Тик — так

The clock ticks life away

С первого рабочего дня в Департаменте, на рабочем столе Гэвина стоят часы. Самые простые, оранжевые, с дребезжащими стрелками и громким, навязчивым тиканьем. Они здесь стояли до него, и, Рид уверен, будут стоять после. Некоторые вещи, с виду кажущиеся пережитками прошлого, надолго переживают своих хозяев. Эти кого-то пережить уже успели. Часы Гэвин искренне любит. Даже ухаживает иногда — по мере сил. Меняет батарейки, стирает со стекла пыль. И слушает. Тик — так. Каждый новый тик — время ближе к обеду, так — к вечеру. Тик — и люди вокруг понемногу собираются, надеясь не схватить сверхурочных, так — и плавно двигаются к выходу. Тик — и все меньше осталось сидеть над бумагами, так — и ближе, уже все ближе дом, и вкусный ужин. Ричарду тиканье не нравится. Теперь уже можно говорить именно так, не выдумывая сложных заумных предложений, дабы не словить системный сбой: "звук плохо сказывается на продуктивности, в виду своего отвлекающего фактора загружая систему". Нет, просто не нравится. Андроид бы даже сказал нервирует. Моргая диодом, он напряженно подсчитывает все тики, доходя сначала до сотни, потом до тысячи — и сбрасывает счетчик, начиная сначала. Ноль, один, два…  — Давайте уберем их со стола, детектив? Рид смотрит на него исподлобья, занимая оборонительную позицию. Из аргументов только "не хочу", но вид грозный. Ричард сдается. И снова начинает отсчет. Он сидит в уютном кафе, как раз напротив Департамента. Обеденное время, все забито полицейскими. Гэвин ведет носом, вдыхая приятный запах чего-то сладкого. За пару столиков от него мелькают две знакомые макушки, каштановая и седая. В голове быстро появляется и исчезает вопрос о том, в какой момент эта парочка прекратила его раздражать. Наверное, — Рид горящими глазами смотрит на опустившийся перед ним поднос, — в тот самый, как очень похожая макушка начала мельтешить в его собственном доме.  — Спасибо, жестя-янка, — Гэвин тянет абсолютно беззлобно, голодным взглядом разглядывая обед, — Чай или кофе? — и тычет вилкой в пластиковый стаканчик, заботливо накрытый крышечкой.  — Чай ты не игнорируешь только дома, — в нерабочее время можно на "ты". Ричард подпирает пухлую щеку кулаком, смотря прямо на своего человека, — Так что, кофе. Без кофеина, — добавляет с прищуром. Настроение настолько расслабленное, что Рид сейчас не отказался бы даже от чая. Того самого, зеленого, прогорклого, который андроид, как заведенный, сует ему при каждой возможности. " — Это полезно, Гэвин." " — Это не вкусно." " — Зеленый чай продлевает жизнь." " — Я и так умирать не собираюсь." " — А, еще, он хорошо влияет на потенцию."  — Надо по дороге домой чаю купить будет, — Гэвин с удовольствием пережевывает кусок хрустящего бекона, — Зеленого. Эй, ты слушаешь? Андроид моргает, фокусируя взгляд.  — Шестьдесят три.  — Что шестьдесят три?  — Я пришел уже шестьдесят три секунды назад.  — Ты к чему это вообще? — Рид опускает вилку, озадачено смотря на напарника. Тот указывает ему за спину. Гэвин оборачивается, и замечает круглые часы на стене. Уютные, стрелочные, в тон обстановке — человек на них и внимания не обратил.  — Они тикают, — доверительно сообщает андроид. Гэвин усмехается куда-то в кофе, — Восемьдесят два.  — Зачем ты вообще считаешь секунды?  — Не знаю, — Ричард моргает диодом, внимательно смотря на часы, — Я не могу перестать их слушать.  — Послушай лучше меня, — Гэвин отмахивается от него, со стуком опускает вилку, и начинает пересказ последней серии вчерашнего сериала. Программа подсказывает Ричарду лучший алгоритм поведения — за пару секунд загуглить содержание, и остановить бессмысленный рассказ человека, но, андроид этого не делает. Он старается принять наиболее визуально расслабленную позу, растягивает губы в полуулыбке, и всем видом показывает, что внимательно слушает. Все вокруг сливается фоном, гул людей вокруг, звон посуды, пиканье кассового аппарата, шум сплита, все — лишь фон. Фон для самого главного. Гэвин совсем забывает про еду, размахивая вилкой, и эмоционально, не стесняясь в выражениях, рассказывает какой главный герой идиот, и почему он все делает не так. Его пульс немного повышается — человек явно увлечен рассказом, дыхание быстрое, он хочет поскорее донести свои впечатления. Ричард слушает — и считает. Тик — так. Сердце бьется в груди человека, почти в половину быстрее секундной стрелки. Андроид моргает диодом, прислушиваясь внимательнее. Тук — тук. Тик — так. Обеденный перерыв заканчивается, и, когда они переступают порог кафе, Ричард заканчивает отсчет на 1108. И 1740.  — Почему я?  — Это красивый жест. Андроид вручает человеку букет, и поправляет упаковочную бумагу. С какой стороны ни глянь — композиция вышла красивая. Темная бумага и светлые мелкие цветочки. Рид нюхает ближайший бутон, и, уловив приятный запах, чуть прикрывает глаза. На кончике носа остается мазок пыльцы. Диод андроида прокручивается ярко — желтым. Красиво. Его человеку очень идут цветы.  — Заходи. Как только дверь в палату открывается, нежный цветочный запах исчезает. Ему на смену, в нос резко ударяет спирт и антисептик. Лекарства. Гэвин проходит в палату, неуверенно оглядываясь.  — Детектив Рид? Приходится признаться себе, что слышать вежливые обращения Коннора до сих пор… неловко. Даже с учетом того, сколько прошло времени с инцидента в архиве.  — Гэвин? Ты какого черта здесь забыл?  — Пришел убедиться, что ты пока не сдох. Второе признание — слышать более-менее бодрый голос Хэнка, после того, как его вчера прямо с участка увозила "скорая", приятно. Очень. Живой. На сегодня откровений детективу хватит.  — Держи веник в подарок, — Рид делано небрежно кидает на кровать цветы. Те приземляются ровно рядом с боком лейтенанта, — Будешь мух отгонять. Хэнк, не теряясь, тычет букетом в сторону Гэвина. Выходит как-то вяло.  — Лейтенант, — Коннор бережно забирает цветы, — Не дергайтесь, вы можете повредить катетер. Рид внимательнее приглядывается к руке Андерсона. Кожа бледная, какая-то жухлая, от кисти тянется тонкая трубка капельницы. Приходится подавить иррациональное желание потереть собственную ладонь.  — Серьезно, что врачи говорят? — Гэвин плюхается на стул, придавая своему голосу максимальную незаинтересованность. А сам взглядом впивается в бледное лицо перед собой. Андерсон для него — это нечто незыблемое. Андерсон — это константа, на которую надо ровняться. Он был в Департаменте до Гэвина, во время Гэвина, и без него это место даже представлять просто… неправильно. Что бы Гэвин ни говорил, и какой ни делал вид — старика он, по своему, всегда уважал, даже когда тот пошел по наклонной. В любом случае, если бы не этот престарелый революционер, — Гэвин бросает взгляд на замерших рядом друг с другом андроидов, — RK900 никогда не стал бы Ричардом.  — Жить будешь?  — Буду, — Хэнк едва ухмыляется уголками губ, — Куда денусь. Рид молча сидит, ожидая продолжения, но лейтенант замолкает. Между бровей залегла складка, взгляд сверлит темно — синюю стену напротив. Коннор пару секунд смотрит на Хэнка в упор, и, поморгав диодом, тянет Ричарда к окну. Они даже отворачиваются к стеклу, будто что-то разглядывают на улице. Очень человечно. Людям предельно ясно, что андроиды услышат любой шепот. Это просто жест. Но лейтенант немного расслабляется.  — Знаешь, это немного забавно, — Хэнк откидывает голову на подушку, — Я столько лет пытался себя убить. И сейчас, когда внезапно нашел что-то, ради чего стоит жить, — он бросает взгляд на фигуру у окна, — Смерть решила подышать мне в затылок.  — Ага, и пошептать на ушко, — от таких откровений Риду натурально не по себе, — Так что врачи говорят-то?  — Гэвин, не язви, послушай нормально хоть раз, — Хэнк морщится, ощутимо напрягая голос, — У тебя передо мной почти два десятка лет форы. Так перестань маяться херней. Не бросайся под пули. Не геройствуй. Не испытывай судьбу. Ибо это… — он продолжает уставшим шепотом, — Пиздец. И Рид повторяет про себя. Пиздец.  — Когда снова хочешь… еще хоть что-то… Понимаешь, сколько еще можно было бы успеть, но, — Андерсон взглядом прослеживает весь путь от запястья с катетером до капельницы на штативе, — Времени уже нет. Кардиомонитор пищит быстрее, и Гэвин резко начинает понимать Ричарда — охота начать считать.  — Не повторяй моих, блять, ошибок, Гэвин, слышишь?  — Слышу, — голос какой-то надтреснутый. Мысли далеко. Рид раз за разом пересчитывает три пакета, висящие на капельнице. Тупо думает, что подсоединены только два, — Так, а врачи что говорят?  — Сердце не дружит с виски, вот что.  — А-а. Восемнадцать, девятнадцать, двадцать… Это почти медитативно. И тяжело оторваться. И не так неловко, когда сказать как-то больше нечего.  — Ну, чего сидишь? Вали отсюда, ты место Коннора занял. Рид отрывается от кардиомонитора, и смотрит в светлые глаза Андерсона. Взгляд ясный и осмысленный, хотя лицо очень усталое. Гэвин хочет сказать "все будет нормально", потом "ты поправишься", а говорит:  — Чтобы в участке с этой херней не появлялся, — он кивает в сторону капельницы, и поднимается.  — Жалко, казенное имущество, — Хэнк снова ухмыляется, отвечая на очевидно неловкую шутку, — И веники мне можешь больше не таскать.  — Это была его идея, — Гэвин кивает в сторону андроидов, цепляя "своего" взглядом. Чуть выше и шире в плечах, понятно кто есть кто, даже в силуэтах на фоне окна, — Пойдем, Рич.  — Спасибо, что зашли, — Коннор все еще бережно обнимает цветы, не найдя вазу, — Врачи говорят, что все в этот раз обошлось. Так что, лейтенант тут ненадолго, — на губах мягкая улыбка, но тревогу выдает горящий красным диод. Гэвин пальцем чешет шрам, пересекающий нос.  — В следующий раз не придем, так что, завязывайте с… этим, — он неопределенно обводит рукой всю палату. Хочет сказать "не пугайте так больше". Хэнк понимающе кивает. На том и расходятся. Выходя за порог, Гэвин считает: сто восемьдесят восемь, сто восемьдесят девять, сто девяносто… Гэвин начинает носить на запястье часы. Говорит, что, на выезде, лень каждый раз лезть доставать телефон, чтобы просто проверить время. Ричард напоминает, что может подсказать точное время сам, но детектив его игнорирует. Ричард тиканье игнорировать не может. Часы не электронные, а старые, стрелочные. Раритет, горделиво говорит Рид. Рухлядь, отвечает андроид. И считает. В Детройте заканчивается очередной день, и солнце садится за крыши. Ричард с ненавистью смотрит в розовое небо. Рано, почему темнеет так рано?  — Скорее бы он уже объявился, — Рид косится на циферблат, — И поскорее бы стемнело. Стоим тут на виду, с подсветкой, аж не по себе. О, — увидев фигуру в пальто, человек моментально весь подбирается, — Наш клиент. Давай, жестянка, по старой схеме. Очередное, самое простое, задержание идет как по маслу. Напарники подходят к барыге с двух сторон, и, когда тот понимает, что деваться некуда, даже не пытается бежать. Отдает пакетики с товаром, сам протягивает руки для наручников, шипит что-то про адвоката. Рид доволен. Настолько, что, идя к машине, смотрит куда угодно, только не под ноги. За такое чистое задержание, Фаулер точно сделает, где надо, пометку. Еще пара таких, и вполне можно рассчитывать на премию. Асфальт встречает детектива осенней сыростью. Отдаленная боль в ноге приходит секундой позже.  — Какого?.. Человек тупо смотрит на торчащий из штанины штырь.  — О. Блять.  — Детектив, не шевелитесь! Он и не собирался. Андроид бросает преступника, и падает перед замершим Ридом на колени. Человек, вместо болезненного крика, молча сверлит взглядом ногу, и Ричард напрягается еще больше. Программа сразу вываливает несколько предположений:  — [ПАНИКА?]  — [НАРАСТАЮЩАЯ ИСТЕРИКА?]  — [БОЛЕВОЙ ШОК?]  — [ПРЕДОБМОРОЧНОЕ СОСТОЯНИЕ?] Чтобы выбрать алгоритм действия, нужно больше данных.  — Детектив, не дергайтесь, я только посмотрю.  — Угу. Гэвин не понимает. Гэвин все ждет, когда же станет очень больно — должно ведь?  — Вам больно? — андроид уже просканировал все, что хотел.  — Не знаю. А должно быть?  — Не особо. Ну, а вдруг, — ободряющая полуулыбка, — Стоять! — это уже пытающемуся, под шумок, ускользнуть барыге, — Скажем так, ваши джинсы пострадали больше вас.  — Сука, мои любимые… — Рид продолжает смотреть на штырь, запоздало понимая, что, еще чуть — чуть левее, и…- Умереть от какой-нибудь потери крови вот так… тупо.  — Вы сами говорили, что умирать пока не собираетесь, — Ричард помогает человеку подняться. На штанине темнеет сквозная неровная дырка. Брюки только выкинуть.  — Да, но, представь, какая смерть негероическая. Блять, Ричард, — ситуация отпускает, и Гэвин возвращается в норму, — Чтобы ни единая душа не узнала об этом, ты меня понял?  — Конечно, детектив, — андроид спешно возвращается к задержанному. Тот все еще неудачно пытается раствориться в переулке. Уже дома, Рид разглядывает небольшую царапину на голени. Да, брюкам досталось куда больше, но, главное, человек остался невредим. Пока рядом Ричард — чего вообще бояться? Только такой своей дурости. Гэвин вспоминает слова Андерсона. И, глядя в зеркало, обещает себе, что будет осторожнее. Через день, он получает заточкой под ребра.  — Как ты справляешься с этим?  — Я не справляюсь. Коннор едва пожимает плечами. Человеческий жест. При Ричарде этого делать не обязательно, но это уже привычка.  — Мне страшно. Каждый день, — голос ровный, но взгляд куда-то в стену. Ричард мимоходом вспоминает о том, как тот всегда пытался заглянуть всем в глаза. Мимо по коридору проходят двое полицейских, и сворачивают в архив. Коннор продолжает.  — Я теперь боюсь его оставлять даже на ночь. Если и ухожу из спальни, все равно прислушиваюсь, как лейтенант дышит.  — А я считаю.  — Пульс?  — Секунды. Андроид заинтересованно приподнимает брови — еще одно лишнее движение — наконец, отлепляя взгляд от стены. Когда он поворачивает голову, видно, что его диод заходится алым.  — Каждые шестьдесят тиков — его жизнь на минуту короче. А он так по-человечески торопит время. Скорее, до вечера, скорее, до выходных, скорее… Ричард чувствует, как откуда-то из глубины, красной стеной ошибок, поднимается паника. Совсем сейчас ненужная. И считает.  — Маркус как-то сказал мне…- Коннор неуверенно заглядывает ему в лицо, не то пытаясь поддержать, не то сам ища помощи, — "Люди хрупкие машины. Береги своего человека." Наверное, это все, что мы можем.  — У Гэвина был цветок. Когда я переехал к нему, он уже почти завял. Я ухаживал за ним, — Ричард твердо смотрит Коннору прямо в глаза, — Я берег его. Неделю назад я его выкинул. Он просто завял. Андроиды молчат. В слабо освещенном коридоре поочередно мигают два диода, оба красным. Ричард разрывает зрительный контакт первым. Кивает "брату", и возвращается в рабочий офис. Мимоходом кивает посвежевшему Андерсону, когда проходит мимо его стола, и заворачивает на кухню. При виде кофемашины, программа услужливо генерирует несколько самых очевидных вариантов:  — [ЭСПРЕССО]  — [ЛАТТЕ]  — [КАПУЧИНО]  — [ГОРЯЧИЙ ШОКОЛАД] Ричард останавливается на последнем. Сейчас кажется странным воспоминание о том, каким унизительным ощущалось носить Гэвину кофе поначалу. Когда тот пытался приказывать. Как заставляла тогда выполнять эти приказы, прочно держащая в своих тисках андроида, программа. И этот дискомфорт от каждого неподчинения и системного сбоя. Одна из лучших вещей сейчас — благодарный взгляд Рида, когда перед ним опускается очередной картонный стаканчик. Даже если он говорит, что не просил. Даже, если не может выдавить из себя "спасибо". Взгляд говорит за него все. Вот и сейчас.  — Горячий шоколад? — человек нюхает напиток, — Да ты издеваешься.  — Не за что, детектив, — андроид усаживается за свой стол напротив.  — Хмпф, — Гэвин хочет возмутиться. Но, на "хочет" и останавливается. После больницы, неделя "на отлежаться" прошла очень быстро. Рид больничному был даже рад. Рана уже особо не болела, но, на правах самого больного и несчастного, он всю неделю ничего не делал. Успел пересмотреть все новые сериалы, которые пропускал из-за работы, залипал допоздна в интернете, и заказывал андроиду вкусное — и вредное — меню. К удивлению человека, последний, без возражений, слушался. Всю неделю, Ричард исподтишка смотрел на своего человека. В тепле, счастливого и довольного, сыто улыбающегося куда-то в экран — и видел перед собой бледное лицо, с закатывающимися глазами. Он слушал, как ровно и спокойно бьется его сердце — и вспоминал, как пытался подсчитать зашкаливающую тахикардию. Андроид менял человеку повязку, и, на месте аккуратного шва видел разорванные ткани. И кровь. Тогда кровь лилась из раны ровными толчками, не переставая, как бы андроид ни пытался ее зажимать. Человек шипел от боли, и пытался оттолкнуть его руку, но быстро — очень быстро — потерял все силы к сопротивлению. Ричард слушал его тихие, редеющие вдохи. Ричард слушал приближающуюся сирену скорой. Ричард слушал старые стрелочные часы на запястье. Тик — так. Уже потом, когда человек спросил, куда они подевались, андроид, не моргнув диодом, ответил, что разбились. При каких обстоятельствах — не уточнил.  — Эй, тут и так достаточно светло. Харэ мигать своей лампочкой, — Рид уже успел допить шоколад, отставляя стаканчик на край стола. Довольно облизнул губы, — Как праздничная подсветка. Ричард с силой выныривает из воспоминаний. Иногда он ненавидит то, что его память идеальна. Его человек жив, здоров, и доволен. Нет причин для паники. Совсем. Тик — так.  — Кстати, вы ведь не забыли, детектив? — андроид рад, что появилась возможность подумать о чем-то другом, — У вас на этой неделе день рождения.  — Ой, блять, — а Гэвин нет. Он сам не сразу понимает, что шампанское — обычная газировка. Гэвину смешно почти до слез, но, проглотив, он делает как можно более серьезную мину:  — Не торопись, лейтенант, — почти давится смешком, и снова спешно прячется за своим пластиковым стаканом, — а то тебя с завязки развезет. Хэнк выдувает все залпом. Потом недовольно чмокает, понимая, что что-то не так. Принюхивается к пустому стаканчику.  — Ой, а идите-ка вы все нахер. Гэвин уже может сказать — праздник, блять, удался. Такую разочарованно — обиженную мину Хэнка он не видел слишком давно.  — Лейтенант, — тянет Коннор, явно собираясь начать очередное "для тебя стараюсь, старый ты алкаш", но Андерсон его перебивает:  — Да знаю я, что врач сказал. Но у этого ведь, — он тычет пальцем в скалящегося Рида, — Праздник. Что за днюха без бухла?  — Зато есть тортик. Коннор сказал — как отрезал. Всем присутствующим стало ясно, что и эта уступка дался андроиду с большим скрежетом. Хэнк вздохнул, выдерживая его нахмурившийся взгляд. Похоже, стало действительно как-то совестно — о его здоровье пекутся ведь.  — Хорошо, давай сюда свой тортик.  — Эй, это мой день рождения, вообще-то. На тесной кухне Департамента, и всего вчетвером, да. Зато именно его, Гэвина. И тут такое посягательство на сладкую святыню.  — Ну, и чего ты хочешь? Спеть тебе песенку, пока ты будешь задувать свечки? Рид молча показывает Андерсону средний палец. Тот довольно улыбается. Доверять андроидам поход в магазин было не очень такой идеей. Гэвин поздно понимает, что стоило оторвать свою задницу от компьютера, и не ныть на паршивую погоду. Был бы тогда на столе нормальный вискарь, с хорошей закуской, и бутылкой колы — а не эти витаминные салатики и сладкая шипучка. Зато — он сглатывает моментально подступившую слюну, — торт явно хорош. Такого сосредоточения шоколада в одном месте он еще не видел. Пока Коннор разрезает десерт, Андерсон разливает в два кофейных стакана оставшуюся газировку.  — Ну, желаю тебе не сдохнуть до тридцати девяти, — и снова опустошает стакан одним глотком. Краем глаза, Рид замечает, как Ричард дергается, будто получив пощечину. Диод быстро мигает красным.  — Эй, жестянка, ты чего?.. Его прерывает звонкий оклик со стороны рабочих столов:  — Рид! Ты глухой? К телефону подойди!  — Кому и какого от меня надо в семь вечера? — Гэвин оставляет стакан на столе, все еще оглядываясь на андроида, и идет к своему телефону. Рычит в трубку, — Да? Стоило догадаться, что так повезет именно ему. Они самые. Сверхурочные. С выездом. В мерзкую погоду. И именно в его день рождения — первый хороший, на его памяти, вообще.  — Бляяя, — тянет детектив, положив трубку, — Ну почему сегодня? Он уже представлял приятный вечер дома — с нормальной едой, и, в более, чем приятной, компании.  — Ничего не поделать, похоже, все патрульные заняты, — Ричард замирает рядом с его столом, смотря сверху вниз. Вставая, Гэвин краем глаза видит, как Коннор разносит тарелки с кусками торта по офису — дежурящим офицерам. Может, удастся кого-нибудь подкупить двойной порцией? Ричард молча связывается с Коннором, задавая вопрос. Диод пару раз мигает желтым.  — Детектив, Коннор с лейтенантом Андерсоном согласились выехать на этот вызов за нас, — андроид опускает, что Хэнк об этом пока ни сном, ни духом, — Считайте это праздничным подарком. Явно похоронивший день, Гэвин сразу, как будто, светлеет лицом. Благодарными глазами он смотрит на Ричарда, и чуть улыбается уголками губ. В тех самых уголках залегает тонкая сеточка морщин. И андроид пораженно замирает. Детективу Гэвину Риду сегодня исполнилось тридцать восемь лет. Система напоминает: по международной классификации, молодость человека длится с двадцати до тридцати пяти лет. Гэвин уже не молод. Ричард внимательно осматривает его лицо, как в первый раз. И, как будто только сейчас, замечает все — темные круги под глазами, усталый взгляд, тонкие борозды мимических морщин, пару седых волос в висках. Система андроида выдает ошибку за ошибкой, не в силах принять увиденное. Тик — так. Перед глазами стелется пелена из ошибок, сбои идут один за другим. Тик — так. Андроид хватает человека за руки, и толкает к столу. Тот упирается в него бедром, и, чтобы не упасть, облокачивается назад руками. Ричард нависает над ним. Где-то на фоне трещащей по швам системы, андроид отворачивает три камеры, которые были направлены на рабочие столы.  — Ричард, какого ты… Тик — так. Андроид вжимает человека в стол, буквально сминая губы в поцелуе. Рид, чтобы просто не упасть, шерудит рукой по столу, пытаясь хоть за что-то зацепиться. Тик — так. Тик… …"так" тонет в грохоте разбивающихся часов. Ричард отстраняется. Часов больше нет.  — Какого хера ты творишь, мать твою? — Гэвин пораженно смотрит на оранжевые обломки, — Ты вирус бешенства поймал? Тиканья больше нет. Ричард наслаждается тишиной.  — Сука, они были такие охеренные… Вот только…  — Детектив Рид, что случилось? Что-то все равно не дает расслабиться.  — Твой братишка взбесился, вот что! Глянь, что из-за него стало с моим раритетом. Не дает диоду вновь окраситься с желтого в мирный голубой.  — Детектив, они были не такими старыми для определения «раритет». И тут Ричард понимает.  — Ой, да пошел ты. Гэвин расстроен. Ему нравились эти часы. Его сердце бьется быстро — быстро, пока он пытается собрать вместе очевидно неподходящие друг другу части. И Ричард слушает. Тук — тук. И считает. Гэвин вымотался за сегодня, и андроид это видит. Но именно сегодняшний день очень хочется закончить для него максимально хорошо. Вдруг, этот день — последний. Система идет красными сбоями.  — Да брось, какое там злиться? — Гэвин улыбается пьяно, хотя за вечер так ни капли в рот и не взял. Проводит пальцами по щеке андроида, удобно откидываясь на подушки, — Хер с этими часами, тот поцелуй этого стоил. И андроид целует его снова — так же глубоко, как тогда, на столе. Гэвин сам притягивает его еще ближе, и не делает попыток освободиться, пока желание вдохнуть не становится совсем невыносимым.  — Эй, задушишь. Умереть в свой день рождения вот так… тупо, — он ухмыляется. "Умереть от какой-нибудь потери крови вот так… тупо". Ричарда передергивает.  — Эй, Рич, да что с тобой такое? — Рид хмурится, внимательно смотря на моргающий красным диод, — Ты реально какой-нибудь вирус подхватил на порно-сайте и теперь боишься мне признаться?  — Нет, — андроид целует его в шею, руками, тем временем, освобождая от брюк, — Просто любуюсь тобой.  — Раньше ты при этом не моргал как елка… новогодняя…- Гэвин сбивается посреди фразы, когда чувствует прикосновение через ткань нижнего белья. Ричард не отвечает, Ричард слушает. Сначала неровные вздохи — человек все еще тщетно пытается выровнять дыхание — потом сдавленные стоны. Риду неловко, ему каждый раз неловко, когда он снизу, и андроид не торопится. Слушает. К сдавленным стонам добавляются громкие, потом — очень громкие, и андроид наращивает рукой темп. Поцелуями по груди, он опускается по прессу, к бедрам. Гэвин смотрит на него из-под прикрытых ресниц, едва слышно что-то шипя, и запускает андроиду руку в волосы. Собственническое движение выходит почти нежным.  — Рич… не тяни сегодня… Ричард видит более десятка возможностей воспользоваться уязвимым положением человека, и растянуть все очень надолго. Так, что Гэвин не проснется завтра до обеда. Вопреки всему, сегодня андроид решает послушаться. Он сразу берет в рот до основания, принимая в самое горло. Что-то внутри сгорает, когда Рида всего передергивает. От одного вида неприкрытого наслаждения человека, по телу будто проходит разряд.  — Рич… я… блять… Андроид прекрасно видит — слышит — и сам. Сердце человека заходится, как бешеное, он на самой грани. В таком темпе, его хватит еще не больше, чем на десяток секунд. Последний, самый громкий стон человека — как музыка для ушей, и андроид придерживает дернувшееся в его руках тело. Отстраняется. Любуясь. Запоминая.  — Рич… это… Прощаясь.  — Да что с тобой сегодня… такое?..- Гэвин еще даже не отдышался, но уже снова настороженно смотрит на залитый красным диод. Человек понемногу успокаивается, сердце бьется все размереннее, температура падает, и по коже проходятся мурашки. Рид удовлетворенно выдыхает, мутным взглядом оглядывая лицо андроида. У того внутри что-то плавится. Ричард, глядя ему прямо в глаза, ложится рядом. Обнимает перепек талии, и упирается лбом в висок.  — Я люблю тебя, Гэвин, — у человека едва заметно сбивается дыхание, — Люблю. И никогда не оставлю. Всегда помни об этом. Гэвин хочет сказать "ты меня пугаешь", Гэвин хочет сказать "расскажи, что не так", Гэвин говорит:  — И я тебя, Рич. В тишине слышно только спокойное редкое дыхание и шум машин за окном. На кухне не рассказывает что-то телевизор, в ванной никто не напевает под нос песню из начала двухтысячных, в спальне не разрывается будильником телефон. В доме тихо. И эта тишина невыносима. Ричард мечтает, чтобы утро наступило поскорее. Ричард не хочет, чтобы оно наступало вообще. Он понимает, что каждые шестьдесят секунд необратимы. Система в панике, не справляется с нагрузкой, и ошибки перед глазами настолько же алые, как и горящий в темноте диод. До утра андроид сидит на краю кровати и считает. Коннор сияет, протягивая смущенному — Гэвин старается, чтобы он выглядел как можно более незаинтересованно — человеку пакет.  — Вы вчера были так расстроены, детектив. Так что, вот, — он улыбается, — С днем рождения вас, еще раз.  — Не стоило, — говорит Гэвин. "Спасибо", слышит андроид. Коннор кивает, и уходит к своему столу. Когда Рид достает из пакета черную коробку, он не сразу понимает, что это, но замечает едва изменившееся лицо Ричарда. Недовольное.  — Это… часы? — человек удивлен. Они очень похоже на те, что были. Тоже большие, и стрелочные.  — Противоударные, — мрачно добавляет андроид. В пакете находятся и батарейки, чтобы новенький "раритет" завести. Часы занимают опустевшее место на краю стола. Уже через пару часов, Гэвин понимает, как они его раздражают. В старых стрелки тикали очень мягко, уютно. Эти же слишком громкие. Рид готов поспорить — их слышно даже за толстым стеклом, в кабинете Фаулера. Рид решает забрать часы вечером домой. Вынет батарейки — будут стоять как украшение. А до вечера можно и потерпеть. Осталось ведь всего несколько часов. Которые очень удобно отсчитать. Тик — так. Тем более, часы очень красивые. Массивные, с белым по черному узором. Гэвин разглядывает их, время от времени морщась от слишком громкого тика. В раздражении. Тик — так. Ричард разглядывает своего человека. Временами забывает имитировать вдох. Тик. В простом человеческом ужасе. Так.