религии невротиков

маккормик не умеет нормально разговаривать. маккормик припадочно, по-еблански хихикает, тянет улыбочку через всю нижнюю часть лица и, если верить крэйгу, абсолютно точно не может связать двух слов. о том, что это происходит после драки, крэйг благополучно умалчивает, потому что негоже парню в его возрасте напоминать про свою маленькую слабость выколачивать всю дурь чувства из донельзя довольной облезлой рожи. маккормик смотрит на него снизу выцветшими глазами, округло-прищуренными, в объятиях отеков и недосыпа. в разветвлении лопнувших капилляров отражается крэйг, возвышающийся над ним, как победитель над побежденным. его мимика максимально расслаблена, хотя сбитое дыхание выдает всего с потрохами на блюдечке. — пошел ты со своими сдвигами, — такер сплевывает в сторону, но выглядит это не как если просто какой-то левый чел сделал это, не как если тупо взять и сделать. это так по-такеровски, такое, блять, крэйговское. под плотной оббитой подошвой скрипит снег. нельзя припомнить, когда конкретно он выпал — иногда просто оставалось ощущение, что снег был всегда, до них, и после них он будет тоже. в разбитой и потрескавшейся голове кенни маленький навязчивый рыжий бес голосом кайла талдычит постулат постулат догма истина утверждение аксиома постулат. голос кайла часто просыпается в нужные и не очень моменты, и даже если реальный брофловски может не оправдывать ожиданий по наличию знаний, то воображаемый был просто прототипом мэрилин вос савант. /ни кайла, ни крэйга, ни тем более кенни отечественная драматургия даже близко не торкала/ кенни идиот. кенни не зубрит уроки, не шарит в лабораторных, не таскает со шкафчика подержанные учебники, не вызывается остаться помочь тестабургер поливать комнатные растения. он сидит где-то в заднице кабинета, закинув пыльные ноги на парту (не то чтобы это было удобно, но от такого ведь не умирают), грызет ручку с опустевшей пастой и беззубо-беззлобно улыбается каждый раз, когда взгляд преподавателя невольно мажет по его парке. потом учитель устало спрашивает о домашке, потом кенни отвечает, что его тетрадь сожрала собака, а стюарт маккормик сам эту собаку вприкуску к пиву сожрал («вареную, честно, мы не настолько двинулись, чтобы живьем глодать»), потом он пинает стул мямлещего правильный ответ баттерса, потом получает направление к психологу. колесо сансары дало оборот! да благословенны будут религии невротиков! к психологу он попадает после такера, либо вместе с такером. в первом варианте ему в качестве утешительного презента достается абсолютно несобранный мэки, который только и может, что поминать чету треклятых маккормиков (кевин вечно таскал все, что плохо лежит, карен попадается за особо жестокие проявления нонконформизма, кенни же просто одаренный раздолбай). во втором случае они приходят грязные, побитые и молчаливые; однажды кенни так сильно взбесило существование крэйга, что он охрип, пытаясь донести до него свою мысль. он кричал, мол, тебе все просто мерещится, не слежу я за тобой, не сдался ты мне. у меня, мол, занятий нет что ли, кроме тебя. у меня, мол, кроме тебя еще друзья есть. рядом сидят кайл, стэн и картман с мыслями: «мы вообще этого одержимого парнишу первый раз в жизни видим, офицер, мы невиновны, выпустите нас, обед же кончается». — не подходи ко мне больше. голос крэйга — надломленный, грубый, тихий и громкий одновременно, — вырывает все еще сидящего на земле кенни из путанной череды событий. ему хочется что-то сказать, что угодно, лишь бы не показаться совсем уж вот таким. кенни прищуренно смотрит на сутулую худую спину в синей куртке. кажется, от удара у него сломался зуб, и теперь неприятное колющее крошево впивается в край языка. кенни выдыхает и надломленно, но не совсем убого хмыкает: — это последнее предупреждение? это последнее предупреждение, прежде чем крэйг свалит в столовую, сядет и будет пережевывать сухой бургер без соуса — после кончины шефа никто толком и не научился готовить. он не покажет виду, он будет слушать восторженный рассказ донована, отскабливать ногтями прилипшую к рукаву картошку фри, коситься на разлившего молоко твика, чуть нервно перебирать браслеты, выстукивать ботинками имперский марш. он будет жить дальше, делать то, что раньше делал, смотреть на тех, кого знал и до этого. он будет жить дальше даже после утвердительного «да» со своей стороны. кенни остается смириться и, наверное, все-таки сдохнуть — у мамы все равно денег на стоматолога нет.