BEGIN: Глаза

Чонгук смотрит уже порядка 10 минут в глаза напротив в полном молчании. Ему нравятся эти глаза. Из-за приглушенного освещения зрачки расширились, но не скрывали полностью радужку цвета верескового меда. Чонгуку нравились эти глаза потому, что они смотрели прямо в его, почти не моргая и не меняя своего направления. Чонгук считал эти глаза идеальными не смотря на то, что, по сути своей, они такими не были: слишком длинные прямые ресницы, один глаз казался больше из-за верхнего века, еще и несуразная родинка на нижнем. Не смотря на все это, эти глаза были самыми красивыми, какие когда-либо видел Чон. Когда их обладатель удивлялся или восторженно брал в руки принесенную Гуком новую книгу, то широко распахивал глаза и (честное слово) выглядел, как персонаж мультфильма. С таким выражением лица он выглядел так, будто нет той ужасающей ситуации, которая свела их с Чоном. Он выглядел, как счастливый ребенок. Чонгуку нравилось это выражение лица. Иногда эти глаза смотрели хитро. И тогда их обладатель выглядел, как лиса, а иногда — тигр, заметивший добычу. В такие моменты Чонгук чувствовал, как бабочки в его животе расправляют крылья, готовые вот-вот взлететь, стоит их спугнуть. И было у этих глаз напротив еще одно выражение, которое их все же пугало. Тогда они начинали неистово летать где-то внутри. И это доставляло приятный, но все же дискомфорт. Чонгук не знал, как описать этот взгляд, он видел его единожды. И именно тогда Чон понял, что влюбился. Влюбился в человека. Глаза — зеркало души? Да. Чонгук это знал. Он полюбил то, что в них увидел. Человек этот был так же красив, странен, настоящий ребенок и невероятно взрослый. Идеален в своей неидеальности. Никто из даже самого близкого окружения Чона не знал о его увлеченности этим человеком. Если бы узнали — сидел бы Чон на его месте. Сейчас человек напротив смотрел спокойно, почти умиротворенно. Смотрел прямо, а не сквозь, как другие, не «бегал» вокруг. И Чонгуку это нравилось. Их гляделки (ритуал) всегда длились долго. До тех пор, пока кто-то не начинал разговор. Первая такая игра между ними продлилась не больше минуты. И это был хороший результат. Иные не могли выдержать и десяти секунд. С каждым разом время увеличивалось. Увеличивалось и доверие между ними. На доверие, по сути, и была направлена эта игра. Завершалась она лишь началом разговора. Энный иногда совсем отсутствовал, и они смотрели друг на друга, пока не истекало время, отведенное на их встречу. В конечном итоге парень напротив перестал отводить взгляд совсем. Чонгук был бы рад и сейчас просидеть все эти часы молча. Но сегодня была проблема, которую нужно было решить. Время пришло, и Чон оборвал зрительный контакт. Его взгляд метнулся к той самой проблеме. На острых торчащих коленках лежали по-девичьи тонкие кисти — длинные пальцы, красивые, выпирающие костяшки, узкие запястья. Эти руки нравились Чону не намного меньше глаз. Нравились бы больше, если бы не «проблема». Все кисти были небрежно заклеены пластырями. Пластыри радовали, ведь раньше парень напротив не удосуживался их клеить, и эти прекрасные руки превращались в один сплошной багровый, запекшийся нарыв. Никакой обработки или дезинфекции. Пластыри были личной победой Чонгука. Он гордился тем, что их относительно мало (относительно предыдущим разам). А еще тем, что иногда они почти полностью исчезали с рук обладателя глаз цвета верескового меда. Так было совсем недавно. В прошлый раз на кистях кроме краснеющих, но уже затягивающихся шрамов, оставалось по 2-4 пластыря. Сегодня же почти вся кожа рук была скрыта от глаз тканевой (антибактериальной, дышащей) поверхностью. Некоторые из них были разноцветные или с рисуночками. Их ему подарил Чонгук и пользовался тот ими очень редко, потому что очень дорожил. Именно количество было сегодня проблемой. И вот, когда гляделки были окончены, расслабленный «игрой» парень нервно вскинул изувеченные руки к губам, но тут же опустил их обратно. Он знал, что сегодня они с Чонгуком будут обсуждать не фильмы, книги или погоду, а его «проблему». Это пугало. Ему не нравился взгляд Чонгука, он его тоже пугал. И ему было стыдно за то, что он и его «проблема» были тому причиной.  — Перья! — нервно прохрипел парень, вновь вскидывая руку к губам, но искусанные ногти вцепились в подбородок, останавливая движение выше. Чонгук незаметно включил в кармане диктофон. Раньше он записывал их разговоры от руки в блокноте прямо во время встреч, но это очень нервировало его собеседника. Поэтому он нашел иной способ.  — Тэхён-а, не нервничай и соберись. Скажи еще раз, — тихо и ласково попросил Чонгук, трепетно наблюдая за всеми телодвижениями собеседника (пациента). Если бы он спросил что-то вроде «Что за перья?» или «Объясни», Тэхён бы растерялся, начал нервничать еще больше, и должного разговора не вышло бы. Чонгук приписывал своим победам так же то, что Тэхён понимал в чем «проблема», а понимание Чон видел по его движениям, эмоциям (глазам). Тэхён смешно надул губы. Он же ясно выразился, почему Гук никогда не понимает с первого раза и всегда переспрашивает? Тот знал, что Тэхён думал именно об этом. Он видел это, но сделать ничего не мог. Ким был ребенком во «взрослом» теле. Только с той разницей, что дети нужных слов еще не знают, а Тэхён знает слишком много. Тэ вообще был очень умным. Мысли в его голове циркулировали, как циркулировала кровь по венам. Они бежали и путались. Скорее всего, Тэхён в своей голове видел все ясно. И мысли его были упорядочены, но для других это был набор совершенно не связанных друг с другом слов. Что-то сродни дислексии. Когда Тэхён нервничал (был нестабилен), его мысли начинали циркулировать еще быстрее. Будто быстро пишешь под диктовку и пропускаешь буквы, сокращаешь слова, путаешь порядок. Ты летишь, но у тебя нету крыльев и ты падаешь. — Опускаются ты мягко и нету, — проговаривает Тэхён, ища во взгляде Чонгука (врача) понимание. Сложно. Что-то случилось (пластыри). Или могло случиться (в его голове). И это что-то обострило его тревожное расстройство (сердце колотит так, что вот-вот остановится). Чонгуку надо не дать этому случиться. Чонгуку надо не задавать много вопросов или много переспрашивать (надо понять). Надо сделать так, чтобы Тэхён не чувствовал себя чужим.  — Мои перья? — спрашивает он осторожно. Метит наугад, цепляясь за разбросанные Тэхёном подсказки. Говорить с ним сейчас — ходить по минному полю. Одно неверное предположение и все пойдет прахом. Чон незаметно выдыхает, потому что глаза напротив загораются. (Я не чужой. Ты псих. Врач нет.) — Откуда они? Только падаешь. Не можешь лететь.  — Как! Не ты.  — Я как птица? — кивок. — И у меня нет крыльев, — не вопрос, а утверждение. Ты летишь, а потом падаешь. Ты умираешь. Мне больно.  — Мергсь*. И они летят больно хлоп и нету, — вроде бы расслабленный снова Ким начинает тяжело дышать, произнося это предложение. Снова минное поле. Чон цепляется за первое слово. Судорожно двигает буквы, пока они не становятся в правильной последовательности.  — Как? — выдавливает он из себя. Он честно пытается держать себя в руках, быть профессионалом. Но штука в том, что Тэхён не просто пациент. И это уже не профессионально. Мы летим вместе. Ты далеко от меня. Ты падаешь. И я не успеваю тебя спасти.  — Мы вместе. Но не я. А ты. Далеко и бух. Чонгук сглатывает вязкую слюну. Когда он еще записывал их разговоры в блокноте, двигать и составлять слова было легче. Сейчас же ему приходилось учиться думать на скорости Тэ.  — Меня зовут Чон Чонгук.  — Как тот страшный фильм.  — О чем ты?  — Вы ведь знаете мое имя. Но можете называть меня, как все остальные.  — Псих?  — Чужой. Именно так Чонгук запомнил их первый разговор. Он не помнил, как именно выражался тогда Тэхён. Помнил лишь, что эти пару фраз заняли все отведенное время. Тэхён был его первым пациентом. И самый первый разговор оказался провалом. («Самое главное в общении с больными — дать им понять, что вы — не все, вы не считаете их больными») Тэхён тогда так сильно вцепился в оброненное по неосторожности Чонгуком слово, что просто перестал идти на контакт. И Чону ничего не оставалось, как придумать что-то, что могло помочь найти взаимопонимание между ними. Так и появилась игра. Их игра. Тэ как всегда тихо зашел в кабинет, сел на свое привычное место и уставился отстраненным (чужим) взглядом на врача. Когда Чонгук установил зрительный контакт, Ким занервничал и сразу отвернулся. Чон практиковал это несколько недель — до тех пор, пока они не смогли продержаться 20 минут. Когда же это произошло, он впервые заговорил с Тэхёном с момента их первой встречи.  — Кто я, Тэхён? Мне не нужна помощь. Я такой же, как все.  — Помощь не придет. Один, как все, — Тэ грызет ногти и кожу вокруг них до маленьких кровоточащих ранок, смотрит куда-то сквозь грудь Чонгука. Длинные рукава прячут от чужих глаз израненные кисти, но Гук знает, что под ними прячутся кое-где свежие, где-то уже запекшиеся раны (читал в истории болезни).  — Кто? — самый оптимальный вопрос, какой приходит в голову. Я не сумасшедший.Ты не врач. Ты такой же, как я.  — Я не чужой. Ты псих. Врач нет.  — Я тоже так думаю, — ответил тогда Чон. Не зная точно, насколько сильно голова Тэхёна перепутала слова, но решил оттолкнуться от того, что услышал. — Я не считаю, что ты, как название того страшного фильма. Ты — Тэхён. А я — не врач. Я — Чонгук. Ким перестает грызть пальцы и вглядывается в лицо врача (врага). Они все говорят, что не врачи, но все равно ставят диагнозы.  — Не все они гарив*, но равно тетрадка. Чонгук опускает глаза на свои руки, в которых держит блокнот. Он тогда чисто интуитивно трактовал слова Тэхёна. Но это ему помогло. Когда на следующий раз он пришел без блокнота, Ким говорил с ним свободнее. Чонгук перестал носить халат. Приносил вкусности на их встречи (приемы). Говорил о всяких глупостях, а не о Тэхёне. Это привело их к тем отношениям, которые есть сейчас. Тэхён доверяет. Потому теперь делиться своими кошмарами (галлюцинациями).  — Где ты это видел? — как же сложно держать себя в руках, когда твой любимый в таком состоянии. — Ты спал? — Ким неуверенно кивает. Ты умер! Тебя больше нет!  — Больше нет. Ты цонек*! — голос Тэхёна дрожит, срывается. Из глаз брызгают слезы, и он вгрызается в свои пальцы. Чонгук делает рывок в его сторону, убирает руки от рта и крепко обнимает дрожащее анорексичное тело.  — Я не умер! Успокойся. Это просто сон! Я тут! Врач (зачеркнуто) баюкает пациента (зачеркнуто), как ребенка. Тэхён плачет и хватается за Чона, как за самое дорогое. Страшно.  — Как тот фильм.  — Это только сон. Не исчезай!  — Не беги!  — Я буду рядом. Я люблю тебя.  — Я люблю тебя! — Тэхён резко вырывается из объятий и смотрит на Чонгука заплаканными, но неожиданно спокойными глазами. Чонгук как-то отмечал в своих записях, что его пациент (любимый) никогда не говорит слова «любовь». Ни по отношению к людям, ни к сладостям, ни к фильмам. Ему все «нравится» или он «проявляет интерес». Спустя долгий промежуток времени Чон спросил у него, почему к нему так редко приходят родные. Конечно же он знал, что отец Тэ погиб, когда тот был еще младенцем. А мать устала от «чужого» внутри своего сына. У женщины уже была другая семья, но время от времени она посещала клинику. Чонгук лишь хотел узнать отношение Тэ к семье. Их больше нет. Они ушли из мира.  — Время быстро, — ответил тогда он.  — Ты скучаешь? У мамы нет возможности, она устала на меня смотреть. Я не помню папу, но люблю его. Бабушка — единственная для меня. Я скучаю по ней.  — У возможности нет способности. Вспоминаю папу, но он привлекает нет. Бабушка узнала и она учляша* мне. Бабушка была единственным действительно важным человеком для Кима. Он никогда не говорил по отношению к ней слов «смерть», «ее больше нет». Она всегда «летала и упала». Так же, как сейчас Чонгук в его галлюцинациях. Тэхён никогда не говорил слова «люблю». Поэтому сейчас доктор Чон не может понять, как двигать слова в оброненном предложении. Поэтому Чонгук надеется, что не придется, что слова «Я люблю тебя» не имеют скрытого смысла. Поэтому Чонгук больше не доктор Чон.  — Что?..  — Я люблю тебя! — повторяет Тэ. Тэхён знал о своей проблеме. Поэтому каждый раз повторял одно и тоже несколько раз, хоть Чонгук этого и не понимал. Но говорить с Гуком ему хотелось. Хотелось, чтобы именно он его понимал. Потому что он единственный, кроме бабушки, кто пытался понять. Тэхён никогда не кричал и не плакал. Даже в самые сложные моменты его голос не срывался с громкости, только с тональности. Но потерять свою птицу опять он не может. Поэтому кричит, поэтому плачет. Я хочу летать с тобой. Не хочу, чтобы ты исчез. Я люблю тебя!  — Мы мягко! Не бух, а вместе! Хочу! Я люблю тебя! Тэхён опять плачет и тянется к Гуку своими искалеченными руками. Он прижимает доктора к себе и в который раз повторяет:  — Я люблю тебя… Ким никогда не повторял. Даже если говорил одну и ту же фразу несколько раз подряд. Слова всегда скакали, буквы шатались, предложения перемешивались. Что же сейчас не так. Чонгук анализирует медленно, совсем не на нужной скорости, хотя, казалось бы, научился. Его сердце колотится так быстро, что заглушает рационализм и профессионализм. Один вопрос, который кружится у него в голове: «Неужели?» Пойми же, я люблю тебя.  — Учись… я люблю тебя… — шепчет Тэхён всхлипывая. Прижимаясь к сильному телу. Цепляется слабыми пальцами за рубашку, от которой пахнет чем-то приятным. Чонгук устает думать. Устает анализировать. Он хочет доверять сердцу. Он накрывает своей ладонью чужую, второй рукой зарывается в мягкие запутанные волосы. Прижимает Кима к себе. Я умру, если ты не будешь рядом. Ну скажи хоть что-то.  — Я упаду ты не с… Говорят. Чонгук только сейчас понимает, что за все это время ничего ему не сказал. Он сильно надеется, что все правильно понял.  — Мы будем летать, Тэтэ, — говорит он в чужую макушку. — Я обещаю тебе, — Тэхён жмется еще сильнее, дрожит. А Чон еще до конца не верит, что ему только что признались. Так прямо. Без загадок и ребусов. — Я тоже люблю тебя. Это страшно (обоим). Чонгук боится, что не так понял, боится, что его вывели из колеи, что он растерялся, дал слабину. Что ошибся. Тэхён боится, что Чонгук не поймет. Что Чонгук всего лишь играет с ним (всего лишь врач). Боится, что ошибся. Боится, что ему не поверят. Страшно (как тот фильм).  — Правда люблю, — повторяет Чонгук и сильно зажмуривается. Он чувствует, как Тэхён выпутывается из его рук и отодвигается. Доктор (Чонгук) не открывает глаза. Поддается страху. Что-то внутри кричит, что это ошибка, что глупо! Но вдруг он чувствует легкое прикосновение к своим губам. Прикосновение шершавых, в рубцах, пальцев. Гук открывает глаза и сталкивается взглядом с пациентом (Тэхёном). С этими красивыми глазами. Они широко раскрыты и смотрят так осознанно (влюбленно). Они не играют, но Чон все равно делает паузу и какое-то время внимательно смотрит. Разглядывает эмоции. Такие чистые, искренние. Красивые. Чонгук аккуратно берет чужую ладонь и нежно целует подушечки пальцев. Он впервые видит, как Тэхён краснеет. Будем летать вдвоем?  — Я перья и ты? — говорит он, пряча взгляд.  — Да, вместе, — Чон тянется вперед и легко касается чужих губ. Он чувствует, как Ким вздрагивает, но поддается вперед. Тэхён не умеет целоваться. Он никогда этого не делал. Чонгук не напирает. Это просто прикосновение (таинство). И они летают в чувствах (вместе).  — Я люблю тебя, — говорит Тэхён единственную фразу (признание), которую он произносит так же, как она звучит в его голове.  — И я тебя, — говорит Чонгук единственную фразу (исповедь), которую думал, что никогда не скажет.