Щекотно!

Холодное сентябрьское солнце встало над Парижем. В кровати под одеялом тепло, но вставать -то нужно. Вставать, работать — как всегда, как в любой другой день. А ведь когда-то давно, в беззаботные детские годы, именно этот день был очень важен. Сердце билось чаще, считая часы до этого события, маленький Люсьен гадал, что же подарят в этот раз… Да, сегодня у секретаря министра День Рождения! Только вот из зеркала на него глядит замученный и совсем невесёлый мужчина двадцати восьми лет, с чёрными кругами под глазами, бледный и светловолосый. Он давно уже не ждёт подарков, да и врядли кто-то вспомнит о его празднике. Заметив, что слишком долго разглядывает себя, Люсьен начал собираться, задаваясь весьма философским вопросом «зачем». Пока добрёл до нужного здания, понял, что заболел, но работать всё равно придётся. Стало ещё паршивей. Да, определённо никто не догадается, что сегодня какой-то особенный для Люсьена день: выражение лица начальника заставляет мелких чиновников забиться по углам. Возможно, он раздражён даже больше обычного. Дойдя до своего кабинета и увидев кипу бумаг на столе, Дебрэ только вздохнул и принялся их разбирать. Стемнело. Пора домой, но туда не хочется. Там, в просторной квартире, ещё хуже чем в душном кабинете. Туда хотя бы изредка заглянет какой-нибудь чиновник и робко промямлит что-то, испуганно сжимаясь под леденящим взглядом серых глаз. А дома… За долгие годы одиночество стало его постоянным спутником, единственным настоящим другом… Хотя нет, был ещё один человек, который по-настоящему, искренно любил Дебрэ… Франц. Именно его он увидел рядом со своим домом, мальчишка приветливо улыбался и протянул какой-то свёрток. Люсьен хотел было пригласить его домой, но д’Эпине вежливо отказадся, аргументируя это тем, что его самого гости ждут. Они обнялись на прощание, точнее Франц просто стиснул Дебрэ где-то в районе талии. Разница в росте часто мешала нормально выполнять какие-то действия, но сейчас не об этом… И так, Франц убежал. Люсьен, поднимаясь по лестнице, размышлял про себя: «Гости, да? Знаем мы таких, готов дать руку на отсечение, что поругавшийся с родителями Морсер опять у Франца ночевать остался. Что-то в этом месяце часто, дал бы хоть мальчику отдохнуть, д’Эпине и так спит плохо, а когда с Альбером — вообще не спит, уж не знаю чем они там занимаются… Да это и не моё дело, ладно уж…» Как не старался Люсьен думать о чём-то другом, мысли вертелись вокруг того, что Франц ночует не один, и в итоге пришли к довольно неприятном моменту: «в отличие от меня». Люсьен не хотел признаваться в том, что одиночество уже давно стало сдавливать его грудь, заставляя сердце сжиматься всякий раз, когда увидишь в парке влюблённую парочку. Конечно, этого внутреннего содрогания никто не видел, но Дебрэ-то чувствовал. Вы спросите про роман с баронессой Данглар? Всё кончено, Люсьен это ясно высказал Эрмине. Гордость мужчины не позволяла более терпеть постоянных взглядов Эжени, выражающих презрение, и высокомерия Данглара. К тому же, Эрмину Дебрэ не любил, только старался заполнить ей пустоту внутри себя, но это мало помогло. Да и женщина эта была ветренной, непостоянной. Ничего, пара дней грусти и всё пройдёт. А вот Люсьен не мог приглашать каждого симпатичного молодого человека пройтись с ним по алее пышного сада, после запечатлив поцелуй на его щеке. Ему не хватало одной внешности, нужен был острый ум, чувство юмора, и какой-то внутренний конфликт с Люсьеном, чтобы слова его могли оспорить, притом убедительно вставляя аргументы — тогда человек его интересовал, завлекал по-настоящему. К сожалению, такой типаж он встретил только у двух людей: первый — граф Монте-Кристо, но этот вариант отметался сразу. Не тянуло секретаря министра к этому вельможе. Возможно, повлиял Франц со своими суеверными откровениями, но это не столь важно. Второй человек — Бошан. Редактор газеты, в нём определённо был большой ум, и он умел им пользоваться. Только вот Пьер в оппозиции, и иметь с ним какие-то дружеские отношения было весьма проблематично. А умных женщин не было, и Люсьен смирился с мыслью, что умрёт, по всей видимости, один. Между тем, он уже поворачивал ключ в замке, открывая дверь в квартиру. *** Крепкий напиток горячей волной прошёлся по горлу, обжигая, но даря приятное, такое необходимое сейчас тепло. Сколько он уже выпил? Поднимая мутный взгляд на бутылку, обнаружилось, что там осталось меньше половины. Где-то на задворках сознания промелькнула мысль о том как он завтра пойдёт на работу в таком состоянии. Но он заглушил её ещё одним глотком коньяка. Уже не впервой, как-нибудь дойдёт. Раздался стук в дверь, ненастойчивый, аккуратный. Но Люсьен услышал, и отчего-то его дёрнуло встать и шатаясь подойти к двери. Ни капли не заботясь о том, что будет если кто-то увидит его в таком состоянии, Дебрэ открыл дверь. Это был Бошан.  — Я тут зашёл тебя с Днём Рождения поздравить. Уже поздно, но я знаю, что ты ещё не спишь… Разрешишь пройти? Люсьен кивнул головой. Пьер разделся и прошёл в гостиную, куда уже добрался Дебрэ и в данный момент сидел на стуле. Второй был выдвинут и поставлен вполоборота к столу. Бошан сел, оглядел стол и заметил бутылку коньяка, практически опустошённую, а также бокал рядом с ней.  — У тебя кто-то был или ты в одиночестве пил?  — Кто у меня может…быть? — прерывистым пьяным голосом ответил Люсьен. Бошан промолчал: он первый раз видел секретаря министра в таком состоянии. И нельзя сказать, что он сейчас ему не нравился, напротив: мутный взгляд, растрёпанные волосы, собранные в хвост, персиковый румянец на щеках — это всё выглядело так невинно и развратно одновременно… Пьер нервно сглотнул.  — Ты будешь так любезен, что позволишь мне допить бутылку с тобой? Люсьен встал и достал ещё один бокал. После завязался разговор, а содержимое бутылки всё убывало и убывало… *** Люсьен проснулся от того, что настойчивый луч света бил в глаза. Открыв их, он понял, что вся спальня залита золотистым светом. Очевидно, он забыл закрыть шторы вчера… Странно, но Дебрэ совсем не помнил этого вечера. Они с Бошаном долго разговаривали, а потом… Нет, просто какое-то белое пятно в памяти. Хотя это не удивительно, сколько он вчера выпил? Люсьен чувствовал слабость во всём теле, голова неприятно гудела, но пора на работу, наверное… Сколько вообще времени? Надеясь на то, что не проспал, Дебрэ стал приподниматься на локтях, как вдруг заметил что-то тёплое и тяжёлое на своём бедре. Рука. Чья-то рука удобно распложилась там, а сзади он услышал какую-то возню.  — Доброе утро. Люсьен замер и, кажется, даже дышать перестал. Это был голос Бошана. Волна воспоминаний и ощущений прошлой ночи захлестнула его. Стало дурно.  — Не убегай на работу, ничего страшного не будет, если ты останешься дома сегодня. Надо поговорить, Люсьен. Последняя фраза была сказана серьёзным тоном, Дебрэ стало не по себе. Но он, переборов себя, откинулся обратно на подушку, уставившись в потолок и ощущая изучающий взгляд малахитовых глаз. На некоторое время воцарилось молчание, но Люсьен прервал его.  — Ты хотел поговорить? О чём?  — Нам нечего обсудить? Дебрэ поджал губы.  — Я не знаю, что сказать.  — А я и не прошу говорить что-то новое сегодня, я хочу получить подтверждение твоих вчерашних слов. Люсьен нахмурил брови.  — Ты сказал, что уже достаточно давно влюблён в меня. Румянец покрыл лицо Дебрэ, он нервно сглотнул и попытался выпутаться из этой ситуации.  — Я был пьян, поэтому…  — Знаешь, пьяные говорят правду. После непродолжительного молчания хозяин квартиры ответил:  — Давай просто забудем эту ночь, я… Бошан сверкнул глазами и неожиданно прервал его:  — Я не хочу забывать это. Я не могу так больше. Я люблю тебя, по настоящему, а не в пьяном бреду! Позволь сохранить хотя бы эти воспоминания, частичку того тебя, которого я хотел бы видеть. Люсьен повернул голову к Пьеру, поймав его взгляд. Он напряжённо думал, это всё было так неправильно, так странно… Но мысль остаться одному в этой холодной квартире, да и в целом мире страшила его, а тут, в кровати рядом с Бошаном так тепло и уютно. Но это… Внутренняя борьба чувств и принципов Люсьена не собиралась утихать. Компромиссное решение найти было невозможно, всё это так сложно, так непонятно…  — Я…я не знаю… — Дебрэ закрыл лицо руками. Бошан молча смотрел на него, на бледные худые руки, на красивый изгиб шеи…"Всё это было так же прелестно и вчера, так почему он не может наблюдать за этим и завтра, и послезавтра, и всю жизнь? Пьёр готов отдать всё ради права быть с Люсьеном, защищать и дарить ему заботу. Ведь тот тоже страдает от одиночества. А разве Бошан такой подонок, чтоб относться к нему с отвращением? Ведь стоило бы просто попробовать для начала, что мешает… Ах, чёрт бы побрал эти «правила»! Что плохого в отношениях мужчины с мужчиной, если они любят друг друга? Ох…» — в голове Пьера тоже всё кипело: беспорядочные, бессвязные мысли крутились в адском вальсе, перемешиваясь между собой. А Люсьен всё не отнимал рук от лица, позабыв об окружающем мире, как вдруг… Бошан обнял его, сомкнув кольцо рук на животе. Дебрэ не знал что делать.  — Моя нянька всегда меня обнимала, когда я переживал по поводу чего бы то ни было. — сказал Бошан, и Люсьену стало щекотно от горячего воздуха, попадающего на ухо. Он покрылся мурашками. Пьер это заметил, и сказал, прямо в ухо Дебрэ:  — Она была доброй, я любил её больше чем мать, намного… Люсьен дёрнулся, ещё больше мурашек покрыло бледную кожу.  — Хотя отца я любил больше всех, он всегда-  — Пьер… Для Бошана это послужило сигналом, он начал активно и страстно щептать что-то в ухо Дебрэ, заставляя того беспомощино дрыгаться в крепких объятиях, и заливаться весёлым, подобным звенящему, переливающемуся ручейку, смехом.  — Х-хватит, мне щекотно! Но останавливаться Пьер точно не собирался. Перевернув Люсьена на спину и нависнув сверху, он стал пуще прежнего щептать глупости, подключив, вдобавок ко всему, ещё и руки. Дебрэ метался по кровати, разбросав пепельно-белые пряди по пуховой подушке. Мысли покинули его, оставляя место лишь эмоциям: ему было весело. Весело! Он даже не помнил, когда испытывал это чувство в последний раз. Но это было очень, очень приятно. Но всё заканчивается, и Бошан устал. Смеясь, он положил голову на грудь Люсьена, наслаждаясь его последними короткими смешками. Вскоре всё затихло, слышно было только дождь, барабанящий в окно. Словно кто-то стучался в дверь, но открывать никто не спешил. Они долго наслаждались этими звуками… ***  — Люсьен…  — М?  — Мне уйти?  — Только попробуй. Короткий смешок и поцелуй в щёку.  — Я и не хочу. *** Всё заканчивается: и одиночество, и проблемы. Уходит грусть, когда появляется человек, ради которого хочешь жить, которого любишь и который любит тебя. Желаю всем встретить такого человека, а тем, кто встретил — не потерять.