А он ведь только танцевал

      Раз.       Скудные аплодисменты разрывали тишину в зале, позволяя высокой фигуре спокойно занять место у пилона. Взгляды были обращены лишь к нему.       Два.       Янтарь глаз сверкнул в темноте. Луч света пробился сквозь кромешную тьму, позволяя зрителям рассмотреть хоть и узкий, но весьма накаченный торс юноши, который сиял от множества маленьких золотых песчинок.       Три.       Послышался первый аккорд, и на тонких губах Жана растянулась улыбка, больше походившая на оскал.       Плавный взмах руки уже позволил прикинуть, чего ожидать от парня, а остатки блёсток посыпались сверху, оседая неплотным слоем на скользкой сцене.       Оплетая себя холодными пальцами, юноша быстро нашёл глазами новую куколку, к нитям которой уже тянулся. Пронзительный взгляд был направлен на мрачного брюнета, сидящего у самого дальнего столика. В руках покоился бокал с янтарной жидкостью, а рядом сел только что пришедший приятель мужчины.       Игра была опасной. Как, впрочем, и всегда. А ведь он лишь танцевал. Лишь завлекал, а затем снова и снова разбивал надежды мужчин на продолжение, из-за чего те в последствии разбивали ему лицо.       Но игра стоила свеч. Агрессия возбуждала, а насилие по отношению к его телу было лишь стимулятором к крепкому стояку, от которого он избавлялся с помощью своего «подручного» парня.       Но малыш Армин не смел поднимать руку на возлюбленного, который никогда не рассказывал о своей жизни, поэтому приходилось лишь теряться в догадках, где и как Жан получал травмы. А юноша убеждал себя, что не влюблён в блондина, но раз за разом приходил обратно, понимая, что стал зависим от нежных прикосновений и бархатного голоса.       В клубе действовало лишь одно правило: никогда не прибегать к сексуальному насилию, будь то мальчик по вызову или же просто танцор.       Жану всего 16, а подобное каралось более жёсткими мерами, нежели избиение, и именно поэтому никто из приходящих не позволял себе зайти дальше, чем следовало бы.       Холодный взгляд мужчины заставил табун мурашек пройтись по бледной коже, в то время как на сцене становилось слишком жарко. Капли пота выступили на груди и по пути вниз смешивались с блёстками, доходя до резинки золотистых шортиков, так плотно облегающих зад.       И это было оружием. Чёртовым оружием, с помощью которого он играл с мужчинами. А никто и слова не говорил. Лишь глухие удары были слышны в одном и том же помещении изо дня в день, отчего Жан не мог сдержать ухмылки. Но этого вполне хватало, чтобы трахать Армина всю ночь, а потом, как ни в чём не бывало, за завтраком улыбаться и спрашивать о чём-то, даже не стараясь вникнуть в суть.       Сильные ноги обвили прохладную сталь, а руки, словно змеи, соблазнительно скользили по телу, создавая ощущение того, что этот парень сейчас вызовет Дьявола, с которым тут же продолжит танец.       С практически остановившимся дыханием голодные мужчины жадно поглощали все движения, выжигая в памяти каждую линию худого тела, которое было до идеала пластично, чтобы потом видеть его в подробностях в своих мокрых снах.       Интерес просыпался с большей силой, когда на длинной шее оттягивался галстук с золотистыми вкраплениями.       А ведь он лишь танцевал.       Казалось, что сейчас юноша стоял один на один с каждым из присутствующих, танцуя лишь для него. Как же было упоительно слышать тяжёлое дыхание, понимая, что только тот брюнет с напряжённым, изучающим взглядом посмеет прикоснуться к нему.       Поправив влажные волосы липкими руками, пачкая их блёстками, юноша сполз на пол. Переворот на живот — и он уже был словно молодая, но опытная пантера, приготовившаяся к атаке.       А взгляд выдавал. Сияние янтарных глаз, явно желавших грубости, казалось пугающе ярким при свете софитов.       Слишком близко находился к сцене. Слишком накалённой была обстановка. Слишком мерзко было чувствовать, как потная ладонь сидящего у сцены жирного ублюдка медленно спускалась по торсу, чтобы просунуть в резинку шорт слегка намокшие деньги. Но руку он не собирался так быстро убирать, считая, что за отданные 50$ имел право потрогать горячее тело мальчишки чуть дольше.       Никому не было позволено прикасаться к танцорам, а особенно отдавать деньги напрямую, но этот мужчина не раз нарушал правила. Из-за огромного влияния на город подобные выходки сходили ему с рук.       Чтобы Жана не стошнило от отвращения, пришлось отползти назад.       Последняя секунда. Он пытался восстановить тяжёлое дыхание; ноги казались ватными от нагрузки. Зал взорвался аплодисментами, но на остром лице не было ни тени улыбки. Подождав ещё немного, юноша встал, хотя ноги слабо его слушались, и, не обращая более своего взора к толпе, стремительно направился закулисы.       Хотелось побыстрее смыть прикосновения, что сейчас, казалось, обжигали. Лишнее напоминание о том, что он был беспомощен. Напоминание, заставляющее бежать. Преодолев своих «коллег», кричавших что-то восторженное о его выступлении, юноша забежал в гримёрную. Тело трясло, а он даже не думался вытащить грязные деньги, которые неприятно прилипли к телу.       Он прислонился лбом к двери и упёрся в неё ладонями; нервный смешок слетел с губ, а самого Жана начала пробивать дрожь, которая брала начало где-то внутри. Хотелось покончить с этим. Благополучно поступить в институт, завести новые знакомства, устроиться на желанную работу. Но бросить всё сейчас означало лишь то, что он слишком слаб, чтобы помочь ЕЙ.       От безысходности юноша прокусил губу до металлического привкуса, желая, чтобы всё закончилось. Но на самом же деле он проверял, не сон ли это.       Проснётся ли он сейчас от ЕЁ ласковых прикосновений. Прошепчет ли ОНА что-то вроде: "Милый, ты должен встать».       Но ничего не происходило. Ощущение реальности лишь тяготило, заставляя вспомнить причины сих занятий.       А ведь он просто хотел стать обычным.       Тяжёлый вздох пронёсся по холодной комнате, светом в которой служили лишь лампочки, расположенные вокруг зеркала у туалетного столика. На старом диване так и остались лежать одежда и потрёпанная холщовая сумка, из которой вываливались учебники.       Устало прикрыв глаза, юноша разделся и направился в душ, по пути хватая заранее приготовленное полотенце.       Условия были средними, что поначалу удивляло Жана, ведь репутация была на высшем уровне, а сам клуб далеко не из дешёвых. Но подавать претензию означало вылететь с «работы», которая являлась единственным источником дохода.       Под еле тёплыми струями воды парень старательно оттирал воспоминания, заставляя бледную кожу краснеть. По ванной комнате распространился аромат фиалок и миндаля. Он погрузился в мысли, а тело начало неприятно зудеть в местах, где прошлась рука того мужчины.       В этот момент хотелось содрать с себя наружный слой, лишь бы забыть хоть на минутку о проблемах.       А он всё продолжал тереть, пока не ощутил острую боль. Шикнув, юноша откинул мочалку и посмотрел на торс, а потом прошёлся подушечками пальцев по ране, еле прикасаясь к месту, где была содрана кожа. Но воспоминания не отступали.       Смыв остатки геля, Жан обернулся полотенцем, встал перед зеркалом и взглянул на себя, оперевшись руками о бортики раковины, но мысли продолжали пожирать изнутри, словно скверна.       Ведь сейчас он должен был сидеть дома с тёплым мятным чаем, слушая её рассказы и смеясь над её шутками. Должен помогать ей по квартире и обнимать, чаще произнося слова «я люблю тебя».       Он должен был ходить в школу, не боясь, что однажды его кто-то узнает, а потом выследит и убьёт, как это произошло с одним из ребят четыре года назад. Боль была единственным спасением, которая медленно, но верно переросла в зависимость, а потом и вовсе в нечто возбуждающее.       Он ведь просто должен быть подростком с невзаимной любовью и переживаниями по поводу оценок. Понимание того, почему всё это происходило именно с ним, никак не приходило на ум.       Он же был совершенно обычным. Острые черты лица, ничем не примечательные небольшие глаза цвета мёда, только вот оставшийся на веках чёрный карандаш раздражал.       Единственное, что не могло не радовать, так это скорое поступление в институт и начало новой жизни.       Смотря на своё отражение, вызывающее только очередную волну раздражения и ненависти к себе, Жан попытался выдавить улыбку, чтобы вспомнить, умеет ли он ещё это делать. Но вышел лишь оскал.       Выдохнув, парень вышел из ванны, вытирая хлопковым полотенцем всё ещё влажные светлые волосы, из которых блёстки не вымылись до конца.       Когда он окинул комнату взглядом, в глаза сразу же бросилась фигура мужчины, всем своим видом говорящая о спокойствии и расслабленности. Выдавал лишь взгляд.       Закинув ногу на ногу, тот вальяжно сидел в потрёпанном кресле, подперев рукой голову.       Он так и знал.       Не проронив ни слова, светловолосый подошёл к своим вещам и хотел было взять их, но планы резко нарушили. Шагов не было слышно, но хватка за плечо и грубый разворот неожиданностью не стали.       Было ясно лишь одно: этот брюнет — опасный хищник, который добьётся своего, чего бы это ему не стоило.       Разница в росте была заметна, отчего с тонких губ юноши сорвался смешок.       — А ты такой же нахальный, как и на сцене? — прищурившись, он оценивающе прошёлся взглядом по торсу парня и остановился на полотенце. — Это лишнее, а?       — Лишние здесь только ваши слова, сэр, — насмешливо кинул тот и, подняв голову мужчины за подбородок, впился в холодные губы, от мягкости которых хотелось улыбаться от восторга.       Брюнет взял инициативу в свои руки. Оттолкнув мальчишку к столику, он быстро смахнул всё ненужное с поверхности и усадил Жана, устраиваясь у его ног. Градус в комнате повышался, а разум Жана кричал, что он не имеет права вступать в половой контакт с кем-то, кроме Армина. Да и ему вряд ли понравится, если на теле будет чужой запах и метки, поэтому было принято решение действовать строго по плану, не изменяя себе.       Светловолосый приблизился к уху брюнета. Острый язык тут же коснулся мочки, отчего по шее прошлась струя тёплого воздуха, заставившая съёжиться.       Но коротышка не собирался уступать и сразу же перешёл к шее, что было весьма опрометчиво. Ладонь Кирштайна тут же оказалась на уровне ширинки брюк, а указательный палец вычерчивал линии сквозь ткань на уже возбуждённом члене.       — На этом мы и закончим, — шепнул на ухо Жан и оттолкнул мужчину, что вышло легко лишь из-за ситуации. Юноша спрыгнул со столика и отошёл чуть дальше. — Если в голову придут мысли изнасиловать меня, то просто поднимите взгляд туда. Вы знаете правила.       Кивнув в сторону, Кирштайн указал в угол комнаты, где висела камера. Мужчина, восстановив дыхание, нацепил на лицо привычное безразличие и начал подходить ближе, пытаясь напугать свою жертву. Это всё равно, что жизнь в дикой природе. Золотая лань, загнанная в угол опасным зверем, что готов вцепиться в глотку сию же секунду, только и может, что наблюдать и ждать дальнейших действий.       И он сейчас наблюдал.       — Я всё не могу понять, чего ты добиваешься, — баритон был довольно низок, хоть и содержал редкие приятные нотки, которые уловить было практически невозможно. — Или ты просто возомнил себя кукловодом? А, недоблондинчик?       Было понятно, что возбуждение сменилось гневом, поэтому ухмылка с лица Кирштайна не стиралась даже тогда, когда был нанесён первый удар в живот, заставивший его согнуться и опустить голову, по которой, в последствие, он так же получил нехилый удар.       Но даже когда глаз заплыл, а кровь из носа встретилась с кровью из разбитой губы, Жан не изменял своей ухмылке. Было больно не только на лице, но и в паху.       — Мерзость, — скривившись, брюнет достал из внутреннего кармана пиджака белоснежный платок с вышитым золотой нитью инициалом «Р.А.» и вытер кровь, которая была не только его, со сбитых костяшек.       Смерив светловолосого презрительным взглядом, коротышка с минуту стоял и смотрел на юношу, пока дверь не открылась.       В дверном проёме появилась высокая фигура, от которой захватило дух даже у Жана. Блондинистые волосы были уложены назад, а яркие голубые глаза при тусклом свете казались настолько синими, что их можно было сравнить с сапфирами. Костюм сидел на нём просто идеально, а грубые черты лица и нос с горбинкой показались хоть и привлекательными, но смутно знакомыми.       Пока избитый Кирштайн сидел у стены, облокотившись на неё спиной, вошедший уже успел оценить обстановку и что-то сказать коротышке, который в последний раз смерил взглядом юношу и, фыркнув, вышел из помещения, оставляя один на один Жана и этого знакомого незнакомца.       Тот неспешно вытянул из пачки тонкую сигарету, обёрнутую в чёрную бумагу, у фильтра которой протянулось золотистое кольцо. Далее из кармана показалась серебристая зажигалка, пламя которой немного осветило комнату. Лишь тогда на секунду Жан смог увидеть этот взгляд.       По помещению распространился тягучий дым, забираясь в нос светловолосого, который смог услышать нотки дорогого табака. Густые широкие брови неожиданного гостя свелись вместе, когда тот подошёл чуть ближе к избитому юноше и присел на корточки. Очередной новый запах проник под кожу Кирштайна, заставляя чуть приблизиться к блондину и вдохнуть снова.       — И чего ж тебе спокойно на шесте не крутится? — слова были произнесены с некой небрежностью и каплей оскорбительности, но юноша лишь проигнорировал, принюхиваясь к аромату мужчины. — Успел даже от Райвеля получить. Что, слишком много берёшь за ночь?       Он издевался. Издевался, пытаясь вывести его на эмоции. Но губы лишь искривились в уже знакомой ухмылке, а сам Жан расслабленно откинулся на спину, смотря исподлобья на того.       А он ведь только танцевал.       — Единственное, что я получаю от мужчин, — синяки и эрекцию, — со смешком выдал Кирштайн и попытался встать с холодного пола, когда почувствовал большую опасность от блондина.       Получилось не сразу, но, держась за живот, он достиг желаемого, хоть и с третьей попытки. Юноша схватил одежду и направился в ванную, не собираясь больше разговаривать с этим нахальным и грубым мужланом.       Когда дверь комнаты закрылась, Кирштайн в который раз посмотрел на себя в зеркало. Лицо выглядело помято, а на теле начинали проявляться очертания синяков и гематом. Сейчас хотелось лишь дойти до Армина, где он будет накормлен и обработан, а потом ещё и удовлетворён. Главное дойти.       Вывернув чёрный свитер с высоким горлом наизнанку, юноша шикнул от боли в груди, когда поднял руки, но постарался забыть об этом хоть на минуту и побыстрее распрощаться с чёртовым клубом ещё на две недели. Заработанных денег за один танец хватало на этот срок, поэтому брать дополнительные ночи он не стал, да и не смог бы в связи с возможностью большего недосыпа и пропуска уроков.       Когда остальные элементы одежды уже сидели на покалеченном теле парня, он стремительно покинул ванную и на ходу схватил сумку, чуть не выронив содержимое той на пол.       И лишь перед самым выходом в глаза бросились слегка помятые бумажки, которые во время танца ему сунули в шорты. Присев на корточки, Жан взял деньги и, чуть помедлив, сжал их в ладони, а с губ сорвался стон отчаяния.       Хотелось побыстрее выбраться из этого Ада, чтобы вернуться к своему чистому Ангелу.       И правда, Армин был похож на Ангела, за что часто был подвержен ядовитому крику Жана.       Чёртов Арлерт даже не понимал, почему тот злился, хотя ответ лежал как всегда на поверхности. Привязать к себе такого наивного и доброго мальчишку, который, несмотря на свою детскую внешность, был старше Жана на три года, было просто удушающе. Такой отброс не был достоин нежности Ангела, поэтому всегда злился как на себя, так и на него. Он не имел права любить Армина.

***

      — Жан… — тихим голосом блондин окликнул юношу, который не реагировал ни на что в последние 15 минут, молча стоя на балконе и скуривая пятую по счёту сигарету за этот вечер. — Жан, пожалуйста.       Он слышал этот жалобный голос, молящий о спасении. Армин тонул в своих догадках и мыслях, но, сколько бы он не рассмотрел сюжетов произошедшего, всё равно приходил к одному итогу. Страшному итогу. И от этого сердце Жана неприятно ныло, но он продолжал мучать своим молчанием как Арлерта, так и себя. Когда светловолосый пришёл в квартиру к Ангелу, то ничего не сказал. Переступив порог, он понимал, что вопросы посыпятся градом, но придумать что-то, как делал это всегда, юноша был не в силах. Его ложь поглощалась наивным парнишкой, который для собственного спокойствия верил в сказки Жана про «ударился об косяк» или «подрался с собакой», хоть и был до ужаса умён.       В этот раз всё было иначе. Обман больше не мог продолжаться, а ранить нежного парня он был не в силах. Поэтому молчал.       Но возбуждение было сильнее, чем желание признаться в мерзких грешках, поэтому на первый план вышел секс.       И Арлерт понимал, что в этот раз Жан был грубее, но причины такой резкой смены настроения вообразить не мог.       Юноша поднялся с кровати, обернув тонким одеялом худое тело, на бледной коже которого вот-вот проявятся следы от пальцев Жана, и тихонько подошёл к напряжённому парню, не решаясь снова повторить его имя, что Кирштайну нравилось до безумия.       — Тебя что-то беспокоит? — голос дрожал не столько от волнения, сколько от холода, ведь тот босиком стоял на полу. — Если я могу чем-то помочь, ты только скажи. Раскройся мне, прошу. Ты не можешь вот так молча прийти и переспать со мной, а потом, как обычно, исчезнуть на две недели. Ты не…       Не успел блондин договорить, как Кирштайн молча повернулся к юноше и выгнул бровь, выражая недоумение и лёгкую надменность, но глаза кричали о том, что ему нужна помощь.       — Я могу. И именно так и поступлю, — прищурившись, светловолосый выбросил ещё тлеющий окурок с высоты 20 этажа и большими шагами прошёл обратно в помещение, собирая на ходу разбросанные вещи.       Он не имел права больше отравлять Армину жизнь. А ведь он пытался исчезнуть, часто грубил и доводил до слёз, пропадал по неделям, но в итоге возвращался, чувствуя себя нужным лишь здесь.       Но этот парень должен продолжить учиться, найти хорошего, заботливого возлюбленного, который не будет приходящим-уходящим событием. Он не заслуживал такого.       От собственных мыслей стало не по себе, но это было горькой правдой. Ангел должен продолжить своё существование в Раю, не желая больше ощущать на своём теле грехи Адского демона.       У самого выхода Кирштайн наспех надевал чёрные ботинки, которые не снимал ни летом, ни зимой, чтобы побыстрее уйти. Денег на что-то лёгкое не было, поэтому приходилось довольствоваться тем, что имелось.       Взглянув на хрупкую фигуру Армина, который смотрел на светловолосого с застывшими слезами на глазах, Кирштайн замер на секунду, а потом произнёс:       — Не смей поддаваться соблазну моей тьмы. Я не хочу, чтобы твоё чистое сердце погрязло в ней.       Предупредив юношу, он скрылся за дверью. Но разглядел. Разглядел боль на дне бездны голубых глаз, искры в которых уже успели потухнуть.       Так.       Будет.       Лучше.       Для него? Или же для самого себя? Разум кричал о правильности, но это причинило лишь боль, что останется с ними двоими навсегда. Сможет ли он найти парня, который полюбит его эгоистичность и грубость, как это сделал Армин? Парня с такими кристально чистыми глазами и доброй улыбкой, адресованной только ему?       Когда он вышел из душного подъезда, тело сразу же обдало холодным ветром. Ночь уже подступила, заволокнув небо тёмным полотном. Ни одна звезда даже не собиралась выходить, словно они все чего-то боялись.       И Жан боялся. Неизвестность — это единственное, что пугало его. И сделать с этим он ничего не мог. Оставалось лишь довольствоваться тем, что имелось.       Юноша уже пересёк порог собственной квартиры и тяжело выдохнул, ощущая пустоту и холод помещения. Мать Кирштайна попала в больницу с тяжёлым заболеванием, на лечение которого необходима довольно большая сумма. Именно поэтому светловолосому ничего другого и не оставалось, как использовать своё тело и внешность для лёгкого заработка денег. А ведь он ничего другого и не умел.       Включив свет, Жан кинул сумку у входа и разулся, слегка щурясь от непривычной яркости. Аппетита не было от слова «совсем», поэтому единственным желанием было поддаться искушению и лечь спать, забыв о завтрашнем тесте по английскому, что он и сделал.

***

      День не задался с утра. Голова после вчерашнего болела и казалась налитой свинцом, но будильник, уведомляющий о начале седьмого утра, безжалостно барабанил по перепонкам тяжёлым битом.       Выключив «адскую машину», что была установлена на телефоне, юноша с трудом поднялся с кровати, всё ещё чувствуя боль в ногах. В комнате было более чем мрачно, поэтому Жан, даже не приняв душ, быстро надел первую попавшуюся одежду и наспех собрал все необходимые учебники, лишь бы поскорее уйти и избавиться наконец от этого тяготящего чувства одиночества.       По сути, он не был одинок. Друзей и приятелей было много, а знакомых — и того подавно. Стоило ему только прийти в школу, как его сразу же окружали девушки, проявляя зачастую нездоровый интерес к такому загадочному и чертовски привлекательному парню. Доходило даже до угроз его близкому другу, что если он не познакомит их с Кирштайном, то Марко может смело менять место жительства, а вообще, желательно страну проживания.       И этот день не стал исключением. В очередной раз, словно в дне сурка, светловолосый, как только переступил порог школы, был окружён безумными женщинами, пытавшимися любыми способами обратить внимание на себя.       Буквально через пять минут Жан с ошарашенным взглядом и шоком от происходящего забежал в мужской туалет, пытаясь отдышаться. Погоня была хоть и короткой, но довольно изнурительной. Хорошо, что уже давно был введён школьный закон: общее всё, кроме шкафчиков и туалетов, так что туда ни одна нога девчонки не посмела бы ступить.       Он подошёл к раковине и набрал в ладони кристально чистую воду, что при солнечном свете из небольшого окна казалась лазурной. Жидкость была весьма прохладной, но это не остановило его, поэтому через минуту он уже смотрел на бледное мокрое лицо и не мог понять, что такого особенного замечали девчонки.       — Хей, Жан. Саша, Хитч и Изабель всё ещё караулят тебя, хоть уже и прозвенел первый звонок. Мне кажется, Конни тебя скоро убьёт. Столько лет подбивал клинья к Сашке, а тут ты появился… — звонкий голос вошедшего брюнета заставил вздрогнуть, а взгляд с отражения перевести на приятное лицо друга, обращая особое внимание на милые веснушки. — С тобой всё в порядке?       — А… Да, я… Не думал, что эти сумасшедшие всё ещё охраняют вход, — с нервным смешком выдал тот и натянул улыбку, полностью развернувшись к Марко, а потом потянулся за салфеткой, чтобы вытереть лицо.       — Ты выглядишь… Помятым и слишком уж избитым. Может, всё-таки скажешь, где ты так? — обеспокоенно начал Бодт и подошёл чуть ближе, словно боясь спугнуть. — Я, кажется, начинаю кое-что понимать.       После этих слов Жан заметно напрягся, а телодвижения остановились. Неужели кто-то из школы решил наведаться в подобное место и смог узнать его?       — Ты что такое говоришь? — неожиданно грубо выдал светловолосый и выкинул влажную салфетку в урну, вытирая остатки влаги на лбу рукавом.       — Ты же занимаешься подпольными боями, да? Если тебе нужны деньги, ты можешь обратиться ко мне. Отец может одолжить нужную сумму в связи с… Со сложившейся ситуацией, — неловко продолжил юноша, пытаясь заглянуть в янтарные глаза Жана, взгляд которых он так старательно прятал.       — Бодт, какой же ты прид… — оборвав себя, Кирштайн закинул на плечо сумку и улыбнулся, показывая другу, что всё под контролем. — Нет. Я не занимаюсь подобным. Я в порядке, окей? А теперь пошли. Насколько я помню, у нас совмещён английский.       Когда они вышли из помещения, прозвенел второй звонок, заставляя поторопиться на урок, хотя в коридоре к тому времени не осталось никого.       На их счастье Майк Захариус, преподаватель английского, слегка опаздывал, что сыграло на руку, поэтому, заняв свои места, они стали ждать. Окинув взглядом класс, Жан остановился на Йегере. Парне, который является вторым по популярности в школе, а Кирштайн для поддержания своего статуса «плохого парня номер один» устраивал стычки с шатеном, смеясь над реакцией на стёбы и колкими высказываниями в ответ. Необходимо было хоть как-то отвлекаться от навалившихся проблем, поэтому светловолосый нашёл отдушину в виде Эрена. Парень-то он неплохой, если бы не был таким заносчивым и маниакальным в плане определённых целей. Да и на мир смотрел через розовые очки. Заметив на себе долгий взгляд, юноша вспыхнул.       — Чё уставился, придурок? — ядовито прошипел тот, пытаясь задеть оппонента как можно сильнее, что выходило больше нелепо, чем обидно. — Влюбился, что ли? Педик.       — Да вот смотрю и думаю, какого хера с такой рожей ты так популярен у девчонок. Ощущение, что этой харей пробили как минимум три бетонные стены, а потом ею же выравнивали асфальт, — насмешливо произнёс Жан и откинулся на спинку стула. — Да чтобы в тебя влюбиться, нужно иметь зрение как минус, так и плюс, то есть быть слепым. Так ещё и не слышать ничего. У тебя правая или левая рука намозолена, а?       — Чё сказал? — Эрен хотел было вскочить со стула и подойти к Жану, чтобы разбить эту наглую морду, но сводная сестра шикнула на шатена, держа за рукав и что-то шепча при этом.       Пустив смешок, боковым зрением Кирштайн уловил, что в сумку кинули письмо с сильным ароматом женских духов, что сразу же дошёл до него, поэтому можно было даже и не ломать голову над тем, что это может быть. Подобные любовные письма не являлись редкостью, а написанные под штамповку признания сжигались в тот же день, потрескивая от огромного содержания спирта и блёсток.       И вот в кабинет врывается высокая, крепкая фигура мужчины, словно вихрь. В руках у него была огромная стопка бумаг, которую он тут же положил на стол и сел за учительский стул. Остановившись на секунду, он несколько раз коротко вдохнул, а потом поморщился. Обоняние мужчины было до жути острым, поэтому запах приторных женских духов вкупе с лаком для волос были для рецепторов взрывной смесью.       — Итак, наш сегодняшний тест всё-таки состоится, несмотря на то, что ненормальная Зое пыталась отвоевать принтер для «более важных дел», — лестно отозвавшись об учителе химии и биологии, что и правда была слегка не в себе, если дело касалось опытов и экспериментов, Майк закатил глаза, подзывая руками учеников, которые должны раздать работы, а потом чихнул, приложив к носу голубой платок. — У вас на всё урок. И будьте так добры, не засрите его.

***

      — Мам, не волнуйся, моя успеваемость ничуть не ухудшилась. Да, и с оценками всё в порядке, — сжав чуть сильнее скомканный тест с огромной красной F в кулаке, Жан незаметно выкинул уже ненужную бумагу и сел на стул рядом с кроватью.       Женщина выглядела намного лучше. Принесённые им цветы не могли не растрогать г-жу Кирштайн, отчего та расплакалась. Но Жан только и мог, что лгать. Лгать, чтобы единственный родной человек не волновался за него.       Последние анализы показали, что вероятность успешной операции равна 70%, но деньги нужно было найти в кротчайший срок, иначе опухоль может доставить ещё большие проблемы.       Тихий стук в дверь прервал их оживлённый разговор, и в проходе появилась невысокая фигура. Юноша лучезарно улыбался, а в руках держал букет белых лилий. Армин перевёл взгляд с женщины на Жана, который был не меньше матери удивлён такому посетителю.       — Как вы себя чувствуете? — заботливо поинтересовался блондин и сел рядом с парнем, вручив благоухающий букет женщине.       Слишком близко. Настолько, что их колени соприкасались, заставляя Жана смущаться и смотреть куда угодно, но только не на Арлерта.       — Спасибо, уже намного лучше, — тихо ответила та и попыталась улыбнуться, что выходило с трудом. Она всё ещё была слаба.       — Что ж, мам, я пойду, чтобы не напрягать тебя. Отдыхай. Я… Навещу тебя позже, — запнувшись, светловолосый схватил сумку и вылетел из палаты, еле сдерживая слёзы. Он рушил всё сам.       Накопленных денег не хватает даже на половину, а потерять её — значит потерять себя.       — Жан, — когда тот уже вышел из больницы, блондин еле догнал возлюбленного, тяжело дыша и пытаясь сказать что-то.       — У меня нет времени, — холодно ответил юноша, чтобы избежать разговора, и хотел было уйти, но мёртвая хватка не дала отойти ни на дюйм.       — Не думаешь, что нам нужно поговорить? — наконец, восстановив дыхание, Армин сказал что-то связанное. — Насчёт нас. Ты не можешь так просто уйти, понимаешь? Нельзя просто взять и разрушить всё, что мы так долго строили. Ты… Ты просто не имеешь права!       Слёзы начали течь из глаз, а самого блондина уже трясло.       — Армин, я… Не могу продолжать отношения. Это тупик. Мы ни к чему не придём, понимаешь? Просто прими этот факт и отпусти. Так будет легче, — и снова ложь. Сколько он ещё должен солгать, чтобы избавить дорогих ему людей от балласта в виде себя?       — Я не готов, — отойдя от минутного шока, прошептал тот и опустил голову, продолжая рыдать. — Прошу, не бросай меня одного. Мы можем быть друзьями. Можем и приятелями. Но не бросай.       Истерика накрыла юношу с головой, а у Жана не находилось слов. Они могут быть кем-то друг другу, кроме любовников?       — Знаешь, Армин, ты причинишь себе ещё большую боль. Но раз ты так хочешь, мы можем… Ну… Восстановить общение, — потерев глаза большим и указательным пальцами, Кирштайну таки удалось освободиться от хватки этого хрупкого мальчишки.       Широким шагом он удалялся оттуда. От того, что приносило в его жизнь свет. Он и сам сильно привязался к Ангелу, понимая, что чувства могут накрыть с головой, но в то же время опасался подпустить его слишком близко, ведь тогда из этой бездны уже не будет выхода. Армин заслуживал лучшего.       Но это может подождать. Деньги, что надо найти до конца следующего месяца, были огромными, поэтому выхода из сложившейся ситуации не было, кроме как взять ещё ночи.       И вот он уже на месте. Неоновая вывеска кричала о том, что здесь можно поглазеть на красивые мужские тела, что привлекало многих представителей сильного пола. И это было выгодно. Огромные цены на танцы, удачное расположение, хоть и на неоживлённой улице. Но зная по рассказам клиентов, какие там мальчишки, клуб был довольно известен по всему ***.       Преодолев уже знакомого охранника, юноша вошёл в здание с приглушённым светом, где мелькали разноцветные огни. Шоу уже началось.       — Наконец-то ты пришёл! — возмущённый секретарь держал в руках кучу бумаг, отчего руки тряслись, а сам мужчина кряхтел. — У меня к тебе есть предложение.       — Слушаю, — поправив лямку, светловолосый сконцентрировал внимание на низкорослом толстяке.       — Значит, слушай. В восточной части клуба, у Имир, освободилось одно место. То есть это танцы с полным оголением тела. И у тебя есть все шансы стать любимчиком толпы. Также появилась новая ветвь. На этом можно заработать огромные деньги, так что довольно выгодный обмен. Тебе всего лишь надо предоставлять клиентам услуги… Ммм… Интимного характера, — слегка замявшись, мужчина всё же сказал это.       Но это был не его путь. Он не имел права так поступать со своим телом и гордостью.       — От предложения Имир отказываюсь, а это… Я уж лучше буду танцевать за копейки, чем спать с какими-то уродами, — презрительно взглянув на того, юноша стремительно пошёл в гримёрку.       Нет. Он не посмеет поступить с собой так.       — Кирштайн, твою мать! — секретарь настиг того, бросив все бумаги на пол, а потом стёр со лба выступившие капли пота и сел на старый диван, который неприятно скрипел под его весом. — Я же тебе не сообщил. Теперь ты можешь танцевать приватно, и, кстати говоря, у тебя один заказ уже есть. 30%, правда, удерживает контора, но остальные деньги твои. Не знаю уж, что такого невероятного в тебе, но заплатили прилично. Подписывай здесь и можешь идти.       Парню протянули лист бумаги с помятым уголком и напечатанными условиями, которые он быстро просмотрел и поставил подпись ручкой, которую секретарь еле нашёл. Удивительно, что в это место ходит так много мужчин, соответственно, большая прибыль, а директор никак не мог создать комфортные условия для своих «работников».       — Вот и славненько. Комната номер два, имени заказчик не назвал. Танец будет под твою классику, — протараторил тот и наспех собрал бумаги, выбегая из гримёрной.       А Жану ничего не оставалось, как начать готовиться. И всё по старой схеме. Макияж, золотые шорты и блёстки. С этими маленькими песчинками на теле он чувствовал себя ценным.       Когда юноша вошёл в комнату, приглушённый свет не позволял ничего рассмотреть, а признаков жизни никто не подавал. Это было крайне странно, но время поджимало. Часть блёсток была рассыпана у пилона, а небольшая горстка использована для тела.       — Ну что, ты собираешься танцевать? — грубый голос напугал Жана, отчего открытый бутылёк с «золотом» упал, рассыпав всё содержимое на пол, — начинай. Я заплатил достаточно, чтобы ты сейчас показал мне всё, на что способен.       Из тени вышел он. Человек, который ровно две недели назад унижал его в собственной гримёрке. А теперь он стоял с бокалом коньяка и самодовольной ухмылкой, ожидая приватного танца. Кресло было одним лёгким движением придвинуто к сцене, а сам блондин сел и закинул ногу на ногу, пристально наблюдая за Жаном.       Что ж. Выбора нет, поэтому всё, что остаётся, — дождаться музыки.       Когда он услышал первые ноты, тело пробила дрожь, а сознание помутилось. Это была песня, под которую он с Армином, предварительно станцевав юноше, впервые занялся сексом. Это не должно было быть чувством дежавю, но почему-то казалось, что это не приведёт ни к чему хорошему. Хоть всё и изменили, но за услугу уже заплатили.       Сбитый вздох помог хоть как-то сосредоточиться, а руки обвить прохладное железо, от которого прошла очередная волна мурашек.       Блондин же наблюдал за этим всем с той же самой ухмылкой.       Он знал.       Пронзительный янтарный взгляд был направлен на Эрвина, который на секунду замер.       Он чувствовал.       К танцу подключились ноги. Нужно было перенести всю тяжесть тела именно на них, но от чего-то он совершенно забыл, что нужно делать, поэтому лишь импровизировал.       Как тогда.       На теле не осталось ни участка, не покрытого золотым блеском, хоть он и старался избегать случайно рассыпанной горстки «золота». Но его это мало волновало, ведь все чувства и вся боль сейчас были сосредоточены в танце. Он углубился в себя, вырывая воспоминания и воспроизводя их в движения.       Слишком больно.       Вспотевшее тело отзывалось на движения с тянущей болью, но он продолжал.       И продолжил бы и дальше, если бы блондин не поднялся со своего места.       В бокале не было алкоголя, а на губах остались капли горького напитка. За два шага тот преодолел расстояние и вцепился рукой в волосы на затылке юноши, не давая и шанса на отступление. Губы блондина настигли своего пункта назначения, заставляя Жана забрать капли коньяка.       Удар в живот не причинил мужчине никакой боли. Напротив, он ещё с большим остервенением целовал, терзая губы. Лишь через полминуты Жан сумел освободиться, пока блондин восстанавливал дыхание. Музыка продолжала играть, разбивая сердце юноши на несколько тысяч осколков.       — Какого хрена ты творишь? — взревел светловолосый и отошёл на пару шагов, пока не почувствовал стопами холод.       А мужчина всё приближался, загоняя жертву в угол. Ему нравилось играть. Уже знакомая ухмылка появилась на губах Эрвина, но он не издал ни звука. Это чертовски пугало.       Настигнув «напуганного крольчонка», блондин вцепился в его плечи. Момент — и Кирштайн оказался на полу, упав спиной в горку блёсток, отчего в воздухе повисли тысячи «звёзд», покрывая тела. Но это отходило на второй план, поскольку главной проблемой был Смит.       Нависнув над хрупким телом Жана, мужчина свёл его запястья над головой и схватил рукой, другой же медленно провёл по груди светловолосого, пачкая руки в «золоте». Карандаш на глазах Жана уже давно смазался, отчего глаза начинало щипать. Или же эта боль от слёз?       Сейчас ощущались только пламенные прикосновения рук и губ ненавистного мужчины, от которых хотелось сбежать. Ему было больно.       — Остановись! — из последних сил крикнул юноша, срывая голос; кристально чистые слёзы превращались в чёрные.       Словно его боль выбиралась наружу, показывая, насколько его душа устала.       Но тот продолжал. Продолжал терзать его губы. Продолжать входить в девственный анус, наслаждаясь очередной порцией чёрных слёз юноши. Некогда прекрасное чистое тело теперь носило его метки в виде синяков от пальцев.       Казалось, что Ад разверзся и сам Дьявол посетил его, наказывая за все неправильные решения, что он принял в течении своей жалкой жизни.       А тот всё продолжал.       Уже через десять минут физическая боль не ощущалась.       Сквозь музыку и стоны Эрвина можно было услышать треск. Это душа Жана разорвала связь с его телом, забирая с собой все эмоции и чувства. Она оставила лишь пустую оболочку с сознанием.       Удивительно, что время имеет свойство меняться в зависимости от ситуации. Счастливые моменты проходили в течении доли секунд, а изнасилование, длящееся вот уже как полчаса, превратилось в вечность.       Он не мог пошевелиться. Даже дышать становилось трудно, но он был обязан быть сильным. Ради мамы. Ради чёртова Армина, который, кажется, никогда не исчезнет из сердца Кирштайна.       В голове всё смешалось, не оставляя места здравому смыслу, а Смит лишь достал бумажник и кинул ему под нос 300$. Закурил и ушёл, даже не оглянувшись. Неужели оно стоило того?       Через пару минут за дверью послышалось шушуканье, и в помещение прошли двое приятелей Жана.       Райнер с Бертольдом хоть и были засранцами, но друзей они ценили как собственную жизнь.       — Святая Дева Мария, — шокировано произнёс слишком впечатлительный Берт, прикрывая ладонями рот.       — Сторожи выход. Никого не впускай, — строго кинул Райнер и подбежал к приятелю, пытаясь как можно аккуратнее поднять того на руки.       Каждое движение отзывалось острой болью, отчего невозможно было сдержать сдавленный стон. А Браун лишь кривился от того, что же наделал тот ублюдок.       Дальше всё помнилось Жану слишком туманно. Единственное, что он запомнил, — сочувствующие взгляды. Но оно ему не нужно. И никогда не было нужно.       Через 20 дней он вышел на работу. На свою новую работу.       За этот период Кирштайну сообщили, что никаких повреждений от изнасилования нет, а его матери необходима срочная операция, поскольку состояние ухудшилось.       И тогда он понял, что уже нечего терять, поэтому согласился на торговлю телом. Святые уже давно отвернулись от него, но он всё ещё пытался держаться за ту серебряную нить, которая оказалась ничем иным, как фальшью.       Его первый клиент был мерзок.       Его второй клиент был слишком груб.       Его третий клиент был совсем ещё новичком. Как и он когда-то.       Его четвёртый клиент был им.       В память всё ещё врезались воспоминания, от которых он пытался избавиться с помощью травки, подгоняемой ему знакомый из клуба.       Его тихие шаги невозможно было уловить, но Смит чувствовал, что он здесь. Всё та же ухмылка и тот же бокал с коньяком.       А он не мог. Не мог переступить через себя и переспать с человеком, который уничтожил всё.       Когда блондин потянулся к волосам Жана, тот отшатнулся и испуганно взглянул на мужчину. Он всё ещё боится. И боялся всегда.       — Что, не позволишь даже прикоснуться к себе? — ухмылка сменилась лёгкой улыбкой, а алкоголь был выпит залпом. Как в тот раз. — Когда я услышал, что ты согласился на такие услуги, то сначала удивился. И вот захотелось проверить, каков ты, когда хочешь. Но ты не дашь мне, верно? Тогда скажи… Как тебе прикосновения мужчин? Как ощущения, а?       Он издевался. Добивал его, посчитав, что с него недостаточно.       — Не смей говорить дальше, — дрожащий голос звучал настолько жалко, что Смит только засмеялся, поправив волосы.       — Ты же просто шлюха. Прикрываешься тем, что нужны деньги, а сам ведь даже не пытался что-то исправить. Ни у кого ничего не просил, не искал более подходящие варианты. Но ты хотел этого. С самого начала кричал всем своим видом, чтобы тебя выебали, а когда это произошло, стал строить из себя жертву, — усмехнулся тот и налил из хрустального графина ещё порцию. — Тебе это нравится. Безумно нравится, хоть ты и не признаёшься. Грязная шлюха. Да ты же…       Он не дослушал. Слишком больно было слышать что-то, что от части являлось правдой. Он пришёл сюда только ради лёгких денег. Ничего не умеющий Жан мог только танцевать, даже не попробовав себя в чём-то другом. Ему это было нужно. Это внимание было нужно.       В гримёрной тишина. Флок, новый сосед по комнате, ушёл к клиенту. Никто не сможет помешать.       Раз.       Свет от лампочек горел, но он не решался взглянуть на себя в зеркало. Видеть своё отражение было просто невыносимо. То, во что он превратился. Оно являлось лишь очередным напоминанием того, насколько он был слаб.       Два.       Зрители уже не хлопали и не встречали горячим молчанием. Никто не смотрел на него как на нечто особенное. На что-то, что невозможно достать. И теперь они остались одни: он и пистолет, украденный у одного из спящих охранников. Он был слишком слаб.       Три.       Свет сцены потушен. Выстрел.       Ему больше не больно.