Сексомния

      Всякое безумие, особенно бесконтрольное, таит в себе опасность не только для больного, а прежде всего для родных и друзей. Всякая болезнь, если её не лечить, способна отравить тело и разум любого, кто рядом. Тот же, кому нельзя помочь и кто не признаёт себя больным, идёт путём разрушения, особенно если полагает, что не опасен для окружающих.       Опасный вирус и тот не столь разрушителен, как травмированная психика. Габриель Агрест никогда не задумывался об этом и не понимал, насколько смерть супруги изменила его – пока только его одного. Был ещё Адриан, но, кажется, он оказался сильней и горе не сломило его так, как отца. Габриель так и не смог похоронить её, а сыну показал урну якобы с прахом Эмили. Урна эта до сих пор стоит в колумбарии, и Адриан иногда приходит туда, поговорить с пустой посудиной. Поначалу Габриель стыдился обмана, но вскоре об этом забыл. Тоска по Эмили затмила всё, он не выходил из дома, не занимался сыном, собой, своей карьерой. С её уходом всё потеряло смысл. Раньше в нём жила любовь и к ней, и к Адриану, теперь она была не нужна. Габриель жил одними лишь грёзами, Эмили снилась ему почти каждую ночь, а утром, просыпаясь, он замечал на своём лице слёзы. День был для него мучением, а ночь – благом, ведь ночью она возвращалась к нему. Он научился просить её не уходить, и сон быстро прерывался. За короткий срок Габриель сильно изменился, и это почувствовали все, кто жил с ним под одной крышей.       Впрочем, это было ещё не самое худшее. Весьма неприятный недуг, вызванный сильным стрессом и постоянными переживаниями, незаметно для больного взял над ним власть. И никто другой не мог это заметить, ведь Габриель спал один.       Разновидность лунатизма с сексуальной подоплёкой может показаться безобидной, но не в случае с мсье Агрестом. Когда ему снилось, как они с женой занимаются сексом на этой кровати, мозг частично пробуждался, и тоскующий мужчина повторял свои действия из сна. Место супруги оставалось пустым, но грёзы воскрешали её образ. Наутро Габриель мог обнаружить смятую подушку или забрызганную спермой простыню, но решительно не помнил, когда он это сделал. Немногим позже к нему по вечерам начал приходить Адриан. В попытках утешить отца он внаглую забирался в постель на место покойной матери со словами, что просто хочет побыть рядом. История со спермой в постели и смятыми подушками насторожила и заставила подумать на сына. Габриель пришёл в ярость. Собственный сын дрочит на него, и не где-нибудь у себя, а в отцовской постели. И хотя Адриан всё отрицал, Габриель чуть было не упёк его в психбольницу. После этого, к счастью, визиты сына в спальню прекратились, но ненадолго. Адриан всегда отличался отходчивостью и лояльностью, особенно к отцу. И, конечно же, вскоре Габриель снова увидел его под боком. Прогонять уже не было сил, да и смятые подушки и запачканные простыни никуда не исчезли. То, что это делает он сам, Габриель признать не смел. Тогда вовсе не сыну, а ему самому понадобится психиатр. Гордость не позволяла это допустить, и он продолжал страдать сексомнией и просыпаться, ничего не помня и не понимая.       А Адриан продолжал приходить к отцу по вечерам, едва не засыпая вместе с ним в одной постели.       Странный мир, в котором они жили, и где чудеса считались почти обыденным явлением, иногда пугал Габриеля. Он предпочёл бы жить в мире попроще и никак не мог забыть тот день, когда доктор сказал, что его сын родился с особым геном, позволяющим ему забеременеть. Таких, как он, во всём мире насчитывалось процентов восемь, и, как объясняли учёные, это не дефект, а инструмент эволюции, которая не стоит на месте. Эти мужчины рожали детей так же, как и женщины, и их дети выживали и вели обычную жизнь, ничем от других не отличаясь. Они так же болели и выздоравливали, успешно работали и доживали до старости. Единственное отличие – с каждым новым поколением детей процент носителя гена увеличивался. Это и подтолкнуло учёных к версии неизбежной эволюции человечества.       Однако Габриель не хотел такого сына и клал болт на мнение учёных. Никто не считал людей с таким геном неправильными и уж тем более не называл их геями, но только не Габриель. Когда Адриан подрос, он не упускал возможности показать, как ненавидит его. Своей супруге он без конца внушал, что Адриана нужно сдать в детдом, ибо он мужчиной никогда не станет, не найдёт себе женщину, и что девка в мужском теле ему не нужна. Эмили очень любила Адриана, ей было всё равно, какой он. Она не вынесла упрёков Габриеля, и однажды с ней случился инсульт.       Габриель просил родить ему другого ребёнка, пусть даже девочку, а теперь она оставила его одного с этим… не пойми кем. Тем удивительней для него была привязанность сына, который, если и понимал свою природную «ущербность», то и отца он тоже понимал и всегда повторял: «Не волнуйся, папочка, я никогда никого не рожу». От таких заявлений Габриель мучился ещё сильнее.       Ночь, когда всё случилось, выдалась неспокойной. С вечера город оказался во власти сильного ветра, а ливень с грозой грозил затопить к утру весь Париж. Адриану было страшно засыпать под громкие звуки на крыше. Казалось, даже их огромный и крепкий дом вот-вот развалится под напором ураганного ветра. В свои шестнадцать Адриан был ещё совсем ребёнком – он явно не желал взрослеть, однако успел получить первый опыт в сексе. Тайком от отца. С Нино. Хорошо, что друг предохранялся и не заделал Адриану ребёнка. Последний раз был накануне – они пробовали секс без презерватива, и, как показалось Адриану, Нино слишком поздно вышел из него, когда готовился кончить. «Если туда что-то попало, я его убью» - со страхом думал юноша. Тогда отец точно захочет избавиться от такого сына.       Спускаясь вниз, Адриан ощущал чувство вины, отец же не разрешал ему ни с кем трахаться. Идя к нему в спальню, сын хотел утешить прежде всего себя и в который раз показать верность папочке. Может, даже обнять его, если он уже спит. Никаких объятий и ласковых слов отец никогда ему не позволял.       Габриель уже спал. Нырнув под одеяло, Адриан осторожно приобнял его сзади в надежде, что отец не скоро захочет перевернуться на другой бок. Волосы на затылке, куда Адриан уткнулся носом, пахли шампунем и уютом. Ему нравился отец, именно спящий, а не сердитый, не орущий, словно он, Адриан, виноват, что таким родился.       Прошептав: «Я тебя люблю», юноша покрыл нежными поцелуями затылок отца, висок и даже шею. Он и не заметил, как уснул, так и не выпустив отца из объятий.       Та часть мозга Габриеля, что неизменно пробуждалась перед приступом, уже сопоставила слова и ласки сына с его матерью, которая когда-то так же ласкала своего мужа. Меньше чем через час Габриель пробудился, покорный своим грёзам. Перевернувшись, он ухватился за спящего Адриана, собираясь заняться нежным и неспешным сексом. Перед ним лежала Эмили, она пожирала супруга жадным взглядом, а он знал, что этот взгляд означает. Он так давно этого ждал, и вот сегодня она готова позволить ему зачать нового ребёнка, нормального, без дурацкого гена беременности.       Адриан крепко спал, настолько крепко, что мог упустить момент, когда ещё можно убежать. А пальцы отца уже расстегнули последнюю пуговицу его ночной рубашки. Распахнув её, Габриель склонился над обнажённой грудью сына, открытыми, но невидящими глазами изучая её, пробуя языком горошинки сосков, посасывая, но не прикусывая их. Сегодня он не причинит ей боль в постели, ведь в эту ночь должна зародиться новая жизнь, зародиться исключительно в ласке и нежности.       Сын продолжал спать, а отец почти не касался его, лишь слегка оглаживал юное тело ладонями – от плеч к ключицам и снова к увлажнённым языком соскам.       Габриель задыхался от возросшего желания. Не сдержавшись, он грубо стянул с Адриана штаны, чудом его не разбудив. В попытках обуздать свою страсть он отстранился и даже отвернулся от распростёртого перед ним тела. Его пижама и штаны полетели на пол, он встал на четвереньки и выглядел теперь совершенно дико с торчащим под животом членом, неровным дыханием и неукротимым желанием взять обнажённую супругу.       Сильные руки ухватили Адриана за бёдра и прижали к горячему телу. Стон нетерпения вырвался из уст Габриеля, едва головка члена упёрлась в тугую, не разработанную дырочку. Всё шло как надо, его орудие обильно смазано лубрикантом, и Эмили может наслаждаться. А после они оба будут наслаждаться её беременностью, а этот Адриан пусть ищет себе новых родителей.       Готовый войти, он медленно потянул Адриана к себе и толкнулся вперёд. Внутри него было так туго, но со смазкой удалось войти сразу на треть. Выдохнув глухой стон, Габриель закинул ноги сына себе на плечи и навалился, двигаясь, проникая всё глубже.       Почему-то именно в эту ночь Адриану снился реалистичный сон, в котором Нино трахал его. Он уже просыпался, но видение не исчезало. Адриан даже начал стонать, покорный взявшему его отцу. Габриель проник в него полностью и не спеша двигался, стремясь доставить Эмили удовольствие. Его руки ласкали волосы сына, губы лёгким поцелуем касались скул, шеи, поверхности ключиц и сосков. Когда он ещё испытывал такое блаженство, Габриель не помнил. Тело Эмили казалось совсем юным, и внутри тоже. Он и забыл, что когда-то так и было.       Член Нино как будто стал больше, заметил Адриан, и крепче вцепился в любовника. Его имели и ласкали впервые с таким вниманием, Нино обычно обходился без этого, для него трах существовал ради траха, без прелюдий. Да и делали они это не из любви, а чтобы снять напряжение. То ли Нино изменился, то ли это вовсе не он. Концентрация на ощущениях не дала Адриану добраться до разгадки и проснуться.       Тугое и горячее лоно супруги сводило с ума, но Габриель не поддавался желанию быстро кончить. Замирая, он чуть подавался назад, почти вынимая напряжённый член из узкого ануса сына, и прокладывал языком дорожки на его животе, где совсем скоро зародится новая жизнь. После он склонился над ним, целуя в губы, и Адриан быстро ответил глубоким поцелуем с языком. Отец и сын обнялись, не размыкая губ, и Габриель с силой толкнулся, заставив Адриана прервать поцелуй долгим стоном.       Разгорячённый близостью финала, Агрест-старший не жалел сил, двигаясь быстро и грубо. Готовый к разрядке член Адриана упирался в его живот, а сын надрачивал его, выгибаясь навстречу отцу, и под конец ухватил Габриеля за ягодицы в стремлении впустить его глубже.       В него резко вонзились по яйца и спустили всё без остатка. Адриан тут же кончил, и, переполненный, удовлетворённый, с сочащейся по члену спермой, провалился в новый сон, так и не пробудившись.       Габриель проснулся под утро прежде сына и пришёл в недоумение, увидев его рядом, ведь обычно Адриан уходил ближе к ночи и никогда не оставался с отцом до утра. У него совсем не было сил устраивать скандал, к тому же этой ночью Эмили снова снилась ему, а это хоть как-то, да успокаивало. Насторожило его то, что Адриан лежал обнажённый, измазанный в сперме. Лишнее подтверждение того, что сын снова приходит подрочить на него.       Тихо выругавшись, Габриель одел Адриана и отнёс на руках в его комнату. И впредь решил запираться на ночь.       Проснувшись у себя, Адриан помнил только тот яркий сон с Нино и то, что вчера он приходил к отцу в спальню. Странно, но юноша так и не вспомнил, когда он вернулся к себе.       Прошло какое-то время. Адриан ещё пару раз провёл время с Нино, пока не заметил кое-что странное. Его стало часто тошнить, изменились вкусовые пристрастия. Из-за этого он почти ничего не мог съесть из привычной пищи, а вот вес, как и живот, слегка увеличился. Едва он догадался, Адриана прошиб холодный пот. Ох уж этот Нино! Отец ни за что ему не простит эту беременность. Он ведь так мечтает о «нормальном» ребёнке!       Оставалось явиться с повинной и покаяться. Отец, конечно, страшно рассердится и, может, даже изобьёт его, но, разумеется, отвезёт к докторам, которые прервут эту беременность. С этой поры Нино ему больше не друг!       Признание сына совершенно выбило Габриеля из колеи. К тому времени он месяцев шесть использовал талисман и лишь сильнее возжелал воскресить Эмили, когда сынок вдруг забеременел.       К ужасу Адриана, отец не повёз его ни каким докторам – он просто выгнал сына из дома. Хорошо, что Натали пожалела его и увезла в дом своих родителей, пока горе-отец не передумает и не начнёт метаться по городу в поисках сыночка.       Метаться по городу Габриель не спешил. Его заинтересовал любопытный факт: Кот Нуар исчез, и Леди Баг теперь сражалась одна. Конечно, Адриан не мог с таким животом прыгать по зданиям и сражаться. Он сидел в тесной комнатушке у родителей Натали и переживал за Леди Баг – вот всё, что ему оставалось. Назло отцу он решил родить. Просто назло, не более. Ребёнка он отдаст Нино – вот это будет месть бывшему бойфренду. Сам зачал – сам и воспитывай, раз предохраняться не умеешь!       Когда Адриан готовился родить со дня на день, Габриель вдруг почувствовал острую тоску по сынуле. Он не знал, что сделала Натали и где сейчас его сын. Секретарше было жаль держать это в тайне от босса, особенно когда она насмотрелась на его эмоции. Она рассчитывала вернуть ему Адриана, едва тот родит. Даже если сам Адриан не захочет возвращаться.       Рожать он решил под присмотром докторов. Пусть отец тут же примчится туда – Адриан уже и сам тосковал по дому, к тому же боялся осложнений, рожай он без врачей. Родной дом пусть и был для него тюрьмой, но отца, пусть и такого паршивого, он вслед за матерью терять не хотел. К тому же, Натали не сможет его утешать так, как родной сын. Её-то в постель Габриель не пустит.       Когда часы мучений сменились криком новорожденного, юноша сильно удивился. Родившийся мальчик не был смуглокожим и темноволосым, и больше всего походил на его, Адриана, отца.       - Не может быть… Как? Когда? – не обращая внимания на взгляды врачей, повторял юноша, держа на руках младенца. – Я думал, это Нино меня… Я же больше ни с кем не спал!       Вместе с ребёнком Адриан вернулся домой и настоял на генетической экспертизе. Ничего не подозревающий отец посмеялся, но разрешил. Впервые Габриель был рад видеть его, но в ответ на обвинения поклялся, что не прикасался к сыну.       Их беседа после результатов теста на отцовство прошла ещё жарче.       - Почему ты мне не веришь, Адриан? – растерянно спрашивал он. – Разве я мог бы сотворить такое с тобой?       - И тем не менее сотворил! – укачивая плачущего младенца, кричал Адриан. – Экспертиза не врёт! Признавайся, когда это случилось, или ты мне больше не отец!       В перепалку вмешалась Натали.       - Позвольте, мсье, я, быть может, проясню ситуацию. Вы по ночам иногда выходите из спальни и бродите по дому. Я видела это всего пару раз, но нетрудно сделать очевидный вывод, что…       - О нет… - догадался Адриан, и весь его пыл испарился. Отец собирался наорать и на секретаршу, но вместо этого тупо уставился на сына. – Пап, ты что… лунатик?       Последующий их разговор прошёл более спокойно. Ужасная правда открылась им. Хронологию событий ещё предстояло восстановить, а характер недуга – выявить, но уже сейчас Адриан признал, что всё произошедшее – ужасное стечение обстоятельств. И виноват в этом не столько отец, которого некому было предупредить о его лунатизме (разве что Натали отчего-то умолчала), но и он, Адриан. Не приди он в тот вечер к нему в спальню и не увлекайся сексом с Нино – ничего бы не произошло. Габриель бы и по сей день трахал подушку с простынёй, а не делал детей собственному сыну.       Агрест-старший настоял оставить ребёнка в семье, Адриан был не против. Малыша назвали Франсуа, он рос здоровым и любознательным ребёнком. После того, как характер недуга подтвердился и было назначено лечение, Адриан решил, что нужно как-то примириться с отцом и с тем, что случилось, но не знал, что ему сказать. Они просто обняли друг друга и заплакали, сами не зная, отчего. Так в доме Агрестов помимо талисманов Бражника и Нуара появился новый секрет, о котором никто и никогда не должен был узнать.