Рассыпая хрусталь

Наверное, у каждого бывали моменты, когда чувствуешь, что вот-вот провалишься куда-то в ад и вовсе перестанешь существовать. Когда жизнь с треском рассыпается на мелкие кусочки, впивающиеся потом тебе под кожу острой болью. Наверное, у каждого было такое. И ведь все нормальные люди предпочтут решить проблемы — помириться с родителями, разгрести завалы в учебе и выучить, наконец, названия всех этих дурацких костей. Но я почему-то решила сбежать от всей этой нависшей черной тучей череды неудач. Просто взять и оставить ее позади хотя бы на две недельки, чтобы можно было просто спокойно вздохнуть, не думая о предстоящем зачете по давно-уже-расшатанным нервам. Я не хочу прожить свою жизнь, думая лишь о том, как бы закончить медицинский с отличием, не перепутать гликолиз с липолизом и не вляпаться в очередное дерьмо. Я ведь должна иметь хоть один день отдыха от всей этой суеты, так? Родители круглосуточно твердят мне «Маша, ты поступила на медицинский, так веди себя как будущий медик». Чушь какая, неужели человек, поступивший на сварщика должен повсюду теперь разглядывать качество швов, а будущий юрист просто обязан в каждом преступника выглядывать? Вот и врач не должен иметь идеальный порядок ни в жизни, ни в комнате. Размеренная колея моего существования превратилась в удушающую рутину, давящую с каждой секундой все с большей силой. Порочный круг начинался учебой и замыкался ссорами с родителями. А хотелось перемен. Именно поэтому, наверное, я выбрала Питер для своего кратковременного побега. Проснулась утром и собрала все вещи, оставив лишь клочок чуть пожелтевшей бумаги на столе для родителей с незамысловатым текстом — «Сбежала в поисках светлого будущего, не волнуйтесь, буду звонить, вернусь через две недели». И мелким почерком в нижнем правом углу зачем-то прибавила, что все учебные материалы с собой взяла. Наверное, чтобы влетело потом не так сильно. Вероятнее всего, сейчас это кажется очень глупым поступком, когда я стою посреди Невского проспекта, наблюдая, как туда-сюда люди шныряют, вечно чем-то занятые. А я пустое место. Как была в Москве, так и в Питере таковым являюсь. Бывает ведь, стоишь на пепелище, в которое превратилась твоя жизнь за каких-то пару паршивых дней, и понимаешь, что тебя давно уже все закопали и танцуют радостно на твоих костях. А тебе-то жизни хочется. И вот так вот, промокшая насквозь под октябрьским дождем, я побрела куда-то в сторону Казанского Собора. Именно там я сняла себе комнатушку, когда ехала в поезде. Близко к центру и вид приятный. А чего еще нужно-то? Кошки в душе немного поуспокоились, перестав, наконец, царапать изнутри. И даже какой-то малюсенький намек на внутреннее счастье зажегся где-то в голове, вызывая на лице какую-то слегка глуповатую улыбку. А Питер-то действительно город сумасшедших контрастов. Вон, на улице чуть ли не снег идет, а парень какой-то весело скачет в летних шортах и сумочкой через плечо, смешной до ужаса. Наверное, счастливый, к девушке своей бежит. Влюбленным физическое тепло не нужно, им главное, чтобы душа всегда разгоряченной была, чтобы твой любимый человечек был рядом. Им ведь и море по колено кажется, ну точно как пьяному. Ненавижу влюбленность. Отнимает сил больше, чем трехчасовой бег без остановки. Высасывает из тебя всю душу, заставляя чуть ли не на колени падать. А мне страшно даже подумать о том, что я когда-нибудь испытаю на себе все прелести счастливых отношений. Я боюсь остаться моральным инвалидом после неразделенной любви. Именно поэтому я просто избегаю любой возможности влюбиться. За углом показалось массивное сооружение, от которого даже дух перехватило, насколько оно прекрасно было. Колонны из серо-коричневого мрамора смотрелись настолько величественно, что все остальные дома вмиг стали абсолютно незаметными, блеклыми совсем. Как же тепло на душе от этого города, словами не передать даже. Он гораздо роднее Москвы мне кажется, такой по-домашнему уютный, что даже в полном одиночестве чувствуешь себя здесь комфортно. Даже улыбаться хочется, когда улыбаться-то и нечему. Миновав собор, я направилась прямиком к зданию с розоватым фасадом. Ничем не примечательно, абсолютно такое же, как и многие питерские дома, но все равно уж очень душу греющее. Хозяйка комнаты сказала, что ключ у соседней двери под горшком с фикусом оставила, так как сама куда-то ехать должна была срочно. Ну, наверное, это даже к лучшему, не очень уж я люблю общение с незнакомыми людьми. Стены подъезда выглядели достаточно старо, кое-где осыпалась штукатурка, оставляя за собой лишь белое пустое пятно, разбиваясь вдребезги о каменные ступени. Но меня это ничуть не смущало. Я приехала сюда, чтобы отдохнуть, а не подъезды разглядывать. На указанном хозяйкой третьем этаже действительно стоял фикус, раскинувший свои листья чуть ли не на половину лестничной площадки. Забавно, что фикус выглядит уж очень огромным для того, чтобы его поднимать. Но по точному распоряжению хозяйки я должна была снять горшок с поддона и выудить из-под него ключ. Весьма интересная задача. Аккуратно поставив чемодан около двери под номером шесть, я подошла поближе к вечнозеленому растению, как бы рассчитывая то, каким образом я должна была его хоть немного сдвинуть. Тяжело вздохнув, я покрепче ухватилась за дно керамического горшка и резким движением потянула его на себя. Только вот немного не получилось. Вместо того, чтобы ухватиться обеими руками за горшок, я ухватилась одной рукой за поддон, тем самым обрекая фикус на верную гибель. А себя на вечный позор. Растение как-то беспомощно увалилось на холодный каменный пол, утаскивая при этом меня за собой. Горшок с жутким грохотом разбился, заставляя меня даже зажмуриться от какого-то непонятно накатившегося страха. Как же, мать его, стыдно.  — Хорошо, что тут хоть нет никого, — понятия не имею, зачем я это вообще вслух произнесла. Просто, наверное, привычка у меня такая, самой с собой говорить. Вдруг дверь квартиры номер пять медленно начала открываться. Сердце тут же забилось в бешеном ритме. Представить не могу, что подумает тот человек, когда увидит в своем подъезде девушку, с ног до головы покрытую землей, лежащую в груде керамики от разбитого горшка, и фикус, грустно валяющийся на лестнице. Наверное, непременно кричать начнет и назовет как-нибудь неприятно. Жил себе, жил, никого не трогал, а тут бац — и фикус тебе убили, и лестницу испачкали, и горшок разломали. Какого же было мое удивление, когда вместо ожидаемых ругательств я услышала лишь слегка сдавленный смех, словно кому-то было невыносимо смешно от всей этой ситуации, но он пытался себя сдержать в целях вежливости. И смех мне показался каким-то странно знакомым. Щеки полыхали от стыда и смущения, а глаза я так и не могла открыть, замерев в каком-то скользком испуге. — Девушка, вам так удобно тут лежать? — все тело пробил холодный пот. Ну точно, его же голос, и смех тоже его. И манера его. Голова начала кружиться, а я пыталась хоть немного себя в чувства привести. Ну, бывают же голоса похожие, верно? — Угу, — единственное, что выдавить из себя смогла. И снова смеется, только уже не сдерживая себя совершенно. Такой добрый смех у него, всегда настроение мне поднимал. Только вот за последний год впервые его слышу. Он ведь ушел, перестал совершенно видео снимать, фотографии тоже не выкладывал. Подумала даже, что испарятся из головы у меня все мысли о нем раз и навсегда. Но не тут-то было. Открываю глаза. Русые волосы, слегка спадающие на лицо. Он часто в видео своих словно невзначай поправлял их рукой, мешались, видимо, сильно, а парикмахерские он просто терпеть не мог. Высокий и очень похудевший, словно жизнью измотанный. Но глаза до сих пор такие добрые, что внутри все сжималось. И вот эта его черная точечка в глазу заставила меня окончательно упустить землю из-под ног. Ваня Рудской. И я почувствовала, что какой-то горечью наполняется мое сердце. Наливается алой кровью душа, заставляя даже связь с реальностью терять, а в голове со звоном каким-то заглушающим едва различимое слово крутится — «влюбилась».