Странный интерес

У нас с Женей абсолютно особенные, доверительно-охуительные отношения — так бы я их описал, если бы меня спросили. Это единственный человек, которому я могу написать в полночь с какой-нибудь очередной рандомной заморочкой, а она в свою очередь сделает всё, чтобы помочь мне справиться с моими внутренними демонами, которых я всегда порождаю сам. Мы очень быстро сдружились, а потом она стала моим менеджером. Не помню, в какой именно момент, но резко пришло осознание: “Она своя”. У меня никогда ни с кем не было такого вида дружбы. Не боясь показаться слабаком, я могу ныть ей о том, что я исписался, или что не уверен в том, что я делаю, могу ностальгировать по минувшим светлым временам. Она дает мне моральную пощечину, а когда нужно — выказывает сопереживание и поддержку, и я снова в строю. У нас получился идеальный симбиоз. Может, когда я ною о своих проблемах, это помогает забыть ей о собственных. По крайней мере, именно это происходит в обратном случае. Иногда она жалуется на то, что устала от бытовухи в семейной жизни. Я забываю обо всех переживаниях и усталости, объявляю “разгрузочный день” и вытаскиваю ее на какую-нибудь тусовку. Обычно она не может находиться на них дольше двух часов и уходит. Потом благодарит меня, но не за интересно проведённое время, а вот так: “Спасибо, Мир, если бы ты не взял меня с собой, я бы не поняла, что всё это не моё, и не осознала, как я ценю свой брак. Буду теперь занята семьей, пока опять не заебусь.” Мы бы расклеились, не будь мы друзьями. В один момент в нашей дружбе слетели словесные границы. Началось все с того, что я как-то спьяну рассказал ей о своей очередной пассии, что жестоко продинамила меня после совместной ночи, несмотря на то, что я был сабмиссивом. Женя охуела, но была деликатна, как и всегда утешив меня. С тех пор я без всякого зазрения рассказываю о своих девушках, как никому из своих “братанов”, а она слушает и дает советы, но чаще всего мы превращаем все это в шутку и ржем. Она привыкла к такому эмоциональному режиму, а я всегда позволяю себе говорить без тормозов, когда я с ней. И вот однажды я рассказываю то, к чему она явно не была готова. Помню как сейчас ее круглые от удивления глаза и как она поймала себя на том, что ее реакция несколько бестактна, и постаралась сделать спокойное выражение лица. Помню, как сейчас: по обыкновению сажусь рядом с ней на диван одним вечером на складе Оксишопа. Я помогал ей сортировать футболки и был сам не свой в тот день. Хотелось выговориться, но я сдерживал себя, думая о том, что никто не заслуживает знать о таком. Но также я чувствовал, что Женя точно об этом узнает, потому что знал себя, знал, что рано или поздно сам всё выдам. Она заварила нам чай и спросила, как у меня дела. Я лишь сухо сказал: — Я по пьяни с Ваней сосался несколько часов в прошлую субботу. После этой фразы мы молчали полминуты. Женя не могла подобрать нужной реплики в ответ, поэтому нервно пила чай. Я же не знал, что я хотел услышать, не знал, стоит ли продолжать рассказ. Я умолчал о том, что это было не только в прошлую субботу, но и в воскресенье, и в понедельник, и во вторник, и в среду. Может, эта деталь была важна. Она ответила: — Ну так, в этом ничего такого нет. Я не знаю, нужно ли тебе какое-то мнение услышать по этому поводу, но лично я считаю, что это абсолютно нормально. Читала, что мужики, даже натуралы, под воздействием алкоголя могут всякое делать, так что это был просто алкоголь, не бери в голову. И тем более, мы же все переписываемся в общем чате, Ваня ведет себя как обычно. Думаю, если бы в нём что-то изменилось, я бы заметила… Но вообще, если у тебя есть к нему чувства и у него к тебе, то никаких проблем нет. Быть бисексуалом это нормально, — со знанием дела сказала она. В том-то и дело, Жень, хотелось сказать мне — кто знает, о чем Ваня думает. Казалось, он и сам себя совсем не знает. Но при этом я могу точно сказать, что именно меня в нем так зацепило. Я всегда считал, что умею читать людей, кое-как в них разбираюсь. Ваню я никогда не мог понять до конца и почти никогда не мог предугадать, как он себя поведет, как отреагирует, что скажет. Есть в нем всегда какая-то мистика и загадочность, невесомость. Я даже написал об этом трек “Не от мира сего” в день нашего знакомства. Во время нашего первого диалога строчки начали рождаться сами собой в моей голове. Всегда поражала его способность замечать самые разные важные детали, которые не замечал никто, и я в том числе. Он невзначай делится каким-то своим наблюдением, а я в это время тихо охуевал с его проницательности. Звучит слащаво, но как есть: до глубины души трогают его добрые глаза, которые он постоянно прячет под солнцезащитными очками, потому что они никак не вяжутся с его образом. Но при всем своем милом и безобидном виде, может пиздануть что-то жесткое, его юмор чернее черного. Он очень закрытый, но при этом как будто наивный. Эта неоднозначность привлекла меня. Я пытался понять, может на то были какие-то неосознанные причины. Сделал поверхностное исследование, пройдясь по первым ссылкам Гугла и вычитал, что глубокая привязанность между людьми может возникнуть от общей боли или от общей радости, или от каких-либо других ярких эмоций. Вот такая общеизвестная психологическая теория. Подумал о том, что на всех концертах в конечном счёте мы всегда разъебываем только вдвоем, и никого рядом с нами нет в эти моменты — Порчи на битах, остальная команда за кулисами, изредка с нами читает кто-то еще. Но в основном это только мы двое. Да и вообще, бывали такие дни, когда мы были не разлей вода, могли часами проводить время друг с другом. В основном занимались всякой инфантильной хуетой, типа играли в приставку, или гуляли по базару животных, или просто сидели друг у друга дома, тупили в телефонах, скидывая друг другу мемы, видео, и всё в таком духе. Бывало, что не виделись неделями, но во время воссоединения, было ощущение, что никто и не уезжал никуда. Я бы сказал, мы общались тесно, но волнами. Меня не напрягало то, что мне понравился мужчина, мне скорее было интересно, почему. Ведь до этого мне никогда не нравились люди одного со мной пола. Так что я убедил себя в том, что я с чем-то путаю глубокую духовную привязанность. Но как раз в ту субботу, терзаемый сомнениями, я решил твердо убедиться. Закончилось все тем, что я не мог оторваться от Вани, а он, к моему удивлению, был совсем не против. На следующий день я списал все на то, что мы были пьяны, произошедшее мы обсуждать не стали. Я позвонил ему и пригласил покурить кальян у себя, как бы в знак того, что традиция воскресной курильни продолжается. Мы сидели на полу, облокотившись на диван. В один момент на меня что-то нашло, я втянул кальянный пар, наклонился к его лицу, выдохнул дым ему в рот, он закашлялся и мне показалось это жутко смешным. Он забрал у меня трубку, аккуратно положил ее на кофейный столик и повалил меня на пол, подставив руку под мой затылок. Помню, как у меня перехватило дыхание, я притянул его к себе. Теперь уже абсолютно трезвый, я целовал его даже с большей охотой. Заходить дальше у меня в мыслях не было. Скорее от какой-то неизвестности, незнания, нежелания. Так что все это влечение было скорее психологическим. Может, так думал только я. На следующий день он снова пришел ко мне, мы смотрели “Тетрадь Смерти” и целовались, как какие-то подростки. Потом он просто остался у меня на ночь и мы прожили так три дня, совсем не выходя из дома, перевели телефоны в авиарежим. Каждый день мы курили кальян, траву, громко ставили музыку, заказывали еду из “Теремка” и все никак не могли досмотреть это аниме после той серии, где умер Л. Помню, как ёбнул кулаком по журнальному столику, закрыл лаптоп и резко откинулся на спинку дивана: “хуйня какая-то!” Ваня согласился, но все же уговорил меня продолжить просмотр. Нас хватило только на три серии, после чего мы вернулись к куреву и бессмысленной болтовне. В четверг в один момент Ваня вспомнил, что у него рейс в Москву вот уже через часов шесть, что у него нихуя не собраны вещи, и что у него там какие-то срочные дела. Я лишь поржал: “только ты можешь такое забыть”, сказал, чтобы тот поторопился. Потом я проводил его до двери, мы целовались минут пятнадцать, пока он наконец не вышел из дома. С абсолютно пустой головой я закрыл за ним дверь и решил-таки досмотреть “Тетрадку”. Это были самые сумасшедшие и странные пять дней за всю мою жизнь. Я непроизвольно улыбнулся своим мыслям, предавшись воспоминаниям, из которых меня вырвал заинтересованный взгляд Жени. Я понял, что ей было жутко любопытно, как это происходило, и почему, так что я решил продолжить историю, раз уж начал. — Мы чиллили у меня дома, смотрели “Тетрадь Смерти” — он меня уже несколько дней упрашивал посмотреть с ним, божился, что мне точно понравится. Ну, а я, естественно, ему отказать не мог. Мы посмотрели серий шесть. Потом напились, — сказал я и сделал многозначительную паузу. Оказывается, когда рассказываешь такие истории, становится ужасно неловко. Женя понимающе перевела взгляд на кружку и сделала ещё один глоток. — Твой чай стынет, — только и ответила она, потом добавила, — и всё же, тебя что-то насчёт всего этого беспокоит? Не из-за этого он случайно… в Москву уехал? — Нет, ты что, совсем нет, — отмахнулся я, — я просто тебе рассказываю, потому что я тебе всегда все рассказываю. Она посмеялась: “да, я могу твою биографию написать”. Мы допили чай и в приподнятом настроении продолжили раскладывать новые футболки. — Этот принт такое говно, — сказала Женя, брезгливо разглядывая белую футболку, расписанную абстрактными фигурами, лежащую на столе. — Чтоб ты знала, автором был я. — В следующий раз лучше старайся, — холодно сказала она. — Бля, как жестоко! — хрипло вскричал я под её громкий смех. Спустя некоторое время мы, изрядно уставшие и довольные, закончили работу. Я проводил Женю до ее машины, она настояла на том, чтобы подвезти меня. Мы продолжили болтовню в салоне, сделали радио погромче и начали подпевать, когда заиграла песня Ёлки, кажется, “Прованс”. Ваня вернулся спустя два дня. Порчи настоял на том, чтобы мы забрали его из аэропорта с бухлом в машине и поехали тусить, потому что он устал от однообразности и серости жизни. Наконец, когда мы увидели Ваню, Порчи подбежал к нему, разгоняя толпу и накинулся на него. Я только вспомнил, что они не виделись два месяца. Я подошел к ним и обнял обоих. У входа нас уже ждал Илья за рулём. Я и не пытался что-то разгадать касательно чувств Вани. Выглядел он как всегда… как типичный Рудбой. Так и не нашел прилагательное, которое могло бы его описать. Мы так ни разу и не поговорили о тех днях, да и не было надобности, потому что, по всей видимости, его эта ситуация особо не ебала, да и я остыл, как только понял это. С легкой и спокойной душой я участвовал в общем веселье. — В Москве я ездил снимать РБЛ, меня туда пригласили и… ну короче, я участвовал в соревновании по Овервотчу. — Е-е-е, задроство-геймерство, — рассмеялся я. Ваня молча достал из сумки маленький позолоченный кубок за первое место и чек на сто тысяч рублей. В ответ мы лишь охуели и бросились поздравлять его. — Еще я купил там себе редкую птицу, — продолжил он и достал маленькую клетку. В ней был зеленый попугай. — Бля, как это мило, — протянул я, — он ручной? — Если его приручить, — тут же ответил Мамай с переднего сидения и неприлично громко заржал от собственной шутки. Повисло неловкое молчание, мы с Порчи и Ваней молча переглянулись. — Надеюсь, он там не задохнулся, — пробормотал Ваня, осматривая своего нового питомца. — Кто, Илюха или птенец? — спросил я. Над этим поржали все. Ваня выпустил птичку из клетки. Она начала летать по всему салону и мы с криками еле-еле вернули ее назад. В ту ночь мы знатно нажрались, а проснулись утром на складе Оксишопа. Как истинные ценители баянов даже ставили ту песню Ленинграда “В Питере пить”, совершенно рандомно я заказал лимузин, Порчи там нюхнул. Не смотря на его долгие, трогательные уговоры, я не стал принимать с ним за компанию. Вообще, после той ночи я решил воздерживаться от любой наркоты, бухла и курева. Кроме кальяна. Надо беречь здоровье, подавать пример молодым поклонникам. Честно говоря, я не понимал, что плохого в том, что ты нравишься детям. Наоборот, это заставляет тебя чувствовать ответственность и от этого пытаться стать лучше. Жаль, что мало известных людей из индустрии это понимают. Спустя пару месяцев состоялся мой баттл с Гнойным. Я прикидывал текст, думая, что может задеть его больше всего. В итоге решил баттлить его так, чтобы он чувствовал себя никем, будто он ничтожество, которое даже не заслуживает полноценных раундов в свой адрес. Конечно, он оказался намного лучше, чем я думал, и я совершенно справедливо проиграл. Слава также оказался приятнее, как личность. В тот день я был ужасно нервным, потому что мне казалось, что он видит меня насквозь, я даже не знал, как себя вести. Вперемешку с этим было волнение по поводу строк о Версусе. В последний момент появилось желание убрать их, но было поздно: мой второй раунд уже начинался. Пересмотрев видео, я понял, что перестарался с напором до нелепости. В конце баттла Слава сказал: “респект тебе”, и пожал мне руку, а я этого даже не запомнил. И в тот момент, когда я принял поражение, я осознал, что пора покончить с распиздяйским образом жизни, которого придерживался почти весь семнадцатый год. С тех пор мою голову начали посещать разные идеи, тексты писались, как на конвейере, появился мощный заряд делать что-то. Пусть семьдесят процентов того, что я выдумал и являлось хуйней, но одна идея, посетившая меня, предвещала сумасшедшие последствия. Я проснулся в два часа ночи, потому что ко мне пришла мысль о том, как можно сделать четвёртый сезон Фреш Блада охуенным.