Muscle Museum

Когда за окном нашего автобуса мелькают размытые за призмой дождя пейзажи, ты приклеиваешься к стеклу, тонкие пальцы прослеживают дорожки, что оставляют за собой прозрачные капли. На мой вопросительный взгляд досадливо морщишься и тягуче, нехотя шепчешь: "Просто устал". Лет семь назад я бы расхохотался над таким твоим ответом. Мэттью Беллами устал? Не в этой жизни, ребята. Так было раньше, теперь, особенно последние пару лет, твое "устал" - в порядке вещей, привычно. Ты больше не пишешь музыку. Не пишешь тексты. Это наша общая тайна, всех нас: твоя, моя, Криса и Тома. Тур подходит к концу, и в вопросах журналистов все чаще мелькает: "А что насчет следующего альбома?". Отвечать приходится мне. Я натягиваю доброжелательную улыбку, которая, я чувствую, вот-вот скатится в болезненную гримасу, и рассказываю легенду о том, что этот альбом тоже будет новым, не таким, как прежние. Мягче, потому что у тебя любовь и семья, ребенок, но нам с Крисом все так же хочется играть тяжелую музыку. Драм и басс. Я смеюсь и рассказываю смущающейся журналистке что-то о хард-колыбельной. Я много всего рассказываю, стараюсь отвлечься в то время, как твои хрупкие пальцы с удивительной для них силой впиваются в мою ладонь, благоразумно заведенную за спину. Ты терпеть не можешь эту легенду, это обещание о новом альбоме в 2012 году. И когда я, растягивая губы в солнечной улыбке, несу всю эту чушь перед камерами, ты тоже стараешься выглядеть живее собственной тени, в которую ты превращается с каждым днем все больше. В этом противостоянии тебе нужно за что-то держаться, и ты своими тонкими пальцами хватаешься за меня. Нам все еще хватает благоразумия прятать этот жест от окруживших нас камер. Ты уже давно не тот субтильный мальчишка, который, казалось, сломается, стоит прикоснуться к нему без трепетной осторожности. Ты самодостаточен и уверен в себе. По крайней мере, на первый взгляд. На второй - тоже, но только в том случае, если на тебя смотрю не я. Все, что ты так старательно пытаешься спрятать от любопытных взглядов, для меня как на открытой ладони. И я не знаю, радоваться этому или огорчаться. Раньше радовался: это здорово - видеть, что ты чувствуешь, испещряя корявым, неразборчивым подчерком стены гримерки. Тебе часто приходили в голову безумные тексты минут за пятнадцать до концерта, когда не было под рукой бумаги. Я хотел бы вернуться в те времена. Но защитить тебя от всего мира почему-то хочется и сейчас. Наверное, ты и правда устал. Позавчера ты разбил несколько гитар. Просто так, ничего не объяснив. А потом разревелся, уткнувшись носом в подушку на моей узкой односпальной кровати за тонкой шторкой. Я сидел в полуметре от тебя и не решался подойти, успокоить. Я теребил измятую, местами порванную, бумагу. Несколько неровных перечеркнутых строк. Снова не получилось? В ту ночь я тебя так и не потревожил: сидел так близко и так далеко одновременно и слушал твое неровное, постепенно успокаивающееся дыхание. Мне было страшно. Нам всем было страшно. Дождь закончился. Ветер сбивает последние капли с мутного стекла. Мы едем по ровно асфальтированной дороге: ни кочек, ни выбоин. Почему-то вспоминается поезд. Такой, какими они были раньше, когда еще не было ощущения, что ты не едешь, а плывешь по воздуху. В тех старых поездах было так же: пейзажи за окном и ровная дорога. Только ритм не тот: он был похож на сердцебиение. Возможно, мне просто кажется, но шестнадцать лет назад было именно так. Ты помнишь, Мэтт? Я поворачиваюсь к тебе и не могу сдержать улыбки: ты тихо посапываешь, съехав с кресла в полулежачее положение и опустив подбородок на грудь. Я шепотом зову Криса и даю ему знак: пусть он всех предупредит - шуметь не стоит. В кои то веки ты почти нормально спишь. Я беру плед и подхожу к тебе, укрывая. Не хочу, чтобы ты простудился. Уголки твоих губ благодарно приподнимаются, а я не могу удержаться и провожу ладонью по кончикам твоих встрепанных волос, наклоняюсь ближе. Твой взгляд мечется под закрытыми веками. Что тебе снится, Мэтт? Пусть это будет новая песня, я больше не хочу видеть, как тебе больно. Я осторожно, стараясь не разбудить тебя, сажусь на соседнее кресло. Ты будто чувствуешь это, кладешь голову мне на плечо и выдыхаешь. Как мне кажется, облегченно, но я стараюсь об этом не думать, потому что сам дышать уже боюсь. А за окном все тот же однообразный пейзаж, только вечерний. Как на поезде. Ты сейчас ничего не помнишь, да? *** Тем летом, шестнадцать лет назад, нам, явно, было нечем заняться. Я лениво настраивал гитару, а ты лежал на диване в гостиной, закинув ноги на спинку и свесив голову так, что телик, в который ты внимательно вглядывался, был для тебя вверх ногами. Там шла какая-то сопливая мелодрама, но ты не жаловался. - Дом, я хочу так же. - М? - я кинул на тебя мимолетный взгляд, но тут же вернул все внимание гитаре, подкручивая колки и изредка проводя пальцами по струнам. - Дом, смотри. Ты вытянул до этого лежащую на животе руку, пытаясь на что-то указать, и заливисто расхохотался, когда она безвольно упала и ударилась об пол. Я вздохнул: тебе кровь к голове прилила что ли? Я, не особо о чем-то задумываясь, пододвинулся к тебе, пальцы зарылись в недавно подстриженные волосы, и через мгновение твоя голова уже лежала у меня на коленях, а ты вдруг как-то резко замолк. - Дом? - Так куда мне смотреть? Ты сглотнул. - Фильм. Я нашел в себе силы отвернуться от твоего трогательно растерянного лица. Звука не было. Интересно, ты сам-то понимал, что происходит там, на экране? Какой-то парень ехал на поезде. Я усмехнулся. - Ты хочешь прокатиться? Ты вперился в меня и нахмурил тонкие брови, а потом словно что-то вспомнил или понял. - Просто ты все пропустил, - снисходительно улыбнулся ты. - И что же там было? - Этот парень запрыгнул на первый попавшийся поезд. Без билета, денег и документов... Ты рассказывал мне сюжет фильма, бурно жестикулировал и смотрел на меня снизу вверх, а мне хотелось наклониться и поцеловать тебя. Во всем виновата жара. Я мотнул головой и жестом остановил тебя. - Так к чему ты? - Я тоже так хочу. Твои глаза загорелись азартом. Я думал, ты сейчас вскочишь и помчишься воплощать в жизнь свои безумные идеи, но ты вместо этого вцепился в мою футболку и протянул умоляющим голосом: - До-о-ом, ну, давай. Скучно же сидеть на дном месте. - То есть на поезде и неизвестно куда? Я не верил собственным ушам. Нет, я, конечно, всегда знал, что ты чокнутый, но не настолько же. - Мэтт... Наверное, ты увидел ответ в моих глазах, потому как весь изогнулся и почти шлепнулся на пол, я еле успел придержать тебя за тоненькие плечи. Ты насупился и вывернулся из моих рук. - Ты зануда, Дом. Почему ты постоянно находишь причины для обиды, порой довольно глупые? Тебе нравится, как я потом бегаю за тобой? В этот раз я не побегу, Мэтти. Я кивнул самому себе. Гитара прислонена к тумбочке. Телевизор выключен. Тихо и пусто. Я прошелся по комнате. Ты ведь не решишься на это один? Чертов придурок! Я едва успел догнать тебя. Едва успел запрыгнуть на подножку. На меня тут же накинулась проводница, но ты притянул меня к себе за рукав и сказал, что я с тобой. - Слава Богу, ты успел, Дом! – выразительно глядя на меня, сказал ты каким-то не своим голосом, будто вот-вот рассмеешься. Честно говоря, я ничерта не понимал, а ты что-то объяснял проводнице. Что-то о том, будто мы сели не на тот поезд и у нас нет билетов. И мы представления не имеем, что же нам теперь делать. При этом ты делал такое обеспокоенное выражение лица, что если бы я не знал, какой ты на самом деле авантюрист, то непременно поверил бы тебе. А потом мы сидели на соседних креслах, ты у окна. Ты развернулся спиной, откинулся на меня и наблюдал за пробегающими мимо нас полями и деревьями. Поезд шел с каким-то необычным, особым стуком колес о рельсы. Это напомнило мне ритм биения сердца, твоего. - До следующей остановки еще долго. А там нас высадят. Я улыбался, как идиот: ты больше не обижаешься, - и мне было абсолютно плевать, куда же в итоге мы приедем. - И где мы? – я с грустью смотрел вслед удаляющемуся поезду. - Не знаю, - хохотнул ты. – Разве не все равно? Это место похоже на какую-то деревню. - Заброшенную, - покивал я и обхватил себя руками, начинался дождь. - Пошли искать людей. - А ты уверен, что они здесь есть? - Идем. Ты обхватил пальцами мою ладонь и потянул за собой, в сторону леса, по тропе. Я периодически запинался о корни деревьев и не мог оторвать взгляда от наших сцепленных рук. Ты это специально, да? Я не замечаю, что ты остановился, и утыкаюсь во встрепанный затылок. От тебя пахнет свежестью. Какой же ты хрупкий, Мэттью. - Дом, там кто-то есть, - настороженно, но не без любопытства шепчешь ты, и только тогда я удосуживаюсь посмотреть вперед. - Хочешь познакомиться? – ехидно тяну я, и от моего дыхания шевелятся волосы у тебя на виске, ты вздрагиваешь. - Она примет нас за маньяков. Особенно тебя. Ты уже хочешь повернуть, но мне кажется, что эта девушка тебя заинтересовала. Поэтому уже я сжимаю твою ладонь и тяну в сторону девчонки, но только так, чтобы она не видела наших рук. Не поймет. Ты упираешься. Я же сильнее, Беллз, и ты это знаешь. - Привет, - я широко улыбаюсь, принимаю самый безобидный вид, на который только способен, но эта девчонка, настоящая деревенщина, все равно пятится от меня. Ты смотришь из-за моего плеча и, наверняка, выглядишь, как потрепанный галчонок. Ты всегда теряешься при виде девушек. Она щурится и заглядывает мне за спину: - Беллами? Я отпускаю твою руку и отхожу на несколько шагов. Ты больше не можешь прятаться за мной. - Привет, - ты растягиваешь губы в робкой улыбке. Хорошенький. - Ты классно играешь. Я вас вчера видела… Да, мы выступали в каком-то баре. Я ее не помню, хотя народу было немного. - Спасибо, - ты теребишь короткую прядь, скулы заливает легкий румянец. Ты как девчонка, честное слово. - А где здесь жилая зона? – вмешиваюсь я. Встаю чуть позади тебя. - Я вас провожу, - говорит она, поворачивается и откидывает длинные волосы жестом, явно отрепетированным перед зеркалом. Пытается произвести впечатление. Фыркаю, провожу ладонью по твоей руке от локтя до запястья. Ты вздрагиваешь и смотришь на меня. Ждешь, что я снова сцеплю наши пальцы? Сейчас можно. Но черта с два, Мэтти. Иду вперед. Ты за мной – я слышу. Оглядываюсь: ты смотришь под ноги невидящим взглядом, о чем-то напряженно размышляешь. Встрепанный и очень милый. Думай обо мне. - Как можно вернуться обратно? Мы сидим в просторной комнате и пьем пиво. Она позвала своих подруг. Я никогда не сомневался в нашей привлекательности. И все не так уж плохо. Но то, как она открыто клеит тебя, несколько подбешивает. Мне хочется если не домой, то хотя бы отсюда. - Так как? – я делаю еще один глоток. - На поезде, - улыбается миловидная девчонка, смотрит на часы. – Через полтора часа. - В таком случае нам пора, - я поднимаюсь из кресла и тяну тебя за рукав. – Правда, Мэтт? - Вас проводить? - Не стоит. Мы запомнили дорогу, - ты вскакиваешь на ноги. – Правда, Дом? Я киваю и даже не пытаюсь сдержать улыбку. Правда. - Спасибо за помощь, - ты выталкиваешь меня за дверь на пустую улицу и выскальзываешь следом. - Это было скучно, - шепчешь ты, когда я уже прижимаю тебя к какому-то дереву. Ты горячий и немного смущенный. Красивый. - Тебе тоже быстро надоело? – я смеюсь. А ты первый тянешься к моим губам. - Мы все-таки опоздали. - А кто в этом виноват? - Иди в задницу. - В твою? С удовольствием. Мы хохочем, как ненормальные. На самом деле, виноват действительно ты. Тебе оказалось слишком мало одних поцелуев. Я был не против. Я иду по шпалам, ты – по рельсам. Ты теряешь равновесие и хватаешься за мое плечо, я придерживаю тебя за талию. Нам еще далеко. Мы сидим на твоей кровати, и ты пишешь песню. Я просто наслаждаюсь. Больше никуда не надо идти. Ноги гудят. Наутро останется только воспоминание. И это становится даже приятным. Ты тыкаешь ручкой в мою щеку. Подсовываешь листок с оборванными краями. На нем текст и перечеркнутый текст. - Что? – мне так не хочется шевелиться. - С тебя куплет, - ты хихикаешь и поднимаешься. - Ты куда? - Принесу выпить. Пиши. Слова сами выливаются на бумагу. У нас одна муза на двоих? *** Поправляю сползающий плед. Ты улыбаешься, не пряча зубки. Белые, неровные. Трогательные. Что тебе снится? Я так давно разучился читать твои мысли. Беру со столика бумагу и карандаш. Хочешь, я посвящу тебе песню? Ты утыкаешься носом мне в шею. Раньше ты любил так засыпать. Я замираю, и мы остаемся в таком положение еще некоторое время. До тех пор, пока под колесо автобуса не попадает какой-то камень. Может, это была выбоина или кочка. Ты вздрагиваешь, часто моргаешь, ежишься и смотришь на меня. Совершенно не понятно, рад ты меня видеть или нет. Потом ты вновь улыбаешься, широко и тепло. И говоришь: «А мне тот день снился. Ну, летний тот. Помнишь, мы на поезд сели и не знали, куда приедем?». Я все помню. Я подсовываю тебе листок с оборванными краями. «Что?» - на твоем лице отражается недоумение. «С тебя куплет». У нас все получится.