От тебя до меня два шага

Хоу ненавидеть просто. Вот он, прямой и натянутый, как струна, смотрит в глаза и называет убийцей. Элисса на это кривит губы и, пробуя, как звучит, отвечает: – Убийца? Потому что прикончила твоего отца? Он умер быстро. Не как те люди, что отдавали свои жизни в Хайевере. Он не сгорел в пламени пожара, не был растерзан собаками, не стал потехой для солдатни. Как МОИ люди! Так лелеешь образ любого родителя, что не можешь рассмотреть за ложью истины! Ты будешь изгнан, Хоу. Из Амарантайна и Ферелдена. Не возвращайся, если не хочешь умереть. Через седмицу отряд, должный сопроводить «сына предателя» до порта приезжает обратно. Как и сам Натаниэль. Элисса обещает его повесить. Обязательно завтра, нынешним днём уже слишком поздно. Но живёхонький Хоу бродит по Башне Бдения, как по собственному дому, уже месяц кряду. И Кусланд, скрипя зубами, предлагает вступить в Орден. В надежде, что сдохнет, наконец, и перестанет таскаться следом. А каким в детстве был милейшим ребёнком! Дашь в зубы – заплачет и отстанет. Сейчас же попробуй избавиться. Проще, правда, повесить. У них нет ничего общего, кроме взаимной ненависти. Элисса готова зарычать и своими же руками вспороть глотку любому с фамилией Хоу. А Натаниэль никак не может простить эрлессе смертельного приговора для Рендона. Да и плевать, честно говоря. В спину не выстрелит – и то хлеб. После Мора не особенно поразбрасываешься людьми. Раз уж выжил после Посвящения, пусть пашет на благо Ферелдена, попутно пытаясь восстановить порушенную репутацию семьи. Бесполезное дело, по мнению Кусланд. Но чем бы дитя не тешилось… Лишь бы в политику, по примеру папаши, не совалось. И так пиявок в этом болоте хватает. Иногда хочется последовать примеру покойного отца: высказать в морду очередному просителю или «предлагателю» всё, что о нём думаешь. Но нельзя. Воспитание, чтоб его! Потому сиди, улыбайся и благосклонно внимай. Хвала сенешалю Брану, вовремя заменяющего подлокотники у кресла эрлессы! Впервые за долгое время увидев Кусланд не в броне, не в собственной крови или грязи, Натаниэль, кажется, понимает, почему король Алистер раз в несколько месяцев стабильно посещает Амарантайн. Только вот отказы, раз за разом, не ясны. Каждая же женщина мечтает уместить свой зад на королевском троне, так чего этой-то нужно? Неужели, роль Стража-командора приятнее? У них не такие отношения, чтобы спрашивать о чём-то подобном. Но на очередном привале Хоу всё-таки задаёт терзающий его вопрос. В ответ же получает полный безграничного удивления взгляд непонятных зелёно-жёлтых глаз и почти риторическое: «А оно мне надо?». И, правда ведь, ничуть не «надо». Когда порождения тьмы вновь выползают на поверхность (да и без них тоже, если честно), Страж-командор, именно такой, разумный и хладнокровный, нужнее всего. Её никто не заменит: кому ещё можно взвалить на плечи весь тот груз, что месяцами, годами, несёт на себе хрупкая с виду женщина? Натаниэль, привыкший подмечать детали, видит очень и очень многое. Как из Башни, практически лишённой защитных укреплений, делают настоящий форт, способный выдержать любую осаду. Как солдаты, набранные из добровольцев, обучаются азам воинского искусства и отправляются патрулировать земли, уже во время службы продолжая тренировки под присмотром более опытных товарищей. Элисса посылает едва обученных людей на смерть, потому что больше некого. Немногочисленным Стражам не разорваться, не помочь всем. А ещё эрлесса, читая про себя списки погибших, плачет за закрытой дверью спальни. Это Хоу тоже видит. По опухшим на следующее утро векам и носу (конечно, с растущего прямо у окна дерева наблюдать удобнее. Но, если Кусланд заметит, до земли лететь высоковато будет). В один из таких вечеров Натаниэль приходит с бутылкой выдержанного вина, чудом, не иначе, спасённого от лап Огрена. И Элисса не захлопывает дверь перед носом визитёра, а пропускает внутрь. После же, до самого утра, они разговаривают, вспоминая прошлое. Детские проказы и шутки, тренировки и учёбу, родных и друзей. Пятый Мор забрал всё, что только мог. Оставив людей опустошёнными, потерянными. Настолько жизненно необходимо схватиться за протянутую руку, словно, если не сделаешь этого, случится нечто страшное. Потеряешься в зове скверны и долга. У них не идеальные отношения: Натаниэль никогда не подарит цветов, не скажет комплимент и не даст по шее разошедшемуся Андерсу, решившему в очередной раз неудачно пошутить. Но он всегда принесёт позабытый в ворохе неотложных дел ужин, просидит с Элиссой, обнимая и баюкая, до рассвета, когда умершие тенями придут в мучительные сны женщины, и стрелой сразит врага, незаметно подбирающегося со спины. Кусланд же, за год странствий по Ферелдену, подзабывшая, как по-человечески сказать «спасибо», перероет всю Башню, но отыщет самые памятные вещи, чудом уцелевшие в погроме. Страж-командор, вновь мучаясь бессонницей, иногда разглядывает спящего мужчину, даже во сне не откатывающегося на другой край кровати, думает, что забрала у Рендона самое ценное: сына. Как плату за всё совершённое им. Алистер Тейрин, забывший предупредить о своём монаршем визите, находит Стража-командора на стрельбище, вместе с одним из недавно посвящённых орденцев. И то, как слаженно они движутся, как мужчина со смутно знакомым лицом кладёт руки на плечи Элиссы, как она доверчиво опирается спиной об его грудь говорит больше, чем любые слова. Король отбывает в Денерим через считанные минуты. И в следующий раз в Башню Бдения он приезжает лишь тогда, когда атака порождений тьмы на Амарантайн успешно отбита, а сам город и форпост Стражей латает не смертельные, но чувствительные раны. В зале Совета шумно, как и всегда при обсуждении насущных дел страны. Алистер едва заметно морщится: пошёл третий час, как знать лишь орёт друг на друга, а голосование так и не начато. На вопросе дня помощь Киркволлу, пострадавшему от нападения кунари. Аристократы на разные голоса вопят о целесообразности-нецелесообразности вмешательства Ферелдена во внутреннюю политику Вольной Марки. – Ти-хо! – рявкает, поднимаясь со своего кресла, светловолосая женщина. Голоса спорщиков стихают уже через мгновения, хватает пары секунд зрительного контакта с недавно прибывшей эрлессой Амарантайна. Кое-кто из присутствующих помнит её ещё со дня сражения за Денерим: в крови с ног до головы, с полуразрубленным щитом в одной руке и обнажённым, перепачканным в чём-то черном, мече. Кусланд боятся, практически боготворят или не переносят на дух. Но нет людей, незнакомых с её подвигами. С таким человеком не больно-то посамовольничаешь: характером девица в родителей пошла, а удар, знамо дело, Брайс ставил. Да и стоящий чуть позади Фергюс – хитрый лис, держащий половину ферелденской аристократии за яйца, скалится так довольно-довольно, что невольно затаишься. – Вам напомнить, кто прислал первые обозы с продовольствием для Денерима? Чьи рабочие и мастера помогали восстанавливать город? Вольная Марка поддержала нас в час беды, так почему мы, славные сыны и дочери Ферелдена, отворачиваемся от них ныне? Эрлесса говорит – и зал зачарованно слушает. Мягкий укор действует лучше всяких угроз и требований: постепенно все соглашаются с необходимостью отправить продовольствие, одежду и несколько отрядов храмовников для восстановления порядка в Киркволле. А чтобы корабли добрались до места в целостности и сохранности, сопровождать будет их Страж-командор со своими людьми. Кусланд устало оседает в кресле, но внутренне торжествует. В Вольной Марке у неё есть и собственная цель. Оплеуха выходит такой сильной, что голова дёргается в сторону. «Синяк будет», – отстранённо прикидывает мужчина, даже не пытаясь уклониться от следующего удара. Но его всё нет. Вместо – прижавшаяся, дрожащая женщина, почти скулящая: – Я думала, тебя потеряла!... Хоу не умеет утешать. Совершенно. Только заявляет: – Меня не убил ни Мор, ни Посвящение. Неужели, считаешь, что прикончит парочка порождений тьмы? Поиски лекарства от скверны растянутся на годы. Но они не остановятся на найденных смутных намёках, слухах и нелепых гипотезах. Выжив однажды, больше не сдашься на милость судьбы. Нет, будешь выгрызать у неё каждый час, каждое мгновение. И когда-нибудь поиски завершатся успехом. Цель понятна, пока в сны не начнёт прокрадываться чужой, соблазнительный шёпоток, а небеса не разверзнутся над головами. Только и в неразберихе новой войны неизменным останется умением доверять (и верить) друг другу.