Золотой кот.

      Смотреть, как он раздевается, обнажая свои татуировки. Те, которые на руках, которые видели все, это абсолютно ничто, по сравнению с теми, которые скрываются на его бедрах. Медленные, плавные движение, словно кот, который потягивается на солнце и жмуриться, когда ему в лицо попадают лучи. Волосы, которые отливают на солнце, каким-то невообразимым золотым цветом, и кажется, будто он словно весь из золота, а рисунки, которые ведомы только ему, лишь подчёркивают, что он золотой. Золотой кот.       Белая резинка белья, известной марки лишь подчеркивает его выпирающие косточки и то, насколько он остается загорелым, даже после переезда в Столицу. Пара движений и боксеры становятся настолько короткими, что можно видеть, как качественная ткань, оставляет следы на ногах. Татуировки видны полностью.       Видно все то, что он так тщательно скрывает за термобельем, за шортами, когда тренируется или играет. Те татуировки, которые он не хочет показывать на обозрение всем, но все так и жаждут видеть то, что нарисовано чернилами. Он показывает это лишь тем, кого он считает по-настоящему близкими людьми. То малое окружение, к кому он готов приехать, бросая все, в том числе и футбол, готов отдать самое последнее, готов отдать свою жизнь. Всего себя.       И ты знаешь, что этот золотой кот не заслуживает всей той ненависти, что выпала на его долю. После ЧМ, где достойно встретили всех, но не его. После той аварии, где его стали ещё больше смешивать с грязью, наконец после того, как он поддержал своего бывшего одноклубника. Он старается выйти снова на тот топ-уровень, который был у него в Краснодаре. Хочется снова забивать всем, но не получается. Мяч не летит в ворота, хоть и бьёт каждый раз точно. Травмы, которые мешают снова и снова бить по мячу. Ненависть к нему, которая выводит, потому что никогда не думал, что люди могут быть настолько злыми.       Он старается отмахнуться от этого, мотая головой как животное, когда ему в уши попадает вода. Улыбка появляется на его лице, когда он поворачивается и видит пару глаз, что заинтересованно и с каким-то придыханием смотрит на него и его тело. Он словно Эдвард Каллен из Сумерек, который светится на солнце. Он тот золотой кот, который хочет ласки, любви, нежности, но никто не хочет ее давать, лишь постоянно отвергая и используя этого самого золотого кота.       Он видит, насколько он завораживает и это всё ещё, возможно, для него в новинку. Он лишь осторожно протягивает руку, помогая встать и позволяет себя трогать руками. Каждый сантиметр тела, каждая клеточка кожи чувствует, как ее касаются почти невесомо, как это все получается медленной осторожной линией. Словно шелк.       До последнего он думал, соглашаться ли на такую авантюру, как дать раскрасить свое тело. Как посмотрят на него те, кто осуждает его за все то, что было? Снова станет предметом насмешек или будет тем, кому скажут, что ему идёт и это красиво. Отогнав мысли прочь, он позволяет себя обходить, заходить из-за спины, касаться его там, где он обычно никому не даёт, т.к. эти татуировки очень личные. Первый мазок краски по его телу и кот закусывает губу, стараясь не засмеяться и не спугнуть художника, что видит его по-новому. Кисть приятно щекочет руки, преображая каждый изгиб даже самой маленькой татуировки. Цвета, что насыщают комнату и делают его тело все ярче.       Кажется, что не только тело с каждым мазком становится ярче, а становится ярче с каждым мазком и его душа. Линии становятся более ярче, становится почему-то свободнее дышать, и он уже не кусает губы, но все так же смирно стоит, позволяя залезать кистью в самые укромные уголки.       Но больше всего он удивился, когда почувствовал, что его спины касается не кисть, а пальцы. Пальцы, что уже успели обмакнуть в краску и теперь какие-то узоры и линии, которые видит пока только художник. Он послушно поднимает руки, когда художник проводит руками по ребрам, переходя от спины к животу. Он закрывает глаза, чтобы оставлять интригу. Он чувствует, как резинка боксеров заворачивается и закусывает губу, надеясь, что может быть будет что-то большее, но чувствует, как ног начинает касаться кисть и начинают разрисовывать его татуировки. Те самые. Интимные.       Он лишь тихо успевает сказать, чтобы не трогали свежую татуировку, так как она ещё не зажила.       И одновременно чувствует, что движения кистью исчезли. Он не хочет открывать глаза, снова разочаровываясь в самом себе, но слышит в ответ, что и без него знают. И он снова чувствует движения кистью на ногах, что приводит его в какое-то некоторое удовлетворение. Словно он нежится под лучами солнца где-то там, где тепло.       Когда движения остановились, он словно одеревенел и испугался, что все, больше не почувствует то, что так понравилось ему, что не успел поймать и запомнить тот момент. Но шорох перед ним и ощущение, словно кто-то стоит и рассматривает в упор, накатывает сильнее, и он открывает глаза, сразу же ощущая, как по его щеке, по щетине, движется кисть. И он снова, в одночасье, попадает в те ощущения, которые он так боялся потерять. Он дал раскрасить себя всего.       Он позволил покорно отвести себя к зеркалу, слушая, как ему тихо говорят, когда надо переступить через порог. Он открывает глаза и не узнает себя, он словно холст, который раскрасили так, как видит художник. Он не может насмотреться на себя. Он покорно даёт себя сфотографировать со всех ракурсов. Но он не видел себя со спины. Он лишь видит, как позади него ставят зеркало и он, наконец-то, рассматривает себя со всех сторон.       Он очень хочет обнять художника, но он безумно не хочет, чтобы что-то испачкалось и рисунок стёрся. Он первый раз видит себя таким спустя долгое время. Таким, словно он отпустил все плохое и видит исключительно только хорошее.

Таким, каким он не был давно.