Смерть не отпускает просто так

Убедительная просьба беременным, слабонервным и излишне адекватным не читать сей текст или читать невнимательно. Претензии не принимаются, ибо я предупредила. __________________________________________________________________________________________________________________________________ Удивительно, но за несложным шутером у Эрика Кайл забывает даже о Стэне. Они с жиртрестом играют вдвоем против толпы зомби, и разлетающиеся куски и ошметки тел занимают все внимание парня. - Вон, вон, сзади! – кричит Эрик и взмахивает джойстиком. - Ох, мать же! – откликается Кайл и давит на кнопки с удвоенной скоростью. - Там, за складом, бочки с бензином. Взорвем их – и уровень пройден. - Понял, – кивает Кайл. Звуки выстрелов и взрыва сменяются на скрежащие вопли и стоны, и экран выдает заставку с пройденным уровнем. Эрик довольно вздыхает и кладет джойстик на подлокотник дивана. - Круто мы их, – Кайл улыбается. - Еще бы, – соглашается Картман. – Будешь бутеры? Кайл кивает, и парни идут на кухню. Запал от игры спадает, и Брофловски мрачнеет. Он признался Стэну, но тот его отшил. Что теперь делать? - Ну, чего ты опять? – Эрик сует Кайлу нож. – Сыр нарезай, если хочешь есть. Тебе тут не ресторан. Брофловски берет нож и режет тонкими пластиками желтый кусок. Нож идет легко, острое лезвие блестит, разрезая сырную массу. Интересно, человеческое тело он бы резал так же легко? Напугавшись собственной мысли, Брофловски замирает и пялится на блики на холодной стали. - Твою мать, еврей, ты вообще нож держал в руках когда-нибудь? – Картман выдергивает предмет из рук Кайла и кладет на стол. – Хватит уже, сейчас чай сделаю. Брофловски кивает, бубнит что-то о том, что пойдет помыть руки, и идет в туалет. Холодная вода приводит в чувство. Он же сам решил, что примет любой ответ Стэна. Так чего теперь переживать? Глупо было надеяться на то, что друг радостно кинется ему на шею и примется покрывать горячими поцелуями зардевшиеся ланиты. Ха-ха. Только все равно невесело. Картман уже сидит на диване в гостиной, теребя пальцами джойстик. - Я нашел на куске сыра твой отвратительный рыжий волос. Пришлось все выбросить, – говорит он, едва Кайл садится рядом. – Ты должен мне бутерброды с сыром и ветчиной, ясно? - Что? – Брофловски хмурится недоуменно. – Вот бред! Ты конченный кретин, Картман. - Не должен ведь я был есть твою волосню! Кайл смотрит на Эрика, Эрик смотрит на Кайла. «Он что, серьезно? Из-за волоса выкидывать все продукты?» «Ка-айл, будешь так смотреть на меня, я сожру все твои волосы вместе с тобой…» Брофловски первым разрывает зрительный контакт. Взгляд Картмана слишком уж давит, непонятно, почему. Чтобы снять напряжение, возникшее из-за нелепых гляделок, Кайл говорит первое, что приходит в голову: - Почему ты позвал меня к себе? Я думал, ты будешь издеваться из-за… Стэна. Что-то во взгляде карих глаз неуловимо меняется. Становится более жестким. - Любому дураку было бы понятно, что Стэн на тебя даже не посмотрит. Он хоть и педик, как ты же, но евреи, видать, и ему не по душе. - Да пошел ты, хватит во всем ставить в вину мой народ! – зеленые глаза вспыхивают злостью, но тут же гаснут. Будь это другая ситуация, Кайл бы пошел выговориться к Маршу. Но рядом был только Картман. А душевные терзания рвались наружу. – Я думал, он даст мне шанс, мы ведь самые близкие люди… А он только и твердил о Такере. Неужели между ними что-то есть? Чем я хуже? То есть, я хочу сказать… Я знаю, что ты скажешь: что я еврей и все такое… И что от одного моего вида тянет блевать, и что никто никогда не влюбился бы в меня. Но Стэн… - Кайл, заткнись, – Эрик отмахивается и корчит брезгливую мину. – Мне твои сопли ни к чему. - Картман, ну ты ведь бываешь нормальным человеком! – еще больше распаляется Кайл, и голос его приобретает жалобные нотки. – Так побудь им! Ты мне сейчас очень нужен, – Кайл не замечает, как дергается бровь Эрика. – Вот смотри, будь ты Стэном, мог бы ты… - Мог бы, еще как мог бы… – Эрик не замечает, что произносит свою мысль вслух. Брофловски замирает и вопросительно смотрит своими зелеными глазами в обрамлении пушистых ресниц. Картман тянется к нему, но мысль о том, что еврей ненавидит его всем сердцем, заставляет парня сделать так, чтобы Кайл не смог вырваться, даже если захочет. Тысячи раз – да что там, наверняка миллионы – в своем воспаленном мозгу он представлял себе эту картину: вот он резко садится к ничего не понимающему Кайлу вплотную, перехватывает его запястья широкими ладонями и заводит наверх, за голову. Сглатывает слюну и, наверное, краснеет. Кайл дергается и смотрит, как мышь на собственный хвост, который вдруг вознамерился ее съесть: недоумевающе и напуганно. Прижать коленом ноги к дивану, чтобы не брыкался. Взгляд зеленых глаз становится еще более изумленным, и рот приоткрывается, то ли от удивления, то ли желая что-то сказать, но не успевая. Их губы соединяются. Горячие и тонкие – Картмана, и пухлые, пахнущие свежестью – Кайла. Парни выдыхают одновременно: Брофловски – возмущенно, а Эрик – просто потому, что не контролирует воздух в легких. И снова нежное касание. Кайл дергает руками, но не может вырваться. «Не отпущу, ни за что не отпущу, теперь ты мой!» Поцелуй становится более жестким, Картман задевает языком нижнюю губу Кайла, проталкивает язык внутрь приоткрытого рта и совершенно теряет голову. В груди творится нечто невообразимое, даже в самых смелых своих фантазиях Эрик не представлял, что так будет. Его словно прошивают электрические заряды, все покалывает и трясет, в джинсах мигом набухает, и тело начинает гореть от нестерпимого жара. Он упивается поцелуем, пока не начинает совершенно задыхаться, и с судорожным вдохом отрывается от Кайла. Только тогда Эрик понимает, что сжал руки еврея так сильно, что у того останутся синяки, и кожа на запястьях красная, почти содранная. Он пугается, убирает руки и ногу от пораженного донельзя Брофловски. Секунду тот оторопело сверлит его восхитительно обескураженным взглядом, но поняв, что его больше ничто не держит, вскакивает и кидается прочь из гостиной. Эрик дышит тяжело, пытается унять колотящееся в груди сердце и даже не делает попытки остановить Кайла. «Я поцеловал его. Прямо в губы. В его губы. Своими губами. Прямо в губы. Я его поцеловал. Поцеловал. В его невозможно сладкие губы. Мягкие губы. Твою ж мать, Кайл, если бы я знал, что у тебя такие губы, я бы уже давно это сделал!» Хлопает входная дверь, и тут только Картман понимает, что произошло. - Кайл! – парень вскакивает и бежит в прихожую. – Кайл! Но Брофловски и след простыл. Даже на улице, докуда мог видеть Эрик, его уже не было. - Проклятый еврей, твою мать… Твою мать! Стена равнодушно принимает тяжелый удар кулака. Потом еще один и еще… Пока из разбитых костяшек не начинает течь кровь. Эрик не знал, что делать дальше. Сделать вид, что это был всего лишь акт унижения еврейского народа? Кайл не поверит, он видел взгляд Эрика. Влюбленный, жаждущий, безумный… Таскаться за ним и канючить, вымаливая дать шанс? Ни за что на свете! Никогда он не позволит себе пасть так низко. Остается два варианта: либо запереть в подвале и взять его силой, больше никогда не выпуская наружу, либо попросту убить. Убить и избежать позора. Никто не должен знать, как сильно Эрик Теодор Картман любит ничтожного жиденка. Особенно сам жиденок. Но… убить его? - Я не смогу… – шепчет Эрик, и на глаза наворачиваются слезы. – Я люблю тебя, Кайл. Люблю, будь ты проклят… Ненавижу тебя, еврейский выродок, твою мать, ненавижу! Пересохшее горло сглатывает скудную слюну. Сердце бьется – совершенно точно он слышит его стук. Что-то склизкое ползет по лицу. Все-таки достав до лица, он стряхивает пакость и стукается обо что-то локтем. Мозг болезненно пульсирует: воздуха не хватает просто катастрофически. С трудом вдыхая, он понимает, что это последний вдох. Легкие сдавливает тупая боль. «Я… Где я?» – проносится мысль и тут же тухнет, поглощенная небытием. Вечер Крейга Такера проходил так же, как всегда. Ну, или почти всегда, за редкими исключениями. Уроки, музыка, ужин с семьей. Мать снова пичкает всех вареной травой, ведь это так полезно. Руби хамит отцу и огрызается на вопросы матери. Девочки в двенадцать лет такие странные. Вяло потеребив листья салата и овощи, Крейг первым встает и идет в свою комнату, но на середине лестницы его останавливает звонок в дверь. Парень разворачивается и идет ко входу. - Крейг, хорошо, что ты дома, – на пороге стоит Стэн Марш. Мысленно возведя глаза к потолку, Такер равнодушно оглядывает бледное лицо со следами похмелья. Похоже, парень не пил больше, но выглядел наипаршивейше. Синяя шапка надета как попало, из-под нее выбиваются черные волосы. - Чего надо? - Я тут подумал, – Стэн приближается к самому лицу Крейга и возбужденно шепчет: – А что, если мы не сняли с Кенни проклятье, а просто помогли ему умереть? Помнишь, ты сам говорил, что проклят не он, а его мать… А над ней-то мы никаких ритуалов не делали. - Она мертва, – Крейг отворачивает лицо от запаха перегара. - Ну и что! – Стэн заглядывает в глаза. Его зрачки расширены, и весь он какой-то… безумный. – А что, если все произошло так же, как раньше? То есть, Кенни умер, а его мать его родила. - Его мать – в гробу. - Вот и я о том же! – Марш сжимает пальцами переносицу, слово собираясь с мыслями, а потом этой же рукой хватает Крейга за плечо. – Вдруг она хоть и мертва, но все еще проклята, и Кенни сейчас с ней в гробу, под землей? Крейг впервые за долгое время теряет контроль за собственной мимикой и в полнейшем охренении вытаращивает на одноклассника глаза. Даже парни, которые торчали от травки, таблеток или порошка, не собирали такого бреда. Да что там, даже Твик никогда не выдавал из своего сознания такой чуши. - Ты в своем уме, кретин? Заебал, отвали нахуй. Крейг захлопывает дверь перед носом Марша, но настойчивый стук заставляет его снова открыть. - Ну?! - Пойдем со мной на кладбище, я уже достал лопаты. Такер молча снова захлопывает дверь. Стэн снова стучит. Некоторое время Крейг стоит спиной к двери, потом разворачивается и открывает. - Если я с тобой пойду, обещаешь отстать от меня навсегда? Стэн радостно кивает. Крейг натягивает куртку, шапку, кричит матери о том, что уходит, и выходит вслед за Стэном в темноту. Снова эта темнота. Тишина. Холод. Копошение червей вокруг. Деревянные стенки дешевого гроба. Мертвое тело рядом. Второй раз Кенни просыпается здесь, только теперь он понимает, где находится. А еще он понимает, что здесь его никто никогда не найдет. Каждую ночь он будет вылезать из мертвого тела своей матери, разрывая труп на куски. Каждое утро он будет просыпаться здесь. И каждый раз задыхаться от недостатка воздуха. Вот он – твой персональный ад, Кенни Маккормик. Копать мерзлую с зимы землю не так-то просто. Конечно, ее разрывали совсем недавно, но от этого не намного легче. На ладонях уже мозоли от черенка лопаты, футболки прилипли к мокрым спинам, шапки и куртки давно валяются где-то рядом с рюкзаками. - А в фильмах это происходит гораздо быстрее, – нарушает тишину Стэн. - Знаешь, Марш, – Крейг бросает лопату и садится на край ямы глубиной меньше метра. – Когда-то в детстве я дал себе слово больше никогда не связываться ни с кем из вашей четверки. После того случая с перуанской музыкой. – Он нащупал в кармане куртки сигареты и закурил. – И теперь я жалею, что вообще не уехал нахуй от вас подальше. Стэн ничего не ответил. Он рьяно копал, хотя за последний час запал его существенно поубавился. Такер тоже больше ничего не сказал. Докурив, он выбросил бычок куда-то в сторону и снова взялся за дело. Чем скорее это все закончится, тем лучше. Когда лопата Крейга первой стукнулась о деревянную крышку, на востоке уже брезжила тонкая светлая полоса рассвета. «Еще можно в школу успеть» – подумал Такер и тут же решил, что никуда он сегодня не пойдет. Спина и ноги ныли, руки горели, и дико хотелось пить. Хорошо, что у Стэна была с собой бутылка минералки, однако к этому времени ее уже не осталось. Расчистив крышку от земли, парни замерли. - А если его там нет? – почему-то шепотом спросил Стэн. Кладбище было пустынным и безлюдным. - Тогда мы пойдем домой, – ответил Такер. – Ну, чего ждешь, открывай, и покончим с этим. - Давай сначала постучим. Вдруг Кенни ответит. Крейг посмотрел на Марша долгим тяжелым взглядом. Мало того, что он всю ночь провел в обнимку с лопатой, разрывая свежую могилу, так еще и этот кретин собирается играть в стучалки с покойником. - Если тебе страшно, то нехер было меня сюда тащить, – Крейг отбросил лопату и подтянулся руками за край ямы. - Погоди ты, – Марш потянул его обратно. Крейг вздохнул и встал обратно. Стэн присел на корточки. Нерешительно протянул руку. Сжал пальцы в кулак. Сглотнул. Посмотрел на Такера, словно ища поддержки. И постучал три раза по крышке. Крейг хмыкнул: Марш выглядел, как ребенок, боящийся ночью заглянуть в шкаф. По крышке гроба глухо громыхнуло. Изнутри. Стэн вскочил, запнулся о лопату и упал на задницу. Крейг замер с протянутой к сигаретной пачке рукой. Изнутри затарабанили. - Твою мать, – выдал Крейг. - Черт, черт, черт… – запричитал Марш, но тут же поднялся на ноги и оглянулся на Крейга. - Он там! Ты представляешь себе, Кенни и вправду там! - Крышку открывай, – Такер трясущимися руками подкурил, едва не выронив зажигалку. - Кенни! Мы тебя достанем! – заорал Марш и заколотил по дереву обеими руками. В ответ раздались стуки. Крейг понял, что от Стэна адекватной реакции не дождаться, оттянул его за шкирку и всадил лопату в щель между крышкой и стенкой. Слава богу, лопата была новая и еще не успела затупиться. Несколько сильных тычков, и доски треснули. Хорошо, что Маккормики – бедная семья, и у них нет денег на качественные гробы. Еще десяток ударов, и крышка поддалась. То, что вылезло наружу, едва только крышка отлетела в сторону, было едва ли похоже на Кенни Маккормика, однако оранжевая парка была на месте. Шатающийся, весь перепачканный кровью, слизью, отвратительными останками, усыпанный копошащимися белыми червями и жирными личинками, отплевывающийся и трущий грязными руками измазанное чем-то отвратительным лицо, из могилы с полуразвалившимся телом вылез Кенни. Секунду он щурился, привыкая к еще почти ночному свету после кромешной тьмы, тяжело дыша, кашляя и протирая глаза пальцами, а потом, как будто кто-то завел механизм, кинулся на оторопевших парней. - Блядь, блядь, сукины дети, Стэнли, чел! Черт подери, ебись оно кривой кобылой, Крейг, чуваки! Вашу мать через колено, как я рад! Вы не представляете, охуеть! Я уж думал, все, пизда, блядские черви, ох, ебать, как я счастлив! Чуваки, я люблю вас! Обосраться хуем, как я вас обожаю! Такер брезгливо отталкивал от себя схватившего его одной рукой Макормика – второй он прижимал к себе охреневшего Марша, готового блевануть от представшего перед ним зрелища – и старался не дышать мерзкой вонью, исходящей от восставшего с того света. А Кенни все не затыкался. - Сукин сын, Такер, ты самый охуенный чел в мире! И ты, Стэн, просто пиздец как крут, я люблю тебя, Стэн, слышишь, люблю тебя! Маккормик неожиданно отпустил парней и полез наверх по земляной насыпи. Там он упал на колени над кучкой талого снега. - Охуеть, пацаны, снег! Смотрите, снег! Ебать, я тащусь от снега! Небо! Охуеть, блядь! Звезды, месяц, рассвет! Блядь, как же я люблю эту ебаную землю, блядь, я жив! Я жив, и я не под землей! Охуеть… Кенни увалился лицом вниз и что-то забубнил себе под нос, теребя руками все, до чего мог дотянуться. Такер молча стряхнул с себя пару опарышей и подкурил сигарету. Покурить было необходимо. Марш стоял весь зеленый. Оба парня успели измазаться в крови и чем-то еще, о чем думать совершенно не хотелось. Почуяв запах табака, Маккормик уселся, протянул руку к Крейгу, и тот брезгливо отпустил пачку и зажигалку, чтоб, не дай бог, Кенни его не коснулся снова. Маккормик счастливо затянулся, уставился на полосу рассвета невероятно голубыми даже во тьме глазами и улыбнулся во все тридцать два зуба. - Как вы узнали, что я там? - Я… догадался, – Стэн наконец пришел в себя и прокашлялся. – Ты… как? - Я охуенно, чувак! - Отлично, – прервал милую беседу Крейг. – Я иду домой. Больше никогда, никогда не подходите ко мне. Ясно? Он накинул на плечи куртку, перешагнул через ногу Кенни и подобрал рюкзак. - Стой, – вдруг остановил его Марш. – Мы еще не закончили. Крейг и Кенни недоуменно уставились на него. - Теперь Кенни будет умирать, как и раньше. Нам что, каждый день его тут выкапывать? Маккормик резко изменился в лице. - Я не хочу… – начал было он, но Марш перебил. - Мы возьмем гроб с собой. А могилу зароем. - И куда ты хочешь деть гроб с трупом? – у Крейга появились очень недобрые подозрения. Очень-очень недобрые. - В твой гараж, – заявил Марш. – Все равно там только ты бываешь, так пусть вместо дурацких тусовок он послужит чему-то более важному.