Coma

Я бью по барабанам, задаю ритм и ломаю палочки. Слишком сильно. Переигрываю раз за разом. Слишком громко. И кто, после этого, из нас истерик? Ты не можешь нормально уснуть вот уже несколько ночей, несколько бесконечно долгих ночей. Тебе снятся кошмары. Они тебе всегда снятся, если жизнь делает резкий поворот. Каждую из этих ночей я выныриваю из подушек и сонно нашариваю противно тренькающий телефон. "Нужно сменить рингтон", - думаю, пока слушаю твои излияния. Это надолго, верно? Нашариваю под одеялом чье-то узкое плечо с нежной кожей, трясу. "Тебе пора", - бросаю миниатюрной брюнетке. Она откидывает с лица густые волосы и кивает. Умница, понятливая. Я иду на кухню и ставлю вариться кофе. Сгребаю со стола пачку сигарет и зажигалку. Зажимаю телефон между плечом и ухом, открываю плохо поддающуюся форточку, сажусь на подоконник и закуриваю. Раньше мы жили вместе, и ты не любил, когда в квартире пахнет дымом. А я привык. Ты все еще спешно, перепрыгивая с мысли на мысль что-то наговариваешь мне в трубку. Я не слушаю. И ты это знаешь. Просто тебе нужно выговориться. Кому, как не мне? Тебе страшно, ты не знаешь, что делать, и бежишь ко мне. Или звонишь. Как не повезет. Доминик поймет. Доминик поможет. Доминик успокоит. В остальное время я тебе не особо нужен. Так всегда. Так - каждую бесконечную ночь, пока Кейт лежит в больнице. Я закрываю глаза и бью по барабанам. По наитию. По привычке. Рефлекс. И ни разу не сбиваюсь. Ноги горят. Я слишком устал. От всего. Я бью по барабанам. Играю в другой группе, с другими людьми. А у тебя сын. Мне Крис вчера звонил. Почему не ты? Беллами-счастливый-папаша. Даже не верится как-то. Беллами-счастливый-эгоцентричный-папаша-которому-вдруг-стало-плевать-на-лучшего-друга-стоило-всему-наладиться. Это всего-лишь реальность. Интересно, он похож на тебя? Маленький Беллами. Твой первенец. Твой ребенок, мать его! У тебя есть ребенок. И семья. У Криса - их пятеро, и тоже семья. У меня нет никого. Знаешь, мне немного одиноко. Раньше у меня был ты. Помнишь? Красноволосый, синеволосый, беловолосый. И только мой. А потом все как-то закончилось. Нет, ты помнишь, Мэтт? Тогда ты кидал в меня гитары, крушил установку, и я падал на пыльную сцену под твоим щуплым тельцем. Камеры отворачивались от нас на несколько долей секунды, и ты цеплял мои губы своими, горячими и нетерпеливыми. Мы полностью отдавали себя музыке и друг другу. Мы занимались любовью, именно любовью, и я до сих пор помню твой частый обжигающий шепот, когда ты рассказывал, как сильно меня любишь. У тебя была девушка. Гайя. Но ты всегда, каждый раз, как собирался лететь к ней в Италию, говорил, что это лишь прикрытие, и у тебя нет к ней никаких чувств, кроме дружеских. Ты проводил с ней почти все каникулы. Все то время, что мы могли быть вместе, не думая о том, что через полчаса у нас интервью, а через полтора - нужно быть в студии. Потом ты возвращался, обычно - за день до начала работы. Ты смотрел на меня всю ночь, просто смотрел, иногда касался лица кончиками пальцев и гладил по волосам. Я тоже не спал, но ты не знаешь об этом до сих пор. Теми ночами ты вел себя так, будто чувствуешь вину. Я не понимал, за что, ведь ты всегда говорил, что любишь только меня. И я верил в это. Я верил тогда, но не теперь. Я бью по барабанам и стараюсь засунуть воспоминания о твоих поцелуях куда подальше, потому что, когда я поцеловал тебя последний раз, ты разбил мне губу. Было больно. Не физически - морально. Ты поддался под моим напором, даже ответил, как это было раньше, но через несколько мгновений блаженства оттолкнул и прожег ненавидящим взглядом. Это было в России. Сейчас я в Лос-Анджелесе. Я играю с другой группой. Вчера звонил Крис, сказал, что ты стал отцом. У тебя сын. А я бью по барабанам и больше ничего не чувствую.