Мудрость леди Вайш

      Леди Вайш была фрейлиной королевы Азшары. Когда-то. Но в некоторых случаях даже тысячелетия не имеют значения, старые навыки не теряются, въедаясь в плоть и кровь.       Леди Вайш была женщиной. Это тоже многого стоило: она привыкла обращать внимание на то, на что и не подумали бы взглянуть мужчины, мыслила иначе.       Леди Вайш присягнула лорду Иллидану. А значит, по-своему обязалась следить за тем, чтобы с ним все было в порядке. Насколько она разумела этот «порядок».       По отдельности это значило не так уж много. Все вместе... Все вместе складывалось в воистину страшный результат: Вайш, едва поняв, что с лордом что-то не так, взялась решать проблему своими нежными женскими руками. Всеми шестью когтистыми руками наги. В былые времена при дворе это можно было счесть угрозой. Или высшим благом для чьей-то отдельно взятой жизни.       Начало всему, как всегда, положило малое. Вайш не могла не замечать мелочей. Она делала это не думая, просто детали и факты откладывались в сознании наги, выстраиваясь в стройные ряды, дополняя друг друга и вырисовывая картину того, что было несколько ниже обыденного уровня приличий. Ту картину, которая пряталась под целеустремленностью лорда или внешней холодностью его второго вассала.       Сравнивая их двоих, Вайш порой улыбалась.       Пусть они были совершенно непохожи, проживший многие тысячелетия охотник на демонов и юный эльфийский принц, но их роднило внутреннее. То, с чем Кель’тас, на удивление, умел справляться, а вот Иллидан так и не научился. Возможно, потому что у него не было помощников?       Магистры Роммат и Ворен’таль иногда казались Вайш продолжениями рук принца Кель’таса. Его бессменными тенями, свыкшимися со своим господином настолько, что уже не то что слова — даже указующего жеста не надо, они сами все поймут и сделают. Кель’тас откидывается на спинку кресла, устало щурится — и перед ним опускается кубок чуть разведенного вина. Стопка бумаг оказывается под рукой, прежде чем он тянется к ней, закончив с предыдущей. Доклады и приказы — все так переплетается, путается между собой, что чужаку не вычленить сути. Им троим все ясно, и с коротким, почти воинским поклоном уходит магистр Роммат, сонно улыбаясь, кивает своему принцу магистр Ворен’таль, тихо прикрывая дверь.       И Вайш знает, что именно Ворен’таль подает Кель’тасу вино с травами, когда тот не может уснуть от усталости, что именно Роммат сильными, будто и не магу принадлежащими руками разминает принцу плечи, если тот сутками сидит, не вылезая из-за заваленного бумагами стола.       Еще Вайш знает, что в покои принца иногда проскальзывают придворные эльфийки, неизменно исчезая под утро. Что Кель’тас не отдает предпочтения какой-то одной, хотя и не перебирает всех без исключения дам. Просто несколько удобных кандидаток для отдыха тела.       Кель’тас умеет отдыхать — и это то, что отличает его от Иллидана. Работать умеют они оба. Исступленно, на грани, стремясь к цели, не щадя себя. Кель’тасу нет и полутысячи лет, но он уже знает, что нельзя работать на износ вечно. Иллидану больше десяти тысяч — и он, похоже, до сих пор не умеет останавливаться и на мгновение. Или попросту разучился?       Вайш не торопится. У Вайш есть время, чтобы выяснить все. Чем жил Иллидан. С кем жил Иллидан. Она не стесняется задавать вопросы, исподволь, аккуратно, на будто и не касающиеся нужного темы. Вайш умеет вытаскивать интересующие её ответы незаметно, осторожно, подбираясь все ближе и ближе. Вайш говорит со всеми. С окружающими, с Мэв, с самим Иллиданом. Думает о прежних временах сама. Вайш внимательно сопоставляет, рисуя картину чужой жизни. Десяти тысяч лет в темнице, десяти тысяч лет мрака, в котором есть лишь издевательский голос тюремщицы и воспоминания.       Теперь она понимает, почему Иллидан будто с цепи сорвался. Почему не дает себе ни мгновения передышки, по самые кончики рогов увязая в бесконечных делах. Армия, новые земли, тренировки иллидари, доклады разведчиков и изучение Скверны, осторожные попытки наладить контакт с Шаттратом. Все это оставляет лишь краткие часы сна, и, как мнится Вайш, если бы не её усилия, то у лорда и своих покоев не было. Заворачивался бы в крылья и падал в первом попавшемся тихом углу. Не тревожат, не трогают — и ладно, а что голый камень, так привык, за столько-то лет. Он только за оружием своим внимательно следит, «лорд» Иллидан, а на все остальное плевать хотел. Не приноси ему новую одежду — так и ходил бы в старой. Не готовь эльфийские повара что-то более-менее изысканное из местной живности — ел бы, что под руку подвернется. Женщин вне совместных дел Иллидан не замечает. Если те пытаются проявить к нему интерес — не замечает вдвойне.       Единственное послабление, которое он себе позволяет, тоже не назвать отдыхом. Изредка он уходит к узилищу Мэв. Вайш уже знает: он просто стоит и смотрит на свою бывшую тюремщицу. Та порой с ненавистью пялится в ответ, порой начинает говорить. Иллидан всегда молчит. Долго молчит. Потом так же молча уходит.       Вайш находит это неправильным и берется исправлять. Так же неторопливо, мягко, как выясняла о проблеме. Раз Иллидан отвык от любого отдыха, его нужно потихоньку приучать. Поднести кубок вина после совета, прежде чем лорд поднимется на ноги и убежит куда-то еще. Позвать посмотреть на тренировки наг, чтобы сидел и не дергался, лишь смотря. Постелить на каменное ложе лишнюю пару шкур помягче. Позвать провести вечер вместе с нею и принцем Кель’тасом.       Они не первый раз отдыхали так вместе, древняя нага и эльфийский принц. Бутылка легкого вина, блюдо какой-нибудь незамысловатой закуски, разговоры ни о чем. Кель’тас рассказывал о Луносвете, Вайш делилась воспоминаниями о дворцовой жизни. Смешные истории, рассуждения об архитектуре, ленивые споры об архаичности и новизне тех или иных обычаев. Иллидан поначалу рвался с таких вечеров, не понимая, как можно тратить столько времени зря. Потом привык, удерживаемый мягкой, но непреклонной хваткой обоих.       Вайш не скрывала от Кель’таса своих намерений. Ей нужен был союзник — и она получила его на удивление легко и быстро. Выслушав её, принц лишь кивнул и предложил любую помощь, какую сможет оказать. Он тоже видел, как лорд надрывается, спеша сделать абсолютно все. Наверное, и в бумагах бы сам копался, если бы разумел в них хоть что-то. Только по этой причине и свалил на Кель’таса, занимаясь вместо этого всем остальным. Вообще всем.       Именно поэтому Кель’тас обеспечивал самую расслабляющую обстановку, какой можно было добиться в Черном Храме. Его подданные вообще знали толк в подобных вещах. Задрапированные легкими занавесями каменные стены, простая, но изящная мебель, диван с низкой спинкой специально для Иллидана, чтобы лорд мог расправить крылья, гора подушек для Вайш. Жаровни по углам, от которых тянуло легким ароматным дымом. Изысканное, насколько возможно в их ситуации, вино. Где уж его добывали — то не знала даже Вайш. Даже сам Кель’тас переодевался в свободную простую мантию, снимая свои многослойные одеяния и становясь неуловимо домашним, сменяя ледяную броню этикета на сдержанную ироничность, разбавляемую порой теплыми веселыми нотками.       Иллидан оттаивал, Иллидан начинал улыбаться. Иллидан даже вспоминал какие-то истории из собственной жизни. Но этого было слишком мало — и Вайш сужала круги, будто скользя в морской пучине, в темной воде, все ближе и ближе к цели. Сначала просто отдых. Потом приучение к рукам. Она сама занималась этим, отучая Иллидана каменеть, напрягаясь от любых прикосновений. Прохладные руки наги ни капли не напоминали теплые эльфийские ладони, и постепенно Иллидан перестал обращать внимание на её действия. Осторожно ли Вайш промывала мелкие царапины, на которые Иллидан попросту не обращал внимания, считая ниже своего достоинства идти с таким к целителям, или, растирая по горячей коже масло, массировала устало опущенные крылья... Теперь это снова были просто прикосновения, и когда Иллидан расслабился до того, что не ушел, уснул, растянувшись на груде подушек, Вайш поздравила себя с победой. Почти полной, оставалась самая малость.       Привычный порядок: сначала влажная тряпица, стирающая вездесущую пыль с грубой кожи; затем другая, смоченная в зелье. Подождать немного, пока оно впитается, и царапины затянутся, взять из рук Кель’таса нагретый флакон с маслом. Вайш улыбалась своим мыслям, разминая затекшую спину Иллидана. Шесть сильных рук лучницы сначала заставляли его шипеть, а потом позволяли расслабиться, растечься по дивану.       Вайш добилась своего: Иллидан уже не воспринимал их обоих чем-то чужеродным, сидел, прикрыв глаза, не обращая внимания ни на нее, ни на поднявшегося из своего кресла Кель’таса, неторопливо расхаживающего по комнате, отпивая вино из кубка. И только поднял голову, когда прикосновения чуть изменились.       — Вайш?..       — Позволь нам помочь тебе, Иллидан, — густой, глубокий голос наги обволакивал, но она не спешила. Сейчас — самый важный момент. Сейчас, когда кожа под руками становится все жарче, когда прикосновения уже не расслабляют, а наоборот, заводят. И Кель’тас, остановившись напротив, осторожно кладет руку на пряжку ремня.       — Вам будет мешать это, мой лорд.       Иллидан замер, напряженный. Возможно, ждал, что они будут настаивать — и тогда бы рванулся, с рыком отшвыривая их прочь. Возможно, ждал чего-то иного — но и Вайш, и Кель’тас замерли, почти не шевелясь. Только поглаживали лопатку одни пальцы, и теребили меховую оторочку штанов вторые. И Иллидан сдался. Выдохнул с шумом, снова расслабляясь, позволяя им делать что захотят, запрокинул голову. Закрыл бы глаза, если у него они были.       Тихо звякнула то ли пряжка, то ли отставленный в сторону кубок. Кель’тас пристроился между ног Иллидана, осторожно поглаживая высвобожденную плоть, пока только примеряясь. Вайш одобрительно кивнула: все шло именно так, как она задумала. Недаром все это время она изучала чувствительные точки на теле Иллидана, и теперь он был как послушная глина, подавался под её ладони, уже сам стремясь продлить прикосновения. Шелестнули расправленные крылья, когда Кель’тас наконец принялся за дело, касаясь плоти губами, чуть неумело, но вполне целеустремленно.       Десять тысяч лет наедине с собой, под взглядом насмехающейся тюремщицы. Чудо, что Иллидан вообще сумел довериться.       Все-таки не окончательно: в какой-то момент он резко вскинул голову, протянул руку, сгребая Кель’таса за волосы. Тот не сопротивлялся, послушно замер, хотя Вайш видела скользнувшие под ворот мантии капли крови; Иллидан не церемонился, задев когтями. Но это было единственно правильное сейчас поведение. И тихий вопрос, сорвавшийся с губ:       — Мой лорд? — тоже был правильным.       Иллидан отпустил, позволив довести дело до конца. После поднялся, забыв оправить одежду, сделал пару шагов и уснул, кажется, прежде чем опустился на раскиданные подушки. Кель’тас проводил его задумчивым взглядом, потрогал уголки губ — они наверняка саднили, после таких-то размеров — и отпил из кубка.       Стараясь двигаться тише, Вайш выползла следом за ним на балкон, обогнув запятнавшую пол лужу: в последний момент Кель’тас все-таки отодвинулся, опасаясь подавиться. Оперлась о парапет, задумчиво глядя на принца.       — Мне знакома подобная ситуация, — подтвердил тот, отвечая на невысказанный вопрос.       Вайш молчала, давая ему выговориться.       — Сила мага накладывает отпечаток на его характер, — издалека начал Кель’тас, задумчиво перекатывая в пальцах ножку кубка. — В детстве я был вспыльчив и резок, что совершенно не нравилось моему отцу. Талант мага ему понравился еще меньше. Он и сам был весьма вспыльчив, мы постоянно ссорились. Роммат появился рядом со мной довольно рано — только он и удерживал меня от опрометчивых поступков, но все равно в Даларан мне пришлось почти что бежать. Там я изменился. Закрылся, приказал себе быть идеальным — и следовал этому приказу. Надеялся однажды получить одобрение отца...       Усмехнувшись, Кель’тас покачал головой.       — Ледяной принц. А подо льдом — огненная буря, о которой мало кто догадывался. Роммат, Ворен’таль... Все, пожалуй. Вот только это не могло продолжаться вечно. Я убивал сам себя, хуже, чем лорд Иллидан. Они понимали это — и решили помочь. Думаю, дело было в травах, которые они подсыпали. Бутыль вина на троих, всего одна, от такого со мной ничего не должно было случиться. Случилось. Для начала я разгромил полигон: привык выплескивать огонь хотя бы так.       Вайш наклонила голову набок, кивнула, представляя это. Она видела принца в бою, видела вспыхивающий по мановению его руки огонь и то, каким он мог быть, и принц, и огонь.       — После досталось покоям, — спокойно продолжал Кель’тас. — Там я пользовался уже только руками, но тоже немало преуспел. Потом, когда и этого оказалось мало, я захотел иного. До сих пор благодарен Роммату с Ворен’талем: они могли позвать веселых девушек, но предпочли справиться со всем сами. Их я лишь потрепал, ни до чего серьезного дело не дошло, а вот чужачку, вполне возможно, и убил бы. Скандал, конечно, замяли бы, но...       Он залпом допил остатки вина.       — Нам даже за полигон не влетело, полагаю, наставники ждали этого. А я понял, что необходимо равновесие. Невозможно никогда не давать себе воли, не отдыхать, не...       — Я поняла, Кель, — прошелестела Вайш. — Надеюсь, поймет и Иллидан.       — Я тоже, Вайш. Идем. Ему не стоит сейчас просыпаться в одиночестве.