В личном аду к тебе никто не придёт

Санс лениво созерцал проплывающие мимо образы. Каждый выглядел по-своему, каждый чем-то отличался от предыдущего. Кто они? Кто эти образы? Санс не знал. Он не знал и того, откуда эти существа взялись, и зачем они появились перед его взором. Если честно, его это и не волновало. Он выискивал глазами самый родной сердцу образ. Любимый, но всего лишь иллюзионный. После его смерти это все было ненастоящим. Этот пост, эти хот-доги, эти монстры. Даже жара была совершенно ненастоящей. Один образ плавно перетекал в другой, и вот Санс уже на снегу Сноудина. Дальше — хуже. На окраине городка появилась маленькая сутулая фигурка в фиолетово-голубом свитере. Аккуратно отряхнув свою одежду, заляпанную чем-то серым, ребёнок пошёл дальше. Холод от его глаз и движений ощущался куда сильнее, чем мороз Сноудина. Потому что это все глюки. Скелет молчал. Разве от его слов что-либо изменится? Разве оживет кто-нибудь мертвый? Нет. В любом случае, говорить не хотелось. Хотелось молчать, хотелось закрыть глаза, уши, свою разбитую в клочья Душу, лишь бы забыть, не видеть, не слышать. Хотелось исчезнуть. Хотелось просто раствориться в этом отчаянии, не позволяя никому прикоснуться к осколкам себя. Санс ещё шире растянул свою насквозь фальшивую улыбку и впился пустыми глазницами в шепчущие что-то эхо-цветки. Теперь Водопадье, да? Теперь Андайн, эта наглая рыбина, которая обучала когда-то его брата? Что ж. Он все равно ничем не сможет помочь, не так ли? Хотя бы потому, что не может спасти образы и воспоминания. Они все равно сотрутся, как и его мир. Как и его любимый, но чертовски надоевший мир. Санс свободнее развалился на стуле поста, закинув ноги на стойку. Размышлять было не о чем, это было бессмысленно. Как и искать выход, как и искать спасение. Это все не имело значения. Земля ушла из-под ног, и скелет снова в Жаркоземье. Почти каждый раз он начинает отсюда. Каждый раз ему приходится переживать одно и то же. На этот раз было тихо. Только вдалеке послышались торопливые быстрые шаги, будто кто-то был на грани своих сил, го все равно бежал, и бежал, и бежал… Белоснежная лысая черепушка показалась из-за поворота сразу после длиннющих ног в красных ботинках. Санс замер. Напрягся. Было ощущение, что время остановилось. Казалось, что ещё чуть-чуть, и оно просто схлопнется, превратив Вселенную в мир каменных изваяний, бывших когда-то живыми. На лице Папайруса светилась усталая, но радостная улыбка. Спустя несколько секунд она сменилась озабоченностью, Санс вскочил на ноги. А потом Папс просто стал разваливаться на ходу, рассыпаясь пылью, пятная черно-красные стены пещеры. Подул ветер, часть пыли прилетела в лицо ошеломлённому Сансу, заставив его дернуться назад и осесть на землю, а потом прилетала ещё одна порция, и ещё. Сансу показалось, что он сам тает-тает-тает, и весь мир тает-тает-тает-тает серым пеплом, забиваясь в черепушку, засоряя челюсть и носовое отверстие, скрипя на зубах, застревая в клубящейся в глазницах тьме отчаяния. В довершение ко всему к ногам скелета аккуратно прилетел алый потрёпанный временем шарф. Он тоже был покрыт пылью. Все было покрыто пылью. Все вокруг, все-все-все-все-все, и сам Санс, и его одежда, и стены Подземелья, и раздробленная Душа скелета, казалось, даже код игры был покрыт пылью, даже само время, даже сознание, даже жизнь. Это было так непросто перенести. Так сложно. И Санс не справился. Он просто… Сдался. Сдался, как самый последний трус. Он сдался, как самый слабый, он сбежал с поля битвы, бросив там всех друзей и близких, он спрятался под крылышком у Пустоты, позволив ей разбираться с его проблемами. Предатель. Сдался. Никчёмный лузер. Санс повторял себе это снова и снова, но никак не мог выкарабкаться. Лишь затягивал себя ещё глубже, ещё дальше, ещё сильнее. Время летело, не останавливаясь. И снова холод Сноудина. Который раз? Который, черт возьми, раз?!. Это слишком. Слишком. Слишком!.. Нестабильность пространства уже не так пугала, как в первые разы. Санс уже наплевал на постоянную смену пейзажей. Единственное, что он до сих пор помнил — пыль, много пыли и солнечная улыбка брата, теряющая жизнь. Остальное все как-то забывалось, прекращалось, смазывалось в одно большое серое пятно, не выделяющееся на фоне таких же серых будней. Если здесь вообще есть времяисчисление. Если здесь вообще хоть что-то есть. Уже не раз Санс задумывался о том, что надо бы на все забить. О том, чтобы окончательно забыться и утонуть в смерти с головой. Но это было попросту не возможно. Это был его личный ад, это была его собственная преисподняя, наказание за то, что он не справился с возложенной на него задачей. Это пространство считывало его желания, мысли, настроение, даже его собственный код читало так, будто это была детская книжка. Оно не хотело отпускать такого редкого гостя. Оно мучило его. Оно показывало моменты из прошлого настолько чётко, настолько это было вообще возможно. Оно претворяло в жизнь все его страхи, все его тайны. И все повторялось. Каждый раз одно и то же. Все действуют по прописанному сценарию. А Санс просто не понимает. Он делает так, как считает нужным, и все снова идёт по накатной. Бесконечные повторы, бессмысленные попытки понять происходящее… и новые образы, перетекающие из одного в другой. Таким разбитым и несчастным Санс не чувствовал себя с момента смерти Папса. Его настоящей смерти, а не иллюзорной. Уже в который раз все осыпалось? Который раз его мечты разбивались тихо звенящими осколками в Пустоту, раня и разрезая Душу? Который. Мать. Его. Раз?! Сноудин-Ватерфолл-Хотленд-Сноудин, Новый Дом-Снежнеград-Жаркоземье-Водопадье, и так без конца. Каждый божий день все пространство иссыпалось пеплом, кровоточило вымученными улыбками монстров, изрыгало из своего нутра мрачное настроение. Или это всего и не было вовсе. Или это все предвиделось? Кто его знает. Но личный ад никогда не прекратиться, потому что грехи Санса ползут по его сутулой спине, щекочут рёбра и позвоночник, а после ломают костяк, раздрабливая его в эту чёртову пыль. Мысли в черепушку лезут исключительно негативные. Впрочем, негатив витает в воздухе, весь мир пропитался им, как сухая губка водой. Скоро ненависть заразит и расколотую и мертвую Душу скелета. А пока… А пока он, пожалуй, будет упиваться своим личным адом, сумбурными и тяжкими воспоминаниями, своими ломающими хребет грехами, своим ничтожеством и одиночеством. И сколько раз бы Санс не звал на помощь, сколько бы раз не сдавался и не поднимался на ноги, это все не имело значение, ведь… …Никто не пришёл.