями. Как же он ошибался. Очень сильно. Удивительно глупые разбойники нападали на строителей-гражданских из ближайших сёл недели две, пока наконец-то руки не дошли их изловить. В их горе-городе не было единой власти – кто будет судить, что делать? Многие хотели крови, шиноби охотно решали вопросы так; но чтобы испачкать руки нужен был один человек. Некоторые были против, желали милосердия – Хаширама желал, лямка тянулась. Самому старшему Мадара перерезал горло, младших, трёх мальчишек двадцатилетних – ударил в лица и отпустил восвояси, заставив оставить оружие. Оказался хороший металл, Тобирама отправил на переплавку. Ему стоило напрячься ещё тогда. Тобирама ведь заметил уважительные кивки даже среди Сенджу. Послу из столицы не был рад никто: он был по плечо Хаширамы, с брюшком, брюзжал о том, что они должны отдавать даймё половину прибыли, - и только Мадара запрокинул чёрную голову, стоило ему только покинуть селение, и с хриплым хохотом предложил таких вешать на главной площади, он сам завяжет узел. - Что ты на меня так смотришь, Хаширама? – невозмутимо и громко заявил Учиха, нарочно занимал много места. - Я же пошутил. - Шуточки у тебя, конечно… И Хаширама закатил глаза, а многие беззвучно посмеялись. Слова известного безумца – ну кто послушает их всерьёз, но не было к ним осуждений, Учиха был не одинок. У всех руки чесались разбить этому надушенному индюку голову. Младший Сенджу сам бы изнеженного посланника с наслаждением вскрыл. Всё шло не так. Слишком легко Мадара чувствовал общие настроения. Коноха ещё не город, а огромная стройка: половина материала – мокутон истощённого брата, половина – рубили из лесу, тащили, делали город из ничего своими руками. Строящийся муравейник, Тобираме нравилось контролировать в нём каждый винтик, почти каждого человека, чувствовать запах опилок и взрытой земли – но вот рухнувший кусок скалы, которую приходилось медленно и осторожно вырубать, никто не ожидал. Сенджу был быстрым, но темная тень метнулась быстрее, была ближе и ударила ногой в грудь четырнадцатилетнего Сайтаму. Мальчишка отлетел достаточно далеко, чтобы не пострадать. Лазурное Сусаноо Мадары – вот что позволило последнему спастись от многотонных камней, но выставил его Учиха над собой в последний момент. Люди побежали. Техники дотона стаскивали с Мадары груз. Тобирама и бровью не повёл. Он замер, подсчитывая: раз не Учиха, два не Учиха… - И что Учиха вообще забыл на стройке?.. - Что-что, работал, как все, - Тока пожала плечами. – Не знал? К нему, говорят, ёкаи на рассвете приходят, в глаза ныряют, вот он не спит. Приходит, чтобы руки занять. - И он всегда здесь? - Иногда в чайном доме. Тобирама изогнул бровь. Коноха была слишком молода, чиста и прозрачна, чтобы чайный дом значил что-то ещё, кроме чая. Просто пришли гражданские, попросились под их стены, чай свой и культуру принесли. Хаширама обрадовался. Проституток не водилось. - Нечего ему там делать, - Сенджу ухмыльнулся. - Не скажи, хозяйке он нравится. - С чего ты взяла? - Зачем же ей ещё держать двери открытыми на рассвете? Тобирама поджал губы. Небось, Учиха манерный, цепляет женщину, её лишения из больших городов выгнали… Площадь постепенно переставала жужжать, как потревоженный улей. Чуть пошатнувшись, Мадара опёрся на плечо соклановца – слава ками. Всё же именно они, чёрные вороны, окружили его полукругом, но не без белых пятен. Мать Сайтамы, двоюродная кузина Тобирамы, торопливо кланялась и то и дело трогала Мадару за руки. Учиха мог сломать мальчишке рёбра тем ударом, но рёбра срастутся – а вот скала бы его раздавила насмерть. - Женщина, уйдите, - почти прочитал Сенджу по губам Мадары. Чужой лекарь в годах, издали Тобирама не узнал его, без опаски раздражал Мадару, щёлкал пальцами перед носом, прижимал сухие пальцы к его ушам. Похоже, несмотря на щит, Учиха крепко приложился головой – врач качал головой, пока Мадара совсем уж обнял своего родича. Ничего, оправится. Горы сносили с Хаширамой друг на друга – оправлялся. Вон как липнет, водит пальцами в перчатках по плечу, задумавшись… - А ведь он нашего спас. Теперь мы ему должны? Слава богам, Тока задала вопрос, а не утверждала. - Обойдётся, - Тобирама должен был чувствовать благодарность за Сайтаму, но не чувствовал. Под ложечкой засосало, противно и странно. – Разве что в платье перестанет ходить, - Сенджу нашёл крючок раздражения, с наслаждением впустил эту злость в себя. Балахоны клана Учиха его забавляли, с патлами Мадары смотрелись совсем уж по-бабски. Ну, платье-платьем, подол аж до колен! Тока не стала допытываться и вернулась к своим делам. Тока была женщиной, не понимала; с другой стороны, не ей ли должно быть смешно? Годами стригла волосы коротко, пока не обожгли ей голову и не пришлось скрывать шрамы. В летящих тканях свободного кроя Тобирама её вообще никогда не видел. Зато Учиха заявился на подписание мира в иссиня-чёрной юкате. Завязанные лентой в хвост волосы, спокойные текучие жесты, чистые перчатки на руках, – всё доводило Тобираму до бешенства и веселило одновременно. Высокий и стройный, прямой как боевой лук – и это Учиха Мадара? Не демон в крови рычащий, человек на вид слишком лёгкий – и это их угроза? Бельмо на глазу. Тобирама всю жизнь представлял его иначе: более грубым, более резким. Раскалённая ярость текла по венам от несоответствия, но зато младший Сенджу чувствовал себя живым – и что вся жизнь течёт привычными руслами рек. А времени задумываться над тропами новыми не было. Свистнув, Тобирама решительно шагнул в толпу, чтобы разогнать зевак. Мадара уже успел куда-то исчезнуть, но всего через час младший Сенджу заметил его под боком фигурки в цветах родного клана на самой вершине злополучной скалы. Клан Учиха разросся скромным лабиринтом улочек по левую сторону будущей резиденции их невыбранного правителя: мелькали только два имени, Тобирама склонялся лишь к одному, но власть ещё никто не принял. В том здании были кабинеты, временный совет – а те кто чаще всего тот совет посещал поселились неподалёку. Окна младшего Сенджу могли бы выходить на площадь, на стены вражеского клана, поэтому он жил дальше по прямой длинной улице в квартале Сенджу. А вот Учиха расселились иначе, хаотично, их дома не выросли единой техникой мокутона. Мадара почему-то был против построек из него. Красно-белые веера Учиха мелькали у Тобирамы перед глазами. Последнее время Сенджу поймал себя на том, что Мадара слишком часто занимает его мысли, но разыскивая Хашираму в его же доме не думать о нём было нельзя. Тобирама точно знал, где брат, на десять часов всего лишь, но не дело в чужом доме по крышам ходить, если его атакуют – будут правы. Поэтому Сенджу кружил по улицам, смотрел на чужие моно, чурался редких в жаркий полдень прохожих и детей и надеялся, что у Хаширамы есть хоть капли совести. К ним предстояло воззвать. Нерешённых вопросов было тысячи. Настоящие не вырубленные деревья леса выделяли участок с высоким забором. За ним был звон мечей, клубилась чакра брата – и не только – и, скрипнув зубами от его беспечности, Тобирама мрачно пошёл в обход. За воротами не было ни единого охранника, запах сосен… Впрочем, зачем охрана, если сейчас чакру Мадары и Хаширамы почувствовал бы и не сенсор? Но вот другая пряталась за ними. Разворачиваться было поздно, а значит, встречи с Изуной избежать не получится. Тонкий и лёгкий, как дымная иллюзия: Изуна не вызывал у него чувства вины, ни капли. Однако он был… - Думал, через забор полезешь, мудак, - Изуна не повернулся, когда Тобирама шагнул в обуви на веранду. – Привет, мудак. - Взаимно. Давно они? - Минут двадцать с техниками, - младший Учиха посмотрел ему в глаза. – Сигарету? – протянул свёртку самодельных. - Что в них? Это не табак. - Ну, немного табака там тоже есть… Изуна засмеялся, выпустил пряную струю дыма и наконец-то отвернулся. Тобирама сдавлено проглотил ком в горле, возникавший каждый раз, когда Изуна смотрел на него прозрачными льдинками своих новых глаз. Никто не знал, у кого Мадара их выдрал вместе с нитями зрительных нервов. Зато многие слышали, как Изуна вопил, пока глазные яблоки приживались на его лице и пожирали воспалением плоть. Не пожрали. С фокусировкой у них было только что-то не так. Да только по спине Тобирамы всё равно прокатывался холодок суеверного ужаса. Будто Изуна прогулялся всё же на тот свет, обыграл смерть в сёги и вернулся. Младший Учиха обязан был быть слепым, подарив глаза брату, по закону Учиха… Или мёртвым. Тобирама его недооценил. Не предусмотрел живого и зрячего Изуну, которому собственноручно пронзил печень, не подумал. На полигоне грянул гром. - А до техник? - До техник не смотрел, - Учиха провернул новую сигарету в пальцах, поджёг чакрой и снова пустил в Тобираму ледяной сенбон своего взгляда. – А что волнуешься? Я ж не перекопирую, всё твои старания… Дыма стало больше, сладкого и терпкого, от которого мгновенно закружилась голова. Тобирама нахмурился, повёл носом и скривился. - В другую сторону. Отвратительно. Изуна расслаблено запрокинул голову. Сенджу мысленно сделал пометку: хронические боли, наверняка они. Живой лес с треском столкнулся с катоном. Ветром подуло в их сторону, и неприятный запах препаратов Изуны унесло. Мадара и Хаширама игрались, Тобирама заметил оружие в нерабочих руках. Для серьёзных тренировок они уходили далеко, и старейшины могли сколь угодно брюзжать слюной, младший Сенджу – отправлять за ними слежку, только не было для них в Конохе равного противника для спарринга, хоть ты тресни. Чудовищно счастливый Хаширама, уже в ссадинах и лохматый, обрушил на Мадару дождь из острых щеп, который Учиха быстро поджёг. Но вдруг он застыл непонимающе, слепо глядя в пространство: полы балахона догнали его, опять коса – стукнула между лопаток. Тобирама прищурился, угадывая технику брата. Впервые рассмотрел Мадару в бою, не страшась его атаки – сухо, не то, не так, слишком расчётлив, слишком осторожен… «Генджитсу чёрной тьмы», - догадался Тобирама. Учиха не знал её, так как такое простое генджитсу от шарингана в дребезги разлеталось, и Хаширама ни разу её против него в бою не использовал. Идеальный момент чтобы резануть Мадаре хребет. Изуна облизнулся, улыбнулся, заинтересованно наклонил голову набок и перестукнул острыми ногтями по доскам: напомнил, что это спарринг, трупов не ждать. Будто сам не жаждал трупов Сенджу. - Хочешь открою тебе секрет? – вкрадчиво сказал Изуна. - Отото, помолчи! – крикнул Мадара не в ту сторону. – С кем ты говоришь? – он закусил мягкую нижнюю губу. - Мудак пришёл! – младший Учиха сложил рупором в ладонь. - Догадался уже, - Мадара отмахнулся. Впрочем, у него, пойманного в технику, выбора было мало. Хаширама нападать не торопился, позволял поискать выход самостоятельно. - Так что, раскрыть тебе свою тайну? – снова шепнул Изуна. Ему было очевидно скучно. «Чем он занимается целыми днями?», - Тобирама подавил в себе желание отойти от неприятной компании. Ни на задания, ни за пределы клановых построек младший Учиха не ходил. Тем временем Мадара сложил дважды два. Крепко зажмурившись и на секунду замерев, он метнул катану в голову Хашираме. Сенджу перепрыгнул в другое место, предательски хрустнув сучком под ногами – и Мадара тоже прыгнул, как-то неловко, не открывая глаз. В бою их столкновение могло быть фатальным. Но вместо этого они врезались друг в друга в высшей точке прыжков и попадали на землю на задницы. Хаширама засмеялся, Учиха закатил глаза. - Что ты делаешь… - Мадара хлопнул ладонью старшего Сенджу по ноге. Его балахон, он сам – дрожали, смех он сдерживал. «Сладкая парочка», - кисло подумал Тобирама. - Тора, срочное? – Хаширама махнул рукой; Мадара упёрся в землю острыми худыми локтями. Младший Сенджу проследил за тем, как Изуна свесил ноги с веранды и закинул правую на левую, на голое тощее колено. На брата похож. - Заканчивайте, дождусь. - Свали, Сенджу. - Эй, Мадара, я Сенджу, не отвлекайся!.. Хаширама его пихнул, и они разбрелись по углам скромного полигона. Этикет шиноби, редкий и единственный – не лезь посреди тренировки товарища. - Так ты всё же хочешь послушать? – обрадовался Изуна и быстро поймал в плен своих глаз. Те вспыхнули ярче, действительно засияли; младший Учиха широко и не искренне улыбнулся, показал небольшую щель между передними зубами. Вдруг Тобирама осознал, что с этими глазами не так. В них была чакра – и пускай уже не могла она создавать генджитсу, топить в крови врагов, но Сенджу остро ощущал её водовороты. Нет, хуже – видел их. - Выкладывай. Чакра растекалась по мышцам серо-голубой радужки. Тоже глаза не простые, по простым нет крохотных узелков, размером с пылинку, за которую могла бы цепляться – но думалось только о том, что по теории пересадки органов, которую Хаширама только начал писать, плоть не должна умереть. Эти глаза вырезали на живую. - Я пережил менингит, - Изуна до сих пор улыбался. Когда человек улыбается дольше десяти секунд – это уже оскал. - И всё? - А ты дослушай. Это интересная история, я потерял два литра крови из-за тебя: а ты же знаешь, что это сильная кровь борется с болезнями? Воспаление пошло отсюда, - он нежно провёл пальцами под собственным нижним веком, - по сосудам сюда, - к виску, - сюда, - к уху, а затем уже вглубь… Твоему брату стоит перестать заниматься ерундой и приняться за медицину, ты знаешь? Под его глазами вилась мелкая сетка бледных шрамов. Если не вглядываться и не знать, что она там, то Изуна просто стал выглядеть старше. - Все знают. - Какие умницы, - он заправил за ухо прядь волос, - Вестибулярный аппарат повреждён с обеих сторон, - Изуна постучал по косточке у правого уха. – Я больше никогда не смогу сражаться. - Зачем ты мне это говоришь? Ты выдаёшь свои слабости врагу. - Долго скрывать не вышло бы, - Тобирама кивнул: на месте Изуны он бы тоже предпочёл контролировать ситуацию. – А сказал, чтобы ты подумал кое о чём и перестал глядеть на моего брата волком. - Я и не гляжу. - Да ну? Пялишься. Не трать время, найди себе занятие. Брат нашёл, все считают его немного чокнутым, очень весело, – Изуна щелчком отправил окурок на полигон. - Я не переживу ещё одной войны. Хаширама толкнул рукой землю, разрисовал от ладони вязью печати, и полигон изрыли лианы; на зелёных стеблях налились нежные цветы. За простыми печатями Мадары Тобирама не уследил, но уже увидел, что тот ошибся – обстрелял огненными плевками носящегося тут и там противника, а не алые бутоны вокруг себя. Играли в поддавки. Тобирама покачал головой. Враги таких просчётов не прощают. Внезапно накатил ледяной волной истинный смысл слов Изуны. Сенджу уставился на Мадару, яростно-насмешливо не отстающего от Хаширамы, на все иглы злости, что должны были пронзать его кожу и ранить и уничтожать друг, но не уничтожали, и осознал, что больше никогда не столкнуться им в смертельном бою. Тобирама не убьёт его, упустил все шансы, Мадара не отомстит за брата – ложь, что он не жаждет этого сделать и вцепиться не только ему, но и многим Сенджу в глотки, однако Коноха выстоит, мир – останется! Будет держаться. Цвести, расти… Тянуться к теплому солнцу. Учиха костьми ляжет, но не допустит новой войны. Изуна прав, теперь не боец, слабый, зато с кучей врагов: ещё один военный конфликт его уничтожит. Поэтому Мадара не позволит ему случиться. Мадара будет срываться на послах, совершать глупости, работать на износ ночами – чтобы спокойно спать, не совершать ошибок. Чтобы жил его брат. А если Хашираме понадобится цемент Конохи на его крови, то Учиха и вену подставит. Тело Тобирамы сковало холодом. Мадара обернулся вокруг себя в трех шагах, отбил, играюще, атаку, способную убить четверых взрослых мужчин, и лишь подчеркнул – всё это закончится трупами. Силы богов и запретная дружба, игры с глазами и ложные улыбки – кровь прольётся. Иначе видеть ему перед глазами Мадару всю свою жизнь. И от этой перспективы Тобирама едва не взвыл. - Если бы у тебя была сестра, то могли бы заключить мир и пораньше, - злобно выплюнул Тобирама, он цеплялся за свою злость. Учиха Мадара старался над миром, по своим причинам – но старался, не поломает, не уничтожит, нравится проклятому селению… - О чём ты? Цепляться-цепляться. Как утопающий за соломинку, потому что плот его, причины его жизненных решений – закон мира в котором Учиха Мадара ужасен. Яростный демон, что растопчет клан Сенджу. Дикая стихия, могучая, но не имеющая ничего человеческого. Переменчивый оборотень, лишь человеком притворяющийся, странный, отталкивающий… - Вон как любятся, а брат твой на девицу и так похож, - криво ухмыльнулся Тобирама. Хоть это никуда не денется. Для войн не всегда нужны причины – поводов достаточно, и совести спокойно. - В смысле на девушку? – удивлённо переспросил Изуна: повернулся к нему, поднял брови. – Не понял. Алых цветов на полигоне было уже много, каждый был смертельной ловушкой, хотя, должно быть, Хаширама изменил технику. Учиха не дурак, избегал их, но оказалось достаточным задеть стебель рядом – и капкан сработал, плюнув в него зловонием. С ног до головы в зеленоватом соке с трупным запахом Мадара брезгливо вскрикнул, как мальчишка. - Хаширама! Мерзость! Хаширама упал на землю и покатился со смеху. Брат хохотал так искренне и счастливо, что Тобираме на мгновение стало совестно – но не более. - Ну, прости! Сам виноват, что попался! - Иди сюда, Сенджу, руку тебе пожму, - елейным тоном предложил Учиха. - Я лучше издали. - Я неделю буду вычищать это из волос! - Не преувеличивай, мылом отмоется. Изуна серьёзно? Всё как на ладони. Старший Сенджу решил не рисковать и не давать Мадаре соблазна и шанса обратить цветы против своего создателя. Лепестки молниеносно увяли, стебли вернулись в землю и, закатив глаза, Учиха, похоже, смирился, что месть откладывается. Яростное вычёсывание застывающей гнилой слизи из волос ничего не давало. Ветер дул от веранды – но Тобирама всё равно ощутил острый прогорклый запах тухлых яиц, а Изуна закрыл рот и нос. - Техники Сенджу ужасны, - сказал он. – Брат, разбей ему лицо, мы же дома! - Тайджитсу? – Хаширама невинно поднялся на ноги. Оружие отстегнул с пояса и бросил в сторону. - Борьбу. - Хочешь придушить меня? - А то, – Мадара стянул грязный балахон через голову, Хаширама фыркнул. – Давно не тренировал захваты, так что подставляй шею. На пять шагов. - Это ещё кто подставлять будет, - старший Сенджу оглядел полигон, изрытый корнями. – Давай на семь. Тора, посчитаешь? Тобирама кивнул – но, кажется, пропустил мимо ушей его вопрос, и Хашираме пришлось окликнуть его снова. Мадара потянулся, переделал косу в хвост и упрятал в него испачкавшиеся волосы. Но младший Сенджу смотрел не на них. Под всеми своими свободными одеждами Учиха оказался мощным как лигр – диковинное чудовище далёкого юга. Что скрывалось тканью, отвлекалось лохматой волос: под кожей перекатывались стальные мышцы, бурлила дикая сила, обманчивая тяжеловесность опасного хищника пропитывала всё его существо. Мадара не был даже худым – даже издали Тобирама ощущал его тяжесть, но это было так естественно – разве его могущество могло быть в тощем и хлипком теле? Быть может когда-то, в годы лишений и юности – да. Но не сейчас, в сытости и покое селения – он не был сухим и лёгким, он мог сносить врагов и горы, подобно ураганам. Сильные руки Мадары могли дробить кости, поэтому плелись они не прямыми линиями. Его тело не было сейчас истерзано голодом, но даже мягко-сглаженные мышцы Тобирама видел отчётливо без вскрытия, какой доспех живой плоти скрывает всё, что составляет сущность Мадары – если такая у него в душе и мягких внутренностях есть. Учиха потянулся, и изменился рельеф и тени на его спине, растягиваясь и сжимаясь, осязаемо и объёмно, так ярко и сильно, что закололо в ладонях от желания надавить или ударить; встретить сталь – или понять, что он живой и мягкий, уничтожить, растоптать – да только сил не хватит, а самообман закончился. Соломинка утопающего сгорела в огне чёрного солнца. Младший Сенджу так старался быть слепым, цеплялся за повадки – но что толку, что длинные волосы, если в плечах Мадара шире Хаширамы. - Давай, нападай! – старший Сенджу белозубо улыбнулся: он был нормальным, смуглым, вытянутым, руки длинные. Мадара напряжённо припал к земле, упруго выпрямился, будто стальная пружинка, и сшиб, ловя в захват, противника с ног. Наваждение спало, но все мосты уже были уничтожены. От дыма Изуны пересохло во рту. Тобирама целую минуту не отрывал взгляда от Мадары, и теперь был зол – больше на себя, чем на кого-то ещё. - Скажешь им, что я ушёл. - Ещё чего. Сбегаешь? - Нет. Младший Сенджу вылетел со двора Учиха вон, вспрыгнул на крыши и открыто понёсся прочь: пусть видят, смотрят, попытаются убить, - он жаждал куная в глотку! Гуляющий над селением горячий ветер облегчения не принёс. Сердце бешено колотилось, а лицо полыхало от мучительного стыда. Давно остывший клейкий рис как никогда заставлял думать о том, что это отвратительные варёные семена, а мелкие маринованные рыбёшки с кислым соусом, который обычно Тобираме нравился, вдруг оказались просто трупами животных. Окончательно потеряв аппетит, Сенджу отодвинул от себя тарелку – он её съест, кощунственно разбрасываться хорошей едой, но может позже… Глоток воды заполнил пустой желудок и на время убедил его замолчать. Вокруг него кружило слишком много проблем, и каждая из них – каждая – скалилась как человек-Мадара. Лучше бы он был и дальше непонятным безумцем. Лучше бы кого-то из них не существовало, потому что Тобирама так устал, так устал про это думать… Только не Хаширама. Хаширама достоин жизни. Зато можно было бы бить удачней и убить Изуну. Учиха бы умер, как и положено на войне, а у Мадары не осталось бы причин так выделываться. Мог погибнуть и сам Мадара – столько дивных шансов Тобирама бы ему устроил! Сожжение, утопление, гангрена, внутреннее кровотечение, яд в еде, выкалывание глаз длинными иглами… Учиха бы орал и корчился, а потом Тобирама бы сам шагнул в окно. Изуна бы строил селение с Хаширамой, а в посмертии младший Сенджу смог бы признать, что Мадара не заслужил ни одного проклятья, что так у Тобирамы и рвались. Сенджу копил свой яд годами. Мечтал схватить эту тварь за горло, влить и посмотреть, как Учиха корчится, пропитывается ненавистью – чужой, не только своей. Но Тобирама был слишком умён, чтобы просто поддаться эмоциям. Струпья кислоты отпадали сами от понимания, что Мадара действительно старается во имя общего блага – и что он человек, а не оборотень. Высокий, привлекательный, из плоти и крови, теплых сильных мышц, с привычками не такими уж странными – че-ло-век. Честность перед самим собой Сенджу губила. Он не мог есть и спать, пока фундамент правильной и реальной картины мира рушился, оставляя вместо себя… что? Что там было? Мир рядом с Мадарой? С мыслями о том, что он не тот, кого необходимо уничтожить; а тот, кто просто живёт – кому-то нравится, кому-то нет, кого-то мог бы привлечь?.. Учиха же мог ещё и жениться. Или завести любовника. Или всё-таки Сенджу его убьёт, но это не вариант. Боги спасать Тобираму не спешили. - Тора, всё хорошо? Тобирама устало поднял взгляд от собственных рук. Хаширама чуть склонил голову набок, и на секунду младший Сенджу подумал, что брат видит его насквозь. - Заработался. Моё хочешь? - Не думаю. Тобирама, нам надо поговорить. - Какие-то проблемы? - Тише, не злись… - старший Сенджу вздохнул. – Я знаю, как ты относишься к Мадаре, но так продолжаться не может. Нам жить вместе и сотрудничать. Ты сам себя изводишь. Тобирама, пожалуйста. В том-то и проблема – жить вместе, сотрудничать, видеть его лицо каждый день… Тело звенело от напряжения. Голова была тяжёлой. Тобирама открыто избегал Мадару, и это уже было не смешно. Потому что стоило только увидеть его на горизонте, и все мысли сводились к нему. Живо, ярко, яростно – пока младший Сенджу не обрывал это усилием воли. Это было неправильно. Тобирама уже не мог его уничтожить, в глубине души – не хотел, но страдал без пожара лесного, треска пламени, выпуклых ярких эмоций… Стало стыло и плохо. Но Хашираме это не объяснить. «И что со мной такое?» - Как ты с этим справляешься? – спросил Тобирама лишь потому, что брат внимательно смотрел на него. От его участия становилось хуже. Младший Сенджу не собирался говорить правду, в которой сам не мог разобраться. - С тем, что мы теперь соседи с ними? Тобирама пожал плечами. - Только не про Мадару. - Мадара мой друг. Нравится тебе это или нет, - мягко улыбнулся Хаширама. - Вот поэтому я не про него спрашиваю. Старший Сенджу задумался. Ему было проще, это была его мечта – не мечта кланов, не мечта Тобирамы – и он нёсся на её крыльях; сейчас они лишь окрепли. Но если Хаширама сейчас скажет, что соседство с кровными врагами для него не проблема – то Тобирама впервые ударит брата всерьёз. Хаширама не должен был быть таким… невозможным. Как ками. Хотя это многое объяснило бы. Однако к другому ответу Сенджу тоже оказался не готов. - Клан Учиха потерял больше людей, - уверенно сказал Хаширама. - Не намного, но… - Откуда ты знаешь?! - Я считал, - он повёл плечом, сжал губы. – Каждый… - труп, тело, павший враг, - ушедший человек лишал шансов Коноху на существование. Так что я считал. Мадара помог мне сверить…. – старший Сенджу тяжело вздохнул. – Тобирама, ты самый умный человек из всех, кого я знаю. Клан Учиха заняли меньше десяти домов. С них достаточно. Серьёзно, я не могу их ненавидеть – ещё немного и мы бы их перебили. Хаширама нервно потёр мозоль от меча большим пальцем. Всё же невозможный Хаширама, как бог – он мог бы закончить войну между Учиха и Сенджу. Закончить победой, окончательной, бесповоротной. Тотальным уничтожением врага. - Но ты этого не сделал?.. - Ха-ха, отец был бы разочарован, не правда ли? - Я так и не спросил тебя почему. Старшему Сенджу даже кошмары не снились – почему-почему-почему… У них ведь у всех один путь в крови и мести. Только Хаширама отряхнулся от него, как от дорожной пыли. - Потому что я мог себе это позволить. Я сильнее вас всех и могу уничтожить не только клан Учиха, но и всех в радиусе трёх километров, - брат сцепил пальцы в замок. - Поэтому я этого не сделаю, никогда. - Сильней Мадары? - Сейчас – да. Но ему это известно. - Сейчас? - Ты думаешь, сильнее он не станет? Тобирама отвернулся. Хашираме двенадцать лет, он освоил мокутон, сломал Мадаре руку. Мадаре тринадцать, катон пожирает молодую рощу, чакра перекидывается по технике в брата, он едва не погиб. Учиха отставал на полшага, не больше; так было всегда. Но только чтобы вновь обогнать три. И когда сила Хаширамы пойдёт на убыль… - Хорошо, что мы с ним друзья! – старший Сенджу расслабился. Брат Мадаре искренне доверял. - Боги решили правильно. - Не волнуйся. Он тоже может себе позволить наш мир… И ты можешь! Ты ведь сильный! - Дело не в этом. - Тогда храбрый, - Хаширама слишком развеселился. – Ты достаточно храбрый, чтобы не идти путём мести. У Хаширамы один недостаток – он думал о людях слишком хорошо. Месть могла бы быть такой благородной целью. Как жаль, что страсти, терзающие Тобираму, не имели уже с ней ничего общего. Назло Мадаре и всему, что с ним связано, младший Сенджу заставил себя съесть рис. Если храбрость в том, чтобы не бегать от своего дерьма, то пора перестать избегать Мадару на улицах – когда тактика не работает, нужно использовать другую. Тобирама услышал шаги поздно, но чакрой несло за километр. «Теперь он ходит по нашему дому, потрясающе», - мрачно подумал Сенджу. Чтоб Мадаре пусто было. - Пойду я. - Не убегай. - Бога ради, мы оба знаем, что он к тебе. К тому же, Тобираме не хотелось с ним встречаться при Хашираме. Младший Сенджу не прошёл и трёх шагов. Учиха не разулся в их доме, принёс сюда грязь и себя любимого, так и напрашивался на удар, и по прямой траектории – Тобирама жадно с ним столкнулся. Их руки столкнулись в блоке скрещенных предплечий. Чакра вскинулась, заклубилась в теле, и лишь тяжёлым усилием воли удавалось не сформировать её в волну, что сметёт Мадару с его пути. Сенджу охватил раскалённый жар их многолетней вражды – Учиха ожидал его агрессии, ожидал! Разум его на мгновение помутился. Адреналин ударил по нервам, и Тобирама посмотрел Мадаре в глаза. Ему всегда хватало осторожности так не делать. К чёрту осторожность. Давай, Учиха. Хватит притворяться. Учиха не сказал ни слова, но когда на его скулах выступили желваки, Сенджу подавил рокот в горле. Мадара на него разозлился, мелкие признаки складывались в единое целое: стиснутые зубы, еле заметное движение радужки по спирали, колебания его чакры на грани, интуитивная агрессия… Тобирама резко оттолкнулся от него. По его венам текла не кровь – раскалённая жидкая сталь, и казалось, что он коснулся поверхности лавового озера. Ведь последний момент Учиха попытался удержать его и сломать запястье. Он чиркнул ногтями по вене, случайно, но все нервные окончания посылали электрический разряд в позвоночник и спинной мозг. Голова закружилась от прилива сил и энергии. Стало сладко и хорошо, до лёгкой дрожи в конечностях. Пройдя мимо, Тобирама сдержался и не задел Мадару плечом. Липкие пальцы сна отпустили, и Тобирама запрокинул голову на подлокотник дивана. Кажется, он задремал час назад, может два – в любом случае сутки сбились со счёта, так как младший Сенджу начинал избегать ложиться спать. Иногда ложиться вообще. Это были не сны и не мечтания, но ощущения приходящие на грани лёгкой дремы. Накатывающая с пульсом горячая тяжесть. Жёсткость пальцев, в перчатках или без – хотя воображения на второй вариант не хватало, Тобирама не давал ему воли. Однако целовался Мадара потрясающе. Младший Сенджу засыпал, делал неверный шаг, и проваливался в темноту настолько эротических кошмаров, что футон в жаркие ночи становился насквозь мокрым от пота. Тобирама лишь надеялся, что не стонал во сне – но неизменно пересохшее горло преследовало его уже и наяву. Он поступил правильно, перестав избегать Мадару, Хаширама светился и улыбался шире, чем оно того стоило, но желание уничтожить, выбить дух, кровь и пот, трансформировалось неправильно. Если уж не ударить – так толкнуть Мадару к стене, вытряхнуть из вороньей одежды и… и что? Учиха слишком сильный, даже толкнуть не получится. Думая о нём, Тобирама невольно прикасался к запястью, на котором уже давно не было никаких следов. Сенджу резко закрыл лицо руками и зажмурился. Грешил на других, а сам стал отвратительным и грязным существом. Только рядом с Мадарой он стал задерживать дыхание. В густом мареве собственных фантазий Тобирама был способен льнуть к нему, как кошка по весне. Его бы самого ударить! Младший Сенджу скрипнул зубами. «Вставай! За работу!» Открытое настежь окно только впустило в кабинет тепло, не согнало дрёмы и смахнуло листки договора с кланом Нара со стола. Тобирама заставил себя забыть про ерунду, выйти в коридор и добрести до общей кухни. Кухня в резиденции появилась тогда, когда младший Сенджу стал не только задерживаться за бумагами, но и усаживать за них Хашираму. Вода отмывала чернила с рук, шла на чай и с недавнего времени остужала пылающее лицо Тобирамы. Пару дней назад Тока поймала его за локоть. Её длинные пальцы впились в сустав, и младший Сенджу был рад, что хоть с кем-то не надо церемониться. - Ужасно выглядишь. - Всё плохо? - Ты засиделся в селении. Очень точно сказано. Договоры и Мадара. Сметы и Учиха. Учиха горячий, тяжёлый, появляющийся у них дома и оставляющий свои следы повсюду. С ним было слишком трудно не враждовать – слишком тянул к груди клубок нервов. Неудивительно, что подсознание стало издеваться. Совсем нет… - Сходи на миссию, развейся. - Кто ж мне её даст… - Сам себе и дай! – Тока легко стукнула по плечу. – Иди и убей кого-нибудь. - М-м… отряд красноглазых засранцев… - Плохая шутка. - Но ты улыбнулась. Тока ещё разок улыбнулась, очень симпатично. Над селением совсем распогодилось, Тока ходила в юкате, и в другой ситуации Тобирама обратил бы на это внимание. Уродливые выпуклости рубцовой ткани на её шее мужчин отталкивали – но Тока была хороша. Не пьющий и не признающий наркотических веществ Тобирама спал с ней, чтобы не сойти с ума, раз или два. С молодым и очень худым Хьюга, с которыми был союз лет пять назад, и того чаще. У него были мягкие руки и печать на лбу, приучившая к такту и не болтать лишнего; Бьякуган позволял заниматься этим в темноте. Младший Сенджу после узнал, что он женился и заделал детишек. Был рад и забыл о нём навсегда. Даже от туманных воспоминаний у Тобирамы заалели скулы. - Так как тебе идея? - Тока поправила ворот его одежды. – Грязное убийство, сокрытие трупов в густом лесу? Развеешься. - Ты флиртуешь? - Ещё чего. У меня кое-кто есть. Скоро буду ходить с ним под руку как приличная женщина. - Неужели так просто? - Ну, или зарежу. Одно из двух. Чакра Мадары тепло надавила на сенсорику и разлилась энергией по загривку. Отслеживал её Тобирама на автомате, его подозрения никого бы не удивили, но теперь приходилось игнорировать мурашки, высматривая его украдкой в толпе. Зарезать или… На краткий миг Тобирама поймал его взгляд и быстро отвернулся. Он был идиотом, рискуя подобным образом. - Опять его высматриваешь? – Тока уже крепко схватилась за его одежду, и Тобирама демонстративно повернулся к Мадаре затылком – Тока поняла направление. – Ты параноик. Или нет? - Он меня просто бесит. - Тебе точно нужно срочно сбросить стресс. Сбросить стресс – ударить по своим нервам, вырезать гнойник, спровоцировать взрыв через остроту ощущений. Мадара жалеть не станет, что-нибудь вывернет, изранит. Хотя откуда ему знать? И почему Тока не дала ему пощёчину прямо там, на площади! Или не предложила бы роман, прямо, в лоб и напоследок – Тобирама бы хоть отвлёкся. «Не все так ужасны, как ты», - оборвал себя Сенджу. О Токе так думать не следовало, даже если иероглифы мирного договора с Нара отказывались становиться словами, а чёрточки аккуратного мелкого почерка складывались в какой-то чернильный мусор. Толкнуть к стене. Вытряхнуть из одежды. И что дальше? Целоваться с ним Тобирама не хотел, что бы там ни снилось. Быть снизу – унизительно; сверху – ему так не нравилось. Методом исключения и недоверием к рукам и зубам Мадары оставался один вариант, заставляющий сглатывать слюну. Тобирама представил вкус, теплую упругую плоть во рту и рефлекторно облизнул губы. Он бы позволил держать себя за волосы и не подумал бы задевать зубами. Сенджу шумно выдохнул и одернул руку от своего живота. В паху потяжелело, хотя он даже не мог представить Мадару совсем без одежды. Здесь не стоит. А дома Сенджу, сгорая от стыда, закусывал рукав или подушку. Вместо ткани он иступлено мечтал о гладкой коже. Грубом запахе чужого тела и пота. Пусть будет сильным. Тобирама мычал от этого в кляп и терял голову; тихо и досадливо застонал сейчас. Адреналин потушил возбуждение столь же быстро, насколько внезапным был стук в дверь. Три мощных удара едва не выломали доски. Младший Сенджу и без бьякугана увидел, как Учиха стучится кулаком с предплечьем. Это его остудило, и Тобирама вернулся к бумагам. Дверь была не заперта, а Мадаре особое приглашение не требовалось. - Я работаю, - Сенджу и головы на него не поднял: обычная манера их общения. – Скажи, что надо, и убирайся. - То есть это мне что-то надо? Хлопнула дверь. Интонация была далека от обычной. Издевательские нотки прятали контекст, который Тобирама не улавливал. Пришлось на него посмотреть. Подпирающий плечом дверной косяк Мадара оказался слишком близко, хотя не отошёл от двери ни на шаг. Чёрная короткая юката поверх штанов скрадывала всё и не скрывала ничего, так что Сенджу зацепился за то, что ткань слишком простая для человека его положения – общность многих шиноби. Вздутую линию бицепса скрещенных на груди рук Тобирама теперь заметил так отчётливо, словно её каллиграфически обвели густой тушью. Не двигаясь и ничего не делая, Учиха занимал собой всё пространство в комнате. Почему бы Мадаре просто не перестать существовать? Стало бы проще. - Будь добр, говори конкретней. - Ты только и делаешь, что пялишься на меня. Постоянно. Думал, я не замечу? - Не понимаю, о чём ты. Несмотря на жару, Мадара был в перчатках. Взгляд цеплялся за полосу белой кожи между ними и рукавом. - Будешь играть в игры? Ты за мной следишь, что-то вынюхиваешь… - А есть что? – огрызнулся Сенджу. - Я не собираюсь подсиживать Хашираму! – Учиха резко ударил кулаком по стене. - Предавать это поганое место – тоже! Голос Мадары наотмашь хлестнул по нервам. По доскам побежали трещинки – маленькие. Забавно, но Тобирама даже не задумывался о том, что Учиха захочет воткнуть старшему Сенджу в спину нож. Это первое, в чём он должен был подозревать Мадару: власть его – как тьма и сила гроз, но власть Хаширамы – лучи летнего солнца, и выбор людей уже склонялся в очевидную сторону. Но то ли не так сильно нужно было главе Учиха селение и контроль над ним, то ли на миг – на долю секунды, взмах крыльев бабочки – Тобирама поверил в их дружбу. Тысячи раз они могли друг друга уничтожить на поле боя, но выбрали поступить иначе; младший Сенджу знал все сражения, где один уступал – лишь бы второй, недобитый и раненный, почти, побеждённый, уполз зализывать раны… Или же Тобирама так увлёкся, что просто не подумал об этом. Был так занят – Мадарой! – что забыл о том, что он может представлять реальную угрозу всем вокруг. Из человека с мыслями и стремлениями Учиха как-то сам собой превратился сначала в далёкий образ, затем – в яркий лесной пожар своей чакры и мыслей Тобирамы. По сути, Сенджу говорил с ним редко, знал отвратительно, и белые пятна на карте его личности могли таить в себе всё что угодно. Совершенно непредсказуемо. Тобирама растерялся. - Я… нет я… - он покачал головой. – Я такого не думал… Не предашь, не подсидишь… да-да, я понял… Это всё? Младший Сенджу мямлил как подросток перед взрослым. Земля куда-то улетала из-под ног: Мадара сбил его с толку уже тем, что не должен был появляться ближе пяти метров, пока Тобирама сам бы это не проконтролировал. «Да что со мной такое…» - реальность дробилась на осколки, он с трудом сидел на месте. Копна густых вороных волос. Литые запястья. Тобирама знал, в чём дело, не дурак. Обманщик. А Учиха внезапно взорвался. - Тогда что ты думал?! – Мадара плавно, но молниеносно пересёк комнату, и Сенджу на автомате вскочил так, чтобы между ними был стол. У него нет даже ножа, болван, но если… - Твои шавки тоже что-то вынюхивают? А?! – О чём это он? приказов Тобирама не давал. - Ты что-то вызнаёшь! – Учиха едва не рычал, скрипел зубами. – Я терпел, видят боги, терпел даже тебя в своём доме, и не ради вашего селения, - ради Изуны, всё ради Изуны; капля в лазурном море - ради Хаширамы, - но что бы я ни делал, ты постоянно за мной следишь… - Ты параноик! – ложь. У него лёгкая и невесомая хромота - старая травма в левом бедре, заметная при наблюдении дольше пяти часов. Как только концы волос начинают сечься, на следующий день они уже по-новому топорщатся иглами, Мадара явно стригся кунаем, так хаотично и восхитительно, это ненормально, это заметно, только если смотреть на него каждое утро… Неудивительно, что внимательный Учиха ловил его взгляды. И теперь он был в бешенстве. - А когда я сплю и ем, за мной тоже следишь ты или у тебя шпионы? – ядовито прошипел Мадара, его чакра облеклась осязаемой яростью. - Мне поискать их и повесить над воротами тела? Я могу и наугад, наверняка не один Сенджу у наших ворот найдётся... Безумец! Но сколько в нём это копилось… Тобирама на секунду ощутил своё превосходство. На фоне слетевшего с катушек Мадары он был само хладнокровие. Насмешку проглотить не удалось. - Ты мне угрожаешь? – заткнись, заткнись, не ловись на крючки. - Ты всё равно не посмеешь меня тронуть. - О, ты думаешь? – Учиха вскинул брови и впился в него колдовскими глазами; в сторону, только не в них! – Трус, на меня смотри! Мадара мелькнул чёрной тенью и схватил его за ворот. Бегая от шарингана, Тобирама пропустил нужный момент, и вместо блока толкнул от себя чужие плечи. «Вот гад!» В замкнутом пространстве от скорости Тобирамы было мало прока. Учиха ударил локтём в лицо, Сенджу увернулся и попытался туловищем сбить его с ног или хотя бы разорвать контакт. Но Мадара не зря тренировал борьбу: поймал в захват, ударил коленом в живот и ступнёй – по пяточному сухожилию. Боль ослепила. Учиха заломал ему руки и повалил на пол. С размаху стукнувшись затылком, Сенджу лягнул противника вслепую. Это дало короткое преимущество, и, высвободив ладони, Тобирама сначала от души дёрнул Мадару за лезшие в глаза волосы, и лишь затем – стал отдирать от себя его ладони. Мёртвая хватка жёстких пальцев и предплечий смыкалась стальным капканом. От чужой тяжести уже не хватало воздуха, Учиха выталкивал кислород из его грудной клетки собой и своим весом, но младший Сенджу всё равно извивался ужом. Теплом хлестнуло в тело: мягким, искрящимся, от которого отмирала корка стен. - Не сбежишь, змея, - хрипло посмеялся Мадара. – Используй джитсу. Кто кого – кто первый сорвётся и испортит мечту Хаширамы. Дешёвый развод. Тобирама снова пнул его и плюнул в исказившееся лицо: левое бедро, старая травма, разрыв связок или мышц, ирьёнин не вмешивался. Жаль во рту пересохло. - На меня, - Учиха ногой прижал бедро, перекрывая кровоток артерии. - Зараза, - постарался ударить головой об пол, но Сенджу клацнул зубами, вывернул ему пальцы. - Смотри, - освободился, надавил. Воздуха! Твёрдое предплечье вжалось поперёк шеи Тобирамы. Если бы Мадара хотел его задушить, то были способы попроще, но воздух перегонялся со свистом, и Сенджу стал хватать его ртом. Учиха удерживал его на грани удушья, кислорода хватало – но кадыку было больно, и накатывала лёгкая паника. Ещё раз дёрнувшись, Тобирама лишь ощутил, как плотно прижат к доскам. Мадара лишил его возможности отвернуться, и Сенджу был вынужден смотреть ему в глаза. В них не было чёрных запятых на алом фоне – но всё равно вдоль позвоночника побежали мурашки. Не страха. Жар Мадары захлёстывал его с головой. Тобирама мог бы проклинать талант к сенсорике, если бы дело было только в чакре, но он плавился от стука чужого пульса в венах, близости горяченной кожи. Учиха был таким сильным и мощным, что его это возбуждало. Инстинкт самосохранения выключился от асфиксии, и сердце гнало с кровью неделями вымученное желание, от которого охотно отмирали остатки рассудка. Или Сенджу тоже не мог уже, ни секунды, грань срыва пульсировала багровой пеленой. Что-то в Мадаре вдруг неуловимо поменялось. Давление на шею ослабло, и Учиха, сдвинув ладонь, вжал пальцы в кожу у сонной артерии. Тобирама почувствовал, как сквозь перчатку собственная кровь его предаёт: тук-тук, тук-тук, тук-тук, - часто-быстро. Ни у кого из них уже давно так не сбивался пульс от простой драки. Когда Мадара, нажимая, провёл вдоль сосуда вверх, Сенджу рвано выдохнул. Учиха непонимающе нахмурился. Тиски разжались – сейчас! Тобирама ударил коленом в кость, а ладонью резко отвёл плечо Мадары назад. Вывернутая рука, эффект неожиданности – и спустя ещё один толчок ногой в грудь, Сенджу освободился и вскочил на ноги. Учиха не отстал, но нападать не торопился. Он чуть повернул голову набок, и его брови сильнее сошлись на переносице Неужели догадался? - Да у тебя в голове тараканы… Пусть догадался. Тобирама решительно подошёл к нему, толкнул в собственное кресло, и Мадара не сопротивлялся. Ведомый уже невыносимой жаждой, Сенджу упёрся у его бёдер коленями и торопливо поцеловал в место, где шея по скату переходит в плечо, и чуть не задохнулся – в животе что-то сладко-сладко сжалось. Откинувший голову назад Учиха пассивно подставлял шею под его губы. Тобирама слышал его дыхание почти на ухо и, влажно впиваясь в каждый сантиметр до кромки волос, уже не мог остановить ладонь и не запустить её в запах его одежды. - Что ж ты сразу не сказал, что хочешь… - внезапно с большим довольством мурлыкнул Мадара, и сначала невесомо по ногам, затем – сжимая у ягодиц, Учиха стал его трогать. Краска прилила к лицу. – Вечно вы, Сенджу, всё усложняете. Рывком прижал к себе за пояс и ухмыльнулся. Даже в таком положении Тобирама водил рукой от его ключиц до солнечного сплетения – и назад. Внизу живота заныло, хватка Мадары – раздражала, а мелькнувший язык…. лучше бы Сенджу его не видел. - Пошёл ты, - Тобирама постарался побольнее потянуть его за волосы и, поставив на кадыке засос, застонал. Учиха рассмеялся, расслабленно отпустил его, и Сенджу скованно переступил с ноги на ногу – эта дрожь передалась через контакт тела к телу. В Мадаре не было ни капли смущения, ни единой. Разлегшись в кресле, он давал делать с собой всё, что Тобираме вздумается, и Сенджу, развязывая на нём пояс, даже потёрся щекой о его ключицы, прежде чем закусить их. Если бы сейчас он пытался руководить – Тобирама бы дал ему в рожу и ушёл. У него была иная форма власти, естественная, пряная, заставляющая ёрзать у него на коленях и изнывать от напряжения в паху. Никакого здравого смысла не существовало, и единственное, чего хотел Сенджу – забраться Мадаре в штаны. Учиха оказался не таким белокожим, каким Тобирама себе нафантазировал издали. Бесцветные пальцы Сенджу выделялись на фоне его кожи, но вот бледные шрамы – почти совпадали. На широкой груди их оказалась целая россыпь, и, сдерживаясь, чтобы не вылизывать их, Тобирама мокро расцеловал их, кружа вокруг солнечного сплетения. Неожиданно податливый, как глина, Мадара, закинул руку ему на шею и не давал отстраняться. - Откуда они у тебя… - пробормотал Тобирама: их рисунок был странным, мелкой наждачкой, так возбуждающе почему-то. Сенджу не мог наклониться ниже, не меняя позы, поэтому живот гладил рукой и нетерпеливо опускался ниже пупка. Под мягкими тканями мышцы были каменными и, прощупывая их, он давал себе вольности – ближе к поясу, ближе, ближе… Тобирама не был разочарован ни-чем. - Ловушка с крючьями, - отозвался Мадара, Тобирама из любопытства прикусил сосок. – М-м-м… А ты мне ничего не оторвёшь? - Я подумаю, - Сенджу нервно выдохнул и потянул за завязки на его штанах, не решаясь пока смотреть вниз. – Ничего не могу обещать. И в лицо тоже лучше не смотреть, какого чёрта он такой довольный и спокойный – но когда Тобирама протиснул руку ему под бельё и обхватил, аккуратно сжимая, ещё не стоящий член у корня, Учиха стиснул подлокотник правой рукой, левой – вцепился Сенджу в бок. Тобирама оттолкнул его руку и смущённо зажмурился. Он мог сколько угодно отворачиваться, но Мадара не скрывал сбившегося дыхания, а плоть под пальцами становилась упругой и тяжёлой. Собственный член уже крайне неудобно упирался в шов. Тобирама окончательно вывернулся из рук Мадары и переместил ноги. Ему не нужно было быть лицом к лицу, рот переполнялся слюной от того, чего на самом деле хотелось. Сенджу ещё раз царапнул зубами у соска, поставил засос на рёбрах, дорожкой расцеловал до пупка и прижался на мгновение лбом у кромки волос. Запах был таким, как он ожидал: жарким, немного мускусным, неуловимо приятным. - Ты сейчас собрался?.. - Да, - Тобирама потянул с Учиха штаны. – Собрался. - Вау, да ты совсем уже… Что именно он уже – Сенджу дослушивать не стал. Тобирама опустился между бёдер Мадары на колени, трусливо покосился в сторону, но тело было смелее взгляда: обхватил его ладонью под головкой, и провёл раз-два… Срам-то какой… Учиха помог и мягко подтолкнул голову пальцами. Бросив взгляд наверх, Тобирама заметил, что Мадара неотрывно смотрит сверху вниз, поэтому выбрал из двух зол. Ничего особенного в члене Мадары не было, горячая гладкая плоть, но вот в диаметре пальцы едва смыкались. Сенджу слышал, что женщинам такое нравится больше, чем размеры. Ему нравилось. Забыв о смущении, Тобирама вжался губами у корня и прикрыл глаза на ответный стон откуда-то сверху. Так и надо. Безумно не хватало воздуха. Сенджу растёр большим пальцем смазку по головке, лаская сбоку. Мадара явно сводил волосы, пускай и не в ноль, было жёстко и потрясающе. Тобирама дразняще повёл языком вверх, щёлкнул им по уздечке и удовлетворённо выдохнул, так как Учиха сильно вздрогнул. Сенджу подался вперёд и взял, наконец-то, твёрдую плоть в рот. Гладкая кожа под языком, теплая вена и странный непривычный привкус – да-да-да-да… Тобирама плавно задвигал головой. Он старался расслабиться, но было трудно; однако с другой стороны хотелось взять глубже. Сенджу выпустил, сделал глубокий вдох, снова взял, дав упереться в щёку, в нёбо. Тобирама задавал себе ритм рукой, и это могло бы быть унизительным, если бы не возбуждало так сильно. Мадара стонал так откровенно, что Сенджу мог бы кончить, не прикасаясь к себе. Руку, вдруг вцепившуюся в загривок, он сбрасывать передумал. Учиха был в проклятых перчатках. Тобирама насадился ртом глубже и замычал. - На меня посмотри… опять заставлять тебя?.. – Мадара потянул за волосы, и Сенджу отстранился с недостойным скулежом, запрокидывая голову. Взмокший, пот градом катился между лопаток, ему не хотелось отрываться, губы были мокрыми. – Хороший… Мадару, тронувшего его губы, он вроде как видел, а вроде и нет. Большой палец Тобирама легонько прикусил, лизнул шероховатую ткань перчатки, однако Учиха надавил ему на зубы и заставил раскрыть рот шире. Сенджу покорно запрокинул голову. Ладонь двигалась по члену Мадары сама, без остановки, в паху из-за давления стало больно. Тобирама осторожно лизнул головку, словно спрашивая разрешения, как только Учиха его отпустил. Контроль над ситуацией был давно потерян. Ещё. Ещё. Пожалуйста. Учиха надавил на затылок, и его член проскользнул почти до горла. Медленно дыша носом, Сенджу подавил рвотный рефлекс и сам осторожно двинул головой: туда-обратно, от самых губ до корня языка и мягкого нёба… Руки девать стало некуда, и Тобирама вцепился в бёдра Мадары, сжимая и гладя их через штаны. В противном случае Тобирама бы точно выдал, в каком он на самом деле истеричном состоянии. Пальцы в волосах то управляли его движениями, то нет. Постанывая и всхлипывая, Сенджу потонул в реакциях другого человека, деля их от своих настолько, что и без указаний стал угадывать, что Мадаре надо в тот или иной момент. Боль в загривке, будто Учиха драл ему скальп, рычание – это остро, ярко, продолжай, и Тобирама тёк так, что ноги подкашивались. Становящиеся всё громче стоны, лихорадочная рука на его шее и гладящая за ухом, напрягшиеся мышцы на животе, раз за разом срывающееся дыхание – продолжай, вот так, ещё, Сенджу похабно его ублажал. По слюне скользило хорошо. Тобирама раз или два, или три рывком опускал руку к поясу, стискивая себя через штаны, и чем дальше, тем сильнее мучился. Мадара ни о чём не предупредил, тесно зажав его голову возле себя. Внезапно вместо стонов он тихо зашипел сквозь зубы, стукнул ногой об пол, и в следующую секунду Сенджу подавился ударившим в корень языка давлением. Тобирама поспешно отстранился, закашлялся семенем, но когда попало на лицо, не нашёл в себе сил отвернуться. Его с ног до головы колотило, пока Учиха тяжело дышал полной грудью. Думать о последствиях своих поступков лучше после. Выгнать его, заняться собой как следует – и дело с концом. Мадара потянул его за волосы наверх. Перед глазами плыли цветные пятна, горло саднило, но на языке и губах был его вкус – Сенджу кое-как поднялся, оттолкнувшись от его коленей, и попытался собраться с мыслями. Учиха держал его на вытянутой руке, будто вот-вот поцелует. В Тобираме звенело пустотой. - Так вот ты какой на самом деле… - Сгинь. По-хорошему. - Это будет невежливо. И, подавшись вперёд, Мадара широко лизнул его в перепачканный подбородок. - Вон. - Мы не закончили. - Ты – точно нет. Внезапно Учиха резко встал и оттеснил Тобираму на шаг назад. Упершись в столешницу, Сенджу оказался загнан в ловушку, да и соображал плохо, поэтому Мадара подхватил его под ягодицами, подсадил на стол и поймал обе руки. Левую, правую – обе закинул на себя, не боясь вреда и давя бедром между ног. Колени Тобирамы подогнулись. Всхлипнув, он удержался на месте, схватившись за Мадару. Учиха зубами стянул перчатку и вытер ему лицо голой рукой. Опьянённый, Сенджу не успел ему помешать. Мадара повалил его на стол, задрал ноги повыше и только тогда Тобирама взбрыкнулся. - Отвали от меня! - Не надо стесняться, - посмеялся над ним Учиха; всё ещё разгорячённый и быстрыми отточенными движениями ослабляющий Сенджу пояс. – Не делай вид, что не хочешь, ты же не мог в штаны из-за того… - Заткни пасть! – Тобирама рявкнул, слишком унизительно, патлы его повыдирать! – Не всё ли равно а… а!.. Сенджу торопливо зажал себе рот ладонью. Рукой в перчатке Мадара сильнее провёл по его сочащемуся члену, и Тобирама сжал на руке зубы, сдерживая крик. Он мог бы бить Мадару, но возненавидел бы, если бы Учиха его отпустил. Он так и сделал – засучил ногами по его спине, но Мадара только силой отодрал ладонь от его рта, прижал к жёсткому краю стола запястьем и грубо обшарил между ног. Учиха коснулся бёдер в самых нежных местах, прошёлся по мошонке – осторожней, чёрт! – и снова взял в руку член, потирая пальцами, но не двигая рукой. Тобирама замотал головой, запрокинул её выше, до ломоты, и получил укус возле уха. Глаза закатывались от наслаждения. Сенджу отчаянно царапался и заметался, когда Мадара облапал за ягодицы и невесомо покружил пальцами в промежности у заднего прохода. Он не давил и ничего особого не делал. Просто всего одной рукой умудрялся быть везде, и, мучаясь от стыда, Тобирама сходил с ума. Вдоль позвоночника бежал не огонь – электрический ток. Если Учиха поцелует его в губы, то Сенджу повесится. А то, что пошлости на ухо зачем-то шептал, то это можно игнорировать. - Тебе же нравится это всё, - Сенджу закусил губу и снова руку. - Расслабься, и так стонешь на весь этаж, - вывернуться, нет! да! - И голос твой все узнают. Сладкий, - какой же бред. - И ты знаешь это. Но тебе всё равно нравится, - Тобирама мотнул головой, чтобы стукнуть его в висок. – И это тоже нравится, ты бы себя видел. Засмеялся и забрался языком в ушную раковину. Сенджу выгнулся, ускользая от низкого голоса, пробирающего без смысла слов, но Мадара уверенно удержал его на месте. Пальцы на ногах поджались, его трясло. - Я больше не могу… не могу… - Учиха нежно поцеловал в щёку, Тобирама комкал его одежду и держался за лопатки. Перчатка натёрла чувствительную кожу, но Сенджу вновь и вновь вскидывал бёдра навстречу. – Не останавливайся… Тобирама изо всех сил ударил его кулаком и стиснул коленями. Судорога оргазма прошила всё тело, когда Мадара нажал в промежности большим пальцем и толкнулся указательным между ягодиц. Сенджу вскрикнул. А затем закричал снова. И снова. Тяжёлый, пахнущий катоном и мускусом, Мадара с ловкими руками. Тобирама обмяк на столе, равнодушно смотря в потолок. Ему не хотелось шевелиться ещё некоторое время, но теперь ему точно стоит убедиться, что Учиха провалится пропадом – или наконец-то уйдёт. Собственная больная фантазия была исполнена, ему нечего было ещё хотеть и неведомым образом Сенджу даже не чувствовал раздражения или злости. Стыд будет – потом. Мадара отпустил его, подтянул штаны и, сидя на краю столешницы, Сенджу равнодушно следил за тем, как он оправляется. Он чувствовал себя опустошённым, хотя стоило бы слезть и тоже застегнуть пояс. Раз движение, два движение. Животные инстинкты удовлетворены, тема закрыта. - Кто бы мог подумать, что правильный Тобирама Сенджу любит члены, - мурлыкнул Учиха. - Пойду всем расскажу. - Сам такой же, - без энтузиазма оскалился Тобирама. И никакой он не неправильный. А Учиха слишком довольный, будто ему действительно всё равно. Что надо отдать ради такой личной свободы? Разум и глаза? - Ты не сравнивай, я скопище пороков и всякой мерзости. - И не говори, сейчас стошнит. Признаться, Сенджу собачился с ним по привычке. Произошедшее ещё не уложилось в голове, зато впервые за последние недели – а может за всю жизнь – Тобирама был в полной мере удовлетворён. Чувство насыщения постепенно захватывало его сантиметр за сантиметром, от пояса к груди, от груди – к рукам и самым кончикам пальцев… Эндорфины, дофамины, седативное действие обоих – организм работал как часы. Сесть, отключиться. Мадару – вон. - Свали? - Ну, все ответы я получил, так что… - Тобирама поморщился и отвернулся. У него есть право отсылать Мадару на задания? Надо сделать так, чтоб было. В глаза ему смотреть не получится ещё долго. Зато никаких конфликтов. Покой, работа, ноль грязных стремлений. Внезапно на задницу с размаху опустилась ладонь. Сенджу подскочил от шлепка, смущения и крамольной мысли о том, что это приятно. - В следующий раз сам придёшь, - жарко выдохнул Мадара ему на ухо. Он не говорил шепотом, но понизил голос до хриплого рычащего тембра: им он бормотал пошлости, в жизни разговаривал не так. Тобирама оцепенел. – Завалю на футон и выдеру так, что стоять не сможешь, - Сенджу сглотнул. – Ну, или дверь в кабинет не запирай. «Какой ещё следующий раз?..» - вяло подумал Тобирама. Учиха шлёпнул ещё раз, и Сенджу опомнился. Он ответил презрением на масляную ухмылочку Мадары, но, похоже, тот ему не поверил. Мадара вышел из кабинета лёгкой пружинящей походкой. Тобирама взволнованно сделал круг по комнате, подвинул кресло и, упав в него, уткнулся в руки на столе. Сенджу устал, а где-то в глубине него неохотно просыпалась совесть. Тысячи вопросов по-прежнему ожидали его внимания. Теперь он мог его уделить – не отвлекаясь на Мадару, не думая о нём, ни секунды, прямо с этого момента… Никаких проблем. Никакой сублимации. Но с другой стороны, если б Учиха взял его прямо сейчас на столе – Тобирама позволил бы ему это сделать. Ноги после такого бы точно не держали.