***
Хината проснулся от громкого шума, издаваемого издалека. Сонно сидя в постели, он повернул глаза к окну, слабый свет пробивался сквозь жалюзи. Что-то перевернулось внутри него, и он встал с постели, спотыкаясь, подошёл к окну с легким недоверием. Рассвет. Его мать обещала. Хината открыл жалюзи, и его дыхание вырвалось изо рта, как будто взрыв потряс всего его. Вдали ночь горела огнём. Перед его глазами, взрываясь на этот раз ближе, спонтанно полыхнул ещё один костёр. И снова, гораздо ближе, он увидел дальнюю железнодорожную станцию, полыхающую в огне, мгновенно ослепляющую его. Он закрыл глаза, в горле пересохло, и в ушах раздался звук взрыва. Ох. И он почувствовал себя так странно. Следующий звук взрыва — достаточно близкий, чтобы у Хинаты зазвенело в ушах — предшествует свету на долю секунды. И Хината с нездоровым восхищением уставился на то, как взорвался район, а ослепляющий свет нёсся, чтобы покончить и с ним. Он смотрел на огненный ад, когда тот поглощал все, едва даже ощущал, как жара подступает к окну и выбивает его, едва даже чувствуя, что его оттолкнуло и он ударился о что-то твердое, едва даже слышал крики внутри и снаружи дома, едва слышал, как дом скрипел, рушился и обваливался, едва даже ощущал себя упавшим, и он закрыл глаза. Возможно, он никогда не встретит рассвет, но, по крайней мере, сейчас он был в безопасности.***
Утренний свет отражался от его волос, жирных и грязных, покрытых пылью и кровью, и всё же было странно ощущать тепло солнца, которое ласкало его щёки. Не было никаких звуков, даже звуков голосов, ничего, кроме утешительного потрескивания огня где-то рядом с ним. На мгновение Хинате показалось, что он не живой. И тогда наступила боль. Ещё до того, как его видение залилось светом, весь его мир покраснел от боли. Он почувствовал груз на своей груди, а рыдания, которые хотели вырваться изо рта, были подавлены, когда он понял, что придавлен деревянной балкой. Хината захныкал, наконец, догадавшись оглядеться вокруг. Он неестественно лежал на обломках, кирпичах и дереве, мучительно впивающихся в спину. Он не мог взглянуть дальше своей груди, так как балка загораживала ему весь обзор. Он попытался двигать руками, слабо покрикивая, когда боль пронзила его позвоночник. К счастью, ничего не сломалось. Или, если бы это было так, Хината был слишком ошарашен, чтобы почувствовать это. Кровь на его руках скользила, когда он пытался оттолкнуть балку от себя. Она была толстой и тяжёлой, и после нескольких попыток Хината почувствовал, что сдаётся. Но тогда, если он сдастся... он не будет в безопасности. Его мать обещала... Его мать... Нацу... — Мама? — крикнул он слабо, пытаясь снова подтолкнуть. Балка заскрипела, и внутри него поселилась надежда. Затаив дыхание, он толкнул сильнее, руки напряглись, пока балка над ним не сдвинулась на сантиметр, и этого было достаточно. Хината осторожно проскользнул, булыжники разрывали его спину, руки дрожали от усилий, предпринятых для удержания балки, пока его голова не была подвинута в сторону. И затем он отпустил, балка упала с глухим ударом в грязь. Облако пыли ужалило глаза Хинаты, он закашлялся, ребра болели при малейшем движении. Он дал себе минуту передышки, ожидая, когда пыль успокоится, перед тем как сесть. Он весь был в царапинах и ушибах, болело повсюду, и он, наконец, вздохнул настолько глубоко, что острая боль в его ребрах дала ему понять, что взрыв, должно быть, бросил его под стол или кровать, и мебель взяла на себя основную тяжесть обвала, пока она не провалилась, и Хината застрял под балками. Но тогда, как насчёт его семьи? — Мама? — тихо сказал он, дрожа, и пытаясь встать. Ему потребовалось несколько попыток, но как только у него это получилось, он схватился за трубу, выступающую из-под земли для поддержки, покачиваясь на месте. — Нацу? Никто не ответил. Только треск огня. Хината огляделся вокруг себя и не знал, как реагировать на то, что все окрестности сплюснулись, везде возвышались груды пылающих обломков, где жизнь строилась на протяжении многих лет. Всё исчезло. В мгновение ока и в моментальном свете. Исчезло. И затем он увидел это. Клочок кремового цвета среди древесного угля его разрушенного дома. И он с небывалым рвением молился о том, чтобы это остатки дивана в гостиной застряли между обломками. Кусок мраморной полки или фарфор ванны или что-нибудь другое, кроме странно неповрежденного запястья, руки и пальцев, торчащих из-под большой груды дымящихся обломков, ногти, такие безупречно ухоженные и безжизненные, а кожа мягкая, даже при смерти. Хината знал это, потому что ласкал руку, благоговейно держал ее своими мозолистыми, грязными пальцами, наклонился, чтобы прижать ладонь к щеке и вздрогнул от того, как холодно и успокаивающе стало на его воспалённой коже. Прикосновения матери никогда ещё не успокаивали его так сильно. Ранний утренний свет просачивался сквозь пыль, летающую в воздухе, пробираясь сквозь дым от погасающих огней, которые превратили столько жизней в пепел. И Хината закричал.***
Позднее они назвали это событие «Сорок фейерверков», отвратительно игривый термин, придаваемый такой ужасающей трагической ночи. Сорок городов Японии, в том числе столица, которая, по-видимому, была выбрана наугад, были превращены в обломки за одну ночь, а миллионы людей были убиты в течение нескольких часов. В последующие дни погибло более половины десятков миллионов раненых от побочных эффектов взрыва, нехватки ресурсов и разрушения окружающей среды. Помощь вылетела из других стран, но само правительство настолько переживало, что практически никто не воспользовался пожертвованными ресурсами. И среди общенациональных отключений, массового исхода в сельские районы и другие страны, борьбы за власть между армией и правительством, и, конечно, надвигающейся угрозы в виде новых нападений со стороны противоборствующих стран, никто не думал рассматривать страдания людей, которые пережили всё это испытание. Хината оставался ещё три дня среди руин своего дома. Три дня он лежал у своеобразной могилы своей матери и сестры, смотрел в небо и прислушивался к безлюдной тишине, окружающей его, и дышал, как будто это было единственное, что он мог делать. Иногда он моргал, но независимо от того, какое было время суток, там никогда не было света. На второй день, наконец, пошёл дождь, потушивший пожары, которые слабели, и убрал весь шум из окружения Хинаты. Странно, что рыжеволосый мальчик, весь разбитый и избитый до колен, просто наблюдал, как небеса заглушали земные горести, а затем открывал рот, словно по рефлексом, чтобы остаться в живых. Грязные, наполненные аммиаком капли дождя успокаивали его поцарапанное горло, когда они скользили и поддерживали его жизнь ещё на один день. Хината продолжал смотреть и удивлялся, почему он все еще борется. На третий день Хината проснулся от первого шума, который он слышал после дождя. Это был звук автомобильного двигателя и хлопающих дверей, и тут же он почувствовал, что иные сущности вторгаются в то, что по существу было для него кладбищем и святилищем все это время. И так же, как инстинкты выживания заставили его оттолкнуть балку, так же как они заставили его открыть рот для воды, несмотря на то, что больше нет смысла жить, теперь они продиктовали, что он должен оставаться там, где был, и не двигаться. У мужчин были грубые голоса, возможно, они были средних лет, судя по хрипотце в их тонах. Или, возможно, они были жаждущими, усталыми и мертвыми внутри, как и все остальные, в возрасте старше своих лет. Мысль о молодых людях и девушках вызвала странное горение в горле Хинаты, и он старался не думать о своих друзьях. Его друзьях, которые, вероятно, тоже были мертвы. Почему он единственный, кто был обречен на выживание? Он закрыл глаза и затаил дыхание, когда несколько человек прошли мимо того, что раньше было его домом. Они что-то обсуждали и ругались, жалуясь на отсутствие ресурсов, подходящих для взятия, и Хината потихоньку понял, что жизни больше нет. Больше не было обществ и не было больше общин, только разношёрстные группы мусорщиков, которые изо всех сил пытались выжить, дабы не упасть замертво. За одну ночь заколённая и славная нация была уничтожена, и ее люди, или то, что еще от них осталось, вернулись в первобытное состояние. Убить, или быть убитым в тот момент, и всё же, когда шаги эхом раздавались в дали этого места, Хината хотел найти мужество, дабы окликнуть их и попросить пустить пулю в его мозг. Но он этого не сделал. Его голос застрял в гортани, когда вновь послышался двигатель автомобиля и машина удалилась. Он снова остался в окружении тишины. И все же это казалось неправильным. Спустя почти три дня, лежа и позволяя себе умереть, было неправильно стоять там и ничего не делать. Хината никогда не сдавалась, ни раньше, ни сейчас. Его мать хотела бы, чтобы он жил. Она бы хотела, чтобы он выполнил обещание, которое она не могла. Ее рука, теперь бледная и синяя, холодная и придавленная обломками, как угрюмый белый флаг, висевший над головой, была знаком того, что она отдала все, чтобы обеспечить безопасность своих детей. И Хината не мог не уважать её жертву. — Мам, Нацу, простите меня, — прошептал Хината. Горло пересохло, а глаза налились слезами, когда он в последний раз вдохнул запах влажной грязи под собой перед началом своего кропотливого восхождения. Сперва он толкал себя вверх дрожащими руками, а затем встал. Голова закружилась, в глазах потемнело, и когда зрение вернулось в норму, изображение было размыть по краям. Руки и ноги Хинаты дрожали от подавляющего веса обещания, которое он нёс на своих плечах, и парень сделал шаг вперёд. Мир не кончился, когда он отступил от своей сломанной жизни. И вот он сделал ещё шаг, и ещё один, прошел по опрокинутому кухонному столу, обошел сломанную лампу из гостиной, перелез через груду каменных и деревянных балок, и когда он, наконец, оказался наверху, он снова посмотрел вниз в последний раз. Рука его матери все еще была там, а Хината все еще был жив, и казалось, что она приветствовала его мужество и махнула вслед еще одному из его чудесных приключений. — Спасибо, — прошептал Хината и оторвал глаза, позволив свету омыть его побитое тело, прежде чем спуститься вниз, на дорогу. Он должен был сделать еще кое-что перед смертью.***
Это было сложнее, чем он ожидал. Хината жил в районе, где холмы были очень крутыми и довольно многочисленными, и его истощенное, обезвоженное, израненное, ослабленное тело не могло пройти так много. Ему посчастливилось найти убежище в старом угловом магазине, и он выпил теплый спортивный напиток, который еще не был убран с пола. Он провел там ночь и утром снова отправился в путь, с радостью оставив позади зловоние разлагающегося тела старого хозяина магазина. Он придерживался переулков, замирая при малейшем шуме, но, к счастью, не было никаких близких контактов. Однажды он услышал, как по улице едет машина, бросился на землю, и машина проехала мимо него. Он оставался там в течение двадцати минут, наслаждаясь прохладой камня на его теплом лице, задаваясь вопросом, что бы произошло, если бы он наплевал на всё и умер бы прямо там. Перестав мечтать, он снова отправился в путь. На следующую ночь снова пошел дождь, и Хината переждал его, свернувшись под навесом магазина фруктов и овощей, который находился ближе к центру города. Он приближался к своей цели с каждым днем, но тело подводило его с каждым разом все больше. Он был уверен, что его раны были инфицированы, и что у него была лихорадка, и у него, вероятно, было сотрясение мозга и треснувшие, если не сломанные, ребра. Но больше всего он чувствовал слабость и головокружение, и был готов упасть, закрыть глаза и больше никогда не вставать. Но он выкарабкался. На рассвете шестого дня он отправился в путь, убежденный, что на этот раз он достигнет своей цели. Его темп был мучительно медленным, и ему приходилось много раз останавливаться и отвлекаться, чтобы найти немного воды, прежде чем его тело полностью сдастся. Но к вечеру шестого дня Хината наконец увидел свет. В конце улицы было его спасение и место последнего упокоения. Единственное место, где он знал, что будет чувствовать себя безопасно и счастливо, единственное место, которое успокоит его, заберёт его боль и заботы. Подул холодный порыв ветра, принёсший с собой запах дыма и разложения, и Хината вздрогнул, накинув капюшон кофты на спутанные волосы и ускорив шаг. Он не мог дождаться смерти. Старшая школа Карасуно была потрёпанной, чёрной и с разбитыми окнами. Одна часть её, казалось, горела до тех пор, пока дождь не потушил её. Она выглядела жуткой и лишённой жизни, и всё же Хината не мог просить большего. Хината обошёл школу. Знакомый вид вызвал облегчение на сердце и слёзы на глазах, когда парень, шатаясь, поднялся по ступенькам позади здания. Он наконец почувствовал, что путешествие привело его домой. И все же, казалось, что все это было украдено у него в мгновение ока, словно взрыв в ту ночь просто нанёс удар против него. И когда Хината резко ударился о грубую землю, часть его хотела, что бы на этот раз он оказался мёртвым. Его обзор поплыл, его голос ускользал от него, а удар сотрясал его болевшие рёбра, заставляя задыхаться. Над ним сейчас кто-то возвышался, лицо было скрыто в темноте, и только бейсбольная бита рядом с ним была четкой. Глаза Хинаты резко расширились, и его охватило внезапное чувство горечи. То, что его остановят прямо перед входом в ворота его могилы, было слишком жестоко. Он больше не хотел этого делать. — Только... не... здесь... Хината так давно не слышала голоса. Он задавался вопросом, помнит ли он еще, как говорить. Голос, беспощадно его расспрашивающий, принадлежал безликому человеку, на лице которого угрожающе лежала тень, и все же он казался знакомым, как теплые объятия. Но в этот момент не нашлось бы более тёплых объятий, чем смерть. Хината был убеждён в этом. — Кто ты? Что ты забыл здесь? Ты пришел, чтобы ограбить нас? Черт побери, ответь мне, ты... ты ведь не умер, не так ли? — голос спрашивал непрерывно, и Хината подумала, что он может также потворствовать этому человеку. По крайней мере, один из них сегодня заснёт удовлетворённым. — Я... — Назови себя! — Я... — продолжил Хината, задыхаясь. — Я пришёл сюда, чтобы умереть. — Что? - голос внезапно отступил и тень опустилась. — Какого хрена? Хината хотел рассмеяться, но у него не осталось сил. Всё это исчезло. Всё. — Ой, что... Кто ты? На него положили руки, но Хината даже не заботился о том, что бы бороться. Они тянули за капюшон, пытаясь стянуть его вниз, а Хината даже не жаловался, когда человек — такой, такой знакомый, как запах дома и ощущение безопасности — дергал его за волосы, снимая капюшон. И тут раздался вздох. — Х-Хината! Должно быть, так его звали. Наверное. Этот парень был знаком с ним? Рыжеволосый, вероятно, тоже его знал. Где-то. Вероятно, в глубине своего затмеваемого разума. Но сейчас... — О боже, я всё испортил! О боже, держись, держись! Мальчик хотел сказать, что больше никакого смысла держаться нет, и его веки медленно опустились. Он хотел уснуть и никогда не просыпаться. — Чёрт побери, Хината, открой глаза! О чёрт... Танака! Танака, мне нужна помощь! — руки перевернули его на спину, но Хината не ответил. Он медленно терял сознание, и его веки скользнули по тусклому, потерянному взгляду. Резкая пощёчина внезапно привела его в чувства, и Хината слегка посмотрел на человека над ним. Мягкие, красивые, широкие карие глаза смотрели на него сверху вниз, остальные черты лица скрывались под капюшоном куртки другого человека, и Хината чувствовала себя с ними непринужденно. Он, возможно, не узнал человека на коленях рядом с ним, но он был рад, что умирает рядом с кем-то, кого по видимому, знал когда-то. — Не смей закрывать глаза! Хината, умоляю, не засыпай! Бодрствуй... Теперь ты в безопасности. Ты в безопасности. Ты в безопасности. Ты в безопасности... Это сказала его мать. Возможно, она не врала. Это было уже не утро, но солнце садилось, и, возможно, это то, что она имела в виду, когда говорила, что он будет жив и здоров. — Ноя! Что здесь происходит? — Это Хината! Он ранен, помоги мне затащить его внутрь! — Что!? — послышались шаги, и кто-то схватил его за конечности. — Блядь, он в полном беспорядке... Господи, что нам теперь делать? — Отведите его внутрь! Сейчас же! — ответил первый голос, его тон дрожал. Внезапно ему положили руку на лоб, холодную и успокаивающую, и она выдернула все его грязные волосы из глаз. — Хината... С тобой все будет в порядке. Мы позаботимся о тебе. Хината зажмурился. Раз. Два. Нишиноя. Танака. Три. Четыре. Безопасность. Живой. Пять. Шесть. Друзья. Семья. Семь. Восемь. Тепло. Он закрыл свои глаза. — Хината! Шоё! Не делай этого! Шоё, проснись!" И Хината отключился.***
Для небес было жестоко выглядеть также, как школа Карасуно, подумал Хината, открывая глаза и видя знакомый потолок. Теперь ему придется провести всю вечность, вспоминая жизнь, которая была у него до смерти. Возможно, он попал в ад. Медленно, проверяя себя, он сел, глубоко вздохнув, чтобы успокоиться и снова сориентироваться. Он не мог вспомнить, как он умер, или когда это произошло, но это, наконец, закончилось, и Хината мог спокойно отдыхать. Вот только... Почему его тело все еще болело, если он был мертв и теперь находился на небесах? А зачем везде бинты? Бог не мог просто щелкнуть пальцами и залатать его? — Отстойно, — фыркнул он, скрестив руки на груди и закусив губу, чтобы заглушить крик боли. Он тяжело дышал через нос, пока боль не утихла, а затем осторожно повернулся, чтобы сесть на край кровати. Потом он понял, что у него из носа торчит трубка, и тихо вскрикнул, касаясь ее. Она была приклеена к его носу, и он понятия не имел, для чего она там находится, но он решил, что спросит, когда кто-то придет. До тех пор ему нужно было понять, что происходит. Ступни его босых ног были в грязи и болели, а когда он попытался встать, его колени сперва подкосились, но Хината медленно встал с кровати и сделал несколько шагов вдоль своей маленькой спальни. И это оказалось сделать довольно легко. Там находился всего один матрас, постеленный на металлическую кровать и небольшой столик сбоку. Занавески висели на карнизах, создавая две стены, в то время, как стены комнаты составляли угол, куда была сдвинута кровать. Это была уютная обстановка, за что Хината был благодарен. Но ему нужно было знать, что происходит. Неуверенно он подошел к занавеске и осторожно толкнул ее. Его взгляд немедленно упал на вид перед ним, и его глаза расширились. Он стоял на лестничной площадке, которая проходила над тремя сторонами тренажерного зала. Парень глядел вниз на площадку, где он играл в волейбол со своими друзьями. Он сжал руки на перилах, чтобы успокоиться, и вдруг головокружение взяло все его тело в заложники, а колени подкосились. Ему показалось, что прошла целая вечность, пока он снова не смог найти равновесие. Тренажерный зал был в основном пуст, хотя рядом с задним входом стояла небольшая конструкция, похожая на походный котелок и несколько вёдер воды. На столе рядом с ним лежали пластиковые тарелки, а также некоторые другие кухонные принадлежности, и вся установка выглядела, как импровизированная и довольно хорошая кухня. Когда Хината немного перегнулся через перила - рёбра у него болели адски, но это было неважно - он увидел маленький столик с ноутбуком, стоящим на нём, какие-то карты, и то, что было похоже на радио, работающее за счёт батареек. Рядом стояли несколько стульев и ящик, на котором валялись бумаги и ручки, которыми, по-видимому, часто пользовались. Он обратил внимание на трибуны, отметив, что они по большей части стали напоминать спальню. Местами лежали разорванные картонные коробки, занавески и стенды, футоны, матрасы, а комки одеял лежали вдоль стены. Некоторые из них выглядели довольно хорошо, а другие были полностью в грязи. Хината хихикнул. Благодаря этому конструкция выглядела живой и по-странному домашней. В том участке лестничной площадки, где он стоял, скорее всего было медицинское отделение, поэтому здесь и стояла изолированная кровать. Здесь находился стол с бумагами и ручками, а также куча медицинского оборудования. Хината разглядел одноразовые перчатки, маски, бинты, антисептический раствор и, возможно, шприц или два. Остальное, вероятно, находилось в картонных коробках, стоящих под столом. Чуть поодаль стоял синий холодильник, и рядом с ним было несколько разорванных продуктовых пакетов, в которых скорей всего находились недоеденные продукты. У Хинаты заурчало в животе, и он шагнул в сторону пакетов, дабы найти что-нибудь съестное. — А..? Хината! Услышав своё имя, выкрикнутое в таком удивлении, Хината развернулся лицом к человеку, который позвал его. Из-за резкого движения парень потерял равновесие. Он пошатнулся, но, к счастью, его схватили за руку, прежде чем тот упал. — Хината, что ты делаешь? Ты ещё слишком слаб, чтобы вставать. Возвращайся в постель, хорошо? — человек слегка пожурил его, и огромная улыбка расцвела на лице Хинаты. Может быть... Может быть, быть живым не так уж и плохо? — Я так рад видеть тебя, Суга, — просиял Хината и обнял седовласого третьегодку. Суга засмеялся и обнял того в ответ, а Хината и смеялся, и плакал, потому что наконец-то, наконец-то он был дома.***
По-видимому, за те шесть дней, что минули после того, как мир превратился в ад, Суга научился ухаживать за больными. Он собрал учебники и практически перенёс школьный медпункт в свой маленький уголок на лестничной площадке и вложил все силы, что у него были, дабы овладеть теми навыками, которые могли ему понадобиться для заботы о своей команде. К облегчению Хинаты, Суга сообщил ему, что большинство членов из их волейбольной команды собрались для того, чтобы соорудить базу в тренажёрном зале, дабы переждать там шторм. Но несмотря на то, что у Хинаты были тысяча и один вопрос, он не смог задать их, потому что просто устал и вскоре остался один. Сугавара вернулся со стетоскопом и учебником, который выглядел довольно тяжёлым, а затем сделал всё возможное, дабы проверить Хинату с ног до головы, следуя указаниям учебника. Затем он посмотрел на то, что сделал для Хинаты и сообщил, что трубку, которую они использовали для того, чтобы накормить его жидкой пищей, пока он был без сознания, можно уже вытащить. Хината не мог себе представить, что что-то инородное сейчас находится внутри него и согласился, дабы Суга это вытащил. Как только трубку вытащили, Суга сказал ему, что важно, чтобы Хината потреблял много жидкости для того, чтобы облегчить его состояние обезвоживания и недоедания. Если Хината не будет этого придерживаться, то третьегодке придётся вводить ему жидкость внутривенно. Но затем, когда Хината посмотрел на свои руки, обе из которых были покрыты синяками, о которых тот даже не задумывался, он любезно отказался от предложения Суги попробовать вставить капельницу (что, по-видимому, получилось в... четырнадцатую, последнюю попытку?), и он пообещал поесть. Завтра. Суга сказал ему, что команда скоро вернётся на ужин с ежедневных вылазок, и они будут рады его видеть, но Хината слишком устал и хотел спать. Это не значит, что он не сопротивлялся, но в какой-то момент его глаза просто закрылись, и он провалился в сон.***
— Ты уверен, что он будет впорядке? — Что ж, ты видел, в каком состоянии мы нашли Цукишиму, но теперь то с ним всё хорошо, не так ли? — Н-но его раны так сильно заражены... — Давай сделаем всё возможное, хорошо? Руки и голоса вытащили Хинату из его безмолвного сна, и он открыл глаза, глядя на склоняющихся над ним Сугу и Ямагучи. — Ой, ты проснулся! — воскрикнул и отпрянул Ямагучи, прежде чем улыбка появилась на его губах. - Я так рад... — Знаешь, Ямагучи тот, кто перевязал твои раны, когда ты сюда попал, — улыбнулся Суга. — Он тот, кого ты должен благодарить. — Я похож на мумию? — хихикнул Хината, ребра его заболели при движении. Он поморщился, а затем улыбнулся. — Спасибо, Ямагучи. Я очень ценю это. — Не стоит. Суга - тот, кто здесь командует, — смущенно улыбнулся темноволосый мальчик. — Но ты тоже проделал хорошую работу. Мы команда, и мы те, кто латает людей, когда они получают травмы, поэтому у нас обоих есть свои обязанности, — одобрил его Суга, а затем обратился к Хинате. — В любом случае, хватит об этом. Как ты себя чувствуешь? — Лучше. Устал меньше. Немного голоден, — пожал плечами Хината. — Прости. Я, вероятно, трачу много ваших припасов, просто находясь здесь... Ничего подобного. Мы всегда сможем найти ещё, - но внезапное напряжение в улыбке Суги не заставило Хинату поверить в это. Вина нахлынула на него, и парень посмотрел вниз, стыдясь. — Как только мне станет лучше, я помогу вам, ребята, найти больше вещей, хорошо? Я обещаю, — прошептал он. — Поправляйся, ладно? — глаза Суги потемнели на мгновение, но затем оживились. — Отлично. Твои жизненные показатели в норме. У тебя небольшая температура, но она должна снизиться, если ты позаботишься о себе. Кроме того, мы должны увидеть, как твой организм борется с инфекцией, и, надеюсь, следующая вылазка, которую организует Даичи, будет в аптеке, все еще снабженной антибиотиками. — Могу я увидеть остальных? — спросил Хината, желая немного пошевелиться. — Они могут вернуться в любое время, так что если ты немного подождёшь, то я попрошу, чтобы они заглянули к тебе. — Я не могу встать? — нахмурился Хината, скрестив руки на груди. — Ещё нет. Ты должен собраться с силами. Ты можешь начать ходить завтра утром, если будешь чувствовать себя уверенно, — Суга улыбнулся и задвинул занавеси, изо всех сил пытаясь немного подтянуть их с обеих сторон. Хината взглянул на парадный вход в спортивный зал и благодарно улыбнулся Сугаваре за его заботу. — Еще раз спасибо, Суга. За всё. — Не за что, Хината, — заверил его вице-капитан волейбольной команды, а затем задумался. — Со всеми нами произошли ужасные, ужасные вещи. У нас не осталось никого, кроме друг друга. И мы должны держаться вместе, потому что теперь нет ничего более ценного в мире, чем мы. Двое первогодок молча кивнули. Хината в основном потому что он не мог произнести ни звука при мысли о том, что тело его матери все еще похоронено под всеми этими обломками. Суга был прав. Теперь у него не было никого, кроме команды. Они были его семьей. Суга и Ямагучи, казалось, заметили его пустые глаза и обменялись взглядами. Затем старший подросток встал и показал рукой младшему. — Ну, Ямагучи. Мы должны перебрать медицинский инвентарь, пока не вернулись остальные. — Да, — коротко кивнул младший, направляясь к письменному столу и садясь на пол. — Скажи, если что-нибудь понадобится, — Суга кивнул Хинате, а затем присоединился к Ямагучи, сидящим за столом. Парни начали проверять содержимое своих картонных коробок, и Хината оставил их. На некоторое время он закрыл глаза и начал прислушиваться к шуму содержимого коробок и случайным комментариям того или иного импровизированного медика. Его сердце согревала мысль о Суге, вечно заботливом Суге, добровольно посвящающем всё своё время и силы заботе о других. И Ямагучи, застенчивом и тихом Ямагучи, упорно трудящемся, чтобы спасти жизни других людей... Это действительно было невероятно. И он задался вопросом, чем занимались остальные.***
Двери центрального входа в спортзал распахнулись, выдернув Хинату из его дрёма. Суга и Ямагучи, которые вместе изучали какой-то учебник по сестринскому делу, встали, дабы посмотреть через перила, и Хината попытался наклониться так низко, насколько мог, чтобы увидеть, как можно больше. — Преклонитесь перед нашим мастерством! — знакомый голос эхом разнесся по залу, и большая улыбка расколола лицо Хинаты. — Смотрите! — добавил второй голос, и Хината прямо рассмеялся, когда Танака схватил Нишиною с пола, а последний размахивал пачкой туалетной бумаги в воздухе, словно это был слиток золота. — В прямом смысле Всемогущий Спаситель наших задниц! — воскликнул Ноя, звуча настолько убеждённым в своей собственной речи, что Хината не мог не плакать при виде знакомой смехотворности двух его сенпаев. — Вы такие неотёсанные и громкие. Отпусти его, — раздался раздраженный голос, и Хинате даже не нужно было смотреть, чтобы понять, что это апатичный, как всегда, Цукишима. — Неужели ты не понимаешь? Я не могу больше вытирать свою задницу полотенцем! — воскликнул драматично Танака, поставив Нишиною обратно на пол. — Ноя, Танака, вы меня обескураживаете, — пробормотал мягкий голос Асахи, когда ас вошёл, неся рюкзак, который выглядел довольно тяжёлым. Он бросил его посреди спортзала, рядом с ценными рулонами туалетной бумаги Нишинои и вздохнул. — Честное слово... — Асахи прав, — прозвучал знакомый, утешающий, командный тон их капитана, когда Даичи вошел, неся рюкзак. — То, что наступил конец света ещё не значит, что вы можете быть таким грубыми. — Успокойся, капитан. В конце концов, сегодня была хорошая вылазка, — усмехнулся Ноя. Давайте устроим пирушку сегодня вечером! — Согласен. Я голоден, — пожаловался Танака, плюхнувшись на пол в тренажерном зале и бросив свою бейсбольную биту рядом с Ноей. — Знаете, вы двое обрекаете нас всех на гибель, — раздался последний голос, прежде чем двойные двери закрылись, а цепи вокруг их ручек были заперты, и сердце Хинаты выскочило из груди. С вашим аппетитом у нас скоро закончится всё продовольствие! Он вскочил на ноги и не успел оглянуться, как одеяло было сброшено. Хината полностью игнорировал указания Суги, потому что он был так счастлив, так счастлив, что все были живы. Внизу вспыхнул спор, но Хинате было всё равно. Хината снова летел, касаясь облаков, где никакая боль не могла достать его, и никакая печаль не могла лишить его этого момента, когда он стоял, сияя и чувствуя, что наконец-то находится в целости и сохранности. Он подбежал к Суге, и его ноги подкосились, но, к счастью, третьегодка был достаточно проницателен, дабы поймать его, прежде чем Хината снова упал. — Хината! — заворчал он, ставя парнишку на ноги. Но ничто не могло стереть яркую, солнечную улыбку на лице Шоё. Все головы разом повернулись к лестничной площадке при звуке его имени, и все глаза, без исключения, увидели его улыбку. — Хината! — Кохай! Коллективный крик сорвался у всех с уст — какой был сюрприз, когда даже Цукишима выглядел изумлённым — и щёки Хинаты болели от того, насколько широко он улыбался. — Идиот! — один крик возвысился над всеми остальными, и Хината посмотрел на Кагеяму, который выглядел абсолютно злым и, тем не менее, абсолютно облегченным, потому что видел его на ногах. — Ты глупый, глупый идиот! А Хината смеялся и смеялся, и это было единственное, что срывалось у него с уст несмотря на то, что он хотел поздороваться с ними всеми. — Добро пожаловать домой!***
Дом был не идеален. Его жители не всегда ладили. Электричество иногда отключалось, и им приходилось принимать холодный душ в течение нескольких дней. Когда заканчивалась еда, они засыпали под колыбельную, состоящую из урчаний пустых желудком. Они не могли включить свет из-за страха быть замеченными на расстоянии, пользовались в основном дневным светом и и натягивали черную ткань на окнам по ночам. Иногда люди расходились во мнениях, по поводу ночных дежурств. В других случаях люди не соглашались на вылазки. Иногда ребята плакали. Иногда ребята были ранены и истекали кровью. Иногда ребята настолько боялись, что ночью просыпались с криком, а все остальные притворялись, что не слышат их тихих рыданий в подушку. Иногда ребята были близки к тому, чтобы сдаться. Иногда они это делали. И все же Карасуно были сильны и возвышались над вызовами, стоящими на их пути. Это давалось им лучше всего. Они преодолевали препятствия, помогали и поддерживали друг друга. И сквозь темные, холодные, ужасающие ночи, когда выживание ставилось под сомнение, когда они не были уверены, что снова встретят рассвет, они держались вместе. Карасуно была не идеальна, но Карасуно была их домом. И, когда солнце светило сквозь темные тучи, чтобы разбудить их утром, несмотря на то, что не было радости в существовании, всегда была радость в том, что они были вместе.