unnecessary?

Жестокость, как всякое зло, не нуждается в мотивации, ей нужен лишь повод. — Джордж Элиот

— Юта, может не стоит селить его в камеру к Марку? Он же его убьет. Сколько бы государство не насаждало в обществе идею о том, что таких людей жалеть не нужно, Джонни все равно противился этому. Он никак не мог понять, чем люди, лишившиеся своего соулмейта, заслужили такое отношение. Многие, находящиеся в этой резервации, потеряли его в результате несчастного случая. Но и тех, от кого просто отказались, тоже можно понять. Сколько бы вы не были предназначены друг для друга, это не гарантирует то, что вы сойдетесь характерами. Возможно, в этом и есть главный промах системы соулмейтов. Никто не может выбрать партнера «по душе». — Мне плевать. Одним больше, одним меньше. Юта в этом всегда сохранял необходимую для его работы холодность. Именно за это качество его и назначили одним из начальников смены. Для государства Юта — идеальный работник. Выполняет любые, даже самые грязные и жестокие поручения, не задает лишних вопросов, а иногда и инициативу проявляет. И если сравнивать его с Джонни, то сразу, без раздумий, можно сказать, что они полные противоположности. — И когда ты таким стал? Юта на это лишь промолчал. Он не понимал своего коллегу. Тот вечно пытался как-то сгладить страдания этим людям или подопытным крысам, как их тут зовут, часто привязывался, а потом долго отходил от смерти своего «любимчика». Казалось, Джонни совсем непригоден для данной работы. И Юта каждый раз удивлялся, каким образом начальство постоянно закрывает глаза на его проделки. Джонни открыл дверь бронированного микроавтобуса, приспособленного для перевозки новых подопытных крыс, хотя необходимости в нем не было, часто это были люди совершенно адекатные и спокойные, зверей из них делали только тут. Перед ним сидел молодой парень. Он был напуган, но пытался скрыть это. Джонни за семь лет работы в резервации научился видеть страх, даже когда он был виртуозно скрыт. Юта грубо, что получалось уже на автомате, вытащил парня из машины, сунув Джонни документацию. Он понял сразу, что этот парень будет одним из многочисленных «любимчиков» коллеги. Казалось бы, как? Но тут все довольно просто — по глазам. Донхек шел по коридору, подгоняемый двумя сопровождающими, и понимал, что жизнь, в принципе, на этом закончена. Государство никогда не скрывало, что происходит в резервации, какие опыты здесь проводят, сколько людей умирает, поэтому ожидать что-то хорошее было бы крайне глупо. Нахождение здесь — долгая, мучительная смерть. — Лицом к стене. Донхек послушно повернулся, но тут же зашипел от боли. Один из сопровождающих буквально вдавил его в шершавую бетонную стену. Всё это здание, все эти люди, абсолютно всё здесь пропахло жестокостью и страданиями. — Юта, не перебарщивай. Джонни откинул руку коллеги с головы парня. Лицо Юты зло искривилось. Принимать новеньких с Джонни нереально сложно. Куда лучше это делать с Джехеном, который, хоть и не так жесток, в большей мере просто молчит и делает вид, что ничего не замечает. — Пусть привыкает. Юта открыл толстую железную дверь и силой затолкнул парня внутрь, словив на себе полный негодования и непонимания взгляд. Донхек удивленно замер, стоило лишь увидеть, где ему предстоит доживать свои последние дни. Бетонные серые стены без единого окна, две деревянные одноместные кровати, стол и пара стульев в центре камеры, ну и, в общем-то, все. В дальнем углу было две двери, ведущих, вероятно, в туалет и душевую. На потолке болталась одна голая лампочка, света которой было недостаточно для нормальной жизни. Но это же резервация, здесь не может быть нормальной жизни. — Я прямо чувствую, что ты хочешь с ним поговорить. У тебя есть пять минут, Джон. Когда Юта вышел из камеры, Джонни развернулся к парню, натянув на себя легкую сочувствующую улыбку, хоть это и было не особо уместно. Радоваться этому парню определенно нечему. — Меня зовут Джонни. Донхек ошарашенно уставился на надзирателя. Тот совсем не выглядел как работник этой адской тюрьмы, от него не веяло жестокостью. Эта улыбка, почему-то, располагала к себе, хотя Донхек прекрасно понимал, что теперь он вряд ли кому-то нужен. Даже родители от него спокойно отказались, а ведь они могли хотя бы попытаться что-то сделать. — Донхек. Донхек скептически посмотрел на протянутую руку, но пожал в ответ. Мотивация этого надзирателя ему была мало понятна. Какой смысл пытаться подружиться с человеком, который умрет в ближайшее время? — Я не смогу вытащить тебя отсюда, но я могу значительно облегчить твои страдания. Если что-то будет нужно, дай мне знать. — Зачем тебе это? — Я против того, что здесь происходит, но… закрыть это место я вряд ли смогу, поэтому считаю своим долгом помогать тем, кто сюда направлен. Сколько ты провел в распределительном центре? — Месяц. — Почему так долго? Донхек на это только пожал плечами. Он и сам не понимал, почему в распределительном центре его держали 30 дней. Обычно, новеньких быстро распределяли в одну из резерваций, которых было всего три на всю Корею: на окраине Сеула, рядом с научно-исследовательским институтом, куда и попал Донхек, в Тэчжоне и на острове Чеджу. Такое долгое ожидание заставило его многое переосмыслить. Самое главное, что он для себя решил, — когда нет выбора, умирать не так страшно. Вообще, нельзя было сказать, что он когда-то боялся смерти, но теперь он ее даже ждал, потому что это единственный способ прекратить страдания. Чем быстрее, тем лучше. — Странно это все. Ты, скорее всего, уже знаешь, что тебя ждет, так что я не буду тебе об этом рассказывать. Кстати, жить ты здесь будешь не один. Твоего соседа зовут Марк. Он вспыльчивый и агрессивный последнее время из-за… кхм… не думаю, что тебе это нужно знать. Просто будь с ним поаккуратнее, хотя бы первое время. Донхек, не в силах подобрать слова, просто кивнул. Мало того, что на нем опыты будут проводить, так еще и поселили с каким-то не совсем адекватным человеком. Но, возможно, это даже к лучшему. Вдруг этот Марк придушит его ночью? Или горло перережет? Такая смерть казалась Донхеку более приемлемой, чем, например, от какой-нибудь плохо продуманной вакцины. — Мне нужно идти. Завтра моя смена, так что, увидимся. — Пока. Донхек еще раз осмотрелся в камере. На одной из кроватей лежали какие-то вещи, значит вторая его. Постельные принадлежности были, на удивление, не самыми плохими. Донхек ожидал, что его поселят в камеру, где, как минимум, человек двадцать, и заставят спать на полу. Но все оказалось совсем не так. Кровать, может быть, немного жестковата, но это совсем не то, о чем нужно волноваться сейчас. Отсутствие хотя бы каких-то развлечений, хотя бы книг, усложняло нахождение здесь. Донхек вот уже полчаса сидит на кровати, часов нет, но ему кажется, что именно столько и прошло, и абсолютно не знает, чем себя занять. В первый же день его вряд ли потащат на какие-то опыты, тем более уже вечер. В таких условиях можно легко сойти с ума. С той стороны двери послышалось позвякивание ключей, а потом дверь медленно открылась. Подгоняемый надзирателем, в котором Донхек узнал коллегу Джонни, что так ловко впечатал его лицо в стену, в камеру зашел Марк. Его руки были связаны за спиной, а сам он тяжело и прерывисто дышал. Донхек был уверен, что тот чем-то разозлен. — Марк, твой новый сосед. Юта быстро развязал руки и выскочил из камеры, не желая попасть под руку разгоряченному Марку. Железная дверь с грохотом закрылась, оставив Донхека наедине с незнакомым, но по словам Джонни, очень агрессивным человеком.