***
Флора точно не знала, чего она ждала, когда ей сказали о мире, где обитают души после смерти. Возможно, она представляла нечто среднее между райским дворцом, парящим в облаках, и жаркой темницей, пылающей адским пламенем. Всяко лучше, чем обычный тёмный коридор, кажущийся бесконечным, с таким же бесконечным числом дверей. А именно это она и получила. Не было видно ни стен, ни потолка, были лишь двери, разных форм и размеров, различных цветов и с совершенно отличающейся резьбой на них. По полу, если его можно было так назвать, была разлита вода. Холодная, практически ледяная, она замораживала босые ноги Флоры. Тьма ещё никогда так не напрягала Эмерсон, даже в те моменты, когда присутствие Музы ощущалось отчётливее всего. Ей не было страшно, даже жутко не было, но всё её тело было напряжено как никогда, и она ничего не могла с этим поделать. Она будто замерла в ожидании, что что-то случится, и ей это не нравилось. Пройдя казалось бы уже сотню дверей, Флора остановилась перед той, что была приоткрыта. Заходить туда ей совсем не хотелось, странная, мрачная, почти тёмная, энергетика исходила от неё. Но присмотревшись, Фло поняла, она уже видела эту дверь раньше, поэтому стараясь долго не раздумывать, взялась за ручку и вошла. Просторная стильно обставленная гостиная совсем не изменилась с её прошлого прихода. Всё те же красные диван и кресло. Тот же журнальный столик, стоящий перед плоским телевизором. Те же ламинированные диски на стенах, перемежающиеся с семейными фотографиями, на которых тёмноволосая девушка обнимала низенького пухловатого мужчину и так неестественно улыбалась. Это правда, комната совсем не изменилась, но в то же время смотрелась как совсем другая. Всё как будто было искажено. Диски подозрительным образом блестели. Улыбка на губах отца и дочери была нереально пугающей. Мебель выглядела слишком уж потрёпанной, а сидящий в кресле мужчина так, будто из него высосали все соки. Хо-Боэ Джонсон осунулся, под его глазами залегли синяки, щёки впали. Казалось, он не спал и не ел с тех самых пор, как гостья покинула его. Муза сидела подле него. Её руки покоились на собственных коленях, грустные глаза рассматривали отца. Она была одета в то же белое платье, в котором Флора видела её в зеркале, только на этот раз ни оно, ни её волосы не были покрыты кровью. Бледная кожа была чистой и ровной, не было ни одной ранки или шрама, говоривших бы об аварии. — Он такой грустный, — тихо проговорила она, наклоняя голову набок. — Он очень страдает. — Конечно, страдает, — проговорила Флора, делая шаг к ней ближе, но оставаясь на предусмотрительном расстоянии. — Он потерял дочь. Он горюет. — А имеет ли он право горевать? — строго спросила Муза, подскакивая на ноги. Подол красиво обтягивающего стройную талию платья заколыхался у её лодыжек. — Нет, не имеет. У него нет на это никакого права. Он заслужил потерять меня. Быстро подойдя к одной из картин, она сняла её со стены и бросила на пол, разбивая рамку и стекло вдребезги. А, так вот как она это делает! Мужчина, сидевший в кресле, вздрогнул, но даже не поднялся, чтобы посмотреть, что произошло. По его лицу было и так понятно, он прекрасно знает, что это было, словно призрак уже давно такое вытворяет. — Давно ты так его терроризируешь? — Он не получает того, чего бы не заслужил, — просто ответила Муза, пожимая плечами. Она вздохнула, совсем как живая, и приблизилась к Флоре, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки от неё. Флора напряглась, но не отступила. Если она хотела поговорить с ней, не стоило показывать, что она её боится. Пусть даже это и было правдой. — Ривен просил поговорить с тобой. — Неожиданно голос девушки стал невыносимо печальным. Она посмотрела на Эмерсон глубокими синими глазами и грустно улыбнулась. — Он так говорил, будто я могу навредить тебе. Призрак резко рыкнула и уселась на пол, взглядом предлагая Флоре сделать то же самое, и она, не сумев отказаться, опустилась напротив. Невероятно длинные чёрные волосы кончиками коснулись пола, тогда как волосы Флоры были короче и даже не задели его. — Я не знаю, сколько у тебя осталось здесь времени, поэтому для начала я должна извиниться. Знаю, я пугала тебя, и не скажу, что это было случайно. Это было совсем не случайно. — Её синие глаза заглянули в зелёные глаза гостьи. — Я столько времени бродила в этой темноте, не в состоянии открыть ни одной из дверей. Я ни с кем не встречалась, и не могла даже узнать, что произошло после аварии. Мне было страшно и одиноко. Я сходила с ума. Пока однажды одна из дверей не приоткрылась – это случилось, когда ты нашла мой дневник. Я как будто начала снова дышать, хотя мне это и не было нужно. Я поняла это не сразу, но, казалось, чем больше ты пугаешься, чем сильнее я пугаю тебя, тем сильнее я становлюсь. — Флора открыла рот, но так и не нашла, что ей ответить. Мурашки побежали по коже, когда она осознала, для чего всё это было. — А чем сильнее я становилась, тем больше могла взаимодействовать с тем миром. Изначально я не могла коснуться даже своего дневника, но ты могла почувствовать моё присутствие. Потом дыхание, звуки, и вот я уже могу швырнуть свой дневник в стену! Ты не представляешь, как это приятно, когда ты снова обретаешь хоть какую-то связь с миром, когда снова чувствуешь прикосновения и тепло, исходящее от людей. Мне так надоел холод. Но да, меня слегка занесло, и за это я прошу прощения. Флора по натуре не была обидчивым человеком: она старалась не злиться на людей, если понимала их мотивы, если могла оправдать их, – гораздо легче было простить и идти дальше, чем копить в себе злость и обиду. Но почему-то объяснение Музы разозлило её. Какое право она имела играть с её психикой, чтобы всего на секунду почувствовать себя живой? Издеваться над ней из своей прихоти, чтобы вновь обрести связь с миром, к которому она уже не принадлежала? Это же не нормально. Нельзя так поступать с живым человеком. Она скривилась, но, помня, что время у неё и правда ограничено, постаралась взять эмоции под контроль и спросила то, что должна была: — Если ты не хотела, чтобы я нашла виновника твоей смерти, зачем преследовать меня? Кроме как за тем, чтобы использовать как игрушку в своих призрачных играх. — А ты мне нравишься, — заметила Муза, садясь в позу лотоса. Она улыбнулась красивой улыбкой, какой улыбалась с фотографий в дневнике. — Ты не похожа на нас с Ривеном. Он бы давно уже высказал всё, что думает на мой счёт. А ты злишься, но подавляешь это чувство. Любопытно. — Она вздохнула совершенно по-человечески. — Можешь этого не делать, кстати. В астральном мире для меня твои чувства как на ладони. — Так ты ответишь? — Я не хотела, чтобы ты нашла виновного в аварии, Флора, потому что и так знаю, кто это был. От тебя же я хотела только двух вещей: найти Ривена и вернуть ему память, с чем ты, если честно, так себе справилась. Пока я не помогла тебе… — Это, по-твоему, помощь? — воскликнула Флора, подскакивая на ноги. Она сама удивилась, что вышла из себя. Но пора было уже, да? — Ты чуть не убила нас! Думаешь, попади он в ещё одну аварию, он бы всё вспомнил? Что за безрассудство! — Но сработало же? — невинно поинтересовалась девушка, поднимаясь следом. Раньше Флора думала, что они примерно одного роста, но Муза оказалась на целые полголовы выше её. — Думаешь, какого это, скитаться по вашему миру, каждый день наблюдая, как он живёт с этой стервой, даже не помня меня, пока ты играешь в чёртового детектива? И не надо говорить, что ты пыталась помочь мне! Да, ты пыталась, но это не отменяло того, что мой парень жил с другой и играл с ней в семью, при этом даже не будучи собой. Я просто хотела вернуть ему свободу выбора. — Ты хотела сделать его собой или тебя просто бесило, что он не помнит тебя? — зло бросила Флора. Она знала, что глупо сердиться на приведение, но ничего не могла с собой поделать. — Думай, что хочешь. Я не скажу тебе, кто устроил аварию. Я не хочу, чтобы вы узнали правду. Это испортит чужую жизнь, и не одну. Виновный поплатится, я обещаю. — Муза сложила руки на груди. — Но кое-что я хочу тебе показать. Ты должна это узнать, а я очень хочу показать тебе это, поэтому надеюсь, ты простишь меня за то, что я сейчас сделаю. Возможно, будет больно. Совершенно неожиданно она переместилась, появляясь прямо перед Флорой, как вспышка, после чего протянула руку и вошла в её тело. Ярость и разгорячённость сменились холодом и расчётливостью. Флора не чувствовала себя собой, но в то же время будто ощущала себя в тысячу раз отчётливее. Пока ясная и холодная картина не предстала перед глазами.***
Сильнейшая боль пронзала хрупкое девичье тело, лежащее на животе на полу, покрытом сотнями осколков разных размеров. Боль была буквально везде: начиная с ног и заканчивая головой. Сочащаяся из еле приподнятой головы кровь заливала правый глаз и лицо. Ощущающаяся в шее боль была в разы сильнее всей остальной: она не позволяла ни вздохнуть, ни пошевелиться. Она хотела подняться, проверить, что произошло с Ривеном, и убедиться, что он не пострадал сильно, что любимый человек не погиб из-за её ошибки, глупой и легкомысленной. Но всё, что у неё вышло, это издать ужасающие хриплые шипящие звуки, еле заметно пошевелить кончиками пальцев и лежать в всё увеличивающейся луже собственной крови, слишком быстро покидающей тело. Все её силы уходили на то, чтобы держать голову приподнятой. Дыхание было тяжёлым, рваным. Слабость усиливалась с каждой секундой, и вскоре даже на то, чтобы голову держать приподнятой, сил не было – они покидали её, было очевидно, что с каждой потраченной секундой, с каждой утраченной каплей крови времени у неё оставалось всё меньше. В какой-то момент она просто положила голову на пол и больше не стала её поднимать. Голова кружилась, губы пересохли, если не считать правой стороны, залитой кровью. Зрение стало мутным, перед глазами плясали мушки. Сфокусироваться хоть на чём-то никак не выходило. Мысли путались. Она была врачом и прекрасно понимала, что это, скорей всего, была последняя стадия кровопотери, – шанс спасти её утекал, как песок сквозь пальцы. И она не боялась этого, она приняла свою смерть. Единственное, что она хотела узнать перед ней, – это что дела Ривена обстояли лучше, что он точно выживет. Он должен был выжить. Звук подъезжающей машины привлёк её внимание. Сознание было спутанным, немного дезориентированным, и реагировала она слабо, но всё же сфокусировала все свои силы, чтобы прислушаться и понять, остановится ли машина, и окажут ли ему помощь. Машина остановилась, послышался звук захлопывающейся двери, а затем стук каблуков по асфальту, быстрый, неритмичный, словно тот, кому он принадлежал, бежал. Почему-то это звук был до боли ей знаком, но вспомнить, почему, никак не удавалось. Цок. Цок. Цок. Звук приближался. Цок. Цок. Цок. Шаги остановились. Послышалась возня с машиной. Кто бы ни прибыл на место аварии, он бросился проверять состояние пассажира. Стандартное поведение, оставшийся в машине пассажир мог пострадать куда сильнее вылетевшего из окна водителя, ему помощь была куда нужнее. Она знала протокол, но всё равно облегчённо выпустила оставшийся воздух и, прижимаясь к мокрому от крови полу, закрыла глаза. Цок. Цок. Цок. Стук каблуков возобновился, и вот их владелица присела перед ней. Холодные пальцы умело прощупали пульс на запястье, затем быстро отбросили волосы на одну сторону, обнажая шею, как раз то место, которое пульсировало. Женщина не смогла сдержать резкого испуганного вздоха. Но она быстро взяла себя в руки, подтверждая, что ей сталкиваться с таким не впервой, и осмотрела место ранения, хотя пострадавшая и сама прекрасно понимала, что уже слишком поздно, – никакое даже самое сильное желание уже не могло её спасти. — Прости, Муза, — прошептала женщина. Голос, в котором отчётливо слышались слёзы, не узнать было невозможно. Сколько раз его обладательница появлялась в её кошмарах, раз за разом отнимая того, кого она так сильно любила. А теперь от неё зависела его жизнь? Нельзя было не оценить иронию. — Прости. Я не могу помочь тебе. Вряд ли я успею доставить тебя в больницу. И нет уже смысла останавливать кровотечение, мы лишь время зря потеряем. Время, которое я могу использовать, чтобы доставить Ривена в больницу. — Она шмыгнула носом. — Прошу, прости меня. Но ему я ещё могу помочь. Он должен выжить. Да! Да! – хотелось кричать ей. – Помоги ему. Пожалуйста, спаси его! Но всё, что у неё вышло, это хрипы и шипящие звуки. Вскоре женщина поднялась на ноги и бросилась к машине. Послышалось цоканье удаляющихся каблуков. Она же, полностью теряя силы, наконец, позволила себе расслабиться и отпустить всё, что её ещё держало. Она ведь так устала. Последней её мыслью было: «Ривен будет в порядке. Он должен быть в порядке». В порядке… Ты ведь будешь в порядке? Ривен?***
Снимая покрывало с дивана и встряхивая его, Флора никак не могла выбросить из головы момент смерти Музы, так любезно показанный призраком. Она ни слова не сказала Ривену о том, что увидела там, когда он вытянул её из не принадлежащего ей воспоминания, всю дрожащую, заплаканную и перепуганную. Он тогда посмотрел на неё и, понимая, что говорить она была не в состоянии, молча, притянул её в свои объятия и держал, пока она плакала, без конца повторяя о том, как сильно она любила его. Но сейчас постоянно возвращаясь мыслями к тому моменту, что должна была ему всё рассказать, на самом деле, ей это было необходимо. Но она молчала, ведь понятия не имела, хотела бы этого Муза. Вдруг она показала это лишь затем, чтобы Флора поняла, что она ни на кого не держала зла: ни на виновника аварии, ни на выжившего Ривена, ни на оставившую её там Дарси? Вдруг это не предназначалось ни для чьих глаз, кроме её? Да и сама Эмерсон сомневалась в своей теории. Муза была очень даже обозлённым призраком. — Ты в порядке? — спросил Ривен, возвращаясь в гостиную и замечая, что в уборке она ни на миллиметр не продвинулась, хотя сама предложила ему заняться этим, раз уж оба они вряд ли бы этой ночью уснули. — Больше всего она хотела, чтобы ты выжил, — на одном дыхании выпалила Флора, бросая покрывало обратно на диван. Ривен поднял брови, как бы уточняя, о чём она, и внимательно посмотрел на неё. — Муза. Всё, о чём она думала в тот момент, это ты. Она хотела, чтобы из вас двоих выжил именно ты. Ривен открыл рот, видимо собираясь что-то сказать, но тут же его закрыл и обессиленно сел на всё тот же пыльный диван. Он смотрел прямо перед собой, переваривая её слова, а Флора мялась рядом, не зная, что должна сделать. Должна ли она обнять его, как делал это он для неё? Или похлопать по плечу, как бы говоря: «Не раскисай, друг»? Или просто побыть рядом, выражая молчаливую поддержку? Как вообще принято поддерживать, когда кто-то узнаёт, что его девушка любила его сильнее собственной жизни? Вряд ли было правильное решение… Поэтому, решив не влезать в его личное пространство и просто побыть рядом, Фло тихонечко опустилась рядом с ним, решительно игнорируя небольшое облачко пыли, поднявшееся следом. — Она часто это говорила, — наконец, через минут двадцать молчания произнёс он. Флора медленно развернулась к нему. — «Я люблю тебя больше жизни». Она постоянно это повторяла. Тогда я думал, что это просто оригинальный способ признаться в любви, что она просто так выпендривалась. Стоило догадаться, что она ничего не говорит просто так. То есть, говорила… — Он вздохнул и помотал головой. — Глупость какая. Как можно ставить мою жизнь выше своей? — Порой мы так сильно любим человека, что готовы ради него отдать всё, даже собственную жизнь. И поэтому в минуты опасности мы волнуемся за него куда сильнее, чем за себя. — Она коснулась его руки. — И это самый ценный дар, что она только могла тебе преподнести, Ривен. Жизнь – это самое ценное, что есть у человека, а она показала, что ценит тебя куда больше, чем её. — Мне никогда этого не понять, — пробормотал он, снова мотая головой. Флора глубоко вздохнула. Убрала руку с него. Нервно провела руками по бёдрам, вытирая мокрые ладони о платье. — Не стоило мне этого тебе говорить, да? — прошептала она, покусывая нижнюю губу. — Я только тревожу толком незажившую рану. Прости, Ривен. — Не неси хрень, — заметил он, поднимаясь на ноги. Заглянул ей в глаза. — Ничего ты не тревожишь. Этой ране и так никогда не зажить. Он пожал плечами и подхватил брошенное Флорой покрывало. Захватив с собой парочку снятых до этого занавесок, понёс всё это в подвал, чтобы бросить в стиральную машину. Помедлив всего секунду, Флора последовала за ним, всё ещё чувствуя себя виноватой из-за того, что расстроила его. Может всё же не стоило ему об этом рассказывать? — Я только одного не пойму, — продолжил он, когда она его догнала. Он забросил бельё в машинку, потянулся за стиральным порошком. — Кому понадобилось вредить Музе? Этим же вопросом задавалась и Флора. Как она не прикидывала, ничего не сходилось. Все улики, что они нашли, говорили в пользу того, что никому просто не было надобности убивать девушку. Её все любили. Это казалось бессмысленным. Но стоило ей только поменять вопрос, как все пазлы в её голове складывались в одну картину. — Может, мы с тобой задавали неправильный вопрос? — произнесла она, озвучивая свои мысли. Она встала напротив него, складывая руки в замок за спиной. — Это была твоя машина, Ривен. Так что давай подумаем, кто хотел навредить тебе?