Живи

Я сидела на ступеньках у входа, который мне был теперь навсегда перекрыт. На мне были какие-то джинсы, кеды и мужская футболка с логотипом AC/DC, пропахшая хлоркой, дешёвым дезодорантом и еле уловимым запахом выпечки. Неделю немытые каштановые волосы были собраны в неуклюжий, наспех завязанный хвост. На лице ни крупицы макияжа, но отчётливо чувствовался запах хозяйственного мыла. В общем, к выходу в свет я не была готова. В компании небольшого чемоданчика, вмещавшего всю мою жизнь, я просидела около получаса, тупо уставившись в поток мимо пролетающих машин, людей. Пыталась переварить последний час нашей бессмысленной ссоры. «- Ты мне изменяешь? – спокойно спрашивает он, помешивая свой чай. Шок. Я прекращаю резать салат. - С чего ты взял? Боюсь не раскрытия, а непонимания. Боюсь скандала. Ведь он такой: чопорный англичанин на работе, ревнивый испанец дома. - Зачем ты мне лжёшь? – Он отставляет чашку. Близится ссора. Откладываю нож. Опираюсь о столешницу. Смотрю прямо, отключаясь от реальности. Всё равно ведь услышу только смешанную англо-испанскую ругань. Вот он стучит по столу. Раз. Два. На третий встаёт и продолжает разглагольствовать, нервно расхаживая по комнате и рвано жестикулируя. Глупая, думала, что выяснили всё в воскресенье. Нет. Опять повышенные тона, не жалеющие его голосовые связки и мои барабанные перепонки. Милый, ты кричи погромче, чтобы весь квартал уж знал о твоём монологе. Он трясёт меня за плечи, а я гляжу куда угодно, но только не на него и обессилено шепчу: - Я устала. Больше не могу. Мне сразу же указывают на дверь. Я отдаю ему кольцо и кидаю прощальный взгляд. Как никак пять лет на тебя потратила, милый. Последний раз гляжу в его карие глаза и, опустив голову, торопливо семеня, удаляюсь». И всё, что я поняла так, это то, что он и был тем самым изменником. Года два точно. Хорошо хоть не расписались, а то в паспорте остался бы его след. Тогда это горе я не утопила бы даже на дне десятой кружки пива в «Золотом руне». Даже душка-Стью не смог бы подсластить пилюлю своими голубоватыми манерами и утверждениями типа «Ты достойна лучшего». Было лишь 12 часов, а холодный ветерок уже давал о себе знать. Тучи собирались, капризничая и заслоняя солнце, а заодно лишая меня витаминов группы D. Накинув кожанку, проверив в них наличие ключей от квартирки и распустив волосы, на случай если пойдёт дождь (хотя бы запах псины на время сойдёт, да и не так стыдно будет), я покатила за собой чемодан по направлению в Стратфорд. Подумаешь 13 миль пешком? До заката ещё 8 часов. Минут через двадцать полил дождь. Я остановилась и подставила лицо прохладному дождю. Мне не хотелось плакать. Правильно ли это? Я никогда не была истеричкой. Может этого и не хватало ему? Я была излишне спокойна, терпелива. Умиротворение – разве это грех? Из транса меня вывело неожиданное тепло. Вместо пасмурного неба – тёмно-синий зонт, а рядом такой знакомый и родной запах. Я прислонилась к нему спиной, взяла его руку мягкую, большую и поднесла к губам. Он нежно поцеловал меня в висок и сладко шептал о том, как скучал. А я так же держала руку и блаженно улыбалась. - Ты простудишься. - Давай ещё вот так постоим. Чуть-чуть. Он ухмыльнулся, но перечить не стал. Я не видела его пять лет. Я бросила его ради мужа. Бывшего мужа. А он терпеливо ждал. - Ты следил за мной? – шутливо поинтересовалась я. - Каждый божий день, - на той же волне ответил мой спаситель. Я скромно улыбнулась и покачала головой, осуждая саму себя. Почему я бросила его тогда? Я подумаю об этом завтра, а сейчас просто наслажусь его присутствием рядом. Я сентиментальна – вот мой порок. Я пять лет не вспоминала о нём и лишь грезила, чтобы когда-нибудь снова услышать его французские песни с почти незаметным акцентом, снова произнести это изысканное итальянское имя. - Микеланджело… - тихо проронила я, всматриваясь в его профиль. - Да? – не отвлекаясь от дороги, тут же отозвался он. - Спасибо. А вот и порог, где я без зазрения совести помахала ему ручкой. Он ничего не поменял. Это немного льстило. Хотя с другой стороны – когда? Он ведь по Франции разъезжал. - Надолго ты в Англии? - На полгода точно. – Он помог мне снять куртку. Сколько же в нём учтивости! Тошнит. Но ничего не могу поделать с тем, что мне приятны его ухаживания. Я приподнялась к нему на носочках и исполнила своё третье заветное желание – поцелуй для Микеланджело Локонте. Такой нежный, глубокий и без пошлости. Он сжал меня своими ручищами в объятия и оба почувствовали долгожданный покой. Я нехотя высвободилась, но компенсировала это поцелуем в щёку, а затем оставила его снова скучать у треклятого порога. После тёплого душа я уже не улавливала того ужасного аромата под названием «Отчаянная домохозяйка». Я себя начала чувствовать не женщиной, а человеком в кое-то веки. На кухне уже ждала кружка молока с мёдом. Сам же повар скрывался в творческую обитель. Опять работал. Не стала разлучать его с музыкой. В конце концов, он творец. Ему нужна свобода. Я улеглась в постель и на пару с книжкой пила молоко. Такое будничное спокойствие… Не тишина, а именно спокойствие, которое обволакивало своим уютом и убаюкивало. Мои глаза всё чаще начали слипаться. Тогда я отложила книгу, стакан. Я прокралась в кабинет Микеле. Он перебирал струны гитары, тихо напевая колыбельную. Нашу колыбельную. Я прислонилась к дверному косяку и прикрыла глаза, вспоминая… «Солнечное утро. Зелёная лужайка. Чистое небо Прованса. - Мик, а сколько ты хочешь детей? – невзначай спрашиваю я. Он на минуту задумывается, мечтательно закатив глаза. - Чем больше, тем лучше, - просто отвечает тот и лучезарно улыбается мне. - О, ты был бы лучшим папочкой в мире. Сам бы сочинил колыбельную. - Да хоть сейчас. У обоих просыпается энтузиазм. Микеланджело хватается за гитару, подбирая нежные, чуть игривые ноты, а я за бумагу и карандаш, подбирая умиротворяющие строки, наполненные нашей историей». Босиком бесшумно подошла к нему сзади и осторожно обняла его. Уловила его смешок. Микеле отложил гитару и усадил меня к себе на колени. Я устроила свою голову на его плече. Было так тепло. Он был таким родным. - Я могу ведь и заснуть. - Пускай. – Он чуть-чуть покачивался, укачивая, как младенца. - Я тяжёлая. Микеле иронично улыбнулся и приподнял бровь. - Ты? - Да, я. Бурёнушка та ещё. Он хихикнул, а я улыбнулась ему в благодарность за всё. Микеланджело продолжал меня укачивать, а я всё никак не засыпала, думая о детях. Так хочется завести этих маленьких карапузиков. Поначалу будут бессонные ночи, споры и торги, кто меняет подгузник, кто сегодня дитё кормит, купает, но потом маленькое чудо будет сопеть у тебя на ручках, а потом в кроватке, и на душе станет светлее. - Мик, ты ещё хочешь ребёнка? Он кивнул. И мне этого ответа было вполне достаточно.