Why?

Лейт проснулся в половине пятого утра. Снова.  С его губ срывается стон, и он утыкается лицом в подушку, чтоб заглушить крик. Крик полный отчаяния и горя. Крик боли и потери. Яростный крик, означающий, что ничего уже не вернуть... Ведь, как бы он не хотел, время не обернется вспять. Оно будет медленно утекать, унося с собой прошлое... Спустя пару десятков лет, он, возможно,уже не будет так четко хранить эти воспоминания... Как же ошибался тот человек, который сказал, что время лечит. Хах! Как бы не так! Годы идут, а ледянящая пустота, овеваемая холодным дыханием одиночества и тоски, окутывает душу. А маленький тлеющий уголек надежды и воспоминаний, уже не в силах растопить эту глыбу уныния и скорби... Стук. «Пожалуйста, оставь меня в покое...» «Я в порядке, спи...» «Я хочу побыть один...» Но вслух произносит: «Эмерсон, уходи» Он укрывается одеялом с головой. «Нет. Ты не должен видеть меня в таком состоянии...» После этой мысли он сильнее укутывается в одеяло, стараясь заглушить всхлипы и спрятать слезы. «Прошу...уходи...» Но Эмерсон лишь садится на край кровати и молчит.  «Зачем? Зачем ты это делаешь?» Из под одеяла раздается голос: «Эмер­сон, иди сп....спи.» Всхлип в конце слова выдает его с головой. Теперь брат точно будет знать, что он плакал. Ремингтон кусает до крови палец, коря себя за эту оплошность, и сильнее закутывается в одеяло, чтобы млад­ший брат не ви­дел это­го. Чтобы не слы­шал это­го сло­ман­но­го, боль­но­го пар­ня. Он сломлен... Как морально, так и физически. За последнюю неделю он выходил из комнаты, лишь, чтобы справить нужду. Все остальное время он лежал, изредка переворачиваясь с боку на бок. Раз в пару дней он съедал часть того, что заботливо приносил на подносе Эмерсон. Из-за практически отсутствия движений, мышцы неприятно ныли, прося хозяина их хоть немного размять. Но он не мог. У него банально не было сил. Вся его энергия уходила на слезы, крики, стоны и яростный шепот, больше походящий на бред шизофреника. Эмерсон лишь молча стягивает одеяло с лица старшего брата, и, через силу, пытается не отвести взгляд. Ему сложно видеть его таким. Губы непроизвольно дрожат. На глазах наворачиваются непрошенные слезы. Самому бы не разрыдаться. Ему больно видеть брата таким. Больно... Слишком больно. Слишком больно слышать, проходя мимо двери Лейта, его всхлипы и крики. Больно, изредка сталкиваясь с ним, возвращающимся в комнату, видеть его помутневший, потухший, безжизненный взгляд, смотрящий в никуда. Больно каждое утро приносить ему еду, зная, что он вряд ли к ней притронется. Больно часами обивать порог его комнаты, не решаясь войти, зная, что ничем не сможет помочь Лейту; плакать от отвращения к себе, слушая аккомпанемент слез брата. Но сегодня все было иначе. Встретившись взглядом с полными слез глазами брата, Ремингтон закрывает лицо руками и начинает рыдать. Все негативные эмоции, которые он старался скрыть в присутствии брата, обрушились на него, словно Ниагарский водопад, увлекся его в самую пучину. Он пытается через слезы избавиться от всего, что его терзало. Не получается. Тянуще-леденящее чувство пустоты продолжает томиться внутри. От него хочется избавиться. И неважно, каким способом. Всплывающие в памяти воспоминания, лишь подстегивают это чувство. От него никуда не деться. Оно гложет тебя, пожирает изнутри. Порой хочется вывернуть свое нутро наружу, соскрести то липкое, гадкое ощущение с души, а после тереть ее щеткой, пока она вновь не примет свой первоначальный чистый, непорочный облик. Но, к сожалению, все, что ты можешь делать, чтобы тебе полегчало, это плакать. Эмерсону стало неловко, что он ничем не может помочь, не знает как утешить брата. — Я...кхм... Я наверное пойду...— прозвучал неуверенный, немного смущенный голос младшего. — Нет... Останься — мгновенно ответил ему Ремингтон — Мне нужна твоя поддержка — добавил он мысленно. Каждый день. Две недели подряд. Эмерсон не ложится спать. Он любит. Очень любит. И ему тоже больно. Он не хочет вновь терять любимого человека.  Каждое утро его футболка пропитана слезами старшего брата. Каждое утро в четыре тридцать он стоит у двери и ждет. Каждое утро он ждет того, что Ремингтон будет спать спокойно. Что сегодня не будет слез. Не будет жалобных всхлипов. Не будет той боли от потери в глазах Лейта. Ждет, что тот не будет рыдать у него на плече, судорожно сжимая в кулаках край его футболки и опаляя сбившимся горячим дыханием ключицы Эмерсона. И, что не придется вновь, словно в бреду, шептать ему: «Все будет хорошо...» Нашептывать эту мантру, зная, что это ложь. Ложь. Такая сладкая. Такая желанная... Как же мало надо человеку, чтобы в его взгляде снова зажглась искра надежды...Нужна лишь ложь. Всего капля.... Но и её достаточно, чтобы человек обрел веру в жизнь. И снова утро. На часах полпятого. Эмерсон вновь стоит у двери брата. Вновь слышит доносящиеся из-за двери всхлипы и стоны. Осторожно открывает дверь и заходит. Лейт лежит на боку, отвернувшись от двери. Парень подходи к кровати и ложится рядом с братом. Окно открыто. В комнате холодно. Эмерсон укрывается свободной половиной одеяла и прижимается всем телом к спине Ремингтона, приобнимая его за плечо. От старшего исходит жар. Всхлипы прекращаются. Он вздрагивает и поворачивается лицом к младшему. Около минуты смотрит ему в глаза, успокаивается, расслаблено выдыхает, и обнимает брата за талию, прижимаясь еще ближе. В такие моменты Эмерсон ненавидит себя. Ведь в какой-то степени он рад произошедшей трагедии. Если бы не тот инцидент, то они не лежали бы так каждое утро. Нет, разумеется, он тоже рыдал первые несколько дней, но потом.. После того, как впервые пришел утешить Лейта, он с ужасом осознал, что даже рад случившимся событиям. Ему нравится. Нравится видеть парня таким беспомощным, похожим на маленького котенка. Нравится, когда его взгляд встречается с глазами брата, полными слез. В такие моменты его глаза приобретают какие-то новые оттенки. Нравится каждое утро лежать в обнимку с ним. Нравится, когда Ремингтон, прямо, как сейчас, прижимается к нему, опаляя своим дыханием ключицы младшего. Нравится обнимать брата в такие моменты, защищая от всего мира, и зарываться носом в его волосы, вдыхая такой родной запах ментола и древесных ноток. Постепенно утренние объятия, пропитанные болью, превратились в вечерние. А через некоторое время старший уже привык засыпать рядом с Эмерсоном, который, словно страж, оберегает его спокойный сон. Однажды их идиллию прервал вопрос Ремингтона: "Почему он сделал это?". Эмерсон долго молчал. Он не знал как ответить парню на этот вопрос. Но четко осознавал, что, если бы с Лейтом что-то случилось, то он ушел бы в мир иной вслед за ним. Немного помолчав, младший ответил: "Это была любовь. Он не мог иначе..." Барретт не произносит ни звука, а только прижимает брата к себе.

«Себастиан Данциг Кропп 01.07.1992-17.10.2018»"

Эмерсон смирился. А Ремингтон нет.