Да пребудет с вами Сила, Учитель...

      Падме едва дождалась возможности поговорить с дочерью с глазу на глаз, когда та ненадолго вернулась на Алдераан перед предстоящей сессией в Имперском Сенате. По голосвязи они не рискнули обсуждать случившееся, а потому, когда Лея вошла в покои матери, та сначала крепко обняла ее, а потом, едва сдерживаясь, чтобы не начать говорить на повышенных тонах, спросила:       — Весело провела время, значит? Лея, Вейдер — не тот человек, с которым стоит дружить…       — Мама, я понимаю, что ты волнуешься, — Лея присела на мягкую софу, увлекая за собой и Падме, — но я очень благодарна ему. Вейдер очень быстро нашел ту базу. Если бы он пришел позже на час-полтора, меня бы отвезли на невольничий рынок куда-нибудь на Внешнее Кольцо, и вы бы меня уже не увидели. И, мама, не обижайся, но мне он не кажется абсолютным злом. И еще он не кажется пешкой.       — О чем ты, Лея?       — О том, что он, кажется, многое решает без оглядки на Императора. Он знает о Сопротивлении и об участии в нем Мотмы и Бейла. И еще сказал, что пока просто не заинтересован в его подавлении. Он что-то задумал, мама, и мы должны узнать, что именно! — Лея уверенно смотрела на Падме, и та даже немного растерялась под этим взглядом, так сильно напоминающим ей взгляд Энакина в те моменты, когда он уже принял какое-то важное решение.       — Ты хоть понимаешь, с кем тебе придется иметь дело? — устало прошептала она. — Лея, Вейдер уже давно не тот наивный мальчишка-идеалист, каким был когда-то. А Император… в свое время я не смогла разгадать и сотой доли его планов. Он умеет манипулировать. Возможно, Вейдер и сам не осознает, что его используют, но у тебя пока не хватит опыта, понимаешь? Ты не сможешь их переиграть!       — Мам, в отличие от тебя, у меня нет подобных амбиций, — рассмеялась девочка. — Я просто хочу понять, за что на самом деле боремся мы, и что защищает он.       — Кажется, я начинаю понимать, что именно имел ввиду Бейл, говоря о том, что тебе заморочили голову, — вздохнула женщина. — И как ему по-прежнему удается?       — Что?       — Вести за собой других. Когда-то Вейдер был одним из тех, кто сражался за свободу. И я до сих пор не понимаю, как можно было так измениться. Та война многих джедаев привела на Темную Сторону. Я и не думала, что он поддастся. Но тогда, в конце войны, произошло много плохих вещей. Он оказался в ситуации, когда пришлось выбирать сторону, и Орден не помогал, Совет закручивал гайки, они требовали невозможного от многих. И Вейдер разочаровался в системе, в Ордене. В Сенате. И во мне, наверное… — прошептала Падме.       — Каким он был тогда? Ты ведь хорошо его знала, — спросила Лея. Все-таки ей хотелось знать об этом человеке как можно больше. Руки чесались, чтобы написать. Узнать, когда он будет в столице, можно ли будет поговорить с ним, послушать. Почему-то казалось, что Вейдер может очень многому научить…       А Падме поняла, что сама же подняла опасную тему. Лея неглупа. И, возможно, очень скоро сложит в голове образы Главнокомандующего Имперскими Войсками и пилота Скайуокера, бывшего ее отцом, о чем девочка знала.       — Он был… он был тем, кто часто идет против системы. Шутя нарушал приказы, если знал, что это спасет людей. Его уважали в армии, в Совете — не очень любили за то… за то, что в нем уже тогда все это было: жестокость, желание возвыситься. Но тогда его нельзя было назвать злом. Он, скорее, был честным. Не умел скрывать, если не согласен, не всегда мог сдержаться. Понимал, что сильнее многих, знал, что способен распорядиться этой Силой не в угоду Совету. И если кому-то из его близких причиняли боль, просто бил в ответ, хотя Орден проповедовал всепрощение… И, может, я попыталась бы понять его мотивы, если бы он не совершил то, что совершил.       — Да он и сейчас честный. И справедливый. Я видела, как на корабле он общается с командирами и простыми солдатами. Вейдер говорит на равных со всеми. Его уважают. Побаиваются немного, но это не тот леденящий ужас. А что он сделал? Конкретно он сам?       — Помимо того, что в одиночку почти полностью истребил Орден джедаев? Он убил всех юнлингов храма, Лея — детей, взятых Орденом в обучение, — после Падме задумалась, говорить ли это или нет, но все же произнесла:       — Он… он убил свою беременную жену. И Вейдер убил твоего отца.       Лея молча встала и вышла из комнаты, провожаемая нечитаемым взглядом Падме. И если сразу та решила, что поступила правильно, и теперь ее дочь будет держаться подальше, то сейчас пришло понимание, что сейчас она совершила очередную, самую страшную свою ошибку. ***       «Он убил юнлингов. Он убил свою беременную жену. Он убил твоего отца!» — человек, который с горечью говорил о своей потерянной семье — уничтожил ее собственными руками? Лишил ее возможности называть папой настоящего отца — тоже он? Человек с ясными глазами и доброй, но очень грустной улыбкой, закрывающий чужого ребенка от бластерного огня своим телом?       Может, все же, это неправда?       Но зачем Падме солгала?       Она взяла в руки падд и все же набрала несколько предложений. Ответ пришел незамедлительно:       «Похоже, твоему отцу не понравилось то, как тепло мы простились. Я отвечу на твои вопросы, если ты хочешь знать. Но и мне позволь спросить: почему из всех джедаев тебя интересует только генерал Скайуокер?»       «Он мой отец!» — едва не написала Лея, но вовремя спохватилась.       «Он один из тех людей, чьи дела вдохновляют борющихся за Республику. Но о нем почти ничего не известно…»       «Ищешь поводы ненавидеть меня и Империю? Позволь, я отниму у тебя один из них. Его я не убивал».       Короткий ответ на миг выбил из груди воздух. Да, Вейдер действительно убил многих. Возможно, даже свою семью. Но потеря ее семьи — не его рук и меча дело. И на душе от этого знания стало как-то легче.       «Что же до юнлингов… вы все равно скоро узнаете, если уже не знаете, о спецподразделении Одаренных в Имперской армии. В принципе, можешь предупредить своих, глядишь, многие ваши пилоты откажутся идти в бой».       Завершал сообщение «хохочущий» смайлик, и Лея фыркнула, не сдержавшись. Вот только новости были невеселые. Давно ходили слухи об Инквизитории и адъютантах Милорда. С одним она даже успела познакомиться. А пара повстанческих ячеек наткнулась на некоего Пятого Брата со странным оружием и явными сверхсособностями. Значит, и детей он не тронул? Только теперь они служат ему?       «А насчет жены… я не могу тебе ответить. Когда я видел ее в последний раз, она была жива. Без сознания, но в порядке. Я сам тогда был серьезно ранен в битве, а когда восстановился, получил весть о ее смерти. Мне сказали, что это я убил ее. Я был уверен, что не мог совершить подобного, пока не увидел запись с похорон. Я до сих пор не знаю, что произошло на самом деле, но в любом случае, это моя вина и это всегда останется незаживающей раной, Лея. Не знаю, почему вообще говорю с тобой о ней. Ты ведь еще совсем ребенок, которого втянули в совершенно недетские дела. Такой была в свое время моя жена. Ты напоминаешь мне ее в твои годы, может, поэтому вместо отчета я трачу остатки времени на наш разговор. Я был и того младше, когда влез в исторически важные события. И, позволь, дам тебе последний совет (если все же решишь, что не стоит откровенничать с врагом): политика — это мясорубка, которая перемалывает самых матерых. Особенно рьяно мелет идеалистов. И когда собираешь себя из ошметков обратно, получаешь уже не того, кем был. Не того, кто хотел сделать мир лучше или спокойнее. И этот кто-то становится противен себе самому временами, потому что руки по локти в крови. И не важно, сам ли ты их вымарал, или другие по твоему приказу, или ты просто не сделал ничего, хотя мог бы… Держалась бы ты подальше от всего этого? Но ведь ты не послушаешься, верно?»       — Верно… — шепчет Лея и пишет в ответ:       «Простите, Милорд. Отправив то сообщение, не совладав с эмоциями, я, кажется, перешла черту. Вы правы, я идеалистка — хочу верить в людей, понимаете? И ваши поступки сказали мне, что далеко не все о вас — правда. Я не думаю, что вы сумасшедший, убивающий потому, что вам это нравится. Я почему-то хочу в это верить. Может, вы и правы. Может, я выбрала не тот путь. И я хотела бы и дальше говорить с вами. Не знаю только, захотите ли вы после того, как я влезла в то, что меня совершенно не касается. Мне еще многому нужно научиться. Возможно, чему-то — и у вас тоже». С Днем Империи, Милорд!»       «Ненавижу этот праздник», — пришел ответ.       Кажется, Лея понимала, почему.       Не только ее семья в тот день многое потеряла.       Вейдер же устало откинулся на жесткое кресло, стараясь удержать в голове расплывающиеся цифры. Перечитывая свои сообщения, он сначала даже обалдел немного. Словно писал не он.       — Сила, — прошептал он. — Иногда она ведет. Но куда?