sing me to sleep

      Я держал его руку, пока он, едва улыбаясь и закрывая глаза пытался откашляться, через раз повторяя, что всё хорошо, что вот, вот сейчас мы с ним дойдём до переулка, а там Старк, там помогут, заберут, что я не буду волноваться и мне не придётся себя изводить. Он пытался сжать мою руку в ответ, так же сильно и уверенно, как я держал его — но едва дышал, что-то мямля себе под нос, повторяя слова о выдуманном от шока «хорошо» и, наверное, от горького и медленного осознания всей трагичности и безвыходности ситуации в которую мы с ним попали. Осознавал то, что скорее всего умрёт. Осознавал, но продолжал улыбаться мне так, будто ничего не случилось.       Я знал, что ничего не будет хорошо, знал, что Паркеру вряд ли что-то поможет, его ещё местами неокрепшее тело не сможет справиться с дюжиной пулевых, полученных в бесполезной перестрелке, в которую парень невзначай втянулся, пытаясь остановить очередного грабителя. Оказался не в то время не в том месте, как всегда и бывает. Буквально пожертвовал своей жизнью ради какого-то бесполезного, чахлого грабителя, который приходился ему никем. Настоящий герой, правда?       — Я хочу домой, Уэйди. Я не знал что делать, меня будто что-то держало здесь, на богом забытой крыше, обязывая сидеть над Питером, принимать осознание того, что я обнимаю любовь всей своей жизни в последний раз, что я слышу его голос в последний раз, вижу его лицо в последний раз. По всему телу пробегали мурашки, заставляя вздрагивать, в голове, казалось, не осталось ничего, кроме этого «всё будет хорошо, Уйэд» и дичайшего желания заплакать. Я ещё держал себя в руках, но не знал, какой момент станет переломным в моих эмоциях, когда сорвусь окончательно. Мне было тошно от самого себя, от одной только мысли о потере Паучка, от своей бесполезности. Я винил себя во всём, что происходило сейчас, за каждую каплю крови Питера, за всю эту боль, за то, что даю ему умереть.       Паркер снова закашлялся, и я прижал его к себе настолько близко, насколько позволяло его состояние. Он, приподняв руку, дрожащими пальцами дотронулся до моей щеки, и, очерчивая каждый шрам, улыбнулся.       — Ты до безумия красивый, — прошептал он.       Я, скорчив что-то на подобии улыбки, больше не смог сдерживать себя. Наверное, плакать в подобной ситуации было нормально, но разве для меня существовало само понятие нормальности?       — Не оставляй меня, Спайди, пожалуйста. Разве мы уже выполнили все планы на этот год, а? Ты ведь не можешь оставить меня так, я… я не смогу один, понимаешь? Пожалуйста, пожалуйста, Паучок, пожалуйста.       Я обнимал его так сильно, словно пытался забрать себе все раны, все пули, пусть лучше я, не он, пусть кто-то другой, но не тот, кого я люблю, кто нужен мне, без кого моя и так бесполезная жизнь станет абсолютным куском дерьма.       — Ты только глаза не закрывай, слышишь меня? Не смей закрывать глаза, хорошо? Мы будем дома, всё будет хорошо, я буду с тобой, Спайди, малыш, просто оставайся здесь, ладно?       Всё было будто в тумане, я терялся, ощущение времени испарилось, а голова шла кругом. Темнота вокруг сгущалась всё сильнее, пока окончательно не покрыла каждую вещь, которую я видел. Я не успел даже мельком понять, что произошло, когда её липкие лапы, удерживающие моё сознание буквально несколько секунд, выплюнули меня в настоящее. Кошмар отступил, в мгновение сменив ночные крыши Бруклина на мягкий рассвет, встречавший меня как героя, пережившего очередную суицидальную миссию. Пытаясь отдышаться, я судорожно ощупывал себя, а затем, на секунду замерев и прокрутив события сна, я оглянулся на правую сторону кровати. Паркер, уткнувшись носом в подушку, спал. Целый и невредимый, он лежал рядом, словно ненастоящий, словно очередная галлюцинация моего больного мозга, спроецированная им для издёвки. Я прижал Питера к себе, целуя каждый сантиметр его лица, в очередной раз убеждаясь, что это реальность, что я рядом и смогу защитить его от всего-всего. Теперь-то точно.       — Опять кошмары? — Сонно пробурчал Паук, лишь сильнее прижимаясь ко мне и утыкаясь в мою грудь. Я мог чувствовать биение его сердца, дыхание, руки, обхватывающие меня, словно дарующие какое-то убежище, куда не могли попасть никакие ужасы.       — Уже нет, крошка, уже нет, — прошептал я, целуя макушку Паркера и закрывая глаза.       — Поспи. Или дай мне поспать, — промямлил Питер, не желая отпускать от себя сладкий сон, который так и норовил улетучиться.       Я, улыбнувшись, зарылся носом в его волосы, поцеловав Пити ещё раз. Все чувства перемешались, я был готов замурчать, словно кот, пригретый любящим хозяином. За окном начинали петь птицы, и я, одурманенный теплотой утренней атмосферы, окончательно провалился в сон. Всё таки, завтрашний день обещал быть прекрасным.