В первый и последний раз

Свет в её квартире приглушён, за окном цветёт осень. Где-то там, ближе к штабу расследования дела Киры, отчаянно плачет бог смерти. Бедная, бедная Рем. Миса сидит на кровати, отстранённо смотря на свои ладони. Умирать красиво и умереть красивой, это одно и то же? Ладошки выглядели аккуратно, ногти были острижены под корень. Девушка была в джинсах и толстовке, домашняя, не накрашенная. Она улыбалась. О чём вообще люди думают перед смертью? Миса думала о том, что у неё осталось всего пол часа, а она не знает, что могла бы сделать такого важного - ей даже Лайту звонить не хотелось. По-настоящему рядом с ней и не было никогда человека, с которым захотелось бы действительно попрощаться - в последний раз услышать звучание голоса, заглянуть в глаза или ещё что. Она была абсолютно одна. Мисе было жаль, что она не смогла найти такого, но это не помешает ей вообразить его, верно? Иного не получится - она выключила всё, что могло бы сориентировать её во времени, но... Мерное тиканье звучало прямо у неё в голове - размеренно, постоянно, спокойно. Тридцать минут. Уже, конечно, меньше. Она может представить этого человека - безликого, неясным силуэтом. Она может представить, что рассказывает ему свою жизнь. Наверное, этого будет достаточно. Иронично, но именно осенью она родилась по-настоящему - та, которую знали её поклонники, милый Лайт и странный Рьюга. Это случилось, когда человек-в-маске убил её отца и мать - Миса помнит, как мама кричала "беги", как папа пытался выбить оружие из его руки, как её ноги одеревенели от ужаса, а глаза застлали слёзы. Миса помнит два коротких вскрика - он ударил её отца ножом в грудь. Миса помнит четыре долгих, когда он не сразу перерезал горло её матери. Борьбы почти не было - они затихли, а она не двигалась и, кажется, не дышала, словно в замедленной съёмке глядя, как человек-с-закрытым-лицом опускает нож и слегка наклоняет корпус в её сторону, склоняет голову к плечу. Он так долго смотрел на неё... в его руках был окровавленный нож, подле его ног - тела её родителей, своей кровью стремительно образовывающие лужу, а мужчина застыл перед последним живым человеком в доме и болезненно разглядывал её, соплячку. В комнате пахло свежеприготовленным ужином. Старые часы с кукушкой отсчитывали время. Мама испекла шарлотку, папа принёс торт - у него был день рождения, Миса нарисовала рисунок простым карандашом в подарок. Нужно было рисовать красным. Миса смотрела в их мёртвые глаза, а он смотрел на неё - руки этого мужчины слегка дрожали, он крепче сжимал нож в потеющей ладони и всё никак не мог решиться прервать и её, Мисы, жизнь. - Хорошенькая ты, - хрипло выдохнул он На улице раненым волком взвыли сирены - видимо, кто-то из соседей вызвал полицию. Человек-в-маске бросил нож, развернулся и выбежал из дома. Она, Миса, смотрела на безжизненные тела дорогих людей и беззвучно плакала, а в голове её оглушительно стучало сердце. Ей было одиннадцать лет. Мису определили в приют, где встреча была не очень тёплой, впрочем, никто её не тронул - необъяснимым образом о её трагедии стало известно всем. Её игнорировали, шептались за спиной, а она пыталась собрать себя по осколкам - когда человек-в-маске был оправдан и отпущен, Миса... Миса умерла по-настоящему в первый и последний раз. Какая разница, когда перестанет стучать сердце, если внутри ты вытоптан, выжжен? Каждую ночь она видела во снах смерть своих родителей и просыпалась, липкая от пота, тяжело дышащая, а в её ушах звучало: "Хорошенькая ты" Хорошенькая ты... Хорошенькая... Она может попробовать притвориться такой. Она может изобразить из себя что-то другое, не то, чем была прежде - ей надо либо вешаться, либо строить себя заново, но Миса была слишком слаба или сильна для того, чтобы покончить с собой. На руинах, в любом случае, строить намного легче. Она может, для начала, вести себя как Саюри-тян - та девочка из её класса, смешливая, задорная - вокруг неё постоянно было много людей, а Мисе не хотелось чувствовать себя одинокой. Мисе было четырнадцать, когда пришла заявка на первую пробную фотосессию для неё. Это было малоизвестное модельное агентство, занимавшееся, в основном, рекламой подростковой одежды. Она вспоминала, собираясь, как проводила несколько часов к ряду перед зеркалом, заново учась улыбаться, отстранённо оценивая, на сколько милым было то или иное подёргивание губ, где стоит сильнее сощурить глаза, в каком случае её светлые брови должны взлететь вверх. Девушка и не думала, что образ Саюри-тян окажется настолько удобен для неё - она вообще думала в последнее время всё меньше. Как заметила Амане, наивные глупышки нравятся людям гораздо больше. Миса впервые собирает свои волосы в два милых хвостика и задорно улыбается отражению. "У тебя глаза - звёзды" - смеялась мама, гладя её по голове - "Яркие, сияющие, прекрасные - как у твоего отца." У неё глаза - песок, мокрый от невыплаканных слёз, они почти тусклые и едва не стариковские, но этого не видно за вечной улыбкой и звонким смехом. Она оправляет единственную нарядную юбку, подтягивает гольфы и выходит из комнаты. Учителя в приюте ободряюще улыбаются ей вслед. Мисе было шестнадцать, когда она впервые занялась сексом. Карьера в модельном бизнесе спорилась - фотосессии стали привычным делом, у неё появились новые знакомые-модели, которые делились с ней опытом и подготовили Аманэ к подобному повороту. Она не была глупой и поняла всё с первого раза - да, светлые волосы для Японии необычны и мордашка у неё милая, но вечно на этом выезжать не получится: для того, чтобы она не потеряла актуальность как модель, для того, чтобы её продолжали выбирать своим лицом бренды, ей придётся делать кое-что ещё. - Это нормально, - фыркала одна из них - Мы все к этому привыкли. Миса продолжает просыпаться от кошмаров каждую ночь, видя перед глазами мёртвые тела родителей и слыша те-самые-слова их убийцы. Миса собирает свои волосы в два высоких хвоста, красит губы красной помадой, влезает в миниатюрное платье с высоким корсетом и вяжет атласную ленту на руку. Миса идёт рядом со своим менеджером - она могла отказаться, но не хотела возвращаться к обычной жизни, зная, что ничего хорошего из этого уже не выйдет, поздно. Такаши-сан держит её за правое запястье и ведёт за собой, глаза его понимающе щурятся - он видит её волнение. - Это главный спонсор Velvet - он говорит тихо, но ей не приходится вслушиваться - Если ты ему понравишься, годовой контракт нам, считай, обеспечен. Миса смотрела на грузного мужчину, сидящего за столиком в ресторане, с наметившимся вторым подбородком, жидкими усами и маленькими черными глазками. Он был в дорогой одежде - она научилась разбираться в подобном - которая ему не шла совершенно, по крайней мере, так казалось ей. Он был ей отвратителен. Полная антипатия - и надо же такому случиться, что... Девушки-модели часто говорили о том, что не все их партнёры красавцы и ещё меньшая их часть со здоровыми наклонностями. Девушки-модели со смехом вспоминали то отвращение, что неизменно накатывало на них первое время. Они говорили, что благодаря этой работе полностью потеряли вкус к мужчинам, потому что по-другому просто не получается. Ненавидеть себя или научиться жить с этим? Это всегда последний вариант. Это не мешало ей надеяться на то, что её первый раз будет с человеком, хотя бы симпатичным ей. Миса улыбается задорно, закладывая руки за спину и бодро декларируя что-то вроде: - Разве Миса-Миса может кому-то не понравиться? - наигранно надувает губы, и - Я вас не подведу, Такаши-сан! Миса впервые говорит о себе в третьем лице и, в конце концов, продолжает это до самой смерти. Когда над ней нависает полное тело мужчины, имя которого она и не запомнила, когда он с удовлетворённым стоном протискивается в неё, довольно закатывая глаза, когда она жмурится, понимая, что больше всего на свете хочет просто исчезнуть оттуда куда-нибудь, Миса понимает, что, действительно, так нельзя. По внутренней стороне её бёдер течёт кровь, мужчина впивается крючковатыми пальцами в её волосы, Миса старается не кричать слишком сильно, но быстро понимает, что он хочет от неё именно этого, и кричит во весь голос - ещё и потому, что он быстро двигается внутри неё, а боль от потери девственности не ослабла и только крепнет с каждым толчком. Миса почти хрипнет, когда он ставит её перед собой на колени и кончает ей на лицо. Он равнодушно скользит по ней взглядом, ерошит волосы и улыбается себе в усы. - Не таким ты представляла себе первый раз, а, девочка? - он фыркает - Впрочем, судя по всему, тебе понравилось. Ты так кричала... Она не понимает, где в её крике можно было найти удовольствие, но улыбается в ответ. - Мисе-Мисе было очень хорошо. - доверительно сообщает она Если она каждый раз будет чувствовать себя так, то свихнётся - рано или поздно, так или иначе. Миса окончательно отстраняется от себя, говоря о себе, как о чем-то постороннем, и это, в конце концов, срабатывает.

Миса испытывает отвращение к сексу в первый и последний раз.

Её дни - рутина, наполненная вспышками фотокамер, улыбками, что ранее принадлежали её маске, а теперь стали полностью её. Она испытывает суррогат радости, когда видит полные восторга лица своих фанатов, суррогат нежности, когда обнимает плюшевого кролика и суррогат страсти, когда оказывается под очередным мужчиной - со временем она научилась вести себя так, что секс не перерастал во что-то извращённое, оставаясь просто соитием тел. Это не увлекло её, она лишь смеялась, думая, что попробовала в этой сфере почти всё, но поцеловать её никто так и не додумался. Таких, наверно, не целуют. Она неизменно ярко красит губы, отмечая, что начинает искать что-то взглядом в толпе. Мисе восемнадцать, и, кажется, только сейчас у неё просыпается типично женское желание найти своего единственного, того самого, неповторимого. Она утыкается лицом в подушку, хмурясь, зная, что для её образа жизни отношения противопоказаны. Миса слишком увязла в этом. В один из дней она едва не умирает, подумав, что жизнь очень жестока - она не хотела умирать так же, как родители, будучи зарезанной. Один из её фанатов признался ей и, не стерпев отказа, бросился на неё - сталь ножа угрожающе сверкнула под светом фонаря, Миса закричала, вспомнив лужу крови под телом своего отца и матери. Миса не помнит дня, когда бы не видела их смерть в своих кошмарах. Рядом с ней падает тетрадь смерти, и у Мисы появляется Рем. Миса - не глупая, способная, она пользуется тем, что дала ей, кажется, сама судьба - её рука не дрогнула, когда она вписала имя одного из насильников в тетрадь смерти. Рем витала рядом мрачной тенью, не отрывая от неё взгляда, а Амане неслась за жизнью и, кажется, впервые испытывала от этого наслаждение - наказать ублюдков, как можно больше, что может быть лучше, чем посвящение подобной цели жизни? Миса заключает сделку с богом смерти, лишаясь половины дарованной ей жизни, смотря на мир сквозь красную призму. Она находит Киру, коим оказался симпатичный студент чуть младше неё. Она задумывается о том, что не найдёт никого лучше на роль своего парня, и приходит к нему в квартиру, беря с собой тетрадь смерти. Ей первый раз признаются в любви - её сердце благодарно бьётся в ответ, а разум мечется в истерике - конечно, кто ещё может искренне полюбить её, кроме бога смерти? Лайт теряется, она с удивлением отмечает, что глаза его, карие, горят в полумраке комнаты янтарным пламенем. Она почти заворожена и тянется к нему, как бабочка к свету, а он подаётся вперёд.

Ягами Лайт целует её, бережно прижимая к себе, в первый и последний раз.

Она не умеет спать спокойно - привычный кошмар сменился другим, где Кира убивает её за то, что она подвела его. Кира душит её голыми руками, сверкая яростным огнём в глазах, она умоляет пощадить её и просыпается ровно тогда, когда лёгкие начинает жечь от недостатка кислорода. Миса не любит его, он скорее кумир - тот, что держит в своей руке тысячи жизней, имеет право распоряжаться ими, на равных соперничает с детективом Эл и не даёт ему поймать себя который месяц. Она, впрочем, продолжает работу моделью и после того, как очередной спонсор удовлетворил свою похоть с её помощью, получает главную роль в одной из дорам. Она не считает это изменой - ей было почти всё равно, в её голове это давно считается частью работы, но по началу Амане чувствует странную благодарность к Эл, который садит её в камеру, лишая свободы передвижения и способности видеть. Она больше не модель и не публичное лицо - по ту сторону повязки мужчина, а может, и несколько, которому безразлично всё, кроме её возможного признания. Механический голос - её единственный спутник в те три дня, которые она проводит молча, непривычно много думая. Амане Миса сильная, достаточно смышлёная, но стойкости ей не хватит, от того она просит Рем убить себя, а после отказывается от тетради, забывая всё с ней связанное. Это стало началом конца. Она любит его - Миса окончательно осознала это там, в штабе расследования, когда странный Рюзаки склонился к ней неприлично близко, всматриваясь в глаза. Ягами Лайт был идеален для неё, умный, красивый, добрый, и пусть она не имела ничего против Киры, но если Лайт хочет поймать его, то она будет на его стороне целиком и полностью. Она одевается достаточно откровенно, чтобы заинтересовать его хотя бы телом, но Ягами лишь отмахивается от неё, как от надоедливой мухи и не обращает внимания на все её наряды и позы, в которые ухищряется изогнуться девушка, чтобы выглядеть ещё более красиво, изящно, соблазнительно - каждый раз по-новому.

Иногда обстоятельства складываются не лучшим образом - если мы говорим о Мисе, то слово иногда можно уверенно заменить на "всегда". Амане не везло почти паталогически.

Когда её отчаяние достигло высшей планки, она напилась, и напилась изрядно, планируя утопить свою печаль о неразделённом чувстве в бутылке вина, но её уединение нарушил Аидзава, один из детективов, что давно смотрел на неё довольно странно. Миса даже не поняла, как это произошло в итоге, но всё закончилось постелью. Она осознала, что творит только когда стало поздно - Миса была обнажена, упиралась локтями в кровать и протяжно стонала. Суррогат удовольствия, суррогат страсти - её привычные реакции на секс сыграли с пьяным разумом злую шутку. Он перевернул её на спину, прохаживаясь влажным взглядом по стройному телу. Амане сжалась, сведя коленки, непонятно-растерянно глядя на него, став в этот миг как будто меньше, эфирнее. Он был женат, у него был ребёнок, но вид молоденькой модели был чересчур соблазнительным, и если Лайт мог добровольно отказаться от подобного, то он был не настолько морально силён. Проведя языком по пересохшим губам, мужчина склонился над ней и жарко прошептал - Раздвигайте ноги, Амане-сан. Мы не закончили. Это продолжалось. Бесконечно длилось-длилось-длилось. Она попыталась думать, что это всё ещё как будто её работа, тем более тогда, когда ей разрешили покидать штаб и она вернулась под вспышки камер, но из-за появившейся любви к Лайту этого уже не получалось, а отказывать мужчинам она всё ещё не умела. Она привыкла, что в её постели оказываются только те, кому она не имеет права отказать. Аидзава думал, что это довольно удобно, и не испытывал угрызений совести из-за своей измены - он каждый день рискует жизнью, жена бы поняла его, более того, мужчина быстро вошёл во вкус. Миса красива, сексуальна, молода и всегда под рукой. В конце концов, в её удобстве убеждается и Моги. Единственное, что в итоге волнует Мису - осведомлённость об этом Лайта, если он узнает, как она проводит ночи, то точно не захочет иметь ничего общего с ней. Амане почти в ужасе от этой мысли, тем более тогда, когда вспоминает, что действительно является вторым Кирой. Амане слишком поздно замечает камеры наблюдения в своей комнате, а Эл и Лайт всегда работают вместе, и если это видел детектив... Кошмар о смерти родителей сменяется другим, тоже знакомым, и она погибает от руки Киры бессчётное количество раз, просыпаясь в холодном поту и панически глотая воздух. Это становилось всё невыносимее, но... Миса решается на разговор только через месяц. Детектив смотрит на неё, слушая её сбивчивую речь, и на дне его глаз ей чудится что-то непонятное, но, впрочем, она никогда не понимала его, поэтому Миса не задумывается об этом долго. - Нет, Амане-сан, на сколько я знаю - Лайт не в курсе. Я не говорил ему и отключал камеры в такие... моменты. Она от облегчения едва не плачет, косясь в сторону спящего Лайта счастливым взглядом. В сердце у неё поют птицы, она улыбается детективу радостно и искренне. Приложив руки к груди, Миса благодарно опускает голову и направляется в сторону выхода, но спокойный голос детектива останавливает её на пол пути. - Амане-сан, всё в порядке? - она оборачивается, находя взглядом его глаза - Если это происходит против вашей воли... Он многозначительно замолчал, прикусывая кончик большого пальца, а она наконец поняла, что на дне его глаз было - участие. Он может прекратить это в любой момент - осознала Миса со всей ясностью - если она скажет ему, он это сделает. Эл смотрит на неё со всей серьёзностью, и она уверена, что не может испытать за один разговор больше радости, чем сейчас.

К ней отнеслись с пониманием в первый и последний раз.

- Я видел, что эти ублюдки делали с тобой, - шепчет Лайт ей на ухо, прижимая к себе - После того, как запишешь имя Эл в тетрадь, занеси туда и их двоих, они не имели права трогать тебя. У неё сердце остановилось, Миса это почти почувствовала. Буквально несколько секунд понадобилось ей, чтобы осознать в полном смысле, что именно сказал Лайт. - Э-то... Эл показал тебе? - её голос тих и надломлен, но Лайт игнорирует это, он чувствует лишь свой триумф - окончательный и бесповоротный. Амане же падала в бесконечно черную пропасть, осознавая, что даже если она спросит его напрямую о том, как он теперь к ней относится, то Ягами солжёт. Это уже не Лайт, не тот мужчина, которого она полюбила искренне и всем сердцем - это Кира, который душит её во сне каждую ночь, и его глаза горят янтарным пламенем, неспособные ни успокоить, ни простить. - Что? Нет, - он фыркнул - Он, наоборот, пытался скрыть это от меня, чертов извращенец. Если бы я узнал раньше, Миса... Когда он умрёт мы будем счастливы, обещаю. У Амане опять наворачиваются слёзы, она утыкается ему в плечо, слабо кивая. Жаль, что Эл не удалось скрыть это от него. Теперь всё разрушено - окончательно и бесповоротно. Миса - не глупая, способная, она пользуется тем, что дала ей, кажется, сама судьба - её рука не дрогнула, когда она вписала имя и обстоятельства своей смерти в тетрадь, попросив перед этим Рюука позвать к ней Рем. Она - единственное существо, что любит её, она сделает так, как хочет Миса без сомнений. Модель оставила себе пол часа, непонятно, для чего, ведь когда она вспомнила всё это, легче, как, впрочем, и тяжелее на душе у неё не стало. Сердце билось от любви к Лайту, тому, к которому она так искренне привязалась, и последней её просьбой был его отказ от тетради. Если Ягами не согласится, Рем просто вынудит его. Или убьёт. Ей почти не важно. Её глаза - мокрый песок, её глаза - почти старушечьи, Кира смотрит и сжигает в своём пламени, а Лайт обнимает карим заревом и греет, словно летнее солнце. Она задумчиво касается своих век пальцами. Собственное тело ей кажется таким ватным, она чувствует усталость и укладывается на подушку. Ей была дана возможность самой выбрать себе смерть, что, впрочем, тоже великий дар. Она знает, что когда заснёт, то это будет - навсегда. Глаза Аидзавы - пожухлая трава, Моги смотрит почти невыразительно, и это всё так не подходило ей. Она - мокрый песок, а мысли в голове у неё путаются всё сильнее. Глаза Эл - небо перед грозой, такие же серые, серьёзные, почти стальные и всегда внимательные. Он сам будто гроза, и если думать в таком направлении, то Амане, кажется, всё-таки глупая, да не совсем. Она же не стала убивать его, в конце концов, пусть и помнила его имя. Красивое имя человека-грозы.

Она засыпает без кошмаров в первый и последний раз.