Три сигареты

Комната просторная и светлая. Из сада за окном долетают невероятные ароматы и пение птиц. Вокруг разбросаны книги, их просто оекен. Простой человек бы запутался или ужаснулся столь вопиющему обращению с книгами, но тут есть своя система. Каждая книга, каждая закладка там, где должна быть. И он здесь тоже на своем месте. Взглад скользит от страници к заметкам и обратно. Невозможные пальци отбивают незамысловатый ритм на деревянном полу, между белых бровей то появляется, то исчезает крохотная морщинка. Я мог бы вечно на него смотреть и любоваться переливами его нечеловеческой красоты, но он ловит мой взгляд. Моргает несколько раз, словно очнулся ото сна, со взора спадает мечтательно-сосредоточенная пелена и он улыбается. В уголках серых, как грозовое небо, глаз собираются лучики весёлых морщинок, а губы изгибаются в мягкой усмешке. - Еван, ты, помнится, горел желанием помочь мне с докладом... Как я мог забыть. Меня зовут Еван и я пришёл, что бы помочь... Помочь с чем? А, помнится, с докладом... или нет...? Через секунду место, где он сидел, пустует. Я в панике оборачиваюсь, но почти тут же холодные тиски, сжавшие моё сердце, испарились. Он стоял перед распахнутым окном и смотрел на алое сонце, упругим мячиком котившееся к горизонту. В пальцах он сжимал сигарету. Дым тоненькой струйкой подымался вверх и таял, как ночьной призрак, испугавшийся света. Я дёрнулся было подойти, но невидимая рука со страшной силой прижала меня к полу, не дав даже шелохнуться. Я вновь замер, как и ровно 3 года назад, когда моему взору впервые предстало это чудо. - Что? Он вновь смеётся. Тихо-тихо, словно шелестит ветер, или шуршит волна, или шепчет страницами книга, оставленная на улице и потревоженная ветром. Я должен улыбнуться, что-то ответить, отшутиться, возможно... Но сил нет. Через секунду серые глаза уже напротив моих, и я, кажется, тону, потому что воздуха нету абсолютно, а серое море обволакивает меня со всех сторон и мягко давит на виски заставляя на мгновение закрыть глаза. Когда я выныриваю и вновь могу видеть и слышать, моего ангела в комнате уже нет, а мои сухие, потрескавшиеся губы горчат от дима его сигарет. 4 сентября, 1894, Дюссельдорф